"Забытый вопрос" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)

VIII

Послѣ обѣда общество перешло пить кофе на террасу, подъ старыя липы, "что еще за гетмановъ сажены, старую казачину помнятъ", какъ выражался Ѳома Богдановичъ, гордившійся ими чуть-ли не столько же, сколько своими пѣвчими. Подъ ихъ непроницаемою тѣнью вѣчно вѣяло душистою прохладой. Дерновыя скамьи, убитыя вокругъ ихъ могучихъ стволовъ, и широкій, съ подушками, ковровый диванъ, подъ холстиннымъ навѣсомъ, расположенный вдоль стѣны дома, такъ и манили къ покою и дремѣ. Насыщенные гости не заставили себя долго ждать. Напившись кофе и размѣстившись, кто какъ счелъ удобнѣе, большинство ихъ захрапѣло тутъ же, не смущаясь ложнымъ стыдомъ. Иной свѣсилъ голову на плечо, не то на грудь сосѣда; другой присвистывалъ и причмокивалъ, точно еще сидѣлъ за столомъ, въ ожиданіи сладкаго блюда; у третьяго съѣхала голова съ подушки, и онъ впросонкахъ вздрагивалъ и бормоталъ какія-то сердитыя междометія. Самъ генералъ не выдержалъ. Онъ сидѣлъ подлѣ хозяйки, прислонясь спиной въ дереву, и долго отдувался, топыря усы и усиленно моргая бровями, пока наконецъ довольно явственное мычаніе не засвидѣтельствовало, что снотворная власть имениннаго обѣда не щадитъ даже и высокаго чина.

Вслѣдъ за этимъ событіемъ настала глубокая тишина; Ѳома Богдановичъ присѣлъ въ первый разъ съ утра и тотчасъ же заснулъ, невинно сложивъ коротенькія ручки на животѣ. Офицеры, до этого громко болтавшіе съ дамами, заговорили вдругъ шепотомъ, вѣроятно боясь потревожить покой начальника. Веселыя собесѣдницы ихъ закрывали платками румяныя губы. A миссъ Пинкъ, давно уже взиравшая съ негодованіемъ на этихъ отвратительныхъ мужчинъ, осмѣлившихся заснуть при дамахъ, воспользовалась случаемъ увести воспитанницу свою и ея подругъ подальше отъ такого безобразія. Она предложила имъ идти гулять на озеро.

— Les Messieurs, ils peuvent venir aussi, промолвила она, проходя мимо толпы мальчиковъ, окружавшихъ, по обыкновенію, Сашу.

— Очень намъ нужно гулять съ тобой, англійскій попугай! пробормоталъ ей вслѣдъ Саша (миссъ Пинкъ, по случаю праздника, одѣлась въ зеленое платье, съ желтымъ платочкомъ кругомъ шеи; и красными гвоздиками въ волосахъ.) — Бѣгомъ ребята, въ чехарду играть!

Всѣ кинулись за нимъ.

— Тебѣ хочется въ чехарду? спросилъ меня Вася. Мы сидѣли съ нимъ рядомъ на скамьѣ, въ сторонѣ отъ прочихъ товарищей.

— Нисколько, отвѣчалъ я. — Довольно съ меня и утренней войны.

— Такъ, хочешь, я тебя познакомлю съ отцомъ моимъ? Онъ долженъ быть въ саду: его повезли гулять. Пойдемъ въ нему!

— Къ отцу твоему? Пойдемъ, пойдемъ, Вася! воскликнулъ я порывисто.

— Онъ меня полюбилъ, этотъ милый мальчикъ! говорилъ я себѣ съ восторгомъ, закидывая руку вокругъ Васиной шеи. И мы побѣжали, обнявшись, въ глубину сада, по длинной и темной кленовой аллеѣ.

