"Три недели страха" - читать интересную книгу автора (Бокс Си Джей)

Глава 5

В понедельник утром Энджелина разбудила нас очень рано, но будучи в прекрасном настроении.

— Вслушайся, — сказал я. — Ведь она поет.

— Это не настоящая песня, — отозвалась Мелисса. — Она просто счастлива.

Мы слушали воркование Энджелины и не говорили чепуховых слов по монитору. Лицо Мелиссы являло собой картину блаженства.

— Ты спала? — спросил я.

— Немного, — ответила она.

— Я тоже.

Зал, отведенный для судьи Джона Морленда в судебном доме Элфреда Э. Эрреджа на Девятнадцатой улице, был просторным, отделанным панелями светлого дерева и освещенным зарешеченными светильниками в нишах, что создавало серьезную и благопристойную атмосферу. Я вошел в переполненный зал и нашел свободный стул в предпоследнем ряду как раз вовремя, чтобы увидеть детектива Коуди Хойта, тоже занимающего место. Большие полинявшие фрески на стенах, сделанные в эпоху депрессии, изображали историю Колорадо — горняков серебряных и золотых копей, железнодорожников, Пайкс-Пик. Сцены напоминали мне, что Колорадо имело быстро богатеющее начало, чему способствовала недавняя волна вновь прибывших — вроде меня, — приезжавших сюда не из-за семейных или культурных связей, а просто из-за представившихся возможностей.

Акустика в зале была поразительной. Несмотря на размер помещения и количество зрителей, я мог слышать щелчки пальцев судебного репортера по клавиатуре компьютера на столе возле скамьи подсудимых, шелест бумаг ассистента прокурора и тяжелое дыхание подсудимого Обри Коутса, сорока трех лет, обвиняемого в похищении, сексуальном насилии и убийстве Кортни Уингейт, пяти лет, которая исчезла с игровой площадки кемпинга Одинокого каньона, куда Коутс был нанят управляющим. Так как кемпинг находился на территории национального леса, дело рассматривалось в федеральном суде.

Хотя я провел некоторое время в залах суда Биллингса как журналист — я освещал знаменитый процесс двух индейцев кроу и их наркоманки-подружки, которые совершили ряд преступлений в Южной Монтане и Северном Вайоминге и убили пару на ранчо, — зал судьи Морленда выглядел более внушительно благодаря его поведению. Он не кричал и не жестикулировал, но когда говорил, все его слушали. Морленд был властной и харизматичной личностью. Я не мог оторвать от него взгляд, как от великого актера — скажем, Дензела Вашингтона,[4] — даже когда он молчал и не был в центре внимания. И я был не единственным. Если Морленд поднимал бровь, когда адвокат задавал вопрос, адвокат покрывался потом, а на лице прокурора появлялось самодовольное выражение. Конечно, я наблюдал за ним с целью узнать что-нибудь о нем, найти слабое место. Если судья видел, как я входил в зал, он ничем этого не проявил. Я все еще не мог успокоиться после вечерних событий. В моем животе поселился черный клубок страха, который, казалось, поднимался вверх к легким, не давая мне дышать.

Я сидел рядом с крупной, хорошо одетой негритянкой в цветастом платье и с широким мясистым лицом, которая вроде бы не имела отношения к участникам процесса. Продолжая осматривать зал, я видел копов, репортеров, которых узнавал по кадрам из новостей на местном телевидении, множество зрителей, привлеченных мрачным колоритом дела, включая мою соседку. Потом я уставился в затылок самого Обри Коутса, сидящего за столом лицом к судье.

— Это Монстр, — сказала соседка, склонившись ко мне. Ее голая шоколадная рука излучала жар, а дыхание пахло мятой и сигаретами. — Он время от времени оборачивается и смотрит, кто здесь. Думаю, ему нравится внимание, потому что он ненормальный. Но когда он посмотрел на меня, я тоже посмотрела на него вот так… — Она отодвинулась и устремила на меня жуткий остановившийся взгляд. — От этого люди застывают как вкопанные. Но он только улыбнулся.

Я видел фотографии Обри Коутса в газетах. Конечно, их сделали до того, как его постригли и побрили. Теперь он сидел, сгорбившийся, маленький, в костюме, который был ему не по размеру. Над большими ушами висели пряди седых волос, и когда он поворачивался, чтобы прошептать что-то своему адвокату, я видел ястребиный, испещренный красными прожилками нос, толстые губы и острый подбородок. Когда он поворачивался назад, его лысая макушка отражала свет настенных ламп, рисующих на ней клетчатые узоры. Я подумал о природе зла, которую иногда можно ощутить.

