1

— Саша! — голос отца слышался уже совсем близко, и он уже готов был открыть дверь в мою комнату. Открыть без стука, он никогда не утруждал себя излишними церемониями. Конечно, что может скрывать от него его любимая маленькая дочурка? Ничего, кроме сумки с вещами, которую складывает впопыхах, собираясь сбежать из дома.

Я поспешно засунула оставшуюся одежду обратно в шкаф, а спортивную сумку задвинула ногой под кровать. Очень вовремя!

Папочка распахнул дверь и посмотрел на меня весьма недовольно.

— Санька! Сколько ещё мне придётся за тебя объясняться с Максимом?

Я вздохнула.

— Папуль, ну в чём опять дело?

— В том, что он уже телефон оборвал, пытаясь до тебя дозвониться, а ты трубку не берёшь!

— Я трубку не беру, потому что с ним не разговариваю, и ты это прекрасно знаешь!

— Опять! Как же мне надоели все ваши разборки! Сколько можно? Поговори с ним, наконец, иначе он меня с ума сведёт своими звонками!

— Хорошо, хорошо, — пошла я напопятную, надеясь, что он отстанет от меня и уйдёт. — Я с ним поговорю. Если ты так настаиваешь.

— Я настаиваю? — изумился отец.

— Папочка! — устало воскликнула я и бросилась ему на шею. — Всё у меня хорошо!

— И в кого ты такая, — посетовал он и покачал головой. Потом всё-таки подобрел и поцеловал меня в лоб. — Подлиза ты, Сашка. Упустил я тебя.

— Я у тебя самая лучшая, ты сам говорил. Что же, теперь от своих слов отказываешься?

На столе запрыгал мой мобильник.

— Не отказываюсь я, — вздохнул отец. — Иди вон, опять звонит твой телефонный террорист! Поговори с ним, наконец!

Отец вышел, я проводила его настороженным взглядом, а потом недовольно покосилась на трезвонивший телефон. Вот ведь действительно террорист! Упрямый, никак не успокоится!

На Максима я злилась уже третий день. Отказывалась с ним разговаривать, видеться и уж тем более стараться понять. Мы встречались почти два года, но я до сих пор задавалась вопросом, зачем мне это нужно. Иногда он просто страшно меня раздражал, хотелось завизжать и затопать ногами в бессильной злобе. Но в тоже время у Максима было одно качество, которое я очень ценила — он умел меня удивлять. Делал что-то такое, от чего у меня перехватывало дыхание, и от восторга кружилась голова. И, наверное, я его любила. Мне так казалось, хотя, что можно знать о любви в мои годы?

Максим был надёжный, воспитанный, из хорошей семьи, просто идеальная пара для дочери солидного человека, одного из ведущих бизнесменов нашего города. Придраться не к чему. Студент юрфака, практически взрослый человек. И симпатичный. Да мне все девчонки в школе завидовали, когда он заезжал за мной на собственной машине после уроков. А я, наслаждаясь ситуацией, не спеша спускалась по ступенькам школьного крыльца, под завистливыми взглядами окружающих, такая красивая и уверенная в себе и гордилась собой в этот момент чрезвычайно.

Наш город, конечно, не столица нашей родины, но довольно крупный областной центр, а вот для меня как был провинцией, так и остался. Мне хотелось большего, мне хотелось в Москву, ощутить жизнь по полной. Чтобы вокруг всё крутилось в бешеном темпе, менялось, а я была бы в эпицентре. Я прочитывала от корки до корки все глянцевые журналы, особенно те, в которых рассказывалось о частной жизни звезд, и представляла себя на их месте или рядом с ними. И я собиралась поехать в Москву и добиться всего этого. Сама.

