"Дороги на Ларедо" - читать интересную книгу автора (Макмуртри Лэрри)

Часть II СЖИГАТЕЛЬ ЛЮДЕЙ

1

Лорена читала письмо от Клары, когда вошла Клэри и сказала, что к ним приехал господин Гуднайт.

Клара в своем письме настоятельно советовала ей взяться за латынь, что вызывало у Лорены большие сомнения. С английской грамматикой дела у нее теперь обстояли вполне прилично, а вот потянет ли она латынь? С тех пор как уехал Пи Ай, ребенок почти все время болел, и она ложилась измученная и вставала измученная от переживаний за младенца и Пи Ая.

— Господин Гуднайт? — Хотя школа была построена на его деньги, Лорена всего раз или два встречалась с Гуднайтом, который никогда не бывал у них в доме. — С чего бы это? Ты уверена, что это он? — Она чувствовала себя не готовой, и не только к изучению латыни. В данный момент у нее просто все валилось из рук. Обычно письма от Клары взбадривали ее, а это, наоборот, заставило почувствовать свое несовершенство. Она считала себя толковой сельской учительницей, но латинский язык воспринимала как нечто такое, чем должен заниматься человек более утонченный, чем она — жена фермера с пятью детьми, без денег и с кучей повседневных житейских забот. Ведь латынь — это уже сфера изящной словесности, до нее ли Лорене.

«Образованность — это, наверное, лучшее из того, что мы имеем. Это единственное, что всегда остается с нами», — писала Клара в своем письме, наряду с новостями о своих девочках и лошадях. Несмотря на то, что Лорена читала это предложение уже несколько раз, она вновь пробежала его глазами уже после того, как Клэри принесла свою новость. Она чувствовала нетерпение дочери, но ей не хотелось откладывать письмо и идти встречать Чарлза Гуднайта, пионера освоения этих мест.

— Мама, он ждет — он уже снял шляпу! — Клэри было досадно за мать. Господин Гуднайт стоял на заднем крыльце со шляпой в руках. Почему она сидит здесь, как истукан, и перечитывает письмо, которое уже и без того читала раз пять или шесть? Покормив Лори, мать даже не удосужилась прикрыть грудь, хотя младенец уже спал. Что с ней происходит?

— Мама! — смущенно произнесла Клэри.

— Ладно, не ругайся. Меня уже достаточно ругали в моей жизни, — отозвалась Лорена. Она застегнула платье и положила письмо под книгу — это была Аврора Ли, которую она заказывала в Канзас-Сити, — и пошла к кухонной двери, где в терпеливой позе застыла знакомая фигура пожилого грузного мужчины с посеребренной густой шевелюрой и такой же седой бородой. За спиной у него виднелась огромная серая лошадь.

— Я была занята. Извините, что заставила вас ждать, — сказала Лорена, открывая ему дверь. Она слышала, что Гуднайт был суров с женщинами, но не замечала этого по отношению к себе. Несмотря на ее прошлое, он одобрительно относился к ней как к учительнице. Не всякий, кто мог так запросто выписать чек на строительство школы, был столь терпимым.

— Я не хотел беспокоить вас, мэм, — начал Гуднайт.

— Входите, я угощу вас пахтой, — проговорила Лорена, пропуская его в дверь.

Гуднайт сразу же вошел и уселся на кухонный стул.

— Знаю, что у вас много дел, поэтому буду краток. Хотя от пахты не откажусь, — добавил он. — Если бы я вырос в иных условиях, я бы только и пил ее всю жизнь.

Лорена налила ему большой стакан. Он отпил половину и, не допив, опустил руку. Клэри не вытерпела и заглянула в дверь. О господине Гуднайте ходило много слухов, а она видела его всего лишь раз, во время пикника, на котором он пробыл совсем недолго, и она даже не смогла рассмотреть его как следует.

— Эта симпатичная молодая леди, как я понимаю, помогает вам учить детей в школе, — заметил Гуднайт.