— Несомненно, он это сделал, — сказала моя соседка. — И не только это.

Я протянул руку:

— Джек.

— Олив, — представилась она, обволакивая мою руку своей. — Спрашивайте меня обо всем. Я знаю всех в этом зале. Я часто хожу на процессы.

— А вы знаете адвоката Коутса? — спросил я, глядя на круглого человечка, сидящего рядом с подсудимым.

Она кивнула — ее глаза расширились.

— Он получил лучшего — Бертрама Лудика. Не знаю, как этот червяк мог себе такое позволить. Думаю, если бы Чарли Мэнсон[5] нанял Берти Лудика, он бы и по сей день втыкал в людей вилки! К счастью, судья Морленд не даст Берти откалывать трюки.

— Этого парня я знаю, — сказал я, кивнув в сторону Коуди, который приближался к скамье.

— Детектив Хойт, — сочувственно прошептала Олив. — Я бы хотела привести его домой, обнять и сказать, что все будет в порядке.

— Почему? — озадаченно спросил я.

— Посмотрите на него. У него неспокойно на душе, хоть он и великий детектив.

У него просто похмелье, подумал я.

На Коуди были синий костюм, топорщившийся под мышками, белая рубашка и полинявший красный галстук. Он пошатывался и пропускал пальцы сквозь растрепанные волосы. Когда он сел на свидетельское место, то окинул взглядом весь зал, словно говоря: «Я коп. Позвольте мне делать мою работу». Я кивнул ему, но не был уверен, что он меня видел.

— Напоминаем свидетелю, что он все еще под присягой, — сказал судья Морленд.

— Я понимаю, ваша честь.

— Мисс Блер, — судья повернулся к ассистенту прокурора — привлекательной рыжеволосой женщине, которая совещалась с прокурором за столом обвинения, — вы можете продолжать допрос свидетеля.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказала она, вставая и приближаясь к кафедре. — У меня всего несколько вопросов.

Морленд нетерпеливым жестом подал ей знак приступать.

— Детектив Хойт, — начала она, листая страницы своей папки, — вы говорили в пятницу, перед перерывом на уик-энд, что, когда задержали обвиняемого утром 8 июня прошлого лета, он уничтожал улики…

Вот что я знал об Обри Коутсе, Монстре Одинокого каньона.

Каждое лето исчезали дети. В течение последних десяти лет они исчезали на каникулах, пока были со своими семьями в Западных горах.

Случалось, семья выезжала на пикник и внезапно обнаруживалось, что кто-то из детей не появился на обеде. Иногда дети просто исчезали, иногда тонули в реках, иногда злились на старших и убегали, а иногда садились не в тот автомобиль. Большинство было найдено. Помню, мой отец и я вызвались быть добровольцами при поисках пропавшего мальчика, который ушел из кемпинга возле Гейтса в Маунтин-Уилдернесс к северу от Хелены. Мы взяли лошадей и прочесывали дороги и речные берега, крича «Джеррод!» целых два дня, покуда Джеррода не нашли в миле от лагеря. Он признался, что заблудился в лесу и заснул, а от спасателей прятался, так как они были незнакомыми, а его учили не говорить с незнакомыми, даже зовущими его по имени.

Но в некоторых случаях детей не находили. Эти дети исчезали в Колорадо (Грэнд-Джанкшн, Пуэбло, Тринидад), Юте (Уосач, Сент-Джордж), Вайоминге (Рок-Спрингс, Пайндейл). Мальчики и девочки моложе двенадцати лет. Почти в каждом случае родители говорили, что дети исчезли буквально за одну минуту с игровых площадок, с полянок возле рек, с обочин дорог.

Глядя назад через годы, в описанных исчезновениях можно увидеть некий стандарт, схему, и власти порицали за то, что они этого не замечали. Но Коуди объяснил мне, что упрек несправедлив. Дети исчезали в трех штатах в течение десяти лет. Единственным сходным моментом было то, что они исчезали из кемпингов или на территории заповедников. Не оставалось ни следов, ни свидетельств, где именно детей забрали. Все происходило под различными юрисдикциями, с различными служителями закона. В ФБР ведущие следствие не обращались, так как связи обнаружили значительно позже. Ни у кого из родителей не требовали выкупа. Никто не признался и не обвинял других. И ни одно из тел не было найдено.

