"Русалка в старинном пруду" - читать интересную книгу автора (Блейк Элли)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Хадсон Беннингтон Третий остановился напротив входа в старинный особняк «Клодель», не сводя с него пристального взгляда.

Плющ, увивавший искусную кладку фасада, оживлял унылое строение. Мраморные ступени, истертые временем, с прожилками и мелкими расщелинами по-прежнему выглядели монументально. Окна были грязными, на стеклах отчетливо видны следы былых ураганов и ливней.

Несмотря на унылый внешний вид особняка, Хадсон Беннингтон Третий ясно помнил былые счастливые деньки особняка «Клодель». Каждое лето беззаботного детства Хадсон навещал здесь свою тетушку, в то время как его родители отправлялись на археологические раскопки.

Он помнил себя растянувшимся во дворике на ухоженном газоне, когда утреннее солнце только начинало припекать. Тетя Фэй, восседая в своем любимом плетеном кресле, читала ему «Хроники Нарнии» Клайва Стэйплза Льюиса. И живое детское воображение без труда уносило Хадсона в неведомые края, где он становился то фавном, то бесстрашным львом, и жизнь его наполнялась невероятными приключениями.

Хадсон тяжело вздохнул. В детстве все казалось возможным, но прожитые годы изрядно охладили юношеский пыл. Однако никакие разочарования не омрачали его красочных воспоминаний, связанных с восхитительным садом тетушки. За садом ухаживало сразу несколько садовников, и он в любое время года выглядел по-королевски. Настоящее украшение особняка.

Хадсону незачем было ступать на усыпанные гравием дорожки, чтобы увидеть бархатный газон, белоснежные садовые скульптуры, зеленые галереи, площадку для крикета, кажущийся хаос кустарников, который переставал казаться таковым, если смотреть на него из окон особняка.

И розы…

Всюду заросли роз. От невысоких кустиков, сплошь усыпанных бутонами, до непроходимых зарослей с огромными дурманящими гроздьями соцветий. Розы были всех возможных цветов и оттенков. Тетушкина страсть, тетушкина гордость, тетушкино спасение. Хадсон с улыбкой вспомнил, как часто ранил руки об острые шипы.

Только все это, увы, не более чем идеалистические воспоминания. Дом и сад давно пришли в запустение, и тетушка умерла бы еще раз, увидев, во что превратились ее владения.

Хадсон потянул носом воздух. Он был прохладен и наполнен ароматами растений. Слух улавливал отчетливое жужжание любителей сладкой пыльцы. Кроны деревьев умиротворяюще шелестели.

Сейчас Хадсон был фотографом «Вояжер Интерпрайзис». Он мастерски умел подмечать эффектные панорамы и завораживающие виды. У него также был большой опыт работы в качестве оператора документальных фильмов. Он запечатлел на пленке множество уголков земли — облагороженных рукой человека и нетронутых, прекрасных в своей девственной красоте. Он определенно имел наметанный глаз. Каждый кадр, пойманный его видоискателем, навечно запечатлевался в его цепкой памяти.

Он бывал в непроходимых джунглях, где опасно появляться без огнестрельного оружия, и в королевских садах, предварительно освоив правила придворного этикета. Он остро переживал нещадное истребление лесов — особенно тех, где ему довелось побывать. И никогда не отказывался от командировок в живописные предместья, где ему представлялась возможность поснимать спокойную красоту ухоженных особняков. Хадсон был фанатиком своего дела.

Молодой мужчина откашлялся и проделал оставшиеся шаги к крыльцу особняка «Клодель». Его изрядно удивило собственное волнение. Когда это он стал относиться к усадьбе тетушки Фэй как к святыне, а не родному дому? С легкой улыбкой он вдруг вспомнил сумасбродного ирландского волкодава леди Фэй, который, рассекая воздух, носился по саду, пугая заглядывавших в особняк гостей.

Так и не войдя в дом, Хадсон решил сначала обойти его. Солнце ударило ему в глаза, и мужчина загородился от слепящих лучей, приставив ладонь ко лбу. Помочи рюкзака сильно давили на плечи, и он решил снять его.

Да, конечно. Как он мог забыть? Старый пруд в обрамлении разросшегося кустарника. Хадсон печально улыбнулся — он-то привык считать, что ничто не ускользает от его внимания. А ведь он не один час провел за бестолковым бросанием плоских камушков вдоль водной глади. Он и теперь, невзирая на зрелые годы, с удовольствием проделал бы то же самое.

