"Десант в прошлое" - читать интересную книгу автора (Абердин Александр)

Глава 9 Встреча с царём и отправка экспедиции в Монголию

Только на третий день в московских газетах появились статьи, посвящённые операции "Ночь бесшумных выстрелов". Во многих описывалось, как пуля внезапно сразила прохожего, направлявшегося домой, едва только тот подошел к керосиновому фонарю и был им освещён. Выстрела никто не слышал, зато несколько человек видели, как в голове вполне прилично одетого господина с бородкой появилась здоровенная дырка и тот рухнул на тротуар и забился в конвульсиях. В одном из доходных домов в двухкомнатной квартире и вовсе нашли семь трупов с пулевыми ранениями, а соседи так ничего и не услышали. Квартира находилась на пятом этаже и её окна выходили во двор. Как убийца сумел расстрелять этих грузин, приехавших в Москву, было непонятно. Правда, окно было раскрыто из-за жары настежь, но на подоконнике не нашли никаких следов, а под окном стреляных гильз. Наверное он имел крылья.

Никому и в голову не пришло, что убийца мог спуститься по верёвке, резко перевернуться вниз головой и с обоих рук из двух наганов перестрелять всех грузинских боевиков с такой быстротой, что никто из них не успел вскочить со стула. Некоторые смерти и вовсе не привлекли бы к себе внимания, так как люди умерли от сердечного приступа и при этом патологоанатомы не обнаружили никаких следов яда, если бы не их принадлежность к различного рода тайным революционным организациям. Более того, волна убийств в течение всего одной ночи прокатилась от Урала и до Восточного побережья Североамериканских Соединенных Штатов и повсюду было убито немало российских революционеров. Однако, вместе с ними было также убито множество уголовников. В одном только Нью-Йорки пало от рук каких-то неведомых палачей более трёхсот гангстеров.

Всё это наводило людей на весьма грустные мысли, но никакого шума "Ночь бесшумных выстрелов" в России не вызвала по той причине, что шуметь уже было особо некому. Те же их подпевалы, которые не получили пулю в лоб, вместо неё получили "чёрную метку", короткую записку, написанную быстро выцветшими чернилами, которая гласила: — "Или ты затихнешь навсегда сам и забудешь о революции, или мы заставим тебя угомониться точно так же, как заставили твоих товарищей по партии. Доброжелатели." После этого все те господа, которые получили такие записки в самых обычных конвертах, поспешили скрыться и практически никому нам не пришлось повторять дважды. Кое-кому повезло, как, например, Александру Керенскому, тот сидел в это время в питерской тюрьме, но и он получил "чёрную метку" и предпочёл забыть о революционной деятельности, так как вскоре понял, что церемониться с ним не станут.

Самое интересное заключалось в том, что полиция только что носом не рыла землю, но так и не смогла найти даже ниточек, ведущих к убийцам. Полицейские следователи лишь разводили руками и говорили газетчикам: — "Господа, поймите, для того, чтобы раскрыть преступление, нужны улики, а их у нас нет. Мы даже не смогли извлечь из трупов ни одной целой пули. Преступники мало того, что стреляли из бесшумного оружия, так ещё и разрывными пулями и, похоже, что из револьверов, раз гильз мы тоже не нашли". В таких условиях только и оставалось, что разводить руками. Кое-кто мигом вспомнил о моём даре пророчества и ко мне снова нагрянули журналисты. Усадив их в танцевальной зале, я добрых три часа объяснял, что мои предвидения касаются одних только природных катаклизмов, крупных техногенных катастроф и ещё войн и массовых расстрелов, а также геноцида, но относительно частных случаев мне ничего неизвестно. Под занавес я сказал:

— Господа, хотя это и покажется вам совершенно диким предположением, но я склонен полагать, что ко всем этим убийствам имеет отношения так организация, о которой этого никто не подумает. Всё, больше ничем не могу вас порадовать. Лучше опубликуйте следующее моё заявление — восьмого сентября сего года, на полуострове Калабрия произойдёт сильное землетрясение. Если итальянское правительство не примет меры, погибнет более пяти тысяч человек. Почти полностью будут разрушены двадцать пять деревень. Поверьте мне, вот об этом я доподлинно знаю, а о том, что где-то один бандит убьёт другого или же убийцей бандита будет какой-нибудь инок или монах, получивший на то благословение, мне ничего не ведомо. Более того, я даже знать об этом ничего не желаю и не испытываю никакого сожаления о том, что кто-то жестоко покарал террористам.

