"Второго шанса не будет" - читать интересную книгу автора (Цормудян Сурен)

12. Признаки жизни

Газпромовский комплекс высоток проплыл слева от лунохода торчащими в небо огрызками полуосыпавшихся зданий. Доехав до перекрестка, где сходились улицы Перекопская и Каховка, машина повернула налево, как и указали направление сталкеры, и двинулась по широкой улице в сторону улицы Наметкина. Справа снова тянулась вереница огромных жилых домов. Николай смотрел на них в смотровую щель. Пустые глазницы окон, давно лишенных остекления. Вроде туже картину он наблюдал и в Надеждинске, но здесь все было иначе. Мрачный лик родного города давно приелся. Стал обыденным. Но здесь что-то новое. И дома эти были несравнимо больше типовых панельных пятиэтажек Надеждинска. Огромные великаны, вмещавшие когда-то в своих чревах тысячи жильцов разных возрастов, профессий, национальностей, смотрели теперь на него мертвой пустотой. Когда-то в этих окнах горел свет. Кто-то на балкон покурить выходил. Каждая квартира свой обособленный мирок с горсткой людей называемой семьей. Там люди жили, влюблялись, женились, ссорились, разводились, смотрели телевизор, читали книги, пеленали детишек, устраивали застолья и умирали, конечно. Смерть была всегда. Но когда она являлась лишь неизбежностью жизненного пути человека, то это было горем для близких. А когда смерть стала единственным и окончательным решением чьих-то безумных голов, решивших погубить всех и вся, то как это назвать? Неожиданно. Массово. Глобально. В ясный летний день. Мир погрузился во мглу и холод. Мир погрузился в смерть. Как-то странно в этом мире выглядели они, выжившие. Странно и противоестественно. Как будто их жизнь была теперь чьей-то преступной халатностью. Производственным браком творцов апокалипсиса или бездарностью всего людского вида, который даже собственную гибель не смог окончательно довести до конца и сделать на совесть. И противоестественно смотрелся этот человек в окне. Человек в окне? Николай присмотрелся. Да, действительно в одно из окон на седьмом этаже смотрел человек. Может это обман зрения? Может, какой-то шутник поставил там чучело? Нет. Человек пристально смотрел на луноход. Затем отошел от окна и исчез во мраке квартиры.

— Там, кажется, есть кто-то, — сказал Николай. Ему пришлось заставить себя произнести это, так как сомнения еще были. А после галлюцинаций вызванных пси-волком он с трудом находил в себе силы верить своим глазам.

— Где? — Варяг оторвался от перископа.

— Там. В окно кто-то смотрел. Потом ушел.

— Мародеры, наверное. Или сталкеры. — Махнул рукой Аксай.

— А что, еще не все из квартир повытаскивали за столько лет? — Яхонтов взглянул на командира сталкеров.

— Да в первые годы все ютились на окраинах. Тут ведь и радиация и все радости жизни были. Это последнее десятилетие дальше в центр снова селиться стали. Когда ясно стало, что за пределами Москвы мы враги для всех. Да и попробуй, обшарь все квартиры в городе. Их же миллионы. Так что вполне может быть, что там был человек.

— А чем сталкер от мародера отличается? — усмехнулся Сквернослов.

— Да ничем, — засмеялся Сабзиро.

— А чем искатели от сталкеров отличаются? — направил Вячеславу встречный вопрос Аксай.

— Искатели ищут. — Сквернослов пожал плечами.

— Ну вот, искатели ищут, сталкеры берут, а мародеры воруют, — Аксай улыбнулся. — А если серьезно, то есть, конечно, разница. Мы ведь связи налаживаем между поселениями разными. Информацию собираем всякую и потом делимся с теми, кто этого достоин. С другими информацией торгуем. Людям помогаем. А мародеры чисто для себя живут.

Из переулка между двух многоэтажек выскочил снегоход и пересек проспект прямо перед луноходом. Облаченный в дубленку и меховую шапку человек, сидевший за рулем, уставился на диковинного вида машину и, едва не врезался в торчащий из сугроба фонарный столб. Он сделал резкий разворот на месте и, остановившись, принялся что-то кричать в адрес лунохода. Затем сделал неприличный жест двумя руками и помчался дальше своей дорогой.