Он помнил пруд кристально чистым, ведь тот был не только полигоном для метательных упражнений, но и маленьким океаном для исследовательских погружений юного океанолога. А также простором для экспедиций начинающего морского разбойника или заплывов подающего надежды молодого спортсмена. Этот пруд был отдельным миром, хранившим от чужого ока свои тайны, которые поддавались только жадному до открытий юному Хадсону Беннингтону Третьему.

Когда он рос, то был полон амбициозных надежд и планов. Повзрослев же, с легкой грустью осознал, что приключения — это та же работа, порой довольно изнурительная. И потому еще сильнее удивлялся тому постоянству, с которым его родители предпочитали оставлять сына на попечение тетушке Фэй, а сами устремлялись в дикие места, из которых возвращались обветренными, покусанными, а то и серьезно переболевшими, но бесконечно счастливыми. Поездив по миру, Хадсон так и не смог найти объяснение такой странной тяги родителей к приключениям.

Однако исследовательский пыл долго не ослабевал и в нем самом. Свою двадцать первую годовщину Хадсон Беннингтон Третий встретил в Боснии, привлеченный запахом пороха и свистом снарядов. Двадцать шестой день рожденья застал его в беспамятстве в лагере высоко в горах Каракорума, после чего он очнулся в лондонской больнице, где провел два месяца, ослабевший настолько, что с трудом мог попросить медсестру принести воды.

Хадсон встал у самой кромки соснового бора, который с трех сторон окружал особняк «Клодель». В воздухе отчетливо чувствовался запах смолы и хвои.

Освободившись от рюкзака, Хадсон размял поясницу, ноги, плечи, руки, кисти, как тяжеловес перед выходом на ринг, и инстинктивно потянулся к профессиональной фотокамере, которую неизменно носил с собой. С фотоаппаратом за долгие годы у него сложились удивительно трепетные отношения.

— Даже если память меня и подводит, время сделало свою работу. Усадьбу не узнать, — сказал Хадсон самому себе перед тем, как снять крышку с массивного объектива.

Однако этого так и не произошло. Уже несколько дней Хадсон замечал за собой странное безразличие. Увидев приглянувшееся ему явление в окошке видоискателя, он словно перегорал, не ощущая больше непреодолимого желания запечатлеть этот миг на пленку.

Хадсон по-хозяйски огляделся, прошел через кустарник к пруду и застыл. Бог ты мой! Не каждый день ему приходилось видеть русалку, беззаботно плещущуюся в наполовину заросшем пруду. А именно такое зрелище предстало его взору.

Хадсон даже дыхание затаил. Происходящее захватило его целиком, поскольку русалка, явно не ощущая его пристального взгляда, продолжала невозмутимо скользить по темной водной глади. Ее распущенные мокрые пряди были красивого темно-орехового цвета, а сухой пробор отливал на солнце янтарно-коньячными оттенками.

Женщина грациозно плыла к противоположному от Хадсона берегу, ее гибкие руки неспешно поднимались из воды и вновь в нее погружались.

Хадсону стало не по себе от мысли, что он подглядывает за раздетой женщиной. Но тем не менее он не мог двинуться с места. Словно завороженный, он ждал, как будут развиваться события дальше. Ибо незнакомка, почти достигшая противоположного берега, вот-вот должна была либо ступить на сушу, либо повернуть в обратном направлении.

Он замер в ожидании. В любом случае, думал Хадсон, в его возрасте, при его жизненном опыте и искушенности, его ничто не в состоянии смутить. Да и отказать себе в удовольствии понаблюдать за красивой женщиной он не мог. Ведь подобный шанс выпадает нечасто. А обыденная жизнь так скучна.

Из воды показались гладкие плечи бледнокожей нимфы, густые волосы облепили гибкую спину и точеную талию, затем над водной гладью появились округлые бедра. Незнакомка ступила на берег, и взору Хадсона предстали умопомрачительно длинные ноги.

Ее купальник был настолько миниатюрен, насколько позволяли приличия. Будь Хадсон подслеповат, он мог бы поклясться, что видел в своем пруду совершенно нагую русалку.

