"Второго шанса не будет" - читать интересную книгу автора (Цормудян Сурен)

10. Зона поражения

Вокруг царил кромешный мрак. Можно было поднести ладонь к лицу и ничего не увидеть. Где он? В вездеходе? Похоже на то. Снаружи выл ветер. Хотя не только. Скрипели ржавые качели. Еще завывания человека. Николай даже и не понял, как он очутился на улице. Как ни странно, там было светло. Хотя он был точно уверен, что сейчас ночь. На свободной от снега детской площадке скрипели те самые качели. Рядом стояла девушка с морщинистым лицом и без двух пальцев на руке. Рана. Та, которую он убил. Целой, но сильно исхудавшей бледной ладонью она сжимала скакалку.

— Ты жива? — вздохнул он.

— Нет, — услышал он в ответ печальный голос. Хотя Рана не разжимала губ.

— Но ведь ты…

— Я родилась мертвой.

— Как такое может быть?

— В нашем мире может быть все. Мы все рождаемся мертвыми. Ведь мы не живем уже потому, что кто-то далеко может решить положить конец жизни. Мы все мертвы, потому что наши жизни нам не принадлежат. За нас решали и решают они.

— Кто?

— Кеволеч!

— Кто это?

— Это человек. Только наоборот. — Девушка продолжала говорить, не раскрывая рта. — Ты когда-нибудь видел зеркало?

— Да, — Николай кивнул.

— Я ненавижу зеркало. Я вижу в нем правду. То, какая я есть. И каждый, кто смотрит в зеркало, видит античеловека. Себя! Каждый… Абсолютно каждый считает себя лучше, умнее, красивее, благороднее, достойнее других. Но если посмотреть в зеркало. Если приглядеться… Это кеволеч! Истина! Урод! Тот что хуже, тупее, уродливее, примитивнее и жаднее… Каждый… Только мир таких существ мог превратиться в могилу для всех. Мы родились мертвыми. Мы — кеволеч… Смерть, это отражение жизни. И только в отражении, взглянув на себя со стороны, можно увидеть правду… Кеволеч…

— Но я… Я стрелял в тебя… Ты не держишь на меня зла?

— Моя смерть во время жизни закончилась. Настала очередь жизни после смерти. — Она протянула к нему обезображенную руку. — Пойдем со мной.

Он испуганно попятился.

— Нет! Я не могу!

Она опустила руку и грустно на него посмотрела.

— Я некрасивая. Да? Ты не думал, что встретишь такую уродину? А в нашем мире возможно все. Все! Только не чудеса…

…Николай вздрогнул и резко вскочил со своего сидения, на котором спал. Тронувший его за плечо Сквернослов отпрянул.

— Колян, ты чего?! — спросил он.

Васнецов сидел и тяжело дышал, держась руками за голову.

— Что-то в последнее время мне снится всякое… Хоть вообще не спи…

— Ну да, — усмехнулся Вячеслав. — Это чтоб ты да не спал! Ладно, братишка, забудь. Это всего лишь сон. Взбодрись. Твоя очередь вахтить.

Васнецов кивнул и принялся одевать бушлат. Он с удивлением заметил новую заплатку на том месте, где одежда была разорвана недавним выстрелом Раны.

— Делать нечего было, вот я и заштопал. — Подмигнул Сквернослов. — С тебя причитается.

— Спасибо Славик.

— Да ладно. Должен будешь. Спокойной вахты тебе. Кстати, — Вячеслав как-то замялся и пристально посмотрел на Николая. — Мне Варяг рассказал про пистолет Бражника.

— И что?

— Это ненастоящий ПМ. Травматический.

— То есть?

— Ну, ствол у него ужатый. Только для стрельбы резиновыми шариками. Да и патронов в нем не было.

— То есть, ты хочешь сказать, мы убили безоружных людей?

— Ну, какие же они безоружные. Да и кто знать то мог, что Бражник блефует? Ладно. Не бери в голову. Просто… Ну просто… Такие вот дела. — Вячеслав вздохнул, явно жалея, что сказал об этом Николаю. — Спокойной вахты. — Он улегся на место Васнецова, положив под голову шапку и подняв воротник бушлата.