— Да, она мне настоящая помощница, — подтвердила Лорена, вогнав Клэри в краску своей неожиданной похвалой, да еще высказанной в присутствии такой знаменитости. — Я слабовата в некоторых арифметических действиях, — призналась Лорена. — Клэри схватывает дроби лучше меня.

Гуднайт допил оставшуюся половину пахты и поставил стакан на стол.

— Мне, даже если я буду гоняться за дробями с утра до вечера, вряд ли вообще удастся схватить их, — усмехнулся он и внимательно посмотрел на Клэри. Трое мальчишек, заслышав на кухне незнакомый голос, сгрудились сзади старшей сестры и тоже пытались через ее спину заглянуть в дверь.

— Придется попросить молодежь извинить нас, стариков, — твердо сказал он, — но мне надо поговорить с вашей матерью с глазу на глаз.

— Ох! — вырвалось у Клэри, и она тут же отпрянула от двери, уводя за собой мальчишек. Джорджи ей пришлось тащить насильно за воротник, так как у него появлялась дурная привычка таращиться на гостей.

Лорену вдруг охватила тревога. Неужели что-то случилось с Пи Аем?

— Нет, с вашим мужем все в порядке, насколько я знаю, — успокоил ее Гуднайт, заметив испуг в глазах женщины. Она была симпатична ему, а порой даже вызывала у него восхищение. Было известно, что с самого начала работы в школе она не пропустила ни дня занятий, приезжая туда на своей коляске и в грязь и в холод. А грязь даже ему досаждала больше, чем холод, как, впрочем, и Мэри, его жене. С юбками и высокими ботинками в грязь сплошное мучение, жаловалась ему Мэри, и он ничуть не сомневался в том, что это именно так. Сидящая же перед ним женщина находила в себе силы справляться со всеми трудностями и всегда относилась к своим обязанностям добросовестно. Однако дело, по которому приехал Гуднайт, не давало ему покоя. Оно беспокоило его с тех самых пор, как только стало известно, что опять объявился этот тип Мокс-Мокс, сжигающий людей. У Лорены было трудное прошлое. Он знал об этом, но считал, что это его не касается. Жизнь не простая штука. Хотя Гуднайт и привык строго судить людей, может быть, даже слишком строго, как считала его жена. Но в случае с сельской учительницей у него не появлялось желания что-либо вспоминать и осуждать. В Панхандле было много женщин с изломанными судьбами, но хорошая учительница вышла только из нее. Прошлое Лорены касалось лишь ее да ее мужа. Гуднайт сам не был святым и не собирался спасать этот мир.

— Вы уверены, что он не убит? — не удержалась и спросила Лорена. После отъезда Пи Ая она несколько раз видела его во сне, и каждый раз он был либо мертв, либо смертельно ранен.

— Если он и убит, то мне, во всяком случае, об этом ничего не известно, — ответил Гуднайт.

— Тогда что привело вас ко мне, господин Гуднайт? — продолжала Лорена. — В чем причина вашего визита?

— В Мокс-Моксе, — произнес Гуднайт.

И только тут Лорена поняла, почему Гуднайту, известному на Западе своей способностью брать быка за рога, потребовалось столько времени, чтобы перейти к сути дела. Ее первым желанием было броситься и запереть детей в спальне, чтобы они даже не слышали имени, которое только что произнес Гуднайт.

В то же время она почувствовала себя слишком плохо, чтобы подняться со стула. Такого страха, какой пронзил ее при упоминании этого имени, она не испытывала уже много лет.

Гуднайт видел, что женщина вошла на кухню слегка раскрасневшейся от волнения. Но стоило ему только произнести имя Мокс-Мокса, как румянец тут же исчез с ее лица, словно из ее тела вдруг выжали всю кровь.

— Но его же убили, разве нет? — спросила Лорена.

— Я тоже так думал, но теперь не уверен в этом, — вздохнул Гуднайт. — Сам я никогда его не видел, а вы, как я полагаю, знакомы с ним. Поэтому я и решился побеспокоить вас, несмотря на то, что это связано с неприятными воспоминаниями.