— Какое движение тут у вас интенсивное, — хмыкнул Варяг. — А пробки автомобильные есть?

— Имеются, — Аксай как-то странно посмотрел на Яхонтова и кивнул. — На Садовом кольце ближайшая.

— То есть как? — Варяг удивился.

— Да очень просто. Как стояли в пробке машины в тот день, так и остались. Во многих даже останки людей найти можно.

— Слушайте, я не пойму, — из передней кабины послышался голос Юрия Алексеева. — А где этот человек топливо взял для своего снегоцикла?

— Да тут этого добра навалом. Просто надо знать, где искать. Бензин есть. Это транспорт ходовой, в большом дефиците. А горючее найти можно. У нас тут даже умельцы есть, которые мастерят что-то типа самогонных аппаратов и бензин в них улучшают. Октановое число увеличивают. Горючее со временем поплохело ведь. Но выход нашли.

Луноход пересек большой перекресток. На высоком столбе висел человек. Верхней одежды и обуви на нем не было. Морозный ветер раскачивал мертвое тело и висящую на его шее фанерную табличку со странной надписью: — «Я чурбан! Увидишь подобного мне, — удави!».

— Труп свежий, — покачал головой Аксай. — Видно где-то поблизости фашины орудуют.

— Кто? — переспросил Васнецов.

— Фашины или, как еще их называют, фаши. Ну, фашисты. Кажись, в древнем Риме связки прутьев такие были. Фашины. У легионов ихних. И у фашистов принцип такой. Один человек — ничто. Прутик, который легко ломается, но подчиненная высшей цели стая, это несгибаемая связка. Нация. Высшая раса. У них нет личного. Там, имущество или проблемы. Все подчинено общему духу. Все общее. Одна жизнь, мелочь, существование и процветание стаи, высшая цель. Холод собачий, а они один хрен бошки налысо бреют. Вот мозги и поотмораживали. Кавказцев и азиатов ненавидят.

— За что?

— Ну, за это и ненавидят. За то, что кавказцы и азиаты.

— Да чего греха таить. Не все так просто, — вздохнул Армаген. — Раньше, каких только этносов в Москве не было. Но только одни плитку тротуарную клали, работали, как могли, там, где Москвичам работать в заподло. Не от хорошей жизни приезжали ведь. А другие, этнические банды сколачивали. Страх на людей наводили, насаждая порядки свои бандитские. А что телевидение в былые времена творило! Вот в девяностые годы прошлого века, как баран приезжий что-нибудь натворит, так все, раз десять в криминальной сводке покажут. Будто десять таких десяток преступлений натворило. И акцент на этом делали. Дескать, вот сука какая, лицо кавказской национальности или залетный из средней Азии. И еще смаковали так. В людях русских злобу сеяли. А потом в начале века все перевернулось вдруг. Где-то нашли труп нерусского и стали со всех экранов орать, караул, русские фашисты! Даже не разобравшись, кто и по какой причине убил. Стали страх на инородцев наводить. И злобу конечно. Вот нахрена так делали? До того дошло, что если русский прилюдно скажет, что он русский, а не россиянин какой, то его сразу фашистом называли. Вот когда мы студентами были, случай с нами произошел. Несколько кавказцев сокурсницу нашу изнасиловали. Да так, что ей что-то удалить там пришлось в больнице. Бесплодной она стала. Она конечно тоже, дуреха. Они на тачке шикарной подъехали, подвезти предложили. Она и согласилась. Но разве это дает им право? Так мы с Сабитом и Аксаем гнид этих нашли и так отделали, что один подох в реанимации. Нас, слава богу, не поймали. Да и папа у Аксая шишка в ментовке был. Но вони по телевизору было! Русские фашисты! Караул! Демократия в опасности! Да какие русские фашисты, если я армянин, Сабзиро татарин, а этот из терских казаков? Хоть и русский, но злой как горец. И такое ощущение, что народы или специально стравливали или по тупости и недальновидности. Ну, если кто-то в чем-то виноват, то пусть его покарают, а зачем такой кишмиш разводить? А если в том мире все как-то худо-бедно держалось при помощи милиции, то когда ядрена началась, то и эта пороховая бочка рванула. В Москве этнические чистки начались. Кавказская мафия править пыталась в городе. Резню учинили. Славяне искали виноватых в закладке фугасов среди нерусских. Тоже резня пошла. Все старое дерьмо всплыло. Вот и этот, что на столбе висит, может и не виноват ни в чем. Но попал к фашинам, все, привет. Да что я вам объясняю тут? Неужто вы на другой планете жили? Да всюду так было. Просто у нас все как-то острее проявлялось. Москва это город денег и возможностей был. Посему сюда и стекались отовсюду приезжие. И намерения у них разные были. И такие вещи тут имели, да и сейчас имеют особый колорит. Каждый народ имеет свои особенности, менталитет и традиции, зачастую непонятные другим и большая ошибка ровнять всех одним цветом в наивных попытках тем самым предотвратить межнациональные противоречия. Но еще большей ошибкой является мнение, что народы с разными традициями и историей, должны непременно враждовать.