Аллея проводила къ довольно обширной, круглой площадкѣ, среди которой пестрѣлъ, благоухая, роскошный цвѣтникъ. Это мѣсто извѣстно было въ Богдановскомъ подъ названіемъ "пріюта Анны Васильевны". Она любила просиживать здѣсь одна по цѣлымъ часамъ.

Подлѣ цвѣтника стояла теперь колясочка, или, вѣрнѣе, стояло кресло о двухъ колесахъ, уложенное подушками, а въ немъ сидѣлъ, въ большой соломенной шляпѣ, довольно тучный человѣкъ, лѣтъ сорока пяти, съ почти прозрачнымъ, отекшимъ лицомъ и ногами, закутанными до пояса въ большое шерстяное одѣяло. Блѣдныя опухшія руки лежали безъ движенія на его колѣняхъ. То былъ отецъ Васи. Старый слуга, какъ лунь сѣдой, нагнувшись въ травѣ, набиралъ резеды и маргаритокъ и очень искусно подвязывалъ ихъ къ пышному букету изъ розъ и душистаго горошка. Глаза больнаго прилежно слѣдили за его работой.

То были большіе, темные, странные глаза. До сихъ поръ не могу забыть ихъ необычайнаго выраженія. Какъ въ надписи, случайно сохранившейся всецѣло на обрушенномъ памятникѣ, въ нихъ сосредоточивалась, казалось, вся жизнь, весь смыслъ жизни, покинувшей это омертвѣлое тѣло. Въ глубокой впадинѣ ихъ горѣли зоркіе, подвижные зрачки и въ нихъ говорила скорбная, но неизсякнувшая и дѣятельная мысль. "Ничего не понимаетъ!" вспоминались мнѣ слова Любови Петровны. Нѣтъ, эти глубокіе, говорящіе глаза должны были все видѣть, все понимать: Вася былъ правъ!

Мы подошли къ больному.

Онъ поднялъ голову, живо взглянулъ на Васю, потомъ на меня и затѣмъ остановилъ на сынѣ продолжительный взглядъ, видимо полный вопросовъ.

— Мы недавно изъ-за стола, поспѣшилъ отвѣчать на нихъ Васія:- всѣ, и maman, на террасѣ, кофе пьютъ. A это Борисъ Л., промолвилъ онъ, взявъ меня за руку и подводя къ отцу: — онъ добрый, папа; тетушка Анна Васильевна его очень любитъ.

Блѣдныя губы больнаго зашевелились; послышался какой-то смутный лепетъ, прошипѣли надорванные, безсмысленные звуки и тотчасъ смолкли. Безобразная складка, что-то похожее на отчаянную, безнадежную улыбку, искривила эти безсильныя уста. Но чудесные глаза сказали свое. Они обнимали однимъ нѣжнымъ взглядомъ и меня, и Васю; они такъ явственно говорили мнѣ: "Да, я вижу, ты добрый; полюби же моего Васю!"

Я отвернулся, боясь заплакать.

— Дай ему руку; онъ хочетъ, чтобы ты ему руку далъ, шепнулъ мнѣ Вася.

Больной не покидалъ меня глазами.

Дрожащіе пальцы его правой руки слабо шевелились, какъ бы ища чего-то.

Я взялъ эту бѣдную, немощную руку и, повинуясь неудержимому влеченію, прильнулъ въ ней губами.

Я не успѣлъ поднять головы, какъ Вася обнялъ ее обѣими руками и крѣпко прижалъ въ груди своей. Это пришлось очень кстати: я былъ растроганъ и сконфуженъ въ одно и то же время и не зналъ, куда дѣть пылающее и влажное лице мое.

— A я замѣчаю, тебѣ лучше, папа, началъ весело Вася. — Пальцы твои оживаютъ, ты ими теперь уже двигать можешь. Правда, папа, лучше тебѣ?

— Да, сказали улыбаясь глаза больнаго.

— Вотъ видишь! Въ деревнѣ ты совсѣмъ выздоровѣешь.

Больной вздохнулъ. Глаза его отуманились.