Он помолчал, давая ей возможность взять себя в руки. Но это оказалось непросто и требовало времени. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и не произносила ни звука. Страх на ее лице был слишком очевидным, чтобы скрывать его. В конце концов, чтобы чем-то заняться, он встал и налил себе еще стакан пахты.

При виде Гуднайта, который сам наливал себе пахту, Лорена пришла в себя и поблагодарила Бога, ибо в голове у нее уже начал было возникать дикий вопль, вобравший в себя все крики прошлого. Она покрылась холодной испариной и едва справилась со сковавшим ее страхом. Все те часы, которые она находилась в плену Мокс-Мокса и его хозяина, Синего Селезня, она не могла шелохнуться, и ужас, испытанный ею за это время, никогда не покинет ее. Одного имени Мокс-Мокса оказалось достаточно, чтобы он вновь возник в ее памяти. Гуднайт, должно быть, знал это, иначе не стал бы так долго тянуть.

Но этот человек сидел в ее кухне, и от нее требовалось проявлять гостеприимство. Несмотря на страстное желание немедленно собрать в кучу детей и бежать в Небраску или еще дальше, она понимала, что должна взять себя в руки и помочь Гуднайту ради собственных же детей.

— Извините, я так испугалась, что даже забыла о правилах приличия, — проговорила она, ухватившись за край стола обеими руками, чтобы унять дрожь. Но страх вцепился в нее сильнее, и она продолжала дрожать.

— Не такой уж это труд — налить себе стакан пахты, — заметил Гуднайт. — Мне жаль, что я доставил вам столько неприятностей.

— Но, может быть, здесь что-то не так? Ведь Мокс-Мокс убит, — настаивала Лорена. — Пи Ай слышал об этом много лет назад. Его убили в Юте или где-то поблизости. Разве нет? Он убит. Все так говорили.

— Я сам преследовал его до самой Юты, — ответил Гуднайт. — Он сжег четверых моих ковбоев в Колорадо. Троих шестнадцатилетних ребят и четвертого, который был со мной на протяжении двадцати лет. Я гнался за Мокс-Моксом, но потерял его и до сих пор сожалею об этой неудаче. Два-три года спустя до меня тоже дошел слух, что его убили индейцы юта.

— Да, его убил индеец юта. Так мне говорил Пи Ай, — подтвердила Лорена.

Гуднайт видел, что она все еще дрожит от страха. Ему хотелось успокоить ее, но он не знал, как это делать. Выпив второй стакан пахты, он посмотрел на кувшин и решил не наливать третий.

— Полагаю, Мокс-Мокс все-таки жив, — произнес он. — Иначе кто же тогда палит людей в Нью-Мексико?

— Палит? Каких людей? — Лорена все еще сидела неподвижно, ухватившись за край стола и едва сдерживалась, чтобы не подскочить и, собрав детей, броситься бежать, пока не пришел Мокс-Мокс и не схватил их всех.

— Какие подвернутся, — сказал Гуднайт. — Он остановил поезд, снял с него троих пассажиров и сжег их. Это было три недели назад… Сжигателей людей не так уж много. Братья Саггсы сожгли двух фермеров, но капитан Калл поймал братьев и повесил несколько лет назад.

Гуднайт помолчал немного и добавил:

— Мокс-Мокс — единственный известный мне бандит, у которого вошло в привычку сжигать людей.

Лорена молчала, но в ушах у нее опять послышались крики.

— Если я правильно помню, когда Синий Селезень похитил вас из отряда Хэт Крик, Мокс-Мокс все еще ходил с ним, — продолжал Гуднайт, осторожно подбирая слова. Он знал нескольких женщин и детей, побывавших у бандитов в заложниках. Некоторые из них часто и подробно рассказывали о пережитом, другие никогда не вспоминали о нем, но все они были глубоко травмированы им.

