"Типы прошлого" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)

VIII

И словно нечему было и кончаться. Съ хоровъ загремѣлъ любимый контрдансъ на русскіе мотивы. Живѣе, бойчѣе прежняго сходились и заплетались пары подъ звуки разудалой пѣсни. Одушевленіе было всеобщее. Соперники наши стояли рядомъ въ одной кадрили, и никто, глядя на нихъ, не заподозрилъ бы ихъ во враждѣ. Звѣницыннъ танцовалъ съ княгиней Шатунской и, точно полководецъ съ побѣдной высоты своей, обозрѣвалъ ликующимъ взглядомъ предводимыхъ имъ танцоровъ, между тѣмъ какъ ноги его и руки сами собой скользили и округлялись предъ его дамой съ свойственнымъ ему одному небрежнымъ изяществомъ. Кемскій съ веселымъ лицомъ выслушивалъ торопливыя рѣчи быстроглазой особы, извѣстной подъ оригинальнымъ названіемъ Ла-Катеньки. Они стояли vis-à-vis съ Надеждой Павловной. Кавалеръ ея былъ молоденькій, безусый офицерикъ, съ такимъ тоненькимъ станомъ, что о немъ можно было сказать то же, что нѣкій уѣздный франтъ говорилъ про талію своей любезной: комаръ, на что малое насѣкомое, а и тотъ жаломъ надвое перекуситъ. Красота его дамы видимо производила на него всепожирающее впечатлѣніе. Говоря съ ней, онъ краснѣлъ до самыхъ волосъ и высоко поднималъ брови съ тѣмъ выраженіемъ полуудивленія и полустраха, съ которымъ дѣти смотрятъ на невиданную еще ими затѣйливую игрушку.

Но какъ же и хороша была она въ эту минуту, какою таинственною прелестью сіяли для меня эти нѣмые продолговатые глаза. Сколько тоски угадывалъ я теперь подъ ея холодными, безупречными чертами! А въ мягкихъ складкахъ этихъ блекнувшихъ губъ было между тѣмъ столько требованія, столько правъ на счастіе…

На этомъ вечерѣ мнѣ суждено было видѣть ее въ послѣдній разъ, и я, словно предчувствуя это, глядѣлъ на нее не отрываясь…

Не одинъ разъ поднимались въ это время на меня ея глаза. Я отвѣчалъ имъ успокоительною улыбкой. Тревога ея понемногу стихала. Она могла уже отвѣчать на невинныя рѣчи своего юнаго кавалера, между тѣмъ какъ глаза ея все чаще и чаще останавливались на Кемскомъ.

Подъ конецъ кадрили она еще разъ пристально взглянула на меня.

Я понялъ и подошелъ, едва раскланялся съ ней ея кавалеръ,

— Скажите, быстро промолвила она, наклоняя голову съ букету изъ бѣлыхъ розъ, дрожавшему въ ея рукѣ,- скажите, кончено-ли все?

— Вы сами видите: танцуютъ рядомъ, оба веселы, балъ такъ оживленъ. Оба они, я увѣренъ, уже успѣли все позабыть…

— Вы отвѣчаете мнѣ, что ничего не будетъ?

— Чему же и быть, помилуйте! Будьте совершенно спокойны.

— Я васъ едва знаю, но я вамъ вѣрю, сказала она, даря меня долгимъ, благодарнымъ взглядомъ:- я хочу у васъ просить совѣта…

— Говорите скорѣе, я весь вашъ! воскликнулъ я съ искреннимъ увлеченіемъ.

— Я едва стою, я не могу танцовать мазурки, прошептала она со слезами въ голосѣ.

— Такъ уѣзжайте скорѣе: это лучшее, что вы можете сдѣлать во всѣхъ отношеніяхъ, поспѣшно сказалъ я.

— Но я не смѣю…. этотъ офицеръ не повѣритъ, что мнѣ нездоровится…. онъ подумаетъ, что я не хочу танцовать съ нимъ, что я дѣлаю это для Владиміра…

— Батюшка можетъ увезти васъ независимо отъ вашей воли. Вамъ стоитъ только шепнуть ему объ этомъ.

Брови ея сдвинулись. Она не отвѣчала.

— Погодите, я вамъ это устрою, предложилъ я.

Она еще разъ вскинула на меня глаза.

— Вы мой спаситель, сказала она, слабо усмѣхаясь.

Я пошелъ отыскивать ея отца.

Онъ стоялъ невдалекѣ и съ своего мѣста долженъ былъ видѣть переговоры мои съ его дочерью.

— Вы меня извините, генералъ, я долженъ вамъ сказать два слова.