Обри Коутс, который временно заменял управляющих кемпингов, был допрошен в четырех случаях. В каждом случае Коутс отвечал на все вопросы и сотрудничал со следствием. Более чем однажды он вызывался помочь в поисках пропавших детей. Его никогда не арестовывали, и его имя не фигурировало в списках сексуальных преступников. Персонал Национальной лесной службы всех трех штатов знал его как эксцентричного одиночку с потрепанным трейлером «Эрстрим», уставленным антеннами и тарелками спутникового телевидения и Интернета, но считал его опытным и надежным. Когда управляющий кемпингом заболевал или уходил в отпуск, к нему обращались для замены. В его обязанности входило собирать плату за ночь, содержать территорию в чистоте и порядке, следить, чтобы обитатели кемпинга не задерживались позже оплаченного срока, и обеспечивать их советом и помощью. За двадцать лет работы на него подали только две жалобы. В одном случае родители жаловались, что он смеялся над их детьми, а в другом семья обвиняла его в грубости, так как он отказался выходить из трейлера, когда они просили насос для шин. Обе жалобы были в разных штатах и с промежутком в шесть лет.

Коутс заметал следы очень хорошо. Трое исчезнувших детей пропали после того, как вернулись постоянные управляющие, так что его имя ни разу не фигурировало.

Хуже всего, говорил мне Коуди, было то, что называемое число похищенных (семеро детей до Кортни Уингейт) было спорным. В действительности детей, которых похитил Коутс, могло быть десять, двадцать или пятьдесят. За три десятилетия на Западе — годы, за которые Коутс не отвечал, — по словам Коуди, исчезло свыше семидесяти детей от Небраски до Калифорнии. И еще несколько дюжин в Западной Канаде.

Почему же только семь? Потому что полиция обнаружила фотографии семи исчезнувших детей в ноутбуке Обри Коутса. Если были другие — а Коуди полагал, что Коутсу удалось уничтожить электронные следы на сервере, что был в трейлере, как и большинство в ноутбуке, — Коуди и компьютерные специалисты, участвующие в следствии, не смогли их найти.

После начальных обвинений против Коутса в исчезновении всех семи детей в надежде, что Коутс пойдет на сделку — меньшие обвинения в обмен на признание в местонахождении тел, — федеральный прокурор уткнулся в кирпичную стену, так как Коутс ни в чем не признался и заявил о своей невиновности. Спустя несколько месяцев обвинения свелись к исчезновению Кортни Уингейт, которая пропала позже других в Одиноком каньоне, где Коутс работал временным управляющим кемпинга. Несколько цифровых фотографий Кортни было найдено в ноутбуке Коутса, а родители опознали Коутса как бродившего вокруг их лагеря в ночь перед исчезновением дочери.

Когда Коуди и прокурор обратились к жюри с фотографиями, найденными в компьютере Коутса, — доказательством, что Коутс некоторое время держал девочку в качестве цели — включая ее снимок на большом трехколесном пластиковом велосипеде и на фоне сосен вдали, я обнаружил ее родителей за столом обвинения. Было больно думать, что́ им довелось пережить. Кристалл Уингейт, мать Кортни, была худощавой, с суровым высохшим лицом страдалицы, которая не раз видела трудные времена, но никогда такое, как это. У Донни Уингейта, работавшего на стройке, были большие усы и бакенбарды. Он был напряжен, как на снимках, и я мог различить вены на его шее. Донни выглядел достаточно крупным и способным перешагнуть через перила и схватить Обри Коутса за горло, прежде чем пристав успеет его остановить. Я хотел, чтобы он это сделал. Он уставился в затылок Коутса, пока Коуди демонстрировал другие фото, которые нашел в ноутбуке, и испорченную электронику, обнаруженную в трейлере.

Коуди давал показания еще полтора часа, в основном суммируя и подводя итог сказанного им в пятницу. Недвусмысленным языком и в манере, усвоенной за годы выступлений в суде, он позволил себе быть ведомым ассистентом прокурора Блер. Сам прокурор — высокий, лысый, атлетического сложения — смотрел на это с явным одобрением.