Надо сказать, что церковь практически никак не отреагировала на все эти убийства. Попы отпевали покойников, если те не были евреями, как обычно. Всё-таки хорошо быть ньюсмейкером. Мои последние слова были приведены дословно и на этом основании была развёрнута целая теория заговора священнослужителей против бунтовщиков. На церковь никто наезжать не посмел. Более того, в очень многих газетах тут же вспомнили о святых воинах Пересвете и Ослябе и назвали всех тех, кто пресёк злодеяния бунтовщиков не иначе, как православными героями и воинами Христовыми. Как мне кажется, отцы православной церкви после таких статей, зажав бороды в кулак призадумались, а не следовало ли им и в самом деле так поступить? Во всяком случае даже после этого они упорно хранили полное молчание и только в восемнадцатом году, когда меня, наконец, обвенчали с моей женой, митрополит, венчавший нас, хмуро буркнул:

— А вот возлагать ответственность на православную церковь за свои дела всё равно было грешно, ну, да ладно, отпускаю тебе сей грех, князь. Ты и твои воины всё же свершили праведное дело.

На пятый день ко мне прибыл нарочный из Санкт-Петербурга и велел срочно прибыть в столицу. Его императорское величество захотело, наконец, встреться со мной. Я тут же спросил:

— Государь хочет встретиться только со мной или этих четверых тоже хочет видеть? Учтите, они от меня ни на шаг не отходят.

Гвардейский полковник усмехнулся и ответил:

— Князь, учитывая всю сложность вашего положения, эти господа могут сопровождать вас во дворец. Тем более, что вы все встречались с его императорским величеством в разное время. Мне было приказано передать приглашение вам и вашим товарищам. Так что будьте добры сегодня же выехать в Санкт-Петербург, хотя если говорить начистоту, то вы и сами могли бы догадаться приехать в столицу. Тем самым избавили бы меня от лишних хлопот.

— Да, уж, была охота выслушивать нотации от отца, — насмешливо ответил я, — он мне уже и так трижды звонил. Барон, считайте, что мы уже на вокзале. Мне только и осталось, что отдать распоряжения по дому, а вещи у нас давно уже собраны.

Распоряжения, между прочим, также уже были отданы, так как я покидал Москву на очень долгое время и вернулся в неё только через двенадцать лет с женой и тремя сыновьями. Оба "Мерседеса" уже были отогнаны в Вязьму, но вскоре в Москву должны были доставить ещё двадцать пять точно таких же автомобилей. По всей России начали создавать учебные центры. Точнее они уже были созданы, просто пока что народ жил в палатках, но занятия начались. Нас это не касалось никаким образом. Мы ведь решали совсем другие задачи, как и все бойцы нашей маленькой армии. В Берлине уже начали работать металлурги потомственного столбового дворянина Игоря Бельского, заканчивающего там университет, то есть Леры Соколовой. Они уже закупили всё необходимое и приступили к созданию небольшого цеха цветной металлургии. Похоже, что соколовит мы сможем получить с опережением графика и тогда очень многое упростится.

Но уже сейчас, не смотря на отсутствие ментальных шлемов, наши конструкторы упорно трудились над изготовлением документации и чертежей, которые должны были резко двинуть вперёд тракторостроение в США и автомобилестроение в Германии и Франции. Вскоре и на Путиловский завод придёт два с половиной десятка наших конструкторов и уже через год под их руководством будет начато производство колёсных тракторов "Путиловец", оснащённых стадвадцатисильным дизельным двигателем, способном работать на самой дрянной соляре, чуть ли не нефти. Точно такие трактора, но уже попроще, с бензиновым двигателем в восемьдесят пять лошадиных сил, начнут выпускать в Америке, на заводе "Форда", но я забегаю вперёд. Пока что мы доехали до вокзала на извозчиках и вошли в вагон первого класса держа в руках по одному саквояжу. Мы покидали Москву налегке, пока ещё не зная, как всё сложится в столице, но меня не покидала уверенность, что всё будет хорошо.

В Питере нас встречали князья Григорий Вяземский, Николай Юсупов и Фёдор Долгоруков. Молодые, красивые и очень весёлые. Они уже "притёрлись" при дворе и даже обрели кое-какое влияние, поскольку понравились царю своим здравомыслием и зрелостью суждений. Ну, вот уж в чём-чём, а в этом я нисколько не сомневался. Все трое уже обзавелись личными авто, а потому в извозчиках мы не нуждались. Прямо с вокзала я поехал на каторгу, то есть к своему папаше и был готов выслушать от него кучу нотаций, но вместо этого мы довольно мило поговорили и через пару часов отправились во дворец Юсуповых на Мойке. Едва войдя в него, я ахнул и сказал:

— Коля, да, тебя раскулачивать пора.