Я посмотрела на стену напротив и улыбнулась. С плаката на меня смотрела ослепительно красивая блондинка, холодный, даже немного высокомерный взгляд фиалковых глаз приводил в смятение, уж слишком он не сочетался с ангельской внешностью, но именно это мне в ней и нравилось. Завораживало как-то. Впервые я увидела её лет пять назад, в каком-то французском фильме и просто влюбилась в эту актрису. Начала изучать её биографию, и каково же было моё удивление, когда я узнала, что она русская. Из небольшого городка нашей области. Бывает же такое совпадение!

Она снималась в России, во Франции, в Германии, просто потрясающе! Я скупала все журналы и газеты, где были её интервью или малейшее упоминание о ней. Её фотографии, плакаты, всё я собирала и трепетно хранила. Старалась быть похожей на нее, даже как-то сделала такую же прическу, но выглядела я, прямо скажем, смешно и быстренько перестриглась.

Отец называл это манией, даже к психотерапевту меня водил. Несколько раз срывал плакаты со стен, выкидывал фотографии и кассеты с фильмами, но ничего не помогало. Я упорно покупала всё вновь. Папа только головой качал и становился очень грустным. А потом так тяжело махал рукой и уходил в свой кабинет.

Его реакция на моё увлечение Тиной Луганской всё-таки была слишком болезненной и как-то в пылу ссоры я посоветовала отцу самому сходить к психиатру и поговорить об этом. Как он тогда на меня посмотрел!.. Я думала — убьёт! Но нет, опять смолчал и ушёл к себе, а потом вообще уехал. Я тогда почувствовала себя безмерно виноватой.

Но сама мысль о том, что Луганская смогла пробиться наверх, взойти на пьедестал, вселяло в мою душу надежду. Раз она смогла, то чем я хуже? Я тоже смогу.

Поэтому и решила сбежать из дома сразу после выпускного.

Именно сбежать, потому что по доброй воле папа никогда бы меня не отпустит. Лет в пятнадцать я сделала глупость, рассказав ему о планах на свою будущую жизнь, о том, что собираюсь стать актрисой. Он тогда пришёл в ужас, долго кричал и топал ногами, а потом категорически запретил даже думать о поступлении в театральное и о Москве. Его реакция меня тогда серьёзно напугала и я затаилась, планами своими больше не делилась, и он успокоился, решив, что моя юношеская блажь прошла. А вскоре в моей жизни появился Максим, и папочка окончательно расслабился.

А зря.

Я своего привыкла добиваться. И в этот раз будет так же.

И вот когда я получу "Оскар"… хотя нет, "Оскар" это не у нас… "Нику" получу, приеду сюда, меня будут встречать с оркестром и красной ковровой дорожкой, как настоящую кинозвезду, тогда папочка и поймёт, какую ошибку он совершал все эти годы.

Размечталась я не на шутку, присела на кровать, перестав обращать внимание на упрямо пиликавший телефон, но палец случайно соскользнул и нажал на кнопку приёма. Голос Максима даже без громкой связи заставил меня вздрогнуть.

— Санька! Не смей вешать трубку, я поговорить хочу!

Я вздохнула и недовольно нахмурилась. Но телефон к уху поднесла.

— Я слушаю вас, Максим Викторович, — произнесла я официальным тоном.

— Опять Максим Викторович, — безнадёжно вздохнул он. — Ты долго дуться-то будешь?

— Я не дуюсь. Просто мне некогда с тобой разговаривать. Мне ещё собираться надо. У меня сегодня выпускной, не забыл?

— Не забыл. Я заеду за тобой в семь, да? — в его голосе звучала надежда.

Я же только мстительно усмехнулась. Нашёл дуру! Чтобы я просто так тебе всё простила! Гадкий изменник!

— За Галкой Лесновской поезжай, — язвительно предложила я ему. — Ты к ней в последнее время очень большую симпатию испытываешь.

— Саш, ну ты опять начинаешь, — заныл он. — Нужна мне эта Галка! Мы же уже говорили с тобой об этом, тебе всё это показалось. У меня в принципе не могло с ней ничего быть!