Тишина и ленивые минуты, которые тянулись как густая липкая вязь, не желая давать времени, течь как ей положено, угнетали, превратившись в настоящую пытку. Это оказалось еще хуже, чем так нелюбимые им дозоры в общине. Там хоть их было четверо бодрствующих. И было с кем поговорить. Николай вообще любил одиночество и тишину. Но только не сейчас. Сейчас одиночество стало для него медвежьим капканом. Той ловушкой, которую поставил страх. Причем страх этот, казалось, охотился именно на него. Ворох нехороших мыслей будоражил его, обрекая на постоянное смятение. Чтоб хоть как-то отвлечься, он стал тихо напевать:

Однако подобная примитивная песня делала еще хуже, но другой он сейчас вспомнить не мог. Он снова и снова прокручивал то, что случилось в том вагоне. И убийство девушки. Он все больше склонялся к мысли, что такой исход действительно был неизбежен. И это могло послужить хоть слабым, но утешением. Но были и другие мысли. А не делает ли он выводы о неизбежности такого исхода, лишь для собственного утешения? Не занимается ли он самообманом? Ведь когда-то, кто-то, принял решения нажать на пресловутую красную кнопку, с мыслью, что это единственный и неизбежный выход. Какой выход? Куда? Что бы было, если бы люди не спешили бросаться своим страшным аргументом — оружием? Мир был бы жив. И эта девочка родилась бы наверняка нормальной. И он не отправился бы на Аляску. И не встретил бы ее. Такие, как ее отец, не убивали бы жителей Москвы. Варяг не убил бы его. Коля не убил бы Рану. Да и звали бы ее по-другому. Если бы… Так может и он поступил так, как те, что погубили мир? Хотя… Люди завидовали, убивали и воевали и без атомной бомбы. Всегда. Как это слово во сне… Кеволеч…

Николай снова взглянул в смотровую щель. На улице тьма. Падали редкие снежинки. Ему вдруг захотелось, чтобы что-то произошло. Что угодно. Но то, что отвлечет от увлекающих за собой крутящихся в ледяном вихре мыслей. Он посмотрел в перископ. В него вообще ничего не было видно. Очевидно, снаружи он уже был заляпан снегом. В конце концов, на Луне никакого снега не существовало. И ни у кого из тех, кто сконструировал эту машину, не могло возникнуть и мысли, что перископ надо снабдить каким-то обогревом или иной системой защиты от снега. Васнецов твердо решил выйти из лунохода и очистить смотровой прибор. Он застегнул свой бушлат на все пуговицы, посильнее натянул на голову шапку и опустил на глаза пластмассовые очки. Взяв в руки свой автомат, он медленно, стараясь никого не разбудить, двинулся к кормовой двери. Аппарель открывать нельзя, иначе от нахлынувшего с улицы холода его товарищи проснуться и будут весьма недовольны. Поэтому он осторожно открыл в аппарели дверь и, потянув за ней рукоятку, заставил телескопический шлюз выдвинуться наружу. Затем он перешагнул в образовавшееся пространство шлюзовой камеры и закрыл за собой внутреннюю дверь. Теперь можно выходить. Приоткрыв наружную дверь, он почувствовал, как морозный воздух мгновенно заключил его в цепкие объятия. Николай выбрался наружу и стал осматривать луноход. Как ни странно, он так и не успел толком разглядеть эту машину. Ни в тот раз, когда она появилась впервые перед их блокпостом, ни тогда, когда они пришли в ангар, ни во время вылазки к тому поселку, в котором им довелось пролить кровь. Теперь он внимательно осматривал этот вездеход, желая найти легкий путь на его крышу. Это оказалось не так сложно. Васнецов закинул одну ногу на верхнюю ветку гусеницы и ухватился за один из двух цилиндров, что находились по оба борта машины. В этих цилиндрах располагались выдвижные антенны для связи с Землей или космосом. Теперь он ступил на выступ левого борта и по двум поручням на цилиндре с легкостью взобрался на черную клетчатую крышу лунохода. В центре крыши был небольшой белый шар с круглым глазом перископа. Он действительно залеплен снегом. Николай очистил смотровой прибор и, рассевшись на крыше поудобнее принялся осматриваться. Все-таки это гораздо интереснее и продуктивнее, нежели смотреть через узкие щели машины. Луноход стоял в узкой и довольно глубокой лощине, хорошо скрывающей его. По склонам лощины из снега торчал кустарник. Чуть выше росли деревья. И вокруг густой лес. А на вершине правого склона…

