"Забытый вопрос" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)

XLI

Рѣшено было, что мы уѣдемъ тотчасъ же послѣ завтрака, — и время уже подходило въ нему, — но я напередъ объявилъ, что завтракать не приду. Я желалъ проститься съ Васей: я все надѣялся улучить минуту поговорить съ нимъ "по душѣ", въ послѣдній разъ; мнѣ жадно хотѣлось взглянуть ему въ лицо, убѣдить самого себя, что докторъ ошибается, что ничего нѣтъ страшнаго въ этихъ пятнахъ, которыя ему такъ не нравятся, что Анна Васильевна напрасно тревожится. "Богъ дастъ, все пройдетъ", представлялъ я себѣ,- "и мы опять будемъ съ нимъ; Ѳома Богдановичъ пришлетъ его учиться въ К.; онъ у насъ жить будетъ, а лѣтомъ въ Богдановскомъ, къТихихъ-Водахъ"…

Но онъ, не отрываясь, все сидѣлъ за ширмами у постели отца, а я боялся зайти туда: можетъ-быть, это будетъ не пріятно Васѣ. Я вспоминалъ сухость его пріема вчера и его недовольные глаза, — мнѣ такъ больно было бы, еслибъ это должно было повториться теперь. Я нѣсколько разъ на цыпочкахъ входилъ въ спальню Герасима Ивановича и выходилъ оттуда опять въ комнату Васи, незамѣченный имъ.

Тамъ у окна сидѣлъ командоръ и лѣниво слушалъ Кикина, что-то вполголоса повѣствовавшаго ему. Длинный маіоръ внушалъ мнѣ теперь какую-то зависть: онъ точно вытѣснилъ меня изъ этого покоя, который я такъ долго почиталъ своимъ, и какъ будто хотѣлъ, думалось мнѣ, замѣнить меня въ сердцѣ Васи. A между тѣмъ добрый человѣкъ, не переставая прислушиваться въ разсказамъ полупьянаго врача, слѣдилъ, какъ оказалось, внимательно за моими входами и выходами и угадывалъ ихъ поводъ.

— Вы не видались сегодня съ Василіемъ Герасимычемъ? спросилъ онъ меня вдругъ.

— Нѣтъ еще… Я хотѣлъ съ нимъ проститься, — мы сегодня ѣдемъ, печально объяснилъ я.

Онъ взглянулъ на меня — и нахмурился, какъ всегда это бывало съ нимъ, когда чувствовалъ онъ себя тронутымъ.

— Сегодня? переспросилъ онъ.

— Скоро, послѣ завтрака…

— A не поглядите вы на больнаго? обратился онъ къ Кикину.- Ѳедоръ Ѳедоровичъ на село ушелъ…

Тотъ только взъерошенною головой своею дернулъ: что-молъ глядѣть-то на него теперь…

— Ну, а все-жь для порядка пойдемте, — на то вѣдь пріѣхали вы, безцеремонно отрѣзалъ командоръ, приглашая движеніемъ руки Кикина пройти въ комнату Герасима Ивановича, и санъ пошелъ за нимъ.

Черезъ нѣсколько времени вышелъ во мнѣ Вася.

— Борисъ, ты ѣдешь! воскликнулъ онъ, протягивая мнѣ обѣ руки.

Я схватился за нихъ, наклонился въ нему и крѣпко поцѣловалъ его въ щеку… Зловѣщія пятна куда-то скрылись: желтоватая, восковаго оттѣнка блѣдность покрывала все его лицо. Глаза его опять поразили меня: Лихорадочный блескъ, которымъ они такъ страшно горѣли вчера, потухъ совсѣмъ. Они точно вылиняли и глядѣли тускло и упорно, какъ у слѣпыхъ.

— Какъ ты себя чувствуешь, Вася?

— Ничего, отвѣчалъ онъ совершенно покойно и даже улыбнулся.

— Спалъ ты, по крайней мѣрѣ, хоть сколько-нибудь?

— Да, кажется, дремалъ… Не всели равно?

— Какъ все равно! Вѣдь ты заболѣешь, серьезно заболѣешь, если не будешь спать!…

Онъ опять коротко улыбнулся.

— Послушай, Борисъ, сказалъ онъ, подходя въ своему письменному столу, — ты ѣдешь… Прими это отъ меня на память.

На столѣ лежалъ такъ хорошо знакомый мнѣ толстый томъ, переплетенный въ темную вожу, — компактное изданіе "нашего друга".

— Твой Шиллеръ, Вася? Вѣдь онъ у тебя одинъ!…

— Мнѣ не нужно, сказалъ онъ, а тусклые, неподвижные глаза его добавляли: мнѣ ничего не нужно теперь!…

Я взялъ книгу, и цѣлые ряды блаженныхъ часовъ, проведенныхъ съ нимъ за чтеніемъ ея, мгновенно воскресли въ моей памяти.

— О Вася! сквозь слезы проговорилъ я, — вернутся-ли когда наши вечера?

Онъ поднялъ на меня свои странные глаза и еще болѣе страннымъ голосомъ, утвердительно кивнувъ нѣсколько разъ головой:

— Не здѣсь только! отвѣчалъ онъ.

— Господи! кинулся я въ нему въ перепугѣ:- неужели мы съ тобой уже никогда не увидимся?…

Онъ будто не слышалъ, продолжалъ глядѣть на меня своимъ упорнымъ, мучительнымъ взглядомъ.

— A вѣдь ты любилъ меня, Борисъ, неожиданно вымолвилъ онъ, какъ бы отвѣчая какой-то своей, для меня непонятной мысли.

— И люблю и буду любить, пока живъ! воскликнулъ я, съ новымъ порывомъ нѣжности и обнимая его. — Скажи только одно слово, Вася, и я упрошу, на колѣняхъ умолю maman, чтобъ она оставила меня еще въ Богдановскомъ, съ тобою…

Онъ отвернулся отъ меня вдругъ и, подавляя вырывавшійся у него изъ груди кашель, проговорилъ нетерпѣливо, почти злобно:

— Не надо, не хочу, что тебѣ со мною дѣлать!

И онъ быстрыми шагами направился въ комнату отца и заперъ за собою дверь.

Я побѣжалъ въ корридоръ и горько заплакалъ.

Два часа послѣ этого мы катили по дорогѣ въ К…. Я уѣзжалъ изъ Богдановскаго съ тяжелымъ и оскорбленнымъ чувствомъ и угрюмо молчалъ въ продолженіе всего пути. Матушка, напротивъ, имѣла такой счастливый видъ, будто только-что отъ пожара насъ спасла. Керети, бодрый и веселый, въ свою очередь, смѣшилъ ее всякими разсказами и остротами. Его нескончаемая болтовня, возня и трещаніе Левы наводили на меня еще большее уныніе….