"Мистер Бридж" - читать интересную книгу автора (Козырев Михаил Яковлевич)6. Кафе "Ша нуар"В час ночи за отдельным столиком кафе "Ша нуар", в уголке под пальмой сидели: новоиспеченный мистер Бридж и Яков Семенович Бройде. — Отчего он запаздывает? — возмущался Бройде. — Это совсем не походит на него! Они выпили по две чашки кофе, но Гендельман не являлся: ждали именно Гендельмана. — Он не свободен ни в одной минуте, — объяснил Бройде, — но если он сказал прийти — он да придет! Василий рад бы и вовсе не ждать Гендельмана: полусонными глазами обводил он кафе и даже — но только на секунду — переходил время от времени в такое состояние, когда видишь сны, сознавая себя бодрствующим. Воздух общественных мест, а в особенности обстановка таких учреждений, как кафе "Ша нуар", сильно способствует подобному переходу. Непрерывный негромкий, монотонный, напоминающий жужжанье шум, изредка прерываемый только звоном стекла и отрывистым приказанием: "Чашка кофе!" стоял в кафе "Ша нуар". Посетители этого кафе мало чем отличались от посетителей прочих московских кафе, где имеют обыкновение собираться деловые люди, но для Василия, давно не видевшего этой публики, и они представляли интерес. Прежде всего коммерсанты: коммерсанты солидные с начисто выбритыми подбородками и их дамы, украшенные преувеличенным количеством бриллиантов, словно бы вынесенных на продажу; потом коммерсанты менее солидные, вращающиеся вокруг солидных коммерсантов и их дам, — у этих подбородки выбриты два дня тому назад, — и, наконец, совсем несолидные коммерсанты, бритые неделю тому назад и потому имеющие на щеках порядочную щетину: эти вращаются вокруг менее солидных коммерсантов. Словом — каждый столик кафе "Ша нуар" представлял точное подобие коперниковой системы Вселенной вплоть до комет, роль коих выполняют снующие взад и вперед между столиками официанты. И только за одним столиком — под такою же пальмой, как и та, в тени коей спрятались наши знакомцы, и неподалеку от столика наших знакомцев расположились необычные для кафе "Ша нуар" посетители, повидимому, не имевшие в этом кафе никаких дел, кроме ужина, — этот ужин уничтожали они, почти не прерывая занятия приличным для делового кафе разговором. В описанной выше мировой системе посетители эти являлись чемто вроде туманности, на которую испытующе смотрят астрономы: что ты есть и зачем ты тревожишь нашу мысль своим бессистемным существованием? Можно было рассмотреть только широкую спину одного незнакомца, его серый не первой свежести пиджак, лоснящийся на локтях, и черную лохматую шевелюру другого незнакомца. Заметив их, Василий опять погрузился в полусон — пока не услыхал негромко сказанных за таинственным столиком слов: — Атаман Скиба? Я чтото не слыхал… — Как не слыхали? А у нас на юге это, знаете ли, фигура! — Что ж он — бежал? — Разбили, говорят, а он скрылся… Опять незнакомцы торопятся съесть поданное им блюдо — опять молчание. Но Василий внимательно слушает. — Скиба! Вот уж кого я помню, так атамана Скибу! Я по его милости без ноги… — Вот как? Да ты бы рассказал… Встретились — и молчок, — говорил добродушный и звучащий некоторой усмешкой голос. — Мы года два не встречались… — Да что говорить… Сам видишь, — ответил другой. — А вот атамана Скибу я не забуду. Рассказчик рассмеялся неприятным жиденьким смешком. — Ты не думай, что веселая встреча! Я первый раз так засмеялся после того, как познакомился с атаманом… И после некоторого молчания добавил: — Вы видели человека, который был расстрелян? Нет? Так вы его видите перед собой! Опять молчание. — Я тебе расскажу… Два года тому назад… Уходили добровольцы. Ты помнишь, как они уходили, — раньше чем наши войска заняли город, их не осталось ни одного. Начались погромы. Мы взяли винтовки, составили отряд. Пристань была в их руках. Мы поставили пулеметы и двинулись к пристани. Я попадаю в передовую линию — нам удалось отрезать часть офицеров; что тут собственно было — я не знаю. Помню чьито крики, ктото просил у меня пощады — и больше ничего. Очнулся я только в лазарете и спрашиваю у сестры: — Ну что? — Я боялся спросить более определенно. — Красные в городе. Я узнал, что ранен при занятии порта. На