— Что так?

— Не будь гадкой! Я только тебя люблю, Сашуль!

— Не верю я тебе, Большаков, вот что хочешь, со мной делай, а не верю!

Но я уже начала сдаваться и он это понял. И обрадовался.

— Значит в семь?

Я помолчала пару секунд, испытывая его терпение, потом как бы нехотя сказала:

— Ладно уж, приезжай. Но смотри у меня, Большаков, если я узнаю…

— Санечка, всё будет, как ты захочешь!

Как захочу! Если бы!

Я выключила телефон и легла на кровать, стала задумчиво разглядывать потолок.

Большаков всё-таки гад. Думает, что я такая дура, что вот так сразу ему поверила и простила этот финт с Сорокой. Не успела я уехать на выходные на дачу, как он тут же свернул налево. А папа его ещё оправдывает!

Я бы не сказала, что я ревновала его, но всё равно было неприятно, что тебе так подло изменяют. А потом ещё и врут. И прощения просят. И нет бы какую-нибудь путную нашёл, а то Сороку Лесновскую! Да она всю жизнь мне завидовала и подделывалась под меня.

Галку мне, конечно не жалко, хочется ей быть лишь моей заменой, ради Бога, а вот коварство Большакова повергало в раздумья. А что будет, когда я уеду в Москву? Конечно, после моего триумфального возвращения, он раскается во всех своих гадких поступках, но захочу ли я его простить, вот в чём вопрос!

В дверь деликатно постучали, и заглянула наша домработница.

— Саш, там к тебе парикмахерша пришла, пускать?

— Не парикмахерша, Зоя, а стилист! — по привычке поправила я её.

— Ой, господи! — в раздражении выдохнула девушка. — Стилистка пришла, пускать?

— Пускать! — воскликнула я, и села на постели. Зоя стояла у двери, подбоченившись и посматривала на меня весьма снисходительно. Как я подозреваю, она вообще считала меня несмышлёным ребёнком, хотя сама была не намного меня старше. Но зато мудрости и жизненного опыта, по её же словам, у неё было с лихвой, о чём она постоянно мне напоминала и пыталась учить меня жизни. Причём собственная необразованность и даже дремучесть в некоторых вопросах её совершенно не смущали. Она считала, что образование — это ни что, а вот жизненный опыт — это да.

— Папа где? — заинтересовалась я.

— Уехал. Ворчал на тебя, ворчал, а потом позвонил ему кто-то и он улетел. О здоровье совсем не думает.

Я лишь усмехнулась украдкой. Какая забота!

Зоя недовольно огляделась, бросила выразительный взгляд на новый плакат с Луганской и нахмурилась.

— Опять картинок понавешала! И нет бы путных каких, с природой, с кошками, так нет, опять эту…

Я лишь отмахнулась.

— Зоя, чего ты начинаешь?

— Не начинаю я. Папа опять расстроится… Не бережёшь ты его!

— А ты на что? Вон как за ним тенью шмыгаешь, к чему бы это? — я хитро ей подмигнула. — Уж не влюбилась ли ты, Зоя?

Она покраснела, вот честное слово! Я едва не расхохоталась. Они что, на самом деле меня ребёнком считают? Или слепой?

— Ты, Александра, с кровати-то слезай давай, — не очень любезно проговорила Зоя, пытаясь скрыть смущение за грубостью. — Парикмахерша от нечего делать нам, наверное, уже все кактусы подстригла. А у неё ещё главный фикус впереди!

— Ой-ой-ой! — выкрикнула я ей вслед, и даже язык показала.

Время до вечера пролетело незаметно. И с пользой. Я всегда любила ухаживать за собой, а ещё лучше, когда ухаживают за мной. Парикмахер, визажист, массажист, даже собственный дизайнер… Папа только головой качал, но оплачивал всё без вопросов. К тому же надо мне чем-то заниматься и имидж поддерживать тоже надо.