— А разве эти фашины, не являются теми самыми русскими фашистами? — спросил Яхонтов. — Ты говорил, что это все телевидение придумало.

— А ты, поди, разбери. Тут есть всякие фашисты. Да и раньше были. И славянские и кавказские и еврейские. Просто называются по-разному. Главное ненавидеть других. А кому подражать в этой ненависти, стараниями Гитлера, имеется. Ненависть, одно из устойчивых человеческих качеств. И в любом народе есть такие элементы. Но к счастью, есть и другие. Как мы. Как вы. Но вражда, является одним из ярчайших проявлений жизни во всей красе. В этом я давно убедился.

Юрий Алексеев повернулся и, глядя в кабину с пассажирами, слушал. Когда Армаген замолчал, он покачал головой.

— Давным-давно в Индии жил один мудрый человек. Махатма Ганди. Однажды он сказал одну умную вещь. Если следовать принципу око за око, то мир ослепнет. — Произнес космонавт. — Это к слову о вражде.

— А вот вышло так, что навраждовались. Ослепли, либо зрячими и не были. — Вздохнул Аксай. — Это в цивилизованном обществе мир прекрасен в своем разнообразии и многогранности. Но видимо наш погибший мир цивилизованным не был, ежели закидать его пришлось ядерными бомбами. Никто не хотел разнообразия и пестроты. Все хотели, чтобы все кругом было одинаково. По их разумению. Одни хотели, чтобы всюду царили законы их племени. Другие хотели, чтобы весь мир понимал демократию именно так, как они. Третьи хотели, чтобы их суверенитет никто не трогал, и во имя этого готовы были посягнуть на суверенитет всего мира. Каждый хотел мир окрасить в один, сугубо свой цвет, вот и окропили его кровью. Одним цветом.

— Может, снимем его, а? — Васнецов провожал взглядом раскачивающийся на ветру труп.

— Это может быть ловушка. Будем его снимать, и нас снайпер ихний сам снимет. Да и все равно ему уже. — Махнул рукой Сабзиро.

Луноход приближался к очередному большому перекрестку. Хорошо был виден черный дым, валивший из здания, находящегося на углу этого перекрестка слева от направления движения машины. Раньше это здание было явно не для жилых нужд. Об этом говорила и надпись из красных букв. Первое слово было очевидно «Фитнес». Хотя буква е отсутствовала, но другое слово подобрать было трудно. Буквы располагались вертикально. Сверху вниз. Из большинства окон вырывались языки пламени, которые венчал едкий дым, уходящий по наклонной вверх, к густым облакам.

— Я тут когда-то мойщиком стекол подрабатывал. — Кивнул на горящее здание Армаген. — Бывало, трешь щеткой стекло, и смотришь что внутри. А там такие девочки на велотренажерах! Аж дух захватывает! Вспотевшие от нагрузок. Сосочки торчком, казалось, что сейчас их спортивную одежду проткнут и наружу! А тренер, скотина такая, ходит и за ляжки их щупает. Мол, еще тренировать надо. А сам щупает и щупает, падлюга.