Васнецов резко вскинул автомат и прицелился. На вершине правого склона кто-то стоял. Белый, как этот снег, силуэт в черноте ночи. Что, или вернее, кто это? Человек? Определенно, что-то похожее на человека. Сколько до него? Метров пятьдесят. Или меньше? Наверное, меньше. Ведь в темноте ночи далеко не разглядеть. И видно только в случае резкого цветового контраста. А этот призрачный силуэт вовсе не причудился. Вон он. Стоит. Не двигается. Наблюдает. Холод пронзил тело Николая тысячей ледяных клинков. Нет, это не от мороза. Это тот холод, что леденит душу и разум. Это страх.

— Эээээй… — попытался окрикнуть силуэт Николай, но услышал лишь собственный хрип, от которого сам испугался… — Ээээээй! — повторил он громче, проглотив нервный ком, застрявший в горле. Силуэт не реагировал. Может выстрелить? Силуэт на мушке. Но не торопиться ли он с принятием решения? Ведь он недавно применил оружие и теперь горько сожалел об этом. А что на этот раз? Может это вовсе не человек? В том смысле, что это вообще не живое существо… Просто коряга… Будить товарищей? Если это действительно коряга, то его засмеют, кроме того, что будут недовольны тем, что он всех перебудил из-за ложной тревоги. Васнецов почувствовал, как его страх стал завлекать. Манить сделать шаг в сторону этого нечто. Как тогда, в снежном тоннеле, когда страх заставил его идти в неизвестность и в итоге он просто вышел на свой блокпост. Адреналин наполнил кровь и сменил холодящий страх, согревающим безрассудством, заставляющим спрыгнуть с машины и быстро направиться к этому силуэту, чтобы настичь его и спросить, какого хрена он там стоит и смотрит. Васнецов двигался, держа автомат наготове. Он проваливался в снег и жалел, что не прихватил снегоступы. Но возвращаться сейчас глупо. Эти меньше чем пятьдесят метров дались не просто. Вверх по склону, да по рыхлому снегу…

Коряга. Николай нервно хихикнул и смахнул с нее снег. Обрубок ствола березы с человеческий рост, с обломанными ветками, свисающими подобно человеческим рукам. Это всего лишь коряга.

— Вот зараза, страху нагнала, — засмеялся Николай, почувствовав невероятное облегчение. Он похлопал облаченной в трехпалую рукавицу ладонью по коряге и покачал головой, вспоминая свои ощущения, несколько минут назад, когда он дрожащими руками целился в это дерево.

Внезапно что-то ударилось ему в ноги и внизу, разбрасывая хлопья снега, промелькнула тень. Васнецов испуганно отпрыгнул, распластавшись на свежем слое снега. Быстро нащупав оброненный автомат, он вскочил на ноги и стал оглядываться. Там где он секунду назад находился, возле этой коряги, была видна вереница следов. Осторожно подойдя ближе, он присмотрелся. Похоже, что это была лисица. Вполне возможно, что под этой корягой у нее гнездо. Николай растер ладонью снег по лицу и снова усмехнулся. То, что кажется пугающим и опасным в своей неизвестности, оказывается чем-то банальным и безобидным на поверку. Неизвестное, похожее на человека существо оказалось корягой. Что-то ударившееся по ногам оказалось лисицей. Или нет? Он снова взглянул на следы. Все-таки, похоже, что это лисица. Но очень захотелось удостовериться в этом, чтобы окончательно подтвердить свою теорию о том, что все страхи пустые и беспочвенные. И тогда он вообще перестанет чего-либо бояться, что, кстати, очень пригодиться в их непростом походе на Аляску.

«Единственная вещь, которую надо бояться, это сам страх», — говорил когда-то его отец, — «Страх разрушает человека и тогда человек разрушает все, что окружает его. От страха теряется разум. От страха человек стреляет, запускает ракету и гибнет».