Привыкший говорить прямо, Гуднайт знал тем не менее, что бывают моменты, когда лучше помолчать. Эта женщина, работающая не покладая рук, чтобы выучить детей поселенцев в школе, которую он построил, побывала в заложницах не у команчей, а у Синего Селезня — одного из самых жестоких выродков, которые когда-либо появлялись в Панхандле. А Мокс-Мокс в разные времена водился с Синим Селезнем. Сам он никогда не встречал ни того, ни другого. Эта женщина наверняка видела одного из них, а может, и обоих. Ему хотелось услышать обо всем, что было известно ей, или хотя бы столько, сколько она сможет рассказать.

Гуднайт редко чувствовал себя так неловко, пытаясь получить нужные ему сведения. Лорена была не из болтливых и не любила демонстрировать свои чувства. Она так вцепилась в край стола, что кончики пальцев у нее побелели, а руки продолжали подрагивать, но на крик она не срывалась и не плакала, хотя и продолжала безмолвствовать.

— У Мокс-Мокса белая кожа, и он маленького роста, — заговорила она. — Один глаз у него косит. Зато другой все время наставлен на тебя, и этого достаточно.

Гуднайт выжидал, стоя у плиты.

Лорена сделала глубокий вдох. Ей показалось, что она задохнется, если не вберет побольше воздуха. Ощущение было такое, как в тот день, когда Синий Селезень переправил ее через Ред-Ривер и отдал в руки Ермсука и Манки Джону со всех их бандой.

Но не Мокс-Мокса. Его тогда еще не было. Он появился позднее, когда именно, она не могла вспомнить. Тогда она не считала дни, ибо не думала остаться в живых, да и не хотела этого или полагала, что не хочет.

Мокс-Мокс приехал с тремя мексиканцами и украденным белым ребенком. Мальчику было лет шесть, и он плакал всю ночь.

Когда Гас Маккрае вызволил ее, она была не в состоянии говорить, и никому с тех пор не рассказывала об этом времени, а если и рассказывала, то лишь немногое.

Она, в частности, никогда никому не говорила о маленьком мальчике.

— Мокс-Мокс хотел сжечь меня, — почти прошептала Лорена. — Я расскажу вам, господин Гуднайт. Сегодня я все расскажу вам. Но больше вы не спрашивайте меня об этом никогда. Договорились?

Гуднайт кивнул.

— Он маленький, — продолжала Лорена. — Совсем не такой, как Синий Селезень. Один глаз у него смотрит в сторону. Он хотел сжечь меня и уже обложил хворостом и полил виски, чтобы я лучше горела. А глаза мне замазал жиром, сообщил, что самые страшные мучения наступают, когда они начинают поджариваться.

— Но он не поджег вас, — вмешался Гуднайт. — Что-то помешало ему, к нашему с вами счастью.

— Синий Селезень не дал ему сжечь меня. Я была нужна ему в качестве приманки. Он дал ему навалить кучу хвороста, облить меня виски и обмазать жиром, но не дал подпалить, потому что хотел использовать меня как наживку, чтобы поймать Гаса Маккрае. Но вместо этого ему самому пришлось уносить ноги, после того как Гас перестрелял половину его выродков.

— А что Мокс-Мокс? — спросил Гуднайт. — Думаю, он не стал ввязываться в бой с капитаном Маккраем, а сбежал так же, как и его хозяин.

— Да… он удрал со своими мексиканцами, — начала Лорена и запнулась.

— Я никогда не рассказывала этого… И не знаю, смогу ли, господин Гуднайт, — проговорила она.

— Не надо, — остановил ее Гуднайт. — Остальное доскажу я. Он не стал жечь вас, но сжег мальчонку, не так ли?

— Откуда вы знаете? — удивленно посмотрела на него Лорена.

— Я нашел то, что осталось от того ребенка, и похоронил его, — сказал Гуднайт. — А через полгода этот дьявол сжег моих ковбоев.

— Хорошо, что об этом знаю не только я, — вздохнула Лорена.

— Да, мне тоже было известно об этом. Я нашел останки малыша. А примерно через год у меня появились родители мальчика. Они все еще разыскивали его.