— Выздоровѣть я не могу, говорили они.

— Полно, полно грустить, папа, выздоровѣешь, непремѣнно, я тебѣ говорю… Что это ты такъ стараешься, Савелій? спросилъ Вася, обращаясь въ старому слугѣ.

— Батюшки вашего фантазію сполняю, Василій Герасимычъ, весело отвѣчалъ тотъ, разгибая спину и вертя во всѣ стороны букетъ, оказавшійся огромнымъ. — Жаль-отъ, примолвилъ онъ, — травки подходящей не найти, въ обертку, значитъ, пустить, трафаретомъ. A впрочемъ, ничего-съ, живетъ и такъ!

И, самодовольно улыбаясь своему произведенію, старикъ бережно положилъ букетъ на колѣни своего барина, между недвижныхъ рукъ его.

— Тебѣ цвѣтовъ захотѣлось, папа? спросилъ Вася.

Губы больнаго беззвучно зашамкали. Онъ взглянулъ на сына своимъ говорящимъ взглядомъ. Сынъ понялъ.

— Для мамы? спросилъ онъ.

— Да, отвѣчали глаза.

— Хочешь, я ей отнесу?

Больной тревожно замоталъ головой. Пальцы его слабо сжались вокругъ стеблей букета, какъ бы желая защитить его.

— Ты самъ хочешь отдать? спросилъ Вася съ какимъ-то грустнымъ оттѣнкомъ въ голосѣ.

— Самъ хочу! говорили глаза и обернулись на Савелья.

Старикъ всталъ за спинку кресла, взялся за ручки.

— Мама на террасѣ, тамъ теперь тьма народу, тихо замѣтилъ Вася.

— Везите меня! отвѣчалъ упорный взглядъ его отца.

Савелій взглянулъ мелькомъ на Васю, вздохнулъ, поплевалъ на руки и тихо покатилъ больнаго по направленію дома.

Молча шли мы рядомъ съ Васей за этою колясочкою, тяжело скрипѣвшею по крупному песку. Урывками доносились до насъ далекій гамъ и хохотъ товарищей, игравшихъ въ чехарду подлѣ крѣпости. Пискливые голоса дѣвочекъ, птичій щебетъ миссъ Пинкъ прозвучали гдѣ-то недалеко. Изъ боковыхъ дорожекъ выходили группы дамъ и офицеровъ, громко смѣясь и болтая. Но, при встрѣчѣ съ нами, все это смолкало мгновенно; пугливое недоумѣніе изображалось на лицахъ гуляющихъ, и съ обидною осторожностью спѣшили они пройти мимо больнаго, какъ бы озадаченные непріятно его неожиданнымъ и непрошеннымъ появленіемъ.

"Точно съ покойникомъ встрѣчаются!" подумалъ я, взглянувъ на Васю.

Глаза его темнѣли; онъ кусалъ губы и хмурился. Онъ видимо страдалъ.

Больной, казалось, ничего не замѣчалъ. Онъ не отрывалъ глазъ отъ своихъ цвѣтовъ. Но вдругъ онъ встрепенулся, зашамкалъ губами, залепеталъ.

— Поторопись, Савелій, сказалъ Вася, не покидавшій отца глазами.

— Неловко вамъ, Герасимъ Иванычъ? спросилъ заботливо старикъ, наклонясь въ нему черезъ спинку кресла.

Больной нетерпѣливо задвигался.

— Онъ маму видитъ, объяснилъ тихо Вася.

— Гдѣ же это онѣ? спросилъ Савелій, озираясь.

Въ одной изъ боковыхъ аллей, между деревьевъ, бѣлѣло женское платье. Сверкавшіе глаза больнаго указывали въ эту сторону. Онъ раньше всѣхъ узналъ Любовь Петровну. Онъ словно какимъ-то чутьемъ угадалъ ея близкое присутствіе.

Савелій дернулъ плечомъ и повернулъ кресло вправо.