утро я чувствовал себя лучше — мог вставать с постели и, хотя с трудом, мог ходить. И вот ночью — слышу, — беготня, крик. Я поднял голову, чтото сказал. А над моей головой: — Тащи и этого! Вы знаете, что я не мог ходить. Два дюжих молодца подтолкнули меня в спину: — Не притворяйся! Сволочь! Все так быстро — я уже в шинели, но без сапог. Мороз. Ветер. Темно. Я сейчас не могу объяснить, как я мог вынести, — но шел без посторонней помощи, — иначе тут же прикончили бы. Пихнули в темный чулан. — Жди тут! Я на когото наткнулся. Оказалось — еще несколько человек. Один мне тихонько: — Вы не знаете, в чем дело, товарищ?.. Я ничего не знал. Да. Сколько сидели в чулане — не помню. Вводят в комнату. Посредине большой стол, за столом высокий офицер с багровым скуластым лицом. На столе бутылки. Офицер наливает стакан за стаканом и пьет. Гляжу на лицо — и нельзя сказать, чтобы зверское. Веселое лицо, пьяное, да… Я даже обрадовался — ну, думаю, вывернусь! К нему подводят одного, другого — он всем одинаково: — Проходи! — а за спиной чтото показывает. Одних выводят в одну дверь, других в другую… И я подошел. Меня лихорадить начало — больной всетаки. — Это что за развалина? — пошутил офицер. — Раненый? Я тоже стараюсь под него, в шутку: — Так точно, ваше высокоблагородие! Хотел ихним прикинуться — жизньто дороже. Да. Он улыбнулся. — Проходи! — Ну, думаю, — спасся. Не тутто было — вернули опять. Он внимательно так на меня смотрит, уставился. Я молчу — и он молчит, только смотрит. Так смотрит — даже у меня в глазах помутилось. Потом резко так: — Проходи! Опять меня в чулан — там только трое. Куда же теперь, думаю. Приходят. — Идем! — Куда? — Молчать, сволочь! — и прикладом. А другой: — Куда идешь, оттуда не вернешься! Я чувствую, что дрожу весь и ноги не двигаются. Холодно. Ветер. А я без сапог, — это, может, спасло меня… Вывели на площадь. — Становись! Ну, если ты хочешь знать, что я чувствовал, — то не могу сказать. Просто, ну, как на ученье: становись — и встал. Промчались два кавалериста — мимо нас. Выстрел. Ктото мне шепчет: "прощай". — Не разговаривать! Мелькнул свет — и потом не помню. Очнулся — лежу на снегу. Голоса: — Снимай сапогито! — У него и сапог нет… — Даром работали! Сволочь! — и толкнул меня ногой. Может быть, я пошевелился, может быть, застонал — не помню. Опять крик: — Прикончи. Я почувствовал — чтото входит в тело. Стало легко. — Идем… Минут десять я лежал в снегу. Я боялся пошевелиться. Они были далеко — а я боялся встать: вдруг не смогу — а сознаю все так ясно… Пошевелил ногой — двигается… Рукой… Медленно приподнялся. Рядом три трупа. Послушал: мертвые. Опять голоса. Я опять лежу. Потом встал и пошел. Все было холодно, а теперь тепло стало. Иду — не знаю куда. Метель. Ноги тяжелые — это снег налип на ноги и замерз с кровью. Боли я не чувствовал никакой и не знал, что это моя кровь. Вдруг: — Кто идет? Надо было не дрогнуть. Надо было не выдать себя. Я уже вижу вскинутую винтовку. — Свой! Очнулся в лазарете. У меня отнята нога, на руке нет трех пальцев — отморозил. Глаз поврежден — не знаю, как и чем… Мне потом объяснили, что я наткнулся на свой патруль и что город был занят атаманом Скибой… Молчание. Василий заказывает еще стакан кофе и прислушивается. — Ну, а если бы вы… Ну, встретили этого атамана… Голос задрожал: — Его… Я… Не знаю… Опять продолжительное молчание. Василий погрузился в полудремоту, вскинул глазами: "может быть, сон?" — Пойдемте, — обратился он к Бройде. — Он не придет! — Что вы говорите не придет!.. Гендельман не придет! А вы, я вижу, хорошенько заснули… "Сон?" Василий посмотрел в сторону, откуда он слышал разговор, — да, там сидят двое. Говорят шепотом. Ничего не слышно. — Знакомьтесь — Гендельман… За таинственным столиком посетители расплачивались. Василий заметил два лица: одно — широкое, с добродушной полуиронической улыбкой, другое — бородатое, с белым, как бы вывернутым наизнанку глазом. Этот глаз неподвижно уставился в сторону Василия. Василий хотел отвернуться, но не мог. Их глаза на минуту или, может быть, на секунду встретились. — Поскорее кончим дела, — весело сказал Василий, — а то я засыпаю и вижу сны наяву… |
||||
|