Коуди методично строил свое дело от сообщения Уингейтов о пропаже ребенка до его подозрений, когда он прибыл на место происшествия по требованию шерифа округа и впервые увидел трейлер с таким количеством электронного оборудования.

— Трейлер Коутса, — говорил он, — напомнил мне один из центров связи, которые наши военные используют при операциях за океаном. Знаете, который может передавать аудио- и видеоинформацию командования из Флориды или Невады. Там было полно тарелок и антенн, а снаружи генератор, как будто местного электричества было недостаточно. Поэтому я спросил себя, зачем человек, который по уши погряз в Интернете, сидит в изолированном месте, когда он мог быть в Денвере или любом городе. Все началось с этого.

Не заглядывая в свои записи, Коуди рассказал жюри, как он стал добывать сведения об Обри Коутсе. Чем больше он узнавал о его привычках, передвижениях и пропажах детей в районах его местонахождений, тем сильнее подозревал Коутса в причастности к исчезновению Кортни. Записи спутникового интернет-провайдера Коутса демонстрировали необычайную активность — иногда тысячи мегабайт данных, загруженных и отгруженных. Большая часть деятельности приходилась на время от двух до шести утра.

— Интернетная активность соответствует профилю преступления, если человек вовлечен в детскую порнографию, — продолжал Коуди. — И он не только получал видеофайлы и другие материалы, но и передавал их.

Во время показаний Коуди Обри Коутс сидел неподвижно. Он не качал головой, не закатывал глаза, а, казалось, внимательно слушал. Хотя меня беспокоил не Коутс. Бертрам Лудик вроде бы наблюдал за Коуди с усмешкой и плохо скрытым презрением. И чем убедительнее Коуди вел свою линию — как думали я и Олив, — тем возбужденнее становился Лудик. Однажды, когда он громко вздохнул, судья Морленд бросил на него взгляд, приказывая вести себя тише.

Блер оторвалась от своей папки.

— Что вы заметили, когда вошли в трейлер обвиняемого с федеральным ордером на обыск?

— Мы застали обвиняемого в процессе уничтожения его электронных файлов, — ответил Коуди. — Видеокамера была вычищена абсолютно, в фотокамерах тоже ничего не осталось. Он уже сжег пачку журналов в бачке для мусора рядом с трейлером — последующий анализ доказал, что там содержались фото и рисунки с детской порнографией. Очевидно, он как-то заранее узнал о рейде, но мы все же смогли найти достаточно улик, чтобы арестовать его.

Блер представила доказательства — обугленные снимки и журнальные страницы в пластиковых конвертах. Присяжные передавали их друг другу. Некоторых из них явно тошнило от увиденного, а один взглянул на Коутса с нескрываемым отвращением.

— А компьютеры? — спросила Блер, вернувшись на свой подиум. — Что вы обнаружили?

— Фото Кортни Уингейт, которые мы показали жюри, — сказал Коуди, — и фото шести других пропавших детей.

При этих словах по залу пронесся вздох. Головы присяжных повернулись к бесстрастно сидящему Коутсу. Как Донни Уингейт сдерживал себя, было для меня загадкой.

Блер закончила допрос, но попросила у судьи разрешения опросить Коуди позже, на что тот дал согласие. Она вернулась к своему столу пружинистым шагом. Думаю, в этот момент весь зал — включая жюри — был одержим желанием найти веревку и вздернуть Обри Коутса здесь и сейчас же.

Потом Бертрам Лудик поднялся, прочистил горло, печально покачал головой, глядя на Коуди, как будто упрекал ребенка, и подошел медвежьей походкой к кафедре.

Сначала я не мог понять, куда клонит Лудик, и не слушал внимательно. Показания Коуди подняли всех в зале на американские горки и сбросили вниз, включая меня. Вопросы Лудика были чисто процедурными. Когда был запрошен ордер на обыск, когда он был выдан. Точное время рейда. Как были каталогизированы предметы, найденные в трейлере Коутса. Сколько присутствовало полицейских и каковы были обязанности каждого. Несколько раз Лудик путал имена полисменов, и Коуди поправлял его. Терпение Коуди меня впечатляло. Он держался вежливо и профессионально, и я видел, что присяжные ему симпатизируют. Лудик казался смущенным и дезорганизованным. Его вопросы прыгали с места на место, и он делал паузы после ответов Коуди, словно ища в папке, что спросить дальше, дабы заполнить время. Когда я с усмешкой посмотрел на Олив, интересуясь, что такого впечатляющего она нашла в Лудике в прошлом, женщина пожала плечами.