— Заткнись, — усмехнувшись, поморщился Сабитов. — Еще одно слово про девочек, и я сам тебя щупать начну. — Пойди, амазонкам эту историю расскажи.

— А почему горит? — спросил глядящий на дым Сквернослов.

— Да черт его знает, — Армаген пожал плечами. — Может там, кто привал устроил и костер разжег для согрева. Или бой там был. Причин уйма может быть. Стоит только за огнем недоглядеть и все. Пожарных ведь нет в наше замечательное время. Так и будет гореть. Тут много сгоревших зданий.

Луноход пересек Профсоюзную улицу и двигался по улице Наметкина. Справа виднелось очередное большое здание. Казалось, оно было полуразрушено, но два опрокинутых на это здание башенных крана говорили о том, что оно просто не достроено. Внутри лишенных внешних стен этажей в нескольких местах виднелись какие-то всполохи.

— Черт, да там, кажется, стреляют, — озабоченно проговорил Варяг, глядя на это строение в перископ.

Взглянув в смотровую щель в правом борту машины, Аксай кивнул.

— Да, перестрелка в здании.

— А кто с кем?

— А черт их знает. Этот район нейтральный. Его никто не контролирует. Кое-где в подвалах одиночки прячутся и все. Так что это могут быть кто угодно.

— Дальше еще пожар! — крикнул из передней кабины Андрей Макаров.

— Это супермаркет. — Акасай кивнул.

— Что-то жарковато тут у вас, — с тревогой в голосе произнес Яхонтов.

— Ну, ты ведь сам недавно жаловался, что никаких признаков жизни не видно. Вот, любуйся на здоровье.

Когда луноход миновал горящее здание супермаркета, то путешественники увидели лежащие в снегу шесть обезглавленных тел, которые объедали взъерошенные, дикие собаки.

— Господи! Им же бошки отрезали! — воскликнул Сквернослов. Чуть дальше виднелись торчащие из снега колья, на которые были насажены отделенные от тел головы.

— Кто такое мог сделать? — с дрожью в голосе пробормотал Николай. — Тоже фашины?

— Да нет, — вздохнул Барс. — У нас это дело любят совсем другие люди.

Возле кольев с головами, на белом снегу кровью была выведена надпись: «Смерть неверным».

Два пса стали тянуть одно из тел в сторону от остальной голодной стаи, и в этот момент грянул взрыв, разметавший и тело, и собак и большие комки грязного и кровавого снега.

— Дьявол, что за черт! — воскликнул Яхонтов.

— Они трупы убитых ими людей минировать любят. — Спокойно ответил Аксай и, тронув рукой спину водителя, добавил: — Эта штука быстрее ехать может? Эти головорезы запросто могут всадить по нам из гранатомета. Они могут быть еще поблизости.

Макаров не заставил повторять дважды. Луноход увеличил скорость почти вдвое. И хотя космонавты старались не выжимать максимум скорости из машины, чтобы не увеличивать ее износ, в этих обстоятельствах сокращение времени до следующего ремонта было меньшим из зол. И обезглавленные тела людей были самым красноречивым доказательством правильности увеличения скорости лунохода и желания поскорее убраться из этого жуткого района.

Машина быстро достигла Т-образного перекрестка, за которым виднелись остатки деревьев Воронцовского парка. В глубине парка была видна вереница медленно бредущих людей с большими вязанками дров за спиной. Николай вспомнил свой последний поход за дровами, окончившийся гибелью Гуслякова и ранением Казанова. Стало совсем тоскливо. Он тосковал по своей привычной жизни в подвале Надеждинска, которая кончилась с появлением этих странных и молчаливых космонавтов.

Потрясенный увиденным Сквернослов, медленно мотал головой.

— Зачем же головы резать, — бормотал он, обращая свой вопрос в никуда.

— Армаген говорил, что у каждого народа свои традиции, — усмехнулся Аксай, — вот вам, пожалуйста. У некоторых есть и такие. Там дальше, на улице Пилюгина притормозите, я покажу где. Там дозор у фашистов. Надо им сказать, что тут духи в районе. Пусть облаву устроят.

— Я не понял, вы с фашинами в союзе? — удивился Яхонтов.