Молодой красавец рассмеялся и ответил:

— Хоть сейчас, Серёга, вот только где ты тогда ребят расселишь? У меня же здесь наши путиловцы целое конструкторское бюро развернули. Трактор уже в натуральную величину нарисовали. Специально для тебя. Ты с ним к моему тёзке пойдёшь. Завтра он ждёт вас всех к ленчу, а потом желает поговорить с тобой наедине. Вот ваши приглашения, их мне передал генерал-адъютант его величества. — Мы переглянулись и громко рассмеялись, а князь Юсупов махнул рукой и, тоже смеясь, воскликнул — Да, ну вас! Вам хорошо с лопатами наперевес бегать, а нам тут за вас в Зимнем дворце отдуваться приходится, вот и навязло на зубах. Ладно, пойдёмте к ребятам.

Мы поднялись на третий этаж дворца и действительно оказались в самом настоящем конструкторском бюро. Там нам показали несколько больших рисунков, изображающих самый обычный трактор, только не с резиновыми, а со стальными колёсами, снабженными грунтовыми зацепами. Юра Орлов, граф и потомок Григория Орлова, двадцативосьмилетний парень, который был когда-то одним из ведущих конструкторов танков и прочей гусеничной техники, тотчас вцепился в меня и чуть ли не завопил:

— Серёга, ты ещё здесь? Парень, ты уже полгода, как должен быть в Бразилии. Нам же уже сейчас нужен каучук на обувку для нашего "Путиловца". Это же просто срам, что такая машина будет ездить на железных колёсьях. Его же на приличные дороги даже страшно выпускать. Они любую мостовую исковеркает. Зато ты только посмотри, какие плуги и бороны он потянет.

Пожимая друзьям руки, я только и нашелся, что сказать:

— Ребята, это же упрощённая модель для нашей нынешней нищеты. Дайте нам построить в Аргентине плавучие заводы, вот тогда весь мир ахнет, увидев настоящую русскую технику.

— Так-то оно так, Серёга, — вздыхая сказал Юра, — только я боюсь что и на этой разработке Германия, Франция, Англия и Штаты такой военной техники наклепают, что мне уже сейчас страшно. Этот двигатель ведь будет помощнее, чем тот, который стоял на английском танке "Марк III" и его не составит особого труда повторить. Он простой, как скалка, но что самое паршивое, на базе этого трактора ничего не стоит построить средний так и он будет двигаться со скоростью тридцать, тридцать пять километров в час.

Князь Львов насмешливо спросил:

— А ты что, так ещё и не понял, зачем мы заказали вам такой тракторёнок Юрец? Этот трактор умному человеку, если тот у власти стоит, огромная подмога в экономике, а для дурака повод устроить гонку вооружений. Идея танка давно ведь витает в воздухе, да, только без мощного двигателя с достаточным тяговым моментом её не реализуешь. Не волнуйся, наши танки ведь всё равно будут на порядок современнее чем даже те, которые остались в нашем прошлом.

Остаток дня и весь вечер мы провели в разговорах на темы научно-технической революции двадцать первого века. Выпив вёдер пять чёрного кофе, мы славно провели время. На следующий день, одетые в гражданское платье, как нам и было велено, новое, с иголочки, но строгое, мы отправились в Зимний дворец. Нас представили царю, хотя в этом не было собой надобности, ведь мы уже встречались ранее, и мы провели за ленчем около часа все вместе, после чего я был приглашен в кабинет для беседы. Царь в это утро был довольно-таки весел, но когда мы проследовали в кабинет, нахмурился и, посмотрев на меня недовольным взглядом, спросил:

— Князь, почему вы сказали, что передадите золото казне только после разговора со мной. Разве вам от меня что-то надобно?

Хорошо, что он сам затронул этот вопрос. Дождавшись, когда царь сядет за письменный стол и предложит мне присесть, я слегка улыбнулся и беспечным тоном ответил:

— Ваше величество, я сделал это не случайно. Россия стоит на пороге гибели и вы вместе с нею. Поскольку мне ведомо, когда вас расстреляют вместе со всей семьёй, чего нельзя допустить ни в коем случае, вам нужно отринуть все прежние предубеждения и принять срочные меры как к своему собственному спасению, так и к спасению страны, которой вы правите. Так что тут уже не до щепетильности.