Я взглянул на часы, думая, скоро ли судья Морленд закроет дневное заседание. Мне вспомнилась встреча с Джули Перала, и жар внутри появился снова.

Я мысленно возвратился в зал суда, когда Блер поднялась и сказала:

— Протестую, ваша честь! Вопросы мистера Лудика лишены оснований.

Я снова посмотрел на Олив. Она слышала последний вопрос и напрягала слух.

— О чем он спросил?

— Что-то о ноутбуке.

— Подойдите к судейскому креслу, — велел Морленд, явно раздраженный Лудиком.

Дискуссия между юристами и судьей была ожесточенной. Морленд прикрыл микрофон ладонью, пока они спорили. Прокурор достаточно слышал со своего стола, чтобы присоединиться к ним. Я понятия не имел, о чем идет речь.

Так как Коуди был на свидетельском месте, он, очевидно, мог слышать обрывки спора. Хотя его лицо не меняло выражения, оно побледнело, и он, казалось, уставился на что-то поверх наших голов. Я узнал этот взгляд, и он испугал меня. Когда мы учились в высшей школе, отец Брайена собрал нас троих, посадил в своем кабинете и спросил, кто из нас вломился в его бар и взял две бутылки бурбона. Я знал, что это не я, и догадывался, что это не Брайен. Виновен был Коуди, который в конце концов сознался.

Меня интересовало, в чем он виноват теперь.

Судья Морленд отослал юристов на места. Прокурор выглядел взбешенным и сел, пыхтя от ярости. Ассистент прокурора Блер казалась напряженной, как тетива, и смотрела на Коуди, стиснув зубы. Тем временем Лудик улыбался присяжным, возвращаясь на кафедру. Я понял, что его начальное смущение было уловкой с целью ослабить настороженность Коуди. Теперь его вопросы были резкими, а тон презрительным.

— Детектив Хойт, мне нужно, чтобы вы прояснили кое-что для меня.

Коуди кивнул и ответил «да», прежде чем судья напомнил ему говорить так, чтобы репортер мог его слышать.

— В вашем рапорте говорится, что во время рейда в трейлере моего клиента было изъято сто восемь так называемых улик.

— По-моему, да, — сказал Коуди.

— Мне нужно знать точнее, чем «по-вашему», детектив. Проверьте ваши записи или почитайте досье. Не беспокойтесь, я могу подождать.

Я достаточно хорошо знал Коуди и видел, что он сердит. Такое лицо у него было, когда он играл защитником в футбол в высшей школе перед тем, как долбануть кого-нибудь мячом. Он листал страницы досье, пока не нашел то, что ему было нужно.

— Да. Сто восемь улик.

— И эти предметы были занесены в журнал Денверского полицейского департамента, верно?

— Да.

— Но это была объединенная операция федеральных и местных сил. Почему улики не были переданы в распоряжение федералов, что является обычной процедурой в расследованиях такого рода?

Коуди откашлялся и сердито посмотрел на Лудика.

— Потому что федералы работают с девяти до пяти. А я знал, что наше здание должно быть открыто.

— Значит, вы не только арестовали моего клиента без участия и информирования ваших федеральных партнеров, но и передали так называемые улики вашим друзьям в городе?

— Да, — кивнул Коуди.

— Интересно. Теперь вернемся к самим уликам. В Денверском полицейском департаменте каждый предмет имеет описание и номер, не так ли?

— Так.

— Даже каждый клочок обугленной бумаги из бочки с мусором?

— Да.

— Я много раз просматривал этот список, детектив, и не мог найти описание или номер жесткого диска сервера в трейлере моего клиента. Я что-то упустил?

— Нет. Там не было жесткого диска.

— Что?

— Я сказал, что там не было жесткого диска. Коутс уничтожил его или спрятал, прежде чем мы смогли его проанализировать.

Лудик потер лицо.

— Детектив, я луддит,[6] когда дело доходит до компьютеров. Моя жена называет меня «луддит Лудик»… — это вызвало хихиканье среди присяжных, — поэтому, пожалуйста, простите меня, если мне придется просить вас объяснить очевидные вещи.

Судья Морленд, благослови его Бог, оборвал разглагольствования адвоката.

— Мистер Лудик, пожалуйста, переходите к делу, — сурово сказал он.