Русалка тем временем сделала несколько шагов по пологому песчаному берегу. До слуха мужчины донеслось приглушенное похрустывание влажного песка. Она грациозно наклонилась, промокнула тело полотенцем и обернулась мягкой материей с изумительным по красоте и сложности узором. Концами такого импровизированного саронга она вытерла ноги от коленей до щиколоток, делая это неторопливо и основательно. Затем тряхнула намокшими волосами и расчесала их пальцами.

Солнце щедро поливало женщину золотом, отчего ее прозрачная кожа приобрела великолепное сияние.

Хадсону показалось, что он забыл дышать, отчего в горле запершило. Он чуть слышно кашлянул. И понял, что совершил глупость. Словно в замедленной съемке, он увидел, как незнакомка оборачивается на странный звук. Не удивительно, что, стоило ей увидеть рослого мужчину в вытертых джинсах, выцветшей футболке невнятного цвета и с угрожающе большим объективом фотокамеры на груди, она вскрикнула и начала лихорадочно собирать свои вещи.

Очарованию пришел конец.

Хадсон Беннингтон Третий тяжело вздохнул, ибо терпеть не мог проявлений женской истеричности.

Кендалл испуганно поглядывала в сторону незнакомца, который безучастно взирал на ее бессмысленные действия. Видимо, он все же решил познакомиться с ней, раз начал огибать пруд, не сводя с нее пристального взгляда.

Когда ему оставалось несколько шагов, Кендалл замерла, ужас ее состояния во всех подробностях отобразился на ее лице. Хадсон остановился, протянул вперед правую руку в жесте, призванном обозначить его благие намерения, и, нахмурившись, отчеканил на безупречном английском:

— Только кричать не надо… Пожалуйста, мисс.

Из опыта общения с детьми, животными и туземцами он знал, что излишняя слащавость при первом контакте только вредит. Поэтому всегда говорил довольно жестким тоном.

— Уходите немедленно, — взвизгнула незнакомка. — Если вы заблудились, я с радостью расскажу, как пройти к шоссе, — высокомерно прибавила она, гордо вздернув подбородок.

— Благодарю за заботу. Однако я не заблудился.

— Странно слышать, потому что вы незаконно проникли на чужую частную территорию.

Хадсон Беннингтон Третий, племянник почившей владелицы усадьбы «Клодель», наследник и хозяин упомянутой территории, не мог сдержать насмешливой улыбки, тем самым еще больше разозлив вспыльчивую наяду.

— Насколько мне дозволительно судить, это вы заблудились, мисс…

— Мое имя вас не касается, — воинственно заявила женщина.

Хадсон испустил вздох, который ясно давал понять, как она его утомила. Не снимая пеструю ткань, она ловко натянула брючки и топ и лишь затем резким жестом сорвала с себя импровизированный саронг.

Женщина нервно убрала пеструю ткань в пеструю же пляжную сумку, из которой чуть ранее извлекла свою одежду.

Хадсон сделал еще один шаг по направлению к ней.

— Не смейте приближаться! — сурово предупредила женщина.

Но Хадсон не спасовал перед хрупкой рыжеволосой дамочкой. Он продолжал двигаться.

— Прежде чем вы сделаете какую-нибудь глупость — ударите меня или, не приведи бог, вновь завопите, вам бы следовало кое-что узнать из первых уст, уважаемая барышня.

— И что же это? — небрежно поинтересовалась наяда.

— Здесь все мое, — нескромно проинформировал он гостью.

— Ваше? — недоверчиво переспросила она. — Как это понимать?

— Буквально. Эта усадьба принадлежит вашему покорному слуге, — сообщил Хадсон в старомодном стиле.

Неожиданное известие произвело должное впечатление на белокожую незнакомку. Она даже задумалась на одно короткое мгновение, сведя рыжие брови над переносицей — так, что ее фарфоровый лобик прорезали глубокие морщины. Но процедура обдумывания длилась не долго. Она оценивающе посмотрела на своего собеседника, после чего молча продолжила собираться. Сложно было понять, удовлетворил ее или расстроил внешний вид объявившегося владельца усадьбы. Казалось, она быстро вернула себе спокойное расположение духа.

И лишь приглядевшись, Хадсон заметил, каким ярким пламенем разгорелись ее щеки и уши.

— В каком смысле «Клодель» принадлежит вам? — спросила незнакомка чуть погодя.