Николай Второй проглотил пилюлю и даже не поморщился, хотя та и была горькой. Кивнув, он попросил:

— Продолжайте, князь. Кто и когда расстреляет меня и мою семью? Это, право же, интересно знать любому человеку.

— Ваше величество, ваши палачи уже в аду, — ответил я, — но это вовсе не означает, что не найдутся новые. Поэтому вам надобно принять от нас не только золото, которое оздоровит экономику страны, но и куда более существенную помощь. Вот тогда всё изменится самым радикальным образом и через несколько десятилетий вы не узнаете Россию. Самодержавие будет при этом сохранено.

Царь посмотрел на меня задумчивым взглядом и спросил:

— Чтобы делать такие заявления в моём присутствии, князь, нужно быть либо пророком, либо сумасшедшим. Похоже, что вы всё-таки не сумасшедший. Так что же вы предлагаете?

Пристально посмотрев на царя, я негромко но строго и даже властно сказал:

— Велите принести в ваш кабинет мой портфель и папку, ваше величество. Я специально попросил, чтобы их осмотрели. В папке находятся эскизы, того, что вытащит на себе сельское хозяйство, а в портфеле проект предлагаемых нами реформ.

Его величество нажал кнопку звонка, дверь за моей спиной отворилась и он сделал распоряжение. Через пару минут я положил на стол проект толщиной в добрых двадцать сантиметров. Удивлённо посмотрев на него, царь спросил:

— Вы предлагаете мне изучить сей труд, князь? Но это же займёт несколько месяцев, если не год.

— Нет, вам будет достаточно подписаться под ним, ваше величество, а дальше реформами займутся чиновники и, что самое главное, ваш новый премьер-министр, трое его помощников, которых вы хорошо знаете, и новый министр финансов. А ещё я прошу вас принять троих врачей, ваше величество, и тогда вы можете даже и не вспоминать о том, что цесаревич Алексей тяжело болен. Поверьте, хотя эти люди очень молоды, лучших специалистов не найти больше нигде. Они придут не с пустыми руками, а со всеми необходимыми медикаментами. Увы, но полностью исцелить наследника они смогут только после его пятнадцатилетия.

Упоминание болезни цесаревича заставило царя занервничать. Он подался вперёд и тихо спросил:

— Вы говорите так только для того, чтобы утешить меня?

— Ни в коем случае, ваше величество, — повысил я голос, — эти врачи сделают именно то, о чём я сказал и готовы приступить к лечению уже сегодня. Они прогуливаются неподалёку и за ними можно немедленно послать кого-либо из моих друзей. Поверьте, им вы можете полностью доверять. Они посрамят своими знаниями любое светило медицины, — я чуть было не сказал, что из исцелённых ими людей можно сформировать несколько дивизий, но вовремя сдержался и лишь пояснил, — ваше величество, вспомните, что я сказал газетчикам — русский гений воссияет над всем миром. Это как раз и есть один из тех самых случаев, как этот проект реформ и те эскизы, которые находятся в этой папке. Вспомните, наконец, чем я подтвердил то, что моим пророчествам можно верить. Когда те молодые врачи, о которых я говорю, получили мои письма, то они и сами удивились тому, какие знания были им внезапно открыты, а ведь я разослал таких писем очень много и все те люди, которые их получили, внезапно открыли в себе столь глубокие познания в науках, что мне и самому в это не верится. Взгляните на эту машину, ваше величество, — я открыл папку, достал из неё большой эскиз, оформленный в паспарту и положил перед царём, — такие трактора на Путиловском заводе начнут выпускать уже через год. Поверьте, ничего подобного вы не увидите больше нигде. С их помощью те молодые люди, о которых я сказал вам в самом начале, сделают наше сельское хозяйство самым передовым в мире и мы навсегда забудем о голоде. Поверьте, это будет только начало. Вы не представляете себе, какого процветания Россия достигнет уже довольно скоро. Прежде, чем вы подпишете указ о реформах, я предлагаю вам поговорить с князьями Вяземский, Юсуповым и Долгоруковым, а также с князем Куракиным. Большую часть этого талмуда написали они, а лишь взял на себя труд положить его вам на стол. Ваше величество, поверьте, я именно тот, кем себя объявил. Представьте себе, я могу предъявить вам сколько угодно таких доказательств, что вы будете просто ошеломлены, ведь мне известно очень многое.