Да, с собственными фобиями надо бороться. Это Николай понимал. Ведь он постоянно ощущал переизбыток страха в своем разуме. И сейчас, идя по следу предполагаемой лисицы, он рассчитывал именно на такой тренинг по борьбе с фобиями. Идти одному, ночью в лесу. В мире ядерной зимы, люпусов, крыс-мутантов и снежных червей. По соседству с кордоном безумных людей, ненавидящих бывших жителей бывшей столицы бывшей страны. Это ли не проверка для наличия мужества? И он не опасался заблудиться, так оставлял за собой глубокие следы от проваливающихся в снег ног.

Николай шел долго. Следы все не кончались. Когда лес превратился в бурелом, то следы зверя уходили под поваленные деревья.

— Ну вот, — вздохнул Васнецов. — Приплыли.

Он заглянул под бревна, но разглядеть что-то в темноте было нереально, даже с учетом того, что его глаза уже привыкли к мраку. Оставалось только жалеть, что он не прихватил с собой фонаря и идти обратно к машине. Николай уже повернул было назад, но вдруг заметил вдалеке какой-то отблеск. Фонарь? Он снова его заметил. Крохотная точка света двигалась в поваленном лесу, постоянно вздрагивая и дергаясь. Это определенно фонарь в руках идущего человека. Николая распирало любопытство. В конце концов, для того он и в дозоре, чтобы выяснить, кто там бродит. Васнецов понимал свое преимущество. Сейчас он лучше ориентируется в темноте, чем человек с фонарем. И он меньше заметен, чем тот, кого из-за света видно на несколько сотен метров. Николай двинулся напрямик, через поваленные деревья, то взбираясь на могучие стволы то пролезая под ними. Это оказалось совсем непросто. Ему казалось, что он прошел по этим сваленным деревьям километр, но на самом деле это едва ли была сотня метров. Сосредоточенный на преодолении бесконечных препятствий, он бросал в сторону фонаря лишь редкие взгляды. И в очередной раз, взглянув туда, он ничего не обнаружил. Свет загадочного фонарика исчез.

— Зараза, — прорычал Николай, озадаченно вглядываясь в темноту леса. Никаких признаков света он не обнаружил. Идти обратно через эту непролазную свалку совсем не хотелось. Николай решил поискать путь полегче. Только продвинувшись вперед еще на две сотни метров и оказавшись на местности свободной от бурелома, он с ужасом осознал, что обратную дорогу найти не сможет. Ведь более трехсот метров он двигался по сваленным стволам деревьев, на многих из которых даже снега не было, чтобы оставить там свои следы. Остро захотелось паниковать. Васнецов нервно замотал головой. Куда идти? Справа лес был реже, и там не видно было завалов. Возможно, там удастся обойти бурелом. Главное помнить то направление, откуда он пришел. Николай старался двигаться как можно быстрее, чувствуя, что начинает замерзать. От усталости и тревоги видеть он стал хуже и поэтому резкий обрыв стал для него полной неожиданностью. Он кубарем покатился вниз, успев только крепко прижать к себе автомат. Хуже всего в данной ситуации было потерять свое оружие. Николай катился вниз целую вечность, моля лишь об одном, чтобы на пути не было дерева, удар об которое мог переломать ему кости. При такой крутизне обрыва, контролировать падение было практически невозможно. Наконец все прекратилось. Он благополучно достиг низины. Васнецов поднялся на ноги, отдышался и стал отряхиваться. Теперь надо осмотреться. Вокруг снег с какими-то длинными бугорками. Возможно это опять бурелом, но уже старый, давно покрытый толстым слоем снега. Он подошел к ближайшему бугру и стал разметать прикладом автомата снег. Так и есть. Это дерево. Только какое-то странное. Внимательно приглядевшись, Васнецов понял, что это дерево было сильно обуглившимся. Подойдя к следующему бугру, он стал расчищать и его. Тоже дерево. И тоже совершенно обуглившееся. Причем было ясно, что оба ствола подверглись на короткий момент очень высокой температуре, и потом их горение резко прекратилось. Вернее самого горения наверняка и не было. А вот термическое воздействие… Он точно знал, что лежащие в костре толстые бревна выглядят по-другому. Может, когда-то тут был лесной пожар, но потом резко пошел дождь? Николай расчистил третье дерево, и оно оказалось идентично первым двум. Примечательным оказалось еще и то, что стволы были повалены в одном направлении. Беглый взгляд на другие снежные бугры, скрывающие деревья, подтвердил, что стволы падали в одном направлении. Это не бурелом, вызванный ураганным ветром. Это что-то иное. Какая сила могла так ровно их повалить и обжечь?