— Да, ваша честь. Прошу прощения. Детектив Хойт, поправьте меня, если я ошибаюсь, но жесткий диск вроде мозга компьютера, не так ли? Где хранятся все файлы и вся память?

— Да.

— Без жесткого диска компьютер не более чем нефункционирующий механизм, правильно?

— Да.

— Значит, без жесткого диска сервера моего клиента невозможно узнать, для чего компьютер был использован или куда отправлялся мой клиент в своих ночных набегах на Интернет?

— Правильно.

— То же касается исчезнувших пластинок памяти для цифровой камеры?

— Да.

— Следовательно, выявленная вами связь моего клиента с исчезновением бедной Кортни — ее фотографии, причем не с пропавшего жесткого диска компьютера, предположительно используемого среди ночи, или из камер, найденных в его трейлере, а из ноутбука моего клиента, не так ли?

— Так. — Голос Коуди стал тихим.

— И фото бедной Кортни, которые мы видели раньше, тоже из ноутбука?

— Да.

— А другие фото исчезнувших детей оттуда же?

— Да.

— Вы нашли в ноутбуке другие вещи, связывающие моего клиента с детской порнографией? Фильмы или фотографии?

— Нет.

Блер снова поднялась.

— Ваша честь, это никуда не ведет. Материальные доказательства детской порнографии были найдены в мусорном бачке рядом с трейлером обвиняемого!

— Мы не оспариваем этого, ваша честь, — обратился Лудик к Морленду. — Но никто в этом зале не заявил, что видел моего клиента, сжигающего что-то. На журналах нет адресных ярлыков или почтовых надписей, указывающих, что мой клиент владел этими материалами или использовал эти материалы. Насколько нам известно, их мог положить в бачок снаружи трейлера моего клиента кто-то другой. Или же, — Лудик театрально шагнул к Коуди на свидетельском месте, — их могло положить туда третье лицо и сжечь до начала рейда.

— Протестую! — Это был сам прокурор, который до сих пор не участвовал в процессе. — Это не что иное, как опрометчивая спекуляция!

— Подойдите сюда! — сердито приказал юристам Морленд.

Совещание было кратким и напряженным. Морленд погрозил пальцем Лудику и достаточно громко, чтобы я услышал, велел прокурору «отозвать протест». Я невольно восхитился тем, как он руководит судом.

Когда Лудик возвратился на подиум, он не стал тратить время.

— Детектив Хойт, вернемся к ноутбуку. В списке он значился как «вещественное доказательство № 6», не так ли?

— Да, — отозвался Коуди.

— Позвольте спросить вас как опытного детектива и следователя. Вы нашли что-нибудь странное или необычное в самих фотографиях?

Коуди колебался.

— Я не уверен, что понял вас.

Но я понял. И это пришло мне в голову раньше, когда мы видели фотографии, но стало очевидным только теперь. Я почувствовал тошноту. Олив, которая тоже внезапно это поняла, схватила меня за рукав.

— На всех фотографиях, — продолжал Лудик, — дети у себя дома или со своей семьей. Такие фото есть у всех родителей. Мы держим такие снимки на письменных столах. Разве не так, детектив?

— Я не уверен, — сказал Коуди.

— Переходите к делу, — предложил судья Морленд.

— Сейчас, ваша честь, — почтительно отозвался Лудик. Но он колебался и смотрел вниз, словно собираясь с силами и готовясь сделать что-то, что ему не хотелось. Однако я счел это игрой.

— Детектив Хойт, — заговорил Лудик, — прежде чем мы вернемся к этому, позвольте снова привлечь ваше внимание к списку доказательств, собранных в трейлере моего клиента. Вы согласны, что там сто восемь так называемых улик?

— Да.

— Теперь, пожалуйста, перейдите к другому документу в вашем досье, детектив Хойт. Это регистрационный лист из комнаты доказательств Денверского полицейского департамента, датированный 8 июня. Вы можете найти его?

Коуди порылся в папке и кивнул.

— Посмотрите на него внимательно, детектив Хойт. В основном это копия предыдущего документа, но здесь справа от каждого предмета есть номер, поставленный дежурным сержантом. Каждой представленной улике сержант предписывает инвентарный номер и дату, не так ли?

Коуди кивнул снова.