Лицо его тотчасъ же словно окаменѣло. Эта гордая природа оскорблялась и тѣнью фамильярности.

— Надежда Павловна, продолжалъ я, не смущаясь, — приглашена на мазурку, а она такъ устала, что на нее жаль смотрѣть.

— Уѣхать хочетъ? спросилъ генералъ.

— Ее увезти бы надобно, объяснилъ я, — она совѣстится.

Онъ взглянулъ мнѣ въ лицо.

— А съ кѣмъ танцуетъ, съ Кемскимъ?

— Съ Звѣницынымъ.

— А! Хорошо, произнесъ старикъ по нѣкоторомъ молчаніи, не трогаясь съ мѣста.

Я вернулся къ Надеждѣ Павловнѣ, но ее уже успѣли такъ окружить, что я только могъ увѣдомить ее издалека знакомъ объ успѣхѣ моего посольства.

"Погодимъ, что будетъ," сказалъ я себѣ, становясь такъ, чтобъ она, въ случаѣ чего, могла тотчасъ же обратиться ко мнѣ. Признаюсь, въ эту минуту я, настоящимъ эгоистомъ, наслаждался внутренно мыслью, что она можетъ снова прибѣгнуть къ моей помощи.

Съ первыми звуками польки, слѣдовавшей за кадрилью, молодежь подлетѣла къ ней цѣлою стаей, какъ воробьи на сладкое вишенье, по выраженію Брусанова.

Старикъ-генералъ, видно, только и ждалъ этой минуты; онъ очутился подлѣ дочери.

— Устала? обратился онъ къ ней своимъ привычнымъ, короткимъ вопросомъ.

— Немножко, отвѣчала она.

— А у меня нога разболѣлась. Поѣдемъ.

— Mon général, monsieur! сжальтесь, позвольте только эту польку! голосили, умоляли его со всѣхъ сторонъ.

— Ваше превосходительство, мнѣ была обѣщана Надеждой Павловной мазурка, заявилъ, подбѣгая, встревоженнымъ голосомъ Звѣницынъ.

— Ce n'est pas ma faute, monsieur je vous le jure, mon père est souffrant, сказала ему дѣвушка.

Но старикъ какъ будто не слышалъ ничьихъ рѣчей и не видѣлъ никого изъ окружающихъ.

— Владиміръ! громко сказалъ онъ подходящему Кемскому:- проводи насъ.

Звѣницынъ поклонился и тотчасъ же отошелъ. За нимъ послѣдовали и прочіе.

Надежда Павловна обернулась въ мою сторону и кивнула мнѣ головой.

— Прощайте, сказалъ я, подходя.

Она протянула мнѣ руку.

— Что у васъ: мантилья, шарфъ, бурнусъ? суетясь, спрашивалъ ее между тѣмъ Кемскій.

— Мантилья гдѣ-то тамъ на скамейкѣ.

Кемскій побѣжалъ отыскивать.

— Вы такъ затанцовались, что на васъ лица нѣтъ, сказалъ я ей.

— Дайте ей руку, отвѣчалъ на это старикъ Чемисаровъ, — а то упадетъ, пожалуй.

Она ухватилась за мою руку и такъ и повисла на ней. И точно, она бы, кажется, упала безъ этой поддержки. Отецъ остановилъ на ней долгій, непроницаемый взглядъ.

— Идти можешь? спросилъ онъ ее наконецъ.

— Конечно, могу, молвила она, бодрясь и не глядя на него.

— Такъ пойдемъ. Въ тѣхъ залахъ можешь сѣсть. Владиміръ насъ нагонитъ.

Мы отправились.

Въ залѣ, ближайшей въ выходу, я усадилъ Надежду Павловну. Генералъ помѣстился рядомъ съ ней, въ углу дивана.

Мы были одни. Глухо долетала до насъ Гунглева Gard-husaren polka съ ея рѣзко очерченнымъ ритмомъ.

Кемскій все еще не являлся.

Вдругъ раздались громкіе шаги и голоса.

Трое мущинъ проходили черезъ залу по направленію лѣстницы.

— И вѣдь все вретъ, готовъ пари бутылку шампанскаго, вретъ онъ, говорилъ Крусановъ. Онъ шелъ подъ руку съ Чесминымъ.

— Да разрази же меня Богъ! увѣрялъ, крестясь и колотя себя въ грудь ладонью, Вашневъ, перебѣгая отъ одного изъ нихъ въ другому и тормозя ихъ на ходу: — чтобы мнѣ сейчасъ на мѣстѣ провалиться! Когда я самъ, своими ушами слышалъ! Я, говоритъ, его на первый разъ изъ окна выброшу, такъ онъ у меня будетъ осторожнѣе…

— На первый разъ! повторилъ, заливаясь смѣхомъ, Крусановъ. — Вѣдь это онъ изъ собственныхъ своихъ воспоминаній намъ читаетъ, а, Чесминъ? Вѣщай! обратился онъ, остановившись, къ Вашневу: — самого-то тебя сколько разъ изъ окна спускали?