— Господи, — пробормотал Николай и зажал ладонью рот. Ему вдруг стало страшно даже дышать в этом месте. Жуткая догадка осенила его. Эти деревья были свалены ядерным взрывом. Где-то недалеко эпицентр. И он сейчас находится в зоне поражения.

Николаю снова стало неописуемо страшно. Он не знал, какой тут радиационный фон. Он знал лишь одно — радиацию нельзя увидеть, почувствовать или понюхать. И когда человек узнает, что подвергся ее воздействию, то становится уже поздно. Он вспомнил погибшую от радиации мать. И сотни других жертв этого страшного последствия ядерного безумия. Николай боялся сделать даже вдох, думая о том, какие последствия это может принести. Его охватила паника, и он бросился к обрыву. Однако он был настолько крутым, что все его попытки взобраться обратно наверх привели только к тому, что его стало заваливать падающими пластами снега. Васнецов яростно отмахивался от снега руками, словно на него напал рой ядовитых насекомых. Поняв тщетность своих попыток, Николай бросился прочь. Он проваливался в снег по пояс, но ему казалось, что он удаляется очень быстро, однако, обернувшись, каждый раз замечал, что эти страшные следы ядерного поражения, в виде обуглившихся деревьев все еще рядом. Он рычал от ярости и ощущения собственного бессилия против невидимой радиоактивной смерти. Начав задыхаться, он подумал уже, что это радиация его убивает. Однако это сказывалась нехватка воздуха ввиду того, что он старался реже дышать и при этом выжимал из себя все силы в попытке убраться отсюда прочь. На его пути показались новые снежные бугры, явно скрывающие под собой пораженные деревья. Николай попытался их обогнуть, но внезапно перед ним разверзлась черная бездна, в которую он и полетел, увлекая за собой хлопья снега. Хруст ломающихся досок, грохот листового железа, шорох, звон в ушах… Все сознание Николая сжалось в крохотный окруженный хаосом комок, который не мог даже понять, где его руки и ноги…

— Медведь! — заорал вдруг кто-то совсем рядом в темноте.

— Валите его! — вторил ему другой голос.

— Я не медведь! — истошно завопил Васнецов.

— Говорящий! — нервно хихикнул кто-то.

— Убери руку, это я…

— Да включите фонарь, черт вас возьми!

— Барс, урод, ты мне на руку наступил!

— Это не я!

— А кто?

— Медведь!

— Я не медведь!

— А кто ты тогда?!

— Черт, где мой автомат?…

— Лапы убери, это мой!

— Кто тут?

— Да включите фонарь, бараны!

— Сам баран!

— Я не медведь! — в третий раз повторил Николай, не понимая, где находится и кто это рядом кричит.

В лицо ему ударил яркий свет. После того, как он давно привык к сумеречному дню и черной ночи, Васнецову показалось, что свет фонаря выжег ему не только глаза, но и мозг.

— Уберите! — крикнул он, закрывая лицо руками. — Вы кто такие?!

— Что это за отрок свалился к нам на голову? — произнес тот, кто настойчиво требовал включить фонарь. — Ты кто такой?

— Я первый спросил. — Васнецов продолжал прикрывать глаза руками.

— Ишь ты, — хмыкнул кто-то. — Наглый.

— Мы сталкеры, а вот ты что за хрен с бугра?

— Сталкеры? — испуганно произнес Николай, вспоминая рассказ покойного Бражника.

— Ну. А ты кто? На медведя точно не похож…

— Я… Я искатель.

— Мужики, я же говорил, что за мной кто-то шел в лесу. — Послышался другой голос.

— А ты поменьше фонариком свети, Армаген. — Ответил первый.

— И что, на ощупь идти? — хмыкнул сталкер со странным прозвищем Армаген.

— А если он следил, то поучись у него. Пацан срисовал нас без всякого фонаря.

— Он наверняка из гадовника. Мочкануть его надо. — Третий голос.

— Да не похож он на людей с гадовника. Вон выбрит как. И с автоматом.

— Может это он пальбу в гадовнике вечером устроил? Слышь, искатель, это твой танк в лесу стоит? — Голос принадлежал Армагену.