Лорену затрясло так, что Гуднайту пришлось подойти и положить ей руку на плечо. Прикосновением руки ему удавалось успокаивать лошадей. Может быть, думал он, это возымеет такое же действие и на женщину.

— Вы не сказали им, что произошло, ведь так? — дрожа, произнесла Лорена.

— Пришлось сказать, что их сын утонул в Южной Канадской реке, — ответил Гуднайт. — Я обычно стараюсь придерживаться истины, но эти несчастные люди уже год разыскивали своего сына, и мне показалось, что правда окажется слишком тяжелой для них. Ребенок все равно уже был мертв. Они захотели увидать могилу, и я провел их. Хорошо еще, что они не захотели откопать его.

— Вы правильно сделали, — откликнулась Лорена. — Вам не следовало говорить больше того, что вы сказали.

Они замолчали. Лорена все еще дрожала, но уже не так сильно.

— Тогда я не была матерью, — нарушила она молчание. — Теперь я мать. Мокс-Мокс сделал с ребенком то же самое, что хотел сделать со мной. Он исхлестал его плеткой, облил виски, вымазал жиром, навалил хвороста и поджег.

Она все-таки рассказала об этом. Рассказала впервые за все время и вскинула глаза на старожила равнин Гуднайта.

— Неужели индейцы тоже поступали так с теми, кого ловили? — спросила она.

— Поступали, — ответил Гуднайт. — Но вы сказали, что Мокс-Мокс белый.

— Он был белый — злобный маленький белый человечек, — тихо произнесла Лорена. — Он хлестал того ребенка, пока на теле малыша не осталось живого места, а потом сжег его.

— Нечасто встретишь, чтобы два выродка такого калибра, как Мокс-Мокс и Синий Селезень действовали сообща, — заметил Гуднайт. — Хотя вы говорите, что у Мокс-Мокса была своя банда?

— Да, из трех мексиканцев, — пояснила Лорена. — Они уехали с Мокс-Моксом после того, как Синий Селезень не дал ему спалить меня.

Гуднайт хотел было открыть рот, но Лорена быстро продолжила:

— Я все еще слышу крик этого ребенка, господин Гуднайт, — говорила она. — И всегда буду слышать, ведь я теперь мать. Он был такого же возраста, как Джорджи… такого же возраста…

Она зашлась в плаче и, зажав руками рот, выскочила из кухни.

Гуднайт вновь посмотрел на кувшин с пахтой и вновь решил воздержаться от следующего стакана. Несмотря на то, что в своем преклонном возрасте ему следовало бы привыкнуть к страданиям и ко всем несчастьям, что встречались человеку на жизненном пути, Гуднайт не мог переносить горьких женских слез по умершим детям или мужьям. У него не было своих детей. Его детьми были его ковбои, но они не были его плотью, вот в чем, наверное, заключалась вся разница. Он вышел через заднюю дверь и стоял на холодном ветру возле своей лошади, дожидаясь, когда молодая хозяйка придет в себя и сможет вернуться к своим материнским заботам.

К нему подошел маленький мальчик, вышедший из дома.

— Моя м-м-мама плачет, — сообщил он, не отрывая глаз от Гуднайта. — По его виду нельзя было сказать, что данный факт сильно расстраивал его. Он просто докладывал о нем.

— Ну что же значит, ей так надо. Пусть она поплачет, — откликнулся Гуднайт.

— Моя м-м-маленькая сестренка все время плачет, а я не плачу, — заявил маленький Джорджи.

Появились еще двое мальчишек — один побольше, другой поменьше, и оба босые, хотя на улице было холодно. Затем с младенцем на руках вышла уже совсем большая девочка. Вид у нее был испуганный.

— Почему мама так плачет? Она никогда так сильно не плакала, — проговорила она славно про себя.

И действительно, когда ветер на секунду утихал, до Гуднайта доносились неистовые рыдания Лорены. Он предполагал, что так, наверное, рыдали пленницы в самые страшные минуты своей судьбы. Но самому ему не приходилось бывать ни в плену, ни в женской шкуре и поэтому оставалось только строить догадки.