— Общаемся. Мы со всеми общаемся. Мы же сталкеры. Подкину им информацию.

— Но вы же сами только что говорили о вражде. О том, что это плохо! — Варяг негодовал.

— А как ты хотел? С волками жить, по-волчьи выть. Ничего дурного в том, что мы руками фашистов подчистим Москву от всяких тварей, не вижу.

— И они, послушав тебя, пойдут устраивать облаву! Они же не будут разбирать, кто духи, а кто нет! Всех кто под руку попадет, на столбах развешают! А если бы им попал ваш товарищ Армаген? Вы что же это творите?

— А Армаген сам фашист, — засмеялся Сабзиро, — глянь на каску его.

— Чего ты ржешь, Сабитов? — Яхонтов уставился на сталкера. — Ты же татарин, они и тебя повесят за милую душу!

— А у меня внешность славянская. — Сабзиро невозмутимо пожал плечами. — Среди фашистов и татары есть.

— Слушай, мил человек, — Аксай приблизился к Яхонтову. — Ты чего это расшумелся? Предлагаешь все оставить как есть? Эти звери обезглавили людей и ладно? Пусть живут?

— Но ведь ты сам потакаешь той вражде, которую недавно проклинал. Хочешь избавиться от бандитов, давай развернемся и сами их поищем. Трупы свежие. Головорезы недалеко. Верно?

— Мы сталкеры, а не чистильщики. Это не наша работа. Я же говорил тебе. Наш столичный колорит будет вам поначалу непонятен. Потом многое поймете. А сейчас успокойся. Просто так надо.

Варяг зло посмотрел на командира сталкеров, затем обратился к Армагену:

— А ты чего молчишь, Хачикян?

— А я согласен с Аксаем. Надо дать фашам наводку на духов. Если хочешь знать, то среди кавказцев и азиатов в Москве есть отряд «Ирбис». Они ловят своих земляков за преступления перед местными и отдают их на расправу чистильщикам, казакам черносотенцам и даже фашинам. Сами очищают свои расы от всякого отребья.

— А братья славяне свою расу от отребья очищают? — язвительно заметил Варяг.

— Очищают, — кивнул Аксай. — Тут у нас чистильщики-истребители и казаки, что-то вроде полиции. Они и очищают. Тормози у этого дома! — сталкер хлопнул по плечу сидящего за рулем космонавта.

Высокое жилое строение стояло торцом к дороге. Барс и Аксай выбрались из лунохода через шлюз и отправились к этому дому.

— Неправильно это все, — вздохнул Яхонтов, глядя им в след. — Ой, как неправильно.

— Да ладно. Лучше всего со зверьем может справиться только зверье. Пусть фашисты порезвятся. — Махнул рукой Сабзиро.

— Знаешь, когда Гитлер напал на нашу страну, в Советском союзе были такие, кто был обижен на тогдашнюю власть. Они, наверное, тоже любили родину и свой народ, но грузина Сталина, мингрела Берию и евреев-комиссаров считали зверьем, и потому помогали оккупантам. А оккупанты жгли города и деревни. Убивали и насиловали. Всех. И женщин и детей и стариков и русских и нерусских. Но это все ерунда. Главное, пусть фашисты порезвятся. Так?

— Слушай, Варяг, я же говорил. Здесь есть и нерусские фашисты. Это в некотором роде баланс сил, — начал говорить Армаген.

— Баланс сил? Баланс сил говоришь? И этот баланс достигается взаимным истреблением? Давным-давно в мире существовал баланс сил. И этот баланс заключался в ядерных боеголовках ведущих держав мира. Ну и что вышло? Ты об этом балансе? А о каком балансе сил думали те, кто нажал на кнопку? А? Знаешь, Армаген, те отморозки, что режут головы, это волки. Фашины, тоже волки. А вы, все остальные, просто бараны.

— Ну а ты что предлагаешь?! — не выдержал Хачикян и тоже завелся.

— Я предлагал вернуться, найти и убить духов. А фашисты сейчас устроят просто охоту на ведьм.

— Да бред это, понял! Мир таков и мы должны поступить именно так как сказал Аксай! Так устроен мир, понимаешь?!