— Какой еще танк? Уберите фонарь! — огрызнулся Николай.

Фонарь, наконец, убрали, повесив его на какую-то арматуру. Немного помассировав лицо, Васнецов смог осмотреться. Это было подвальное помещение со следами разрушений. Наверху, в гнилом дощатом потолке зияла дыра, в которую он провалился. Николай сидел на поломанных досках, какой-то трухе и упавшем сверху сугробе. Перед ним стояло четыре человека. Все они были облачены в военные комбинезоны. На шеях висели черные дыхательные маски с большими стеклами. Головы сталкеров венчали шлемы. У двоих шлемы типа «Сфера». У одного стальной шлем, но явно не Российского производства. Где-то он такой видел. Еще у одного отечественный стальной шлем с лисьими хвостами на затылке. Всем четверым было примерно по сорок лет. Вооружены они были неплохо. У двоих АКМы с подствольниками. У одного ВСС и еще у одного, самого здорового из этой компании, пулемет «Печенег». На всех легкие бронежилеты. Еще Николай заметил, что у каждого был портупейный ремень с кобурой на одной стороне и штык-ножом на другой. Хотя нет. У пулеметчика не штык-нож, а морской офицерский кортик. Примечательными были и нашивки на их рукавах. Черные круги с характерным и до боли знакомым желтым трилистником знака радиоактивности.

Вперед вышел человек с ВССом и глубоким шрамом на правой скуле.

— Я Аксай. Это Барс, — он кивнул на стоящего слева от него человека с калашом и тонкими светлыми усами. — Это Сабзиро. Но мы его называем иногда Ниже-нуля, чего тебе, парень, не советую.

На угрюмом лице здоровяка с пулеметом появилась угрожающая ухмылка.

— А ты значит, Армаген? — Николай обратился ко второму человеку с калашом и вытянутым большеносым лицом. Именно у него была эта странная, но знакомая нерусская каска.

— Ага, — тот кивнул.

— Можешь называть его Хачиком, — ухмылка здоровяка выдавила громовой бас.

— Слышь, Ниже-нуля, я тебя сейчас опущу ниже плинтуса. — Огрызнулся Армаген.

— Да у тебя ж фамилия, Хачикян…

— Зато у тебя фамилия Заткнись…

— Ну, тихо вы, — досадливо поморщился Аксай, который, очевидно, был главным.

— И что, в самом деле, такая фамилия? — Васнецов уставился на Сабзиро.

— А по шее не хочешь? Сабитов я.

— Ну а ты кто есть такой? — Аксай снисходительно улыбнулся.

— Я Николай Васнецов. — Он покосился на лежавший рядом собственный автомат, который как ни странно сталкеры не подобрали. Может потому, что их оружие смотрело холодными стволами на него и эти люди не чувствовали опасности?

— Откуда? Куда?

— Оттуда. Туда. — Николай ухмыльнулся, подражая амбалу с пулеметом.

— Не хами парень, — Аксай нахмурился.

— Слушайте ребята. В последний раз, когда мы сказали, куда путь держим, на нас сильно окрысились. Пришлось поубивать кое-кого. Так что я не знаю, как и сказать. — Николай даже сам удивлялся тому, как он держался, разговаривая с вооруженными людьми. Бражник сильно напугал своими рассказами о сталкерах, но перед Васнецовым стояли сейчас вовсе не безжалостные и кровожадные монстры, а вполне нормальные с виду люди. Они явно ухаживали за собой и за своим обмундированием, что напомнило Николаю своих более взрослых товарищей из родного Надеждинска. Это успокаивало и позволяло сделать вывод, что люди эти вполне лояльны и вреда ему не причинят.

— Мы? Так ты не один? — спросил Аксай.

— Да их целая банда, — махнул рукой Армаген. — Говорю, это они резню в гадомнике устроили.

— Это правда? — старший с интересом смотрел на молодого человека.

— Что за гадомник? — поинтересовался Васнецов, усевшись поудобнее и растирая ушибленную ногу.

— Ну, поселение с кордоном на железной дороге. Там раньше зверосовхоз был. Свиноферма и кроличий питомник. После ядрены там эти гады падальщики поселились. Мы и зовем эту клоаку гадомником.

— Понятно. Да. Наша работа, — Николай, вздохнув, кивнул.