К семи часам я была почти готова. Повертелась перед зеркалом, осмотрела себя со всех сторон и осталась довольна. Всё-таки красота — страшная сила! И платье это мне очень идёт. И за что Большакову такое счастье?

— Саш, я приехал, — послышался его голос из-за двери. Какая скромность, даже в дверь стучать научился! — Ты готова?

— Готова, входи.

Дверь приоткрылась, и сначала появился огромный букет цветов, а потом уже сам Максим. Весь такой виноватый и пристыженный. Смотрел на меня с надеждой и протягивал букет.

Я сложила руки на груди и посмотрела на него насмешливо.

— Подхалим.

— Сашуль, ну чего ты? Мы же с тобой уже…

— Ничего не уже, Большаков! Если бы не выпускной, ты бы ко мне близко не подошёл! Но не могу же я прийти одна? И ты это прекрасно понимаешь!

Максим совсем сник.

— Цветы-то хоть возьмёшь?

Я милостиво кивнула.

— Возьму. На стол положи, Зоя в воду поставит. — И опять отвернулась к зеркалу.

— Очень красивая, — прошептал он мне на ухо и попытался обнять. Я хотела его отшить, но потом передумала. Его руки скользнули по моей талии, и он уткнулся носом мне в шею. Поцеловал, а на губах уже появилась улыбка победителя.

Мне захотелось испортить ему настроение.

— Платье помнёшь, — цыкнула я на него и легонько ударила по рукам. Руки он убрал и вздохнул.

— Совсем тебе на меня наплевать, Санька.

— И он на меня ещё обижается! — засмеялась я. Обернулась, потянулась к нему и поцеловала в губы. — Поехали, обиженный! Опоздаем.

Если честно, особого желания ехать на выпускной у меня не было. Но и проигнорировать данное мероприятие я не могла. Зря, что ли столько лет убила в этой школе?

К выпускному готовились долго, почти весь учебный год, вгрохали кучу денег, но и развернулись не по-детски. Папа принимал в этом активное участие, правда, в основном, в финансовом плане. Ему очень хотелось, чтобы у его любимой дочурки был настоящий праздник. Тоже мне праздник, прогуляться в шикарном платье по школьным коридорам в компании своих глупых одноклассников.

По дороге Большаков просто извёл меня комплиментами. Было приятно, хоть я и знала, что он просто подлизывается. Настроение у меня было просто отличным. Я знала, что выгляжу великолепно, рядом лучший парень в городе, я буду самой красивой девушкой на вечере, к тому же совсем скоро сбудется моя мечта. Практически сегодня, если всё пойдёт по плану.

Входя в зал, я придержала любимого за руку.

— Максим, я тебя предупреждаю, если ты опять будешь пялиться на Сороку…

— Саша, ты меня удивляешь. Ты, вообще, не слушаешь, что я говорю, что ли? У меня с ней в принципе ничего быть не могло и не может!

— Ну-ну. Ладно, можешь меня поцеловать.

Он даже растерялся от неожиданности.

— Здесь?

— А в чём дело? Боишься, что она увидит?

— Да что же это? Саша…

— Хватит, причитать, Большаков! Целуй! — взяла его лацкан пиджака и притянула к себе.

— А макияж?

— Сейчас пошлю тебя к чёрту, — предупредила я.

Он тут же завязал с глупыми вопросами, наклонился и поцеловал меня. Я покрепче обняла его и прижалась к нему всем телом. Большаков немного удивился такому внезапному проявлению чувств, я это почувствовала, но постепенно начал увлекаться и, кажется, всё остальные мысли начали из его головы уходить. Мы увлечённо целовались, пока кто-то не открыл дверь, заехав при этом Максиму по плечу. Он охнул и недовольно обернулся.

— О, а вот и наши голубки! Вы чего не заходите?