— Я привез плохие новости. Боюсь, что они сильно расстроили ее, — объяснил Гуднайт. — Сейчас она должна успокоиться.

Но пока этого не происходило. Ну что же, думал он, люди лишались рассудка из-за менее страшных вещей по сравнению с тем, что пришлось перенести этой школьной учительнице.

— Хоть бы она перестала, — сказал мальчик постарше.

— Это не из-за папы, ведь правда? — спросила Клэри.

— Нет. У меня нет причин думать, что у него неприятности. — Гуднайту редко приходилось общаться с молодежью, и от этого он чувствовал себя скованным. А может быть, причиной тому были рыдания Лорены, которые все еще слышались между порывами ветра.

— Вы когда-нибудь п-п-плакали, мистер? — спросил осмелевший Джорджи.

— Редко, сынок, очень редко, — ответил Гуднайт.

— Это потому, что у вас б-б-борода? — Джорджи нравился этот старый дядя, несмотря на все его немногословие.

— Да, думаю, что все дело именно в этом, — согласился Гуднайт.

Наступило молчание. Ветер стих на короткое время, но рыданий уже не слышалось.

— Она перестала. Как вы думаете, мистер Гуднайт, мне пойти посмотреть на нее?

— Нет, давайте подождем. Думаю, она выйдет и позовет нас сама, когда захочет нас видеть.

Они еще постояли с минуту под порывистым ветром.

— На улице холодновато, чтобы ходить босиком, — заметил Гуднайт. — У вас что, ни у кого нет ботинок?

— У нас по одной паре на двоих, — ответил мальчик постарше. — Мама хочет, чтобы мы зря не носили их и надевали только в школу.

— А у вас есть лошадки для д-д-детей? — спросил Джорджи. — Мне так хочется лошадку.

— Джорджи, это же мистер Гуднайт! — в ужасе воскликнула Клэри. Джорджи дошел до того, что откровенно выпрашивал подарок, пока их мать в доме заливалась слезами.

— Все правильно, мисс, — успокоил ее Гуднайт. — Ковбою нужна лошадь.

— Так у вас есть хоть какая-нибудь подходящая, м-м-мистер? — продолжал приставать Джорджи.

Клэри решила, что задаст ему хорошую трепку, как только представится возможность. Она хотела пойти посмотреть, как там мать, но не решалась оставить Джорджи одного с мистером Гуднайтом. Неизвестно, что еще он может попросить у него.

— Мне придется внимательно пересмотреть свой табун, — развеселился Гуднайт. — Я же не могу дать такому ковбою, как ты, первую попавшуюся лошадь.

— Пусть она будет к-к-коричневая, если у вас есть такая, — проговорил Джорджи. — К-к-коричневый мой л-л-любимый ц-ц-цвет.

Разволновавшись, он стал заикаться еще сильней.

— Пожалуйста, возвращайтесь в дом, — пригласила Лорена, появившись в дверях. — Мне жаль, что из-за меня вам пришлось стоять на ветру.

— Это не первый ветер, под которым мне пришлось выстоять, — заметил Гуднайт. Хотя на лице Лорены все еще были видны следы слез, но она успела привести себя в порядок и выглядела даже более спокойной, чем тогда, когда он только приехал к ним.

— Вы, дети, идите в спальню. Ты тоже, Клэри, — велела Лорена. — Мне надо еще минутку поговорить с господином Гуднайтом. Затем мы постараемся вернуться к нормальной жизни.

— Ма, Джорджи выпрашивал лошадь у мистера Гуднайта, — выпалила Клэри, которой хотелось вначале доложить о плохом поведении брата, а потом уже идти в спальню.

— Там, куда поедет мистер, лошадей предостаточно, — отреагировала Лорена. — Не отвлекай меня больше. Иди в спальню.

— Я отправляю детей в Небраску, — проговорила Лорена, как только за ними закрылась дверь спальни. — У меня там подруга, они поживут у нее, пока все успокоится. Честно говоря, я думала, что все это уже кончилось, иначе бы духу моего здесь не было, — добавила она. — Мокс-Мокс сказал, что, если когда-нибудь у меня будут дети, он придет и сожжет их точно так же, как сжег того маленького мальчика. Это было последнее, что он заявил мне перед тем, как уехать со своими мексиканцами.