— Мир таков, каким мы его делаем. И только. А вы руки умываете. Один такой умный руки уже умыл. И Христа после этого распяли, между прочим.

— Я мусульманин, — равнодушно пожал плечами Сабитов.

— А ты Коран открой и почитай повнимательнее. Может, найдешь упоминание о пророке по имени Исса? Угадай кто это.

— Где я Коран найду? Я только про Мухаммеда слышал. А что за пророк Исса?

— Это и есть Иисус!

Николай слушал этот спор и чувствовал, как у него начинает болеть голова. Он не понимал сути этого спора. Не мог понять кто тут прав, хотя его знакомство с Варягом с самого детства, конечно, могло послужить принятию точки зрения Яхонтова, но Васнецов отчего-то не мог согласиться ни с кем из спорящих. Сейчас Варяг говорил как ярый противник убийств, но совсем недавно он хладнокровно расправился с людьми в старом вагоне, что в свою очередь привело к убийству невинной и больной девушки. И убил ее он, Николай. Тогда Яхонтов, успокаивая его, говорил что-то о необходимости. О грядущих жертвах на их пути, но почему сейчас ему не остаться при той точке зрения? Что если и тут у этих людей необходимость? Ведь они действительно ничего не знали о том, как живут люди в Москве. И идея вернуться и устроить охоту на головорезов была противоречивой. Васнецов хотел уже, было напомнить Яхонтову об их важной миссии, которая не позволяет отвлекаться на посторонние события. Однако он решил промолчать, помня наказ командира не упоминать о путешествии на Аляску и про их странный вездеход говорить, что это машина, сделанная еще до войны по заказу одной крупной нефтедобывающей компании для геологоразведчиков в Сибири, а не какой не луноход. Николай промолчал, но его непонимание мотивации сталкеров и Яхонтова только крепли.

— В Коране есть Иисус? — Сабитов удивленно посмотрел на Армагена. Тот в ответ улыбнулся.

— Конечно, есть. Только он там не сын божий, а пророк. Все религии имеют общие корни. Как и люди. Я же говорил, что все люди братья. — Хачикян похлопал Сабзиро по плечу.

— А фашисты и эти ваши духи, тоже братья? — мрачным голосом спросил Сквернослов.

— Само собой. Только они братья, как Каин и Авель. Да если посудить и те и другие живут стаей и ненавидят тех, кто на них не похож. Ну, чем не братья? Но, Как Каин и Авель, — повторил эти странные имена Армаген.

— А кто это, Каин и Авель? — поинтересовался Николай.

— Э брат, ты совсем необразованный. Это дети Адама и Евы. Один другого убил. Вот с тех пор и воюют люди.

Во дворе стоявшего к ним торцом здания показалась группа людей в белых маскхалатах с черными свастиками на рукавах. Их было девять человек. У всех оружие. Винтовки и автоматы с короткими стволами. И у каждого на поясе висела полуметровая пика, сделанная из прута стальной арматуры, один конец которой был заострен, а другой обмотан изолентой для удобства руке. Их лица скрывали черные вязаные маски с прорезями для глаз. Они прошли в ту сторону, откуда прибыли путешественники и, проходя мимо лунохода, бросали на него любопытные взгляды.

Вскоре появились и Аксай с Барсом. Варяг помог им пробраться через шлюз и те расселись на свои места.

— Армаген, тебе привет от фашистов, — усмехнулся командир сталкеров. — Они просили отдать им твою каску, когда тебя убьют.

— Пошли их в следующий раз нахрен.

Дальше долгое время ехали молча. Яхонтов продолжал злиться на сталкеров, за их, по его мнению, не правильное решение спровоцировать фашистский рейд в том районе. Сталкеры сосредоточенно смотрели на город, видимо ловя взглядом возможные изменения, произошедшие за время их недолгого отсутствия в Москве. Космонавты вообще всегда молчали. Видимо годы, что они были в пути, сказались на их общительности не лучшим образом. Вячеслав сидел, прикрыв глаза, то и дело, мотая головой. Вся его веселость куда-то пропала. Он, судя по всему, думал о погибшей Алене. Николай поочередно, то одним виском то другим прижимался к холодному стволу автомата, чувствуя, что это хоть немного помогает усмирить головную боль.