Царь снова нахмурился.

— Вы имеете ввиду мою личную жизнь? — Я лишь молча кивнул и его величество со вздохом сказал — С вашей стороны будет крайне неприлично, если вы поведаете об этом кому-либо, князь.

Николай II пристально посмотрел мне в глаза и протянул руку к кнопке звонка. Облегчённо вздохнув, я твёрдо заявил:

— Нигде, никому и никогда, ваше величество. Я желаю быть вашим другом, но никак не врагом, в отличие от некоторых господ, приближенных к вашему двору.

Государь император нажал на кнопку звонка и велел пригласить в кабинет молодых господ, ожидающих вызова снаружи и дожидающихся окончания нашей беседы в одной из гостиной. Сразу после этого он встал и негромко сказал извиняющимся тоном:

— Я хотел бы немедленно представить вас Александре Фёдоровне, князь. Эта ужасная болезнь Алёши обрушилась на неё тяжким бременем. Вы ведь, наверное, знаете, что мы едва не лишились сына прошлой осенью? Для нас обоих это было тяжким ударом.

Вскоре я представил их императорским величествам обоих медиков и уже они успокоили родителей, что их сын отныне в полной безопасности, равно как и они, так как один был хирургом, второй терапевтом, а третий всемирно известным специалистом по гемофилии. Он-то и сказал, что мальчику для того, чтобы купировать заболевание, нужно будет ежедневно делать инъекции и тогда он будет расти и развиваться, как самый обычный ребёнок. Ну, а мы прошли в другой кабинет, уже куда больше того, в котором разговаривали, и наша беседа продолжилась. Теперь царя принялись обрабатывать четверо князей, а мы всего лишь присутствовали при этом разговоре. Князь Куракин развернул перед Николаем Вторым просто сказочные перспективы и заверил его в том, что с такими поступлениями золота в казну Россия уже может ничего не бояться, даже куда более смелых экономических реформ. О них царю очень доходчиво рассказал Николай Юсупов.

Когда же зашла речь о внешней политике, к разговору тотчас подключились мы, причём даже позволили себе повысить голос, когда его величество сказал, что у России есть обязательства перед союзниками. Князь Львов постучал себя по правой стороне груди и заявил:

— Ваше величество, союзные обязательства Англии и Франции уже пронзили мне грудь пулей, выпущенной японским солдатом. Их единственное желание это как можно скорее столкнуть Россию с Германией, Австро-Венгрией и Турцией, чтобы низвергнуть нас в пропасть, но этого не выйдет. В грядущей войне Россия займёт нейтралитет, а когда весь мир убедится в том, что эту бойню развязали из-за колоний алчные хищники, мы их разгромим. Причём на этот раз не мы будем воевать ради их интересов, а Германия, но это всё дела весьма отдалённого будущего. Сегодня же, ваше величество, нужно решить вопрос о посылке экспедиционного казачьего корпуса в Монголию за золотом. Вот это задача первоочередной важности.

— Но, позвольте, ведь это же может привести к войне, — робко попытался возразить царь, — Порт-Артур мы уже потеряли и этим рейдом можем только навредить себе. Китай этому воспротивится.

Широко улыбаясь, я сказал:

— Ваше величество, а мы сделаем так, что монголы нам ещё и должны останутся. Мы отдадим им гроб с костями Чингисхана, подбросим от щедрот пару бронзовых котлов с золотом, а также их древние реликвии. Поверьте, для них обретение могилы Чингисхана гораздо важнее, чем все маньчжурские чиновники вместе взятые. В Китае до сих пор верят, что как только могила Чингисхана будет найдена, их северный сосед вновь станет могучим. Правда, кое-кто считает, что сразу после этого разразится мировая война, но она-то разразится в любом случае. Поэтому золото нужно забрать оттуда и двух казачьих дивизий для этого будет достаточно. Сейчас самое время отправиться в путь и тогда уже к октябрю месяцу золото будет привезено в Санкт-Петербург. Самое примечательное заключается в том, что это золото принадлежит Российской империи. Поэтому нам нет нужды перед кем-то оправдываться и тем более спрашивать у кого-то разрешения. По пути к могиле Чингисхана экспедиция заглянет в Ургу и всё решится буквально в течении нескольких часов. В той пещере хранятся такие реликвии, за которыми монголы в огонь пойдут.

Николай оживился и с улыбкой спросил:

— Князь, вы намерены лично возглавить эту экспедицию?