Я облизала губы и выразительно посмотрела на Гошку Кудрявцева, нашего футболиста доморощенного. Он мнил себя Рональдо и вечно пинал всё, что попало. На этот раз досталось Максиму.

Большаков потёр плечо и болезненно поморщился.

— В самый интересный момент, — посетовал он.

— Пардон! — Гошка пошленько заулыбался и посмотрел на меня, я же в ответ показала ему язык и потянула Максима в зал.

— Мы последние, — сказал Большаков, оглядывая обстановку.

— Подумаешь, — фыркнула я и взяла его под руку.

И завертелось. Умные речи учителей, поздравления присутствующих родителей, ответные речи отличников. Потом стало полегче, когда взрослые начали расходиться, и пошло основное веселье. Из-под полы появилось спиртное, всех потянуло танцевать, счастливые выпускники теряли голову от ощущения свободы и вели себя всё развязнее и развязнее.

Максим смотрел на всё это с насмешкой, а я начала скучать. Мы потанцевали, потом ещё потанцевали, и ещё, он начал мне шептать на ухо о том, что пора уже отсюда свалить и лучше к нему на квартиру. В принципе я сама не возражала, если бы у меня в сумке не лежал билет на скорый поезд до Москвы. В пять мне надо было быть на вокзале, а ещё домой за вещами. И сделать это надо было так, чтобы никто не заметил моей суеты.

Галка Лесновская крутилась неподалеку от нас, посматривала со значением, все больше на Максима, а я когда замечала очередную вспышку интереса с её стороны, обнимала любимого с ещё большей страстью и прижималась к его руке весьма откровенно, заглядывая ему в глаза.

— Саш, прекрати, — замялся Большаков, когда я повторила свой манёвр в третий раз.

— Я тебя смущаю, что ли?

— Не смущаешь, ты меня заводишь. Может, всё-таки поедем?

Я лишь усмехнулась.

— Думаешь, я не понимаю, чего ты мнёшься? Из-за Сороки.

Он покачал головой.

— Ты меня с ума сведёшь! Я говорю, что хочу тебя, а ты мне опять глупости повторяешь! — и вдруг схватил меня за руку. — Пойдем, я тебе докажу!

— Куда? — я даже испугалась. Но он практически тащил меня за собой, а так как Лесновская оказывалась всё ближе к нам, я начала вырываться. — Не хочу я, отпусти! — и тут же начала улыбаться, оказавшись лицом к лицу с ненавистной соперницей. — Привет, Галь!

— Привет, привет, — Сорока натянуто улыбнулась и посмотрела на Большакова, и только что не облизнулась. Я вдруг почувствовала, как что-то сильно кольнуло в груди и захотелось вцепиться ей в волосы.

Максим обнял меня за талию и улыбнулся совершенно спокойно и дружелюбно.

— Как дела? — спросил он.

— Что у неё может случиться? — прошипела я себе под нос, а в глаза улыбнулась.

— Всё в порядке, — мило улыбнулась Галка и сверкнула глазами в мою сторону. Я нахмурилась. А Большаков вдруг сказал:

— Галь, я вот тут Саше рассказывал о том вечере в клубе. Она вся испереживались, что её не было с нами. Надо как-то всем вместе собраться и гульнуть, как предложение?

Лесновская посмотрела на меня и улыбнулась, но как-то невесело. Я же от такой наглости Большакова онемела на некоторое время и посмотрела на него, подозревая, что он надо мной издевается. Он тоже смотрел на меня, со значением.

Я заставила себя улыбнуться.

— Конечно, милый, как хочешь, — сладко мяукнула я и обняла его, а сама, пока никто не видит, шарахнула его кулаком между лопаток. Он крякнул и отодвинулся.

— Какой же ты гад, Большаков, — не уставая, повторяла я по дороге к машине. Выдёргивала руку, старалась перегнать его. — Какой гад!

— Что такое? Я хотел, как лучше, чтобы ты успокоилась!

— Я успокоилась, не видно?