Луноход уже проехал по улице Вавилова, миновал улицы Панферова и Строителей, пересек Ломоносовский проспект, выйдя на Коперника и, по проспекту Вернадского подъехал к Лужнецкому мосту, проехав перед этим под мостом улицы Косыгина. Косыгинский мост был в плачевном состоянии. Сверху угрожающе свисали на деформированных арматурах огромные куски бетона. Вместе с этими кусками нависал разбитый бронетранспортер и несколько легковушек, которые когда-то провалились и так и висели, словно предупреждая о грозящей под этим мостом опасности. Путешественникам пришлось прибавить ход, чтобы миновать это опасное место. Всюду по пути они видели пустые дома, многие из которых уже подавали признаки скорого обрушения. Испещренные трещинами, со следами пожаров, грабежей и стрельбы, они будоражили и возбуждали самое пессимистическое настроение в смотрящих на них путешественниках. Кое-где среди домов были видны группы людей. Кто-то тянул куда-то сани, груженные дровами и различным имуществом. Кто-то, так же на санях или просто волоком, тащил в неизвестном направлении мертвые тела. Возможно, это были похороны. У Лужнецкого моста никого не было видно. В начале моста из снега торчал перевернутый автобус и уткнувшийся в парапет пожарный «Зил». Вдалеке, на льду Москвы-реки были видны проруби и много мусора вокруг.

— Воробьевы горы слева от нас. — Сказал Аксай.

Сидевший за рулем Макаров остановил машину и посмотрел в указанном направлении.

— А где университет? — спросил он.

— Нет его давно. Разрушен. — Ответил сталкер. — Ну что, куда вам дальше?

— А вам куда? — вопросом на вопрос ответил Андрей.

— Нам на стадион. Вон он за рекой, видите? Лужники. Неплохо сохранился. Там и живем. Там много сталкеров с семьями обитает.

— Мы вас подвезем, — ответил космонавт, и луноход снова тронулся с места. — Дальше дорогу знаем.

— Может, в гости к нам заскочите? — поинтересовался Армаген. — Будем рады. Погостите денек другой. Куда вам спешить?

— Так вы же обратно в лес собирались, — Яхонтов взглянул на Хачикяна.

— Ну, не сразу ведь.

— Погостим. Но потом. В другой раз. Спасибо что пригласили. — Варяг кивнул.

Луноход стал подниматься на мост. Он был целым, но годы подтачивали его и тяжелый пласт снега давил на его поверхность. Однако следы лыж и снегоходов говорили о том, что им пользуются до сих пор. И возможно он выдержит легкий, сделанный из передовых для своего времени композитных сплавов луноход. В некоторых местах край моста был обрушен. Николай смотрел на грязный лед Москвы-реки. Снега на нем было почему-то мало. Зато в изобилии хватало каких-то бурых мазков непонятной грязи. Много различного мусора. У набережной из речного льда вертикально торчал микроавтобус, наполовину скрытый в водах Москвы-реки. Возле прорубей копошилась группа каких-то людей. Возможно, они добывали рыбу. Во всяком случае, Николаю подумалось именно это. Вдруг люди уставились на мост и, Васнецову подумалось даже, что они смотрят именно на луноход. Однако через несколько секунд выяснилось, что это не совсем так. В районе очередного обрушения мостового полотна вырвалась странная черная туча. Люди у проруби бросились прочь, а черная туча, подобно огромному рою пчел стала клубиться у моста, все увеличиваясь в размерах и вытягивая невесомые черные щупальца в сторону убегающих людей.

— Что это? — Яхонтов взглянул на сталкеров.

— Выброс, — ответил Аксай. — Под нами второй ярус. Это метромост. Там стекла ударной волной повыбивало. А в метро говорят, иногда какие-то подземные ветры бушуют. Вот в такие моменты происходит выброс. Через такие пробоины выдувает радиоактивный пепел. Он до сих пор очень опасен. Там черти что намешано.