— Нет, ваше величество, это дело вашего нового министра финансов. — Быстро ответил я — Князь Куракин не только сбережет достояние наших предков, но и в разы его преумножит. Он возглавит это дело, а пятеро моих друзей будут руководить экспедицией. Мне же надобно немедленно ехать в Германию, Францию, затем в Североамериканские Соединённые Штаты и далее в Южную Америку. Там я и буду работать на благо Отечества, так что покину Россию надолго.

Царь оживился ещё больше, сосредоточенно покивал и, вдруг, выдал такое, что моим друзьям, которые мало того, что очень толково ему всё разъяснили, так ещё и представили ему краткий очерк, описывающий всё, чуть не сделалось дурно. Положив руку на брошюру толщиной с журнал "Огонёк", он властно сказал:

— Господа, ко всему, о чём вы говорили, Россия ещё не готова, но я назначу Петра Аркадьевича премьер-министром, а вас, князь, министром финансов. Вас же, господа, я попрошу стать его помощниками и начать подготовку к реформам. Жду вас в следующий понедельник вместе с новым премьер-министром для доклада, а вам, князь, и вашим друзьям желаю успехов. Вы ведь поедете как частные лица?

Таков был мой первый разговор с царём. Мы попрощались с его величеством и покинули дворец. Беркут был взбешен и как только мы приехали на Мойку и поднялись наверх, где были только свои, принялся буквально рвать и метать с рёвом:

— Ничтожество! Мышонок! Как такому болвану удалось стать императором такой великой страны?

— Беркут, уймись! — Одёрнул я друга — Нам грех жаловаться, ведь всё и так прошло просто великолепно. Тебе об этом и наши планировщики скажут. Так ведь, мужики?

Князь Юсупов похлопал Беркута по плечу и сказал:

— Угомонись, разведка, Сергей прав. Главного мы всё же добились, теперь ты министр финансов, Столыпин премьер-министр, а мы его консультанты. Реформы? Ну, и что с того, что они не будут объявлены, мы их и так, тихой сапой проведём. Я уже имел тайную встречу со Столыпиным и рассказал ему о Мордке Бодрове и о том, что тот, бедолага, помер, а от других наёмных убийц мы его убережем, вот только никаких столыпинских реформ не будет. Будут другие, наши реформы, причём такие, какие народ примет с радостью.

До понедельника оставалось целых пять дней и всё это время мы работали с Петром Аркадьевичем Столыпиным. Его срочно вызвали в Зимний дворец и после разговора с царём, он принял нас утром следующего дня, после чего мы уволокли его во дворец на Мойке и уже оттуда он направился к царю на доклад вместе с тремя своими помощниками и министром-финансов, в котором Пётр Аркадьевич уже сейчас души не чаял. Столыпин был единственным человеком, которому я подробно рассказал о том, какой была история России за сто лет. Впоследствии он стал членом нашей команды и оставался бессменным премьер-министром вплоть до одна тысяча девятьсот пятидесятого года и, как все мы, тоже имел ментальный шлем. Князь Юсупов вручил его нашему другу уже через полгода.

Едва заступив на новую должность, Пётр Аркадьевич, уже знающий о всех своих ошибках и промахах, немедленно приказал срочно, в обстановке строжайшей секретности, подготовить монгольскую экспедицию. В ней приняли участие пятнадцать казачьих полков со всей России. Казаки получили приказ тайно, не связывая себя обозом и даже зимним обмундированием, но о двуконь, оставив всех больных и слабых ещё по какой-либо причине, с максимальной скоростью выдвинуться к Волге. Приказ был этот был исполнен всего за неделю. В Саратове казаки грузились на поезда и те немедленно отправлялись на Восток. Всё необходимое подвозилось на станции. В монгольской экспедиции приняли участие кубанские, терский, донские, астраханские, уральские и забайкальские казаки. Только они могли собраться быстро и организованно выдвинуться в Забайкалье, чтобы собраться в Улан-Уде и оттуда отправиться в Ургу.