— Молодцы, — Аксай одобрительно хлопнул его по плечу.

— Я так не считаю, — мотнул головой Васнецов.

— Это почему?

— Плохо, когда приходится убивать.

— Толково, — хмыкнул Барс.

— А почему убили? — Снова спросил Аксай.

— Мы в сторону Москвы пройти хотели. А они за это на нас обозлились. Москву они, оказывается, не любят. Оружие отнять хотели.

— А зачем вам в сторону Москвы?

— Надо.

— Ну, мы тоже завтра, точнее сегодня утром в Москву уходим. Можем объединиться. Так зачем вам туда?

— Это вы с командиром нашим поговорите. Я не уполномочен.

— Да? А головорезы твои стрелять по нам не начнут? Армаген говорит, у вас целый танк.

— Так я же с вами. Дорогу к танку только покажите. Заплутал я малость. Вы нам путь на Москву покажете, мы вас на транспорте подвезем.

— Толково, — снова хмыкнул Барс.

— Ну, ладно, пошли. — Пожал плечами Аксай. — Ты только автоматик свой прибери, не забудь.

— Я думал, вы его забрать хотите. — Николай потянул к себе за ремень свой Калашников, который лежал в метре от него.

— Да на кой? Ты же не пленник. Гадов стрелял в гадомнике. Союзник значит, — Аксай подмигнул. — Но если шалить вздумаешь, он тебя не спасет, усекаешь?

— Само собой. Только это… Я на улице видел деревья обугленные. Чем это их?

— Атомным взрывом конечно. Метрах в трехстах отсюда рванула.

— Так тут радиация! — Николая снова охватило забытое на время беспокойство.

— Да брось ты. Двадцать лет уже прошло. После гороха из сухпайка радиации больше. Ты главное деревья местные в костер не кидай и снег не жри, тот, что на глубине. А так в допустимых пределах. Мы же не самоубийцы.

— Правда? — Васнецов вздохнул с облегчением.

— Конечно, нет, мы радиоактивные мутанты, — зловеще прохрипел Арммаген и разразился нездоровым смехом.

— Не слушай его, — старший махнул рукой. — Это он мутант. Мы нормальные.

Сталкеры рассмеялись.

— Шутки у вас, — покачал головой Николай. — А сами вы кстати откуда?

— Из Москвы конечно, — пожал плечами Армаген. — Сталкеров больше нигде вроде нет. Это явление наше, столичное.

Этот странный подвал в лесу оказался куда больше, чем подумал сначала Николай. Он состоял из нескольких помещений. В одном были какие-то странные железные шкафы до потолка. У двух или трех были открыты двери и внутри виднелись ряды ламп, тумблеров и каких-то приборов. Лестница из подвала выходила прямо в пространство между поваленными взрывом деревьями.

— А что тут было? — поинтересовался Идущий между сталкерами Николай.

— Метеостанция. Это наверху, — пояснил Аксай. — А в подвале узел связи. Военный объект короче. Там ложная стена есть. Это вход в бункер секретный. Вскрыть не можем. Взрывчатка нужна. Вот обратно в Москву и собираемся за этим добром.

— Ясно, — Васнецов кивнул. — А я думал, с чего это ядерный удар по лесу наносить? Вон оно оказывается что.

В сотне шагов крутой склон обрыва стал пологим и тут они без особого труда взобрались наверх. Процессию возглавил Армаген, который вел всех по своим старым следам.

— Так это ты бродил с фонарем по лесу? — Васнецов обратился к сталкеру в странном шлеме.

— Ага, — Хачикян кивнул. — Я ведь чувствовал, что кто-то следит за мной. Пошел ребят поднимать. А тут ты как снег на голову. — Он засмеялся.

— А что это за слово такое, сталкеры? Что обозначает?

— Ну, разведчики типа. Это из английского языка. А что, красивое слово. В книжках да в кино такие были. Это ведь, брат, Москва. Там у нас кого только нет. И сталкеры, и тамплиеры всякие. Орки даже имеются. Это из толкинистов. Всякие фашисты, масоны, мормоны, диггеры, сатанисты, горцы, амазонки, отморозки ссудного дня…

— Адвентисты, — поправил Хачикяна Аксай.

— Ну да. Я и говорю. Еще самураи, псы-волки…

— Пси-волки.