— В юридическом, — исчерпывающе ответил мужчина. — Меня зовут Хадсон Беннингтон Третий, мисс Инкогнито. Если возникнет желание, зовите меня Хад, так меня называют близкие и друзья. Моя тетушка, леди Фэй Беннингтон, завещала мне эту усадьбу, в которой я проводил каждое лето своего далекого детства. Каждый в округе знает меня и может подтвердить мои слова. Надеюсь, теперь я удовлетворил ваше любопытство, мисс Умопомрачительная Фигурка? — закончил он, надеясь смутить ее еще больше.

Но вместо этого женщина широко ему улыбнулась и бодро воскликнула, словно в обычной светской беседе:

— В таком случае я поспешу вернуться в город! У меня сегодня, знаете ли, еще очень много дел.

Кендалл сгребла в охапку свои вещи и засеменила прочь.

— Я вовсе не хотел вас испугать, мисс Трусиха! — бросил ей вслед Хадсон.

Но она решила не реагировать на его обидное прозвище и очень скоро скрылась из виду.

Хадсон же с печальной улыбкой побрел к дому.

Кендалл, не помня себя от волнения, добралась наконец до кромки соснового бора.

Остановилась, отдышалась, осознала всю нелепость ситуации и направилась в город привычной тропой.

Она вышла из соснового бора, пересекла проезжую часть и оказалась на Персиковой улице, прямо у коттеджа, который делила с Таффи.

— Что с тобой случилось такое? — весело обратилась к ней соседка, поедавшая на кухне оладьи с кленовым сиропом.

— Я не хочу об этом говорить, — буркнула Кендалл.

Она не любила делиться впечатлениями, которые ей самой еще только предстояло всесторонне осмыслить. Так что всему свое время.

— Ну и что, что ты не хочешь говорить! — задиристо воскликнула Таффи. — В этом и нужды-то особой нет. И так все понятно. Попала в ураган? Эх ты, врушка!!! Сказала, что пойдешь на рынок. Это на рынке ты так вымокла и растрепалась? Я-то надеялась, ты принесешь продукты для ужина. Где еда, кулема?

— Отстань, — отмахнулась от соседки Кендалл.

— Или продукты, или правда! — потребовала Таффи.

— Слушай, не лезь не в свое дело.

— Так почем, говоришь, сегодня говядина на рынке? — настаивала Таффи.

Кендалл заткнула уши пальцами, топнула ногой и сказала:

— Достаточно.

Она поспешила в свою комнату. Таффи неотступно следовала за ней. Кендалл резко обернулась и спросила, потянув за завязки купальника под легким топом:

— Ты не возражаешь, если я переоденусь без свидетелей? Не хотелось бы тебя смущать.

— Мне все понятно! — торжественно воскликнула Таффи.

— Потрясающе! Неужели по виду мокрых волос, по пляжной сумке и наличию купальника на моем теле ты самостоятельно догадалась, что я ходила плавать! Какой великий аналитический ум пропадает в такой дыре!

— Вопрос — где? В фонтане? — озадаченно перебила ее речь Таффи.

— В «Клоделе», — неожиданно смущенно проговорила Кендалл.

Таффи недоверчиво уставилась на нее.

— Как ты пробралась в дом?

— Не будь дурой. Позади дома за садом есть огромный пруд. Там я и плаваю.

— Так, значит, это не в первый раз? — недоуменно воскликнула Таффи.

— Плаванье мне на пользу. Я считаю его необходимой физиотерапевтической процедурой. Еще есть вопросы?

— Но ты никогда прежде не возвращалась в таком взвинченном состоянии, — заметила Таффи.

— Ты очень наблюдательна.

— Хватит насмешничать! — обиженно отозвалась соседка. — Отвечай немедленно на мой вопрос!

— А какой был вопрос?

— Я так и не услышала, что такое сегодня с тобой случилось, что ты прилетела как ошпаренная, и отказываешься говорить на эту тему.

— Сегодня я оплошала. Ты довольна таким признанием, подружка? В самый разгар моего последнего заплыва объявился новый владелец усадьбы.

— Ты хочешь сказать, Хадсон вернулся?! — искренне обрадовалась этой новости Таффи.

Кендалл недовольно нахмурилась, глядя на блаженный вид своей соседки.

— Вроде бы именно так он себя и называл. Хадсон Беннингтон Третий, — сквозь зубы процедила она.