— Мне надо было уже давно остановить этого типа, — заметил Гуднайт.

— Однако вы не сделали этого, — сказала Лорена. — А ему удалось сжечь четверых ваших ковбоев. И я не хочу рисковать своими детьми.

— Вас можно понять, — согласился Гуднайт. — Они у вас замечательные. Особенно этот маленький говорун. Он уже сейчас знает, что ему надо.

— Он поедет в Небраску вместе с остальными, — продолжала Лорена. — Как только я соберусь, мы сядем на поезд, и их здесь больше не будет. Мокс-Мокс ужасный тип, но он не сможет добраться до моих детей.

— Я думал, что уже все бешеные собаки перебиты в этих краях, — вздохнул Гуднайт. — И его считал убитым, иначе бы не сидел сложа руки. Но, может быть, так оно и есть. Возможно, что объявился какой-то другой выродок.

— Я не могу полагаться на это и рисковать своими детьми, — отрезала Лорена. — Я и так виновата в том, что ушел мой муж. Он не тот человек, чтобы убивать, и это не его дело — охотиться за убийцами вместе с капитаном Каллом.

Гуднайт почувствовал себя неловко. Он тоже приложил руку к тому, чтобы Пи Ай пошел вслед за Каллом, хотя это его, Гуднайта, не касалось. Когда только он научится не совать свой нос в чужие дела, в который раз задавал он себе один и тот же вопрос. Женщина права. Пи Ай не был киллером и не его это дело заниматься такими типами, как Джо Гарза или Мокс-Мокс.

— И вот еще что, — сказала Лорена. — Я думаю, что мы должны закрыть школу, пока эта история не кончится. Если появится Мокс-Мокс, он может сжечь всех детей. Он способен на это — закроет нас в школе и спалит всех до единого. Я не хочу подвергать риску ни своих детей, ни чужих.

— Что, если я поставлю в школе охрану? — спросил Гуднайт.

— Нет, — возразила Лорена. — Это бесполезно. Если бы я знала, что Мокс-Мокс жив, я бы никогда не открыла школу. Только когда он будет мертв и я узнаю об этом, только тогда наступит время учебы. Но не раньше, чем я узнаю о его смерти.

— Тогда я тоже двинусь на поиск и остановлю его сам. Так я буду точно знать, что с ним покончено, а значит, и вы тоже.

— Пусть лучше это сделает капитан Калл, — заметила Лорена. — Я понимаю, что беру на себя слишком много. У меня нет права приказывать и даже предлагать вам что-либо. Но вы пришли и спросили, что я знаю, и я все рассказала. Я видела этого субъекта, а вы нет. И я бы на вашем месте предоставила это дело капитану Каллу.

— Но он сжег моих людей, — возразил Гуднайт. — И ответственность за них несу я, а не Калл.

Лорена не ответила. Она чувствовала, что и так зашла слишком далеко, хоть и считала, что сказала то, что думала.

К тому же мысли ее уже были заняты тем, как приготовиться к бегству. Для этого надо было собрать детей, найти соседей, которые согласились бы на время взять к себе скотину, или нанять человека, чтобы он пожил в их доме и присмотрел за хозяйством. Писать Кларе не было времени. Лорена чувствовала, что не сможет даже вздохнуть спокойно, пока не отправит детей в безопасное место. Для Клары это, конечно, будет неожиданностью, когда с поезда на нее свалятся пятеро ребятишек. Но Лорена была уверена, что Клара хорошо примет их. После того как ее дочери повыходили замуж, Кларе, судя по ее письмам, было очень одиноко. Так что появление в ее доме детей не должно стать для нее таким уж нежелательным событием.