— Когда я читал документ, детектив Хойт, то видел там одно доказательство, не зарегистрированное сержантом 8 июня. Оно есть в списке, но попало туда только 12 июня — спустя четыре дня. Вы видите этот предмет, детектив Хойт? Я имею в виду доказательство номер 6 — ноутбук. Выходит, ноутбук был изъят из трейлера моего клиента 8 июня, но не был зарегистрирован властями до 12 июня. Вы видите это, детектив Хойт?

— Да, — еле слышно произнес Коуди.

— А чьи инициалы стоят возле регистрации 12 июня?

— Мои.

— Значит, дежурный сержант в комнате доказательств сделал глупую ошибку или же между изъятием и регистрацией ноутбука действительно прошли четыре дня?

Коуди устремил свирепый взгляд на Лудика.

— Детектив Хойт, вы ответите на вопрос?

Коуди что-то пробормотал, но его голос заглушил шепот зрителей и репортеров.

Судья Морленд призвал к тишине, потом обратился к Коуди:

— Детектив Хойт, пожалуйста, отвечайте на вопрос.

— Я держал ноутбук в моем кабинете, — сказал Коуди.

— Вот как? — с притворным удивлением воскликнул Лудик. — Это нормально? Нет ли здесь нарушения правил департамента?

— Я хотел посмотреть, что находится в ноутбуке, — объяснил Коуди. — Я делал свою работу.

— Вашу работу, — с сарказмом повторил Лудик. — Так вы компьютерный эксперт? Вы обладаете достаточной квалификацией, чтобы четыре дня самостоятельно рыться в компьютере подозреваемого? Четыре дня, когда этим могли бы заниматься настоящие эксперты? И где вы занимались этой технической работой — в вашей личной пещере Летучей мыши?

Блер вскочила на ноги:

— Судья, так нельзя! Он запугивает свидетеля!

— Не могу поверить, что судья позволит Берти выйти сухим из воды с этой историей, — прошептала Олив. — Должно быть, он зол на детектива.

Я попытался встретиться взглядом с Коуди, но он смотрел на Лудика. Его глаза горели, рот был плотно сжат.

— Я поставлю вопрос иначе, ваша честь, — извинился Лудик. — Детектив Хойт, где вы были в уикэнд 9 и 10 июня сразу после рейда на Одинокий каньон? И где вы были в понедельник 11 июня, когда журнал Денверского полицейского департамента показывает, что вы не явились на дежурство?

Коуди оторвал взгляд от Лудика и посмотрел на Блер и прокурора, ожидая чего-то — возможно, помощи. Но те не реагировали. Оба обвинителя смотрели друг на друга, очевидно интересуясь, кто упустил эту деталь, если она правдива.

— Детектив Хойт? — поторопил судья.

— В Эвергрине, — ответил Коуди. Город Эвергрин находился в горах.

— В отеле? — невинно осведомился Лудик.

— Нет.

— Тогда где?

— Где, по-вашему, я был? — огрызнулся Коуди, показав зубы. — Похоже, вы все знаете, но вам нравится вытягивать это из меня.

— Вы были в тюрьме, не так ли, детектив Хойт? Арестованы за публичное появление в пьяном виде в пятницу вечером 8 июня. Вы пробыли в городской тюрьме Эвергрина до утра понедельника, не так ли?

— Да! Я отмечал наш арест Обри Коутса и, думаю, хватил лишнего.

— Думаете?

— Я хватил лишнего.

— Господи, они не знали! — шепнула мне Олив.

Блер встала и попросила перерыв. Морленд отказал ей.

Лудик печально покачал головой, словно сожалея, что все усилия обвинения — долгие часы подготовки, нудные пресс-конференции, объявляющие о поимке Монстра, поиск свидетельских показаний — все было пустой тратой времени.

— А где находился ноутбук, пока вы были в тюрьме, детектив Хойт?

— В моем автомобиле. Заперт в багажнике.

— Вы уверены? Вы могли видеть ваш автомобиль из окна тюремной камеры?

— Ваша честь! — воскликнула Блер, снова вскочив. — Он опять запугивает свидетеля!

— Это законный вопрос, — ответил судья Морленд — на его лице было написано разочарование в Коуди. — И свидетель на него ответит.

Не «детектив Хойт», а «свидетель».

— Конечно, я не мог его видеть, — сказал Коуди.