— Вот бы мне оказаться на твоем месте! — внезапно воскликнула Таффи.

— Но почему? Ты с ним знакома?

— О, да! — Таффи мечтательно вздохнула. — Мне было тринадцать, ему восемнадцать. Он учился в выпускном классе в школе-интернате и приехал к леди Беннингтон на летние каникулы. Он был мой кумир, Кендалл. Такой… великолепный!

— Помятый, хмурый и небритый, — уточнила та.

— Ты сама забияка. Любого выведешь из себя.

— О, Таффи, прости. Он божественен, умопомрачителен и… как там еще? — съязвила Кендалл. — Он застукал меня на месте преступления, ты можешь это понять? Ощущение, знаешь ли, не из приятных. Я же была почти голой. Этот дурацкий купальник можно даже не принимать в расчет. А тебе известно, что у меня с кожей.

— Хроническая бледность от неприятия солнечных лучей? — спросила соседка.

— Тебе известно, о чем я говорю, Таффи, — укоризненно произнесла рыжая. — Я испугалась, когда увидела его, и заорала как помешанная. В общем, выставила себя круглой дурой. Теперь все в этом городе узнают, с какой идиоткой ты живешь. Надо уносить отсюда ноги.

— Не сходи с ума, Кендалл. Ну случилась небольшая накладочка. С кем не бывает? Забудь, — рассудила Таффи.

— Я ему не представилась. И ты тоже не говори ему, что знаешь меня, — угрожающе прошипела Кендалл.

— Совсем сбрендила, — подытожила Таффи. — По-моему, это просто глупо. Ты можешь случайно встретиться с ним в городе. В таком случае, Кендалл, тебе бы следовало вести себя цивилизованно и предложить ему выпить по чашечке кофе в кафе или пригласить его к нам. Я бы именно так и сделала. Нам есть что вспомнить, — загадочно проговорила Таффи, блаженствуя в предвкушении возможной встречи. — Представляю, какой он меня запомнил. В то лето я смотрела на него влюбленными глазами и ловила буквально каждое слово. Смех, да и только… А если ты права, Кендалл?! Если мы обе выглядим очень глупо в его глазах?! — вдруг воскликнула Таффи испуганно. — Тогда нам обеим следует запереться в доме и не показываться в городе, пока Хадсон не уедет!

— Не забывай, что у нас пустой холодильник. Так или иначе, придется выйти в город за продуктами. И боюсь, именно ты будешь добытчицей, — коварно подытожила Кендалл.

— Что же мне тогда ждать от жизни, если самая близкая подруга столь вероломна?! — патетически воскликнула соседка, театрально заламывая руки.

— Налепи пластырь на разбитое сердце и вон из моей комнаты. Я переодеваюсь, — бодро скомандовала Кендалл. Разговор с подругой окончательно успокоил ее и настроил на оптимистичный лад.

Проведя целый час в особняке «Клодель», Хадсон Беннингтон Третий обнаружил себя в спальне, которую занимал, гостя у тетушки Фэй. Эта комнатка по праву звалась сначала детской и только потом стала спальней молодого человека.

В ней переклеили обои, сменили мебель, поставили на перспективу солидную кровать. Хадсон с удовлетворением оглядел ее и рассудил, что она ему исключительно подходит. После он отправился в ванную комнату и встал под душ, включая попеременно то горячую, то холодную воду, с целью привести в тонус тело, разморенное жарким солнцем. Об этой процедуре он мечтал с тех самых пор, как покинул аэропорт.

После душа Хадсон проследовал на кухню и, раскрыв холодильник, счастлив был обнаружить на его полках несколько бутылок минеральной воды.

Шестилетним ребенком он впервые остался без родительского ока. Тогда его папа с мамой первый раз вверили сына заботам тетушки Фэй. И ей в первый же день пришлось немало понервничать. Она исходила все окрестности, терзаемая страхами за сбежавшего ребенка, и нашла мальчика, сидящего на прохладном мхе под вековой сосной и уткнувшего личико в колени.

Хадсон поднял на нее свои заплаканные глаза и искренне обрадовался, что его нашли. С тех пор они были неразлучны: Хадсон, тетушка Фэй и преданный волкодав, который любил спать у ног обожаемой хозяйки, трогательно укладывая морду на огромные передние лапы.