Там наши друзья, а этой операцией командовал молодой штабс-капитан, граф Евгений Бутурлин, должны были встретиться с молодым Боде-гэгэном Восьмым всея Монголии Халха-Джебцзундамба-хутухтой и обаять и очаровать его настолько, чтобы тот задумался, а не войти ли ему в состав Российской империи и тем самым налимонить рожу своему южному соседу. Как-никак Халха-Джебцзундамба считался великим ханом независимой Монголии, а тут ему плыли в руки не только древние реликвии, но ещё и большие деньги. Так оно и вышло. В октябре месяце Халха прибыл в Санкт-Петербург, где был тепло принят государем императором. Больше всего Боде-гэгэну понравилось то, что половина казаков осталась охранять Ургу и все те драгоценности, включая золотой трон Чингисхана, который этот хитрый монгол буквально вытряс из Евгения. Да, уже только по одной этой причине монголы были готовы собраться заново и раздолбать в пух и прах не только Китай, но заодно и Японию, нанесшую смертельное оскорбление Великому белому хану.

Если об отправке монгольской экспедиции никто не знал, то о её возвращении кричали буквально на каждом углу и особенно о том, что сам Богде-гэгэн Восьмой возвращает России её утраченное достояние, которое было погружено на целых три эшелона. На разъездах в то время, когда эти эшелоны, под охраной казаков, двигались на Запад, стояли эшелоны, которые шли на Восток. Каждому из участников экспедиции досталось по золотому сувениру из рук графа Бутурлина в качестве награды. Эти вещицы были не какими-то колечками или серёжками, а кинжалами и саблями, усыпанными драгоценностями. В том числе и поэтому часть казаков осталась в Урге с радость. Всё равно их вскоре должны были сменить части регулярной армии с пулемётами и артиллерией. В Монголии уже начали строить в Сайншанде большую военную базу. Во всяком случае монголы уже были задействованы на земляных и прочих работах.

Николай Второй и Халха-Джебцзундамба быстро поладили друг с другом и Монголия мало того, что заявила о своём вхождении в состав Российской империи, так Богде-гэгэн Восьмой ещё и начал жаловаться, что Внутреннюю Монголию надобно забрать у китайцев и вернуть ему, так как на планете не должно быть разделённых народов. В том, что такие мысли ему внушил Женя, сомнений не было, как и в том, что Пётр Аркадьевич живейшим образом поддержит эту идею, так как России нужно было укреплять свои позиции на Востоке. Честно говоря, иначе, как наглой, циничной и бесцеремонной внешнюю политику России начиная с осени девятьсот пятого года я бы не назвал, но это была политика направленная на прогресс и процветание всех народов, входящих в Российскую империю, а потому никому из нас особенно стыдиться не приходилось.

Государь император выслушал жалобы Богде-гэгэна Восьмого с сочувствием и немедленно приказал своему премьер-министру обеспечить все условия для того, чтобы монгольский народ смог мирно воссоединиться. Эти условия заключались в том, что, во-первых, в Монголию были отправлены шестнадцать дивизий, а, во-вторых, на подъём экономики нового российского приобретения было направлено пятьсот миллионов золотых рублей. Англия негодовала, зато немецкие предприниматели потирали руки, ведь половина этих денег была направлена на то, чтобы осуществить массированные закупки сельскохозяйственной и прочей техники в Германии. В то время, как наши друзья работали на Востоке, я со своими спутниками уже более трёх месяцев находился в кайзеровской Германии хотя и как частное лицо, но всё же был воспринят всеми, как весьма весомая фигура. Обо мне уже было написано достаточно многое, а потому никто не удивлялся, что как только мы прибыли в Берлин в начале июля, так сразу же оплатили огромные поставки продовольствия и десятки пароходов немедленно вышли из портов Германии и Франции.

Надо сказать, что все эти корабли шли полным ходом и на их мачтах развевался перевернутый флаг России, как знак бедствия, так что пароходы никто, даже Турция, не посмел остановить на срок больший, чем это требовалось для обычной проверки. Они входили в российские порты на Балтике и Чёрном море, чтобы немедленно разгрузиться и отправиться за новой партией продовольствия. Мы успели упредить события и продовольствие было завезено вовремя, а потому в это лето голодающих не было. Под эскортом казаков эшелоны и обозы с продовольствием доставлялись именно туда, где в нём нуждались больше всего и оно распределялось по числу едоков на семью бесплатно. Вместе с тем крестьянам выдавались разовые денежные пособия, а также распределялась среди них новая одежда, обувь и даже предметы быта. На каждом пакете из прочной бумаги или картонной коробке было размещено цветное изображение царя с семьёй и пожелание пережить трудные времена без потерь.