— А я говорю тебѣ, продолжалъ наглый господинъ, не обращая никакого вниманія на такое безцеремонное обращеніе къ его собственной біографіи, — я говорю тебѣ, что это ему такъ не пройдетъ, не такой человѣкъ Звѣ…

— Чесминъ! какъ можно громче кликнулъ я.

Всѣ трое обернулись.

Вашневъ, едва завидѣлъ генерала, нырнулъ и исчезъ, какъ мимолетное видѣніе…

— Кому я нуженъ? отозвался Чесминъ, своимъ лѣнивымъ, горловымъ басомъ.

— Ты, я слышалъ, назначенъ со мной въ одну коммиссію, продолжалъ я также громко, подходя къ нему.

— Говорили мнѣ въ канцеляріи. Я вѣдь у него постоянно вмѣсто затычки служу, отнесся онъ этими словами про своего начальника, съ которымъ состоялъ въ такихъ же бранчиво-нѣжныхъ отношеніяхъ, какъ и съ закадышнымъ другомъ своимъ, Крусановымъ.

— Такъ намъ надобно сговориться по этому случаю. Завтра я все утро дома. Заѣзжай непремѣнно и пораньше.

— Заѣду. А хороша-то вѣдь какъ, Господи! примолвилъ нѣжнымъ шепотомъ майоръ, указывая глазами по направленію Надежды Павловны и сантиментально закатывая ихъ затѣмъ подъ самый лобъ, которымъ щедрая природа наградила его до самаго затылка.

— Ну, теперь пошелъ дурить! — И Крусановъ махнулъ рукой на Чесмина. — А вы, съ пріятелемъ, держите ухо востро! сообщилъ онъ мнѣ въ видѣ наставленія.

И оба, взявшись снова подъ руку, вышли на лѣстницу.

Я вернулся въ дивану. Бѣдная дѣвушка взглянула на меня такимъ испуганнымъ взглядомъ, что мнѣ стало страшно за нее. Генералъ, повидимому, ничего не слыхалъ, или не понялъ.

Къ счастію, прибѣжалъ въ это время. Кемскій съ мантильей въ рукахъ и презабавнымъ разсказомъ о томъ, какъ на ней сидѣла какая-то злая старуха, съ райсвою птицей на головѣ, которую онъ никакъ не могъ уговорить привстать, и какъ онъ долженъ былъ наконецъ вытащить мантилью силой изъ-подъ старой упрямицы.

Его беззаботный смѣхъ, его забавныя рѣчи успокоили на время Надежду Павловну.

"Могъ-ли бы быть онъ такъ веселъ, еслибъ ему дѣйствительно грозила опасность?" хотѣла сказать, казалось, медленная улыбка, складывавшаяся на ея слегка заалѣвшихъ губахъ, пока она слушала Кемскаго всѣмъ своимъ слухомъ, смотрѣла на него во всѣ глаза.

Нѣтъ, не чуждъ ей былъ этотъ человѣкъ. Имя его не пронеслось безотвѣтнымъ звукомъ въ ея жизни. Онъ былъ дорогъ ей, — говорило ея внимающее, болѣзненно-оживленное лицо.

Дорогъ какъ подругѣ дѣтства, какъ сестрѣ, можетъ-быть?…

Все равно: какъ бы ни любила она, сладко быть любимымъ ею, думалъ я въ это время…

— Пора! сказалъ генералъ, подымаясь съ мѣста. Мы спустились съ лѣстницы.

— Владиміръ, вы будете въ намъ завтра? быстро и задрожавшимъ голосомъ спросила она Кемскаго, пока лакей надѣвалъ шинель генералу.

— Еще бы не быть! воскликнулъ онъ съ сіяющимъ лицомъ.

— Утромъ рано?

— Какъ можно раньше.

— Честное слово?

— Разпречестное! Онъ схватилъ ея руку и страстно приникъ въ ней губами.

Она тихо отвела ее.

— Смотрите же! сказала она. Вздохъ, какъ она ни старалась, невольно вылетѣлъ у нея изъ груди. — Я васъ буду ждать, примолвила она, укутывая голову въ капюшонъ мантильи.

Ей подали шубу. Влюбленный морякъ побѣжалъ безъ шинели сажать ее въ карету.