— Подозреваю, что вы считаете меня слишком старым для такого дела, — раздраженно проговорил Гуднайт и сам удивился своему раздражению. Но та определенность, с которой молодая женщина предпочла ему Калла, задела сидевшего в нем бойца или просто мужчину. На протяжении долгих лет освоения Запада Калл всегда был главным, какие бы тяжелые и неприятные задачи ни стояли перед ним. Он был тем, кто справлялся с любой работой. И до сих пор тешил себя мыслью, что все еще продолжает оставаться таковым, хотя такая самоуверенность начинала слегка раздражать Гуднайта.

— Нет, просто я не считаю вас убийцей, — пояснила Лорена. — Я знаю, что вы убивали, чтобы выжить, но вы не убийца. Мокс-Мокс убийца и капитан Калл тоже. Так что убийца должен идти за убийцей. Вот почему я дала такой совет. А ваш возраст тут ни при чем. Кроме того, вы нужны здесь, — добавила она. — Эти края заглохнут без вас. Вы построили здесь школу и начали строить другие. Вы открыли больницу и заплатили за то, чтобы здесь создали суд. Вы нужны людям. А капитан Калл не нужен никому.

— Ну почему, богатые нуждаются в нем, — возразил Гуднайт.

— Да, потому что он убийца. Только поэтому. Он такой же бесчувственный, как Синий Селезень и как сам Мокс-Мокс.

— Ему надо вначале поймать другого выродка, — напомнил Гуднайт.

— Мне пора собираться, господин Гуднайт, — заявила Лорена, поднимаясь со стула. — Я должна еще съездить в школу и отпустить учеников. Они захотят узнать причину и мне придется объяснять ее. Затем мне предстоит найти того, кто присмотрел бы за хозяйством и собрать вещи. Я хочу отправиться в Амарилло сегодня вечером, чтобы моих детей не стало здесь как можно раньше.

— Вам придется вывернуться наизнанку, чтобы успеть все это сделать, — сказал Гуднайт. — Думаю, я смогу договориться, чтобы поезд подобрал вас в Куане, и пришлю фургон с парой ковбоев, чтобы они отвезли вас и помогли сесть на поезд.

— Премного вам обязана, — поблагодарила Лорена. — А не могли бы вы снабдить меня оружием? Муж оставил мне лишь дробовик. Правда, он ничего не знал про Мокс-Мокса. Я никогда не рассказывала ему о нем.

— Я могу дать вам какое угодно оружие, но сомневаюсь, что оно понадобится вам после того, как вы сядете на поезд и отправитесь в Небраску, — заметил Гуднайт.

— Это мои дети едут в Небраску, а не я, — ответила Лорена.

— А вы не с ними? — удивился Гуднайт. — Как же так, мэм? Ведь он чуть не сжег вас. Я, конечно, сомневаюсь, что он находится где-то ближе, чем в шестистах милях отсюда, но и шестьсот миль могут быть пройдены. Если кто-то имеет право быть напуганным, так это вы. Так почему бы вам не уехать с детьми?

— Потому что я должна найти своего мужа и вернуть его домой, — сказала Лорена.

— Подождите, не спешите, — начал Гуднайт. — Если вы не против моей помощи, то почему бы не принять ее в виде одного из моих ковбоев, который знает эти края, сможет найти вашего мужа и привести его назад?

— Замужем за ним я, а не один из ваших ковбоев, — заявила Лорена. — Пи Ай хороший человек, он нужен мне. К тому же он никого не послушается, кроме меня. За исключением капитана, конечно. Я найду его, и он послушается меня, особенно теперь.

Несокрушимый Чарлз Гуднайт на этот раз почувствовал себя побежденным. Он умел различать решимость, когда встречался с ней. Перестав настаивать, он все же пообещал прислать двух ковбоев с фургоном, чтобы отвезти ее к поезду в Куану. А когда уже собрался уходить, сказал Лорене, что хочет подарить по коню каждому из ребят, когда они вернутся.

— Уж очень мне понравилось, как держится этот ваш маленький говорун, — повторил он.

— Не забудьте прислать мне винтовку, — напомнила Лорена. — Я не хочу отправляться на юг безоружной.