Русские люди и не они одни, голодающих и обездоленных никто не делил по национальному и сословному признаку, относились к этим изображениям бережно. Они вырезали их и потом хранили долгие годы. Ещё бы, царь снизошел к их бедам даже раньше, чем они постигли их и сделались невыносимыми. Почти в то же время все офицеры также получили единовременное денежное пособие в сумме пятисот рублей независимо от возраста, воинского звания и срока службы. В каждом конверте они находили именное дружеское послание с факсимиле государя императора. И это тоже было воспринято с благодарностью, так как уже было объявлено, что начиная с первого ноября офицерское жалование будет увеличено вдвое, а солдаты станут получать втрое больше. При этом всем офицерам было рекомендовано освободить солдат от физических наказаний и тем паче от устных либо любых иных оскорблений. К солдатам было велено обращаться отныне на вы, называя их — господин солдат.

Это было пока что высочайшее пожелание, но к нему отнеслись с куда большим рвением, нежели к приказу и армия, мягко говоря, ошалела от такой новости. Государь император не приказывал, а именно просил господ офицеров относиться к солдатам с отеческой любовью, но быть при этом строгими и нетерпимыми к нарушителям дисциплины, но ни в коем случае не жестокими. А ещё он высказывал мечту о том, что ратное дело должно стать для самых грамотных, ловких и смелых молодых солдат профессией и рекомендовал отобрать добровольцев, готовых нести службу в особых пехотных ротах, кавалерийских эскадронах и флотских экипажах, которые обретут свою законную форму начиная с первого января. Жалование таких солдат будет таким же, как и у младших офицеров, жить они будут в солдатских общежитиях и получат право обзаводиться семьёй. Государство также брало на себя обязательство оплачивать жильё офицеров и профессиональных солдат. Разработка положения о профессиональной службе шла полным ходом.

Целый ряд газет меду тем ещё в августе месяце напечатал сообщения о том, что начиная с первого ноября в России вводится обязательный восьмичасовой рабочий день и минимальная почасовая ставка оплаты труда. В этих статьях приводились также экономические расчёты, показывающие, что заработная плата повсеместно будет увеличена вдвое, а на горных шахтах и тяжелых производствах втрое. Вместе с этим вводилось государственное бесплатное лицензирование промышленных и торговых предприятий с выдачей на руки императорской лицензии. Те промышленники, которые попытаются зажать зарплату рабочим и заставить их трудиться свыше установленных восьми часов, не получат государственных субсидий и кредитов, а также будут лишены лицензий и, соответственно, им будет запрещено заниматься предпринимательской деятельностью. Вот тут уже весь народ буквально ошалел от радости, но что самое главное, во всех церквях стали служить молебны за здравие государя императора, радеющего о своём народе, словно родной отец.

Хотя ни о каких реформах не было сказано ни слова, эти статьи, напечатанные, как редакционные, во всех государственных газетах, тут же прикончили революционное движение в России. Не мудрено, ведь это были такие социальные завоевания, о которых рабочие во всех остальных странах мира даже и не мечтали. Однако, самым главным явилось то, что государство стало продавать крестьянским коммунам земли для создания хозяйств коллективных собственников и государственный банк предоставлял для этого кредиты, а несколько десятков кредитных товариществ пообещали кредиты экономического развития, но не денежные, а товарные, в виде поставок из-за рубежа элитных пород скота, сельскохозяйственной техники, транспорта и оборудования для переработки продукции. Если раньше ликовали города, то теперь стала плясать и веселиться деревня и это немудрено, ведь таким образом решался извечный вопрос России — о земле. Последней же каплей стало то, что Россия решила разместить в Западной Европе векселя государственного займа на сумму в двадцать пять миллиардов золотых рублей по которым обещала платить шесть процентов годовых каждому, кто их купит.

А вот это известие взорвало уже всю Европу, так как в Санкт-Петербург помимо наполеоновского золота, золотых кобыл Мамая и его несметных сокровищ было доставлено ещё свыше четырёхсот тонн золота, сокрытого ранее в земле. Ясное дело, что под такое обеспечение, да ещё под обещание князя Горчакова найти все клады на планете, деньги стоило давать в долг хоть чёрту, а не то что русским. Вот так начался русский экономический бум, который, между прочим, резко ускорил экономическое развитие всех стран Западной Европы. Известия о гигантском русском экономическом займе быстро достигли Китая и не мудрено, что уже через каких-то два года несколько десятков миллионов китайцев на спинах монголов из Внутренней Монголии, а также на спинах казахов и уйгуров Синьцзяна "въехали" в Российскую империю и наотрез отказались возвращаться под власть Пекина.