— Да. Вот, даже терминаторы есть! — Армаген засмеялся. — Вообще клоуны, блин!

— Эти клоуны на той неделе сорок человек положили на Каширке. — Мрачно заметил Барс.

— Да у вас там, я смотрю, вообще весело, — вздохнул Николай.

— Весьма, — Барс кивнул.

— А откуда все это? Это, я так понял, группировки у вас там такие?

— Кроме пси-волков, да. — Сказал Аксай.

— А пси-волки, это что?

— Это волки. Мутанты. Подавляют волю ультразвуковым воем. Большие твари. Безлюдные районы города заселили. В зонах поражения.

— Люпусы?

— Что за люпусы?

— Ну, у нас, на Оке, тоже волки-мутанты имеются. Мы их люпусами зовем.

— Ну, может такие. Может другие. — Аксай пожал плечами.

— А все остальные? Все эти орки, амазонки, терминаторы?

— Это люди. Что-то вроде этого. Понимаешь, каждый с ума по-своему сходит. После ядрены такой хаос был…

— А что такое ядрена?

— Ядерная война. Ну вот. После войны ведь все разом рухнуло. Обмен ударами продолжался всего несколько дней, но рухнуло все, что складывалось столетиями. Общество, экономика, моральные общественные устои. Градация слоев населения. Отношения между отдельными людьми и отдельными группами. Самое страшное воплощение полной свободы, являвшееся апофеозом хаоса и безумия. Сначала всеобщая паника. Истерия. Потом надо было как-то выживать. Люди сколачивать группировки стали. А обычно группы сколачиваются по интересам. По образу мышления. По складу ума и мировоззрения. Так легче взаимодействовать, понимаешь? Ну а рулить стали в основном молодые и сильные. Склонность к сколачиванию групп у молодых обычно сильнее. И пошли эти названия из книг, фильмов и игр, на которых выросли. Кто во что горазд. Кому что больше нравится. И подражают своим рисованным кумирам. Кто-то больше по религиозной линии идеологию строил. Кто-то по политическим взглядам. Сейчас в Москве хозяйничают те, кому на момент начала войны было по восемнадцать, по двадцать лет. Старики там не в почете. Многие считают старшее поколение виновным во всем, что случилось.

— Так вы тоже, подражаете?

— Да нет. У нас образ жизни такой. А потом как-то пошло, что нас сталкерами называть стали. Ну, понравилось. Прижилось. Нас таких много. Вообще, самые нормальные в Москве, это сталкеры.

— А фашисты тоже себя нормальными считают, — усмехнулся Армаген.

— Да ты сам фашист. Каску немецкую напялил и ходишь как этот, — буркнул Сабзиро.

Армаген похлопал рукавицей по своему шлему:

— Крупская сталь! Круповская точнее…

— Да иди ты. Склад мосфильмоский бомбанул и радуется.

— Пришли. Вон этот танк стоит внизу. — Армаген махнул рукой.

Николай только теперь заметил луноход. Странно, как быстро они дошли. Васнецову казалось, что путь до сталкеров у него занял больше времени и расстояния раз в десять. Однако заботило его другое. Его товарищи спят, ничего не подозревая, рассчитывая на бдительность дозорного Николая. Однако он мало того, что покинул свой пост, но еще и привел к ним четверых вооруженных до зубов людей. Да, настроены они были дружелюбно. Но может они на самом деле пускают пыль в глаза? Дыбецкий и Бражник тоже приветливыми казались. Едой и выпивкой угостить пытались. Но чем это обернулось?

— Мужики, постойте тут, на склоне. Я сейчас. — Попросил Николай.

— Только без глупостей. Мы не простаки, если даже такими кажемся, — предупредил его Сабитов.

— Конечно, — Васнецов кивнул и двинулся к луноходу.

На удары кулаком по водительской двери никто не откликнулся. Тогда Николай как можно сильнее ударил прикладом автомата. Дверь приоткрылась, и оттуда показался ствол пистолета ТТ. Затем сонный голос Юрия Алексеева:

— Коля? Ты что ли?

— Я. Будите всех и пусть оружие приготовят.

— Что случилось?

— Я сталкеров привел.

— Кого-кого?

— Сталкеров. Они вооружены. Будите всех. Мало ли что.