— Это точно, — вздохнул Барс. — Там и раньше проблемы были. В метро ведь воздушные фильтры должны быть. Они там и были. И в былые годы справлялись с потоком пассажиров. Но когда союз развалился, хлынули все и отовсюду в Москву. Пассажирские перевозки возросли с ростом населения и нелегалов. А фильтры все те же самые. Они были рассчитаны на людей в пять раз меньше. Вот и культивировались в трещинах и под всякими панно микробы. Там что хочешь. И туберкулезные палочки и дизентерийные микробы, вирусы разные. Все чем болел человек и что воздушно-капельным путем передается, копилось в укромных местах метро. А потом ядерная атака. Вот и выдувает периодически гремучую смесь из всяких дыр.

Туча отлетела от моста и стала медленно оседать на лед реки.

Машина, наконец, пошла на спуск. Слева проплывало огромное здание главного стадиона бывшего спорткомплекса Лужники. На спуске, было видно много крыш легковушек, торчащих из под покрывающего мост снега. Еще больше машин и автобусов было внизу. На стоянках возле длинных полуразрушенных рыночных павильонов. Многие были припорошены снегом. Другие нет. Видимо кто-то раскапывал их, в надежде чем-нибудь поживится. Во многих машинах зияли старые пулевые отверстия.

— Мы сюда, на рынок, с женами ходили перед отлетом, — сдавленным голосом проговорил космонавт Юрий. — Как ужасно…

— Тут в первые дни бойня была страшная, — вздохнул Армаген. — Это когда чистки этнические начались. Столько людей полегло. Трупы потом в реку сбрасывали. Чтоб эпидемия не началась. Лето. Жара. Черт, сейчас бы эту жару.

Луноход продолжил путь к стадиону через остовы ржавых транспортных средств, кучи какого-то хлама игравшего видимо роль баррикад и через аллею, где когда-то росли деревья, уже давно срубленные и сожженные для согрева жилищ.

— А Краснолужский мост цел? — спросил Андрей Макаров.

— А там их два, — ответил Армаген. — Тот, что большой, давно обрушен. Малый еще цел. Можете по нему ехать. Только там блокпост. Но это ничего. Это наши там. За пять патронов от калашника пропустят без вопросов. — Хачикян вынул из кармана горсть патронов и протянул их Яхонтову. — Держи.

— Да зачем? У нас есть.

— Бери-бери. Вы же подвезли нас. Мы бы трое суток, наверное, добирались. Бери. На блокпосту заплатишь за проезд. Но если успеем, то сообщим им по рации про вас, чтоб вообще без заморочек дорогу вам открыли.

— Спасибо, — Варяг кивнул.

— Ближе к стадиону подъезжать не надо. Панику своим танком наведете. Мы тут выйдем, — произнес Аксай. — Имейте в виду, придете в гости, будем рады. В этом районе нас все знают. У любого спросите.

— Был рад знакомству, — Армаген улыбнулся. — Вы уж не серчайте, ежели, что не так. И за ту историю, с пси-волком.

— Ну, вы ребята тоже, зла не держите, — кивнул Яхонтов, — особенно ты, Сабзиро. Прости, что я тебя прикладом…

— Да ничего. Я привык уже.

Они сухо, без лишних эмоций попрощались и сталкеры покинули луноход через аппарель.

— Даже жаль как-то расставаться, — вздохнул Сквернослов. — Хорошие ребята оказались.

Луноход стоял некоторое время, и путешественники провожали взглядами эту колоритную четверку, затем, наконец, машина тронулась с места.

— Что дальше? — спросил Яхонтов у космонавтов.

— Едем к Киевскому вокзалу. Недалеко уже. — Ответил Алексеев.

— А зачем нам туда, может, все-таки объясните?

— Надо, — угрюмо ответил Юрий.

Сталкеры не обманули. Они успели связаться с блокпостом. Подъехав к малому мосту, путешественники обнаружили, что шлагбаум там поднят и из бойницы выложенного мешками и накрытого бревнами блокпоста? луноходу только махнули рукой, давая понять, что они могут ехать без остановки. Луноход продолжил свой путь по моcту, обрамленному дугообразной поддерживающей конструкцией из покрытой ржавчиной стали.