— Саш, мы просто встретились в клубе, вот и всё. А ты раздула из этого проблему, а её нет!

Я остановилась и гневно посмотрела на него.

— Не ври мне! Ты с ней целовался!

— Я? — вышло довольно фальшиво. Он сам это понял и стал смотреть себе под ноги.

— Ты! Мне Людка всё рассказала!

— Твоя Людка слишком много знает и видит! Я был немного пьян и не совсем понимал, что делаю.

— Вот это меня и беспокоит! А теперь Сорока ещё будет думать, что я тебя к ней ревную!

— А ты не ревнуешь?

Я растерянно замерла, сбившись с мысли, а он смотрел на меня очень серьёзно.

— Ты меня не путай… — заволновалась я.

— Я не путаю, Санька, я просто хочу понять.

— Что?

— Надо ли тебе всё это. Давно хочу понять и не понимаю. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. А тебе всё это надо? Я тебе нужен, Саша?

Я смутилась.

— Ну, ты чего?

Он вздохнул.

— Ничего. Садись в машину. — Открыл мне дверцу. Я стояла и смотрела на него и не знала, что сказать. Он на меня рассердился, я чувствовала, но как исправить ситуацию — не знала. — Садись, — поторопил он меня.

Я села в машину.

— Максюш, ты на меня злишься? — я попыталась к нему подлизаться.

Он громко хлопнул дверцей, садясь за руль.

— Я? Ну что ты!

— Злишься, — кивнула я. — Но я же тебя люблю, ты знаешь!

— Откуда мне это знать? Если ты сама этого не знаешь.

— Я знаю, — воскликнула я. — Знаю! Я тебя люблю! — я потянулась к нему и попыталась обнять и поцеловать, он увернулся. Потом покосился на меня и посмотрел как-то очень уж печально, у меня даже сердце зашлось.

— Любишь?

— Люблю. Ты у меня самый хороший, как я могу тебя не любить?

— Вот и я удивляюсь, как?

Я засмеялась, а потом украдкой посмотрела на часы. Время-то, время!..

— Поедем ко мне? — прошептал Максим, стараясь прижать меня к себе посильнее.

— Максюш, я сегодня не могу, честно, — мой голос был полон сожаления, я надеялась, что искреннего. — Давай через пару дней, хорошо?

Большаков посмотрел на меня с томлением, а потом помотал головой.

— Что ты со мной делаешь?

Я потрепала его по волосам.

— Я теперь взрослая, совершеннолетняя и теперь всё будет по-другому. Я буду вести себя очень хорошо, честное слово.

— И я должен в это поверить? — усмехнулся он.

— Поехали домой, — подтолкнула я его под руку. — Я устала.

На последнем этапе я заволновалась не на шутку. Всё-таки происходило очень важное событие в моей жизни, решающее. И я вдруг задумалась, а не совершаю ли я ошибку? Но потом быстро взяла себя в руки. Посмотрела на плакат Луганской и ободряюще улыбнулась. Ей или себе, сама не поняла.

— Я тоже смогу, — прошептала я.

Подхватила сумку и осторожно выглянула в тёмный коридор. В доме царила сонная тишина, ни звука, всё тихо и мирно. Я на цыпочках пробежала по коридору, приостановилась перед дверью в комнату отца, поцеловала кончик указательного пальца и приложила его к двери.

— Я люблю тебя, папочка, — прошептала я.

В гостиной споткнулась о пуфик и вполголоса отругала Зою. У неё привычка всё время его передвигать с места на место.

Выйдя за ворота, я обернулась и посмотрела на дом. Сердце защемило, а на глаза навернулись слёзы. Как же я решилась-то? Но ничего, я смогу, у меня всё получится, и я вернусь домой.

Как же папа-то завтра разозлится…

Я вздохнула, посмотрела на часы и почти бегом бросилась по дороге. На проспекте сейчас поймаю такси — и на вокзал.