— Итак, — продолжал Лудик, — два с половиной дня важнейшая улика в этом деле — улика, на которую рассчитывало обвинение, чтобы отправить моего клиента в тюрьму до конца его дней, — находилась в багажнике вашего автомобиля на стоянке у бара в Эвергрине, штат Колорадо?

Коуди попытался глотнуть.

— Никто не прикасался к ноутбуку, — сказал он.

— О? И как вы можете быть в этом уверены?

Коуди отвернулся.

— Никто к нему не прикасался, — повторил он.

Лудик разил наповал.

— Детектив Хойт, позвольте мне следовать вопросу, который я затронул ранее, — это беспокоило меня с тех пор, как я увидел доказательства против моего клиента. Вы назвали себя экспертом по педофилам и их поведению — вот почему вы нацелились на моего клиента. Но вы не находите странным, что фотографии семи исчезнувших детей, которые он предположительно хранил в своем ноутбуке, не были порнографическими? Что это обычные снимки, сделанные в основном родителями? Что фактически фото были теми же самыми, которые циркулировали в различных полицейских департаментах во время поисков детей?

Блер невольно вскрикнула. Прокурор отвернулся от Коуди. Обри Коутс медленно откинулся назад на своем стуле и посмотрел через плечо на семью Уингейт, словно говоря: «Видите?»

— Детектив Хойт, — спросил Лудик после того, как судья поднял свой молоточек, чтобы утихомирить зал, — вы загрузили эти фото из ваших полицейских архивов в ноутбук моего клиента?

— Нет! — Коуди едва не спрыгнул со свидетельского места. Пристав шагнул к нему, а судья велел ему сесть.

— Может быть, в понедельник, после того как вас освободили из городской тюрьмы Эвергрина и до того как вы доставили ноутбук в комнату доказательств? — допытывался Лудик.

— Я сказал — нет, — проворчал Коуди.

— Но вы не можете с уверенностью сказать жюри, что никто не взял ноутбук из вашего автомобиля и не сделал это во время уик-энда?

Коуди покачал головой.

— Ну, детектив Хойт?

— Я не могу сказать с уверенностью, но…

— Детектив Хойт, можете вы припомнить важное дело, где ключевая улика охранялась так плохо? — спросил Лудик.

— Мы найдем этот жесткий диск! — закричал Коуди. — И тогда это не будет иметь значения. Этот человек, — он указал на Обри Коутса, который улыбнулся в ответ, — похитил и убил по крайней мере семь невинных детей! Вы не можете отпустить его на свободу, чтобы он продолжал убивать!

— Сядьте и замолчите, детектив, — жестко произнес судья Морленд, — иначе вы немедленно будете арестованы за неуважение к суду. — Он повернулся к жюри: — Пожалуйста, не учитывайте то, что сейчас сказал этот свидетель. Он вышел за рамки, и его слова не могут быть предложены вашему рассмотрению.

— Сейчас у меня больше нет вопросов, ваша честь, — сказал Лудик, захлопнув свою папку.

— Мисс Блер, перекрестный допрос? — предложил судья.

Блер выглядела сердитой и ошеломленной.

— Возможно, у нас возникнут некоторые вопросы потом, ваша честь. А теперь… ну, уже поздно.

Морленд фыркнул.

— Если вы не возражаете, я вынесу решение о перерыве. Мне не нужна ваша помощь в том, чтобы смотреть на часы. У вас есть еще вопросы к свидетелю?

— Сейчас нет.

— Пристав, — сквозь зубы велел Морленд, — проводите этого свидетеля.

Когда Коуди шел по залу суда, сопровождаемый приставом за спиной, глаза всех были устремлены на него. А когда он проходил мимо меня, наши взгляды встретились, и Коуди сердито покачал головой.

— Матерь Божья! — воскликнула Олив. — В жизни не видела ничего подобного!

Я последовал за Коуди в коридор. Несколько друзей-копов подошли к нему, пытаясь его утешить. Он рявкнул: «Оставьте меня в покое!» — и направился к стеклянным дверям. Несколько репортеров кинулись к нему с вопросами, которые он игнорировал.

Я подбежал к двери, когда она закрылась, и открыл ее снова.

— Коуди!

Он не обернулся, продолжая спускаться по лестнице.

— Коуди!

На тротуаре он остановился, и я догнал его. Я никогда не видел Коуди таким разъяренным. Кожа на его лице натянулась, делая его рот рычащим.

— Этот мерзавец! — прошипел он. — Я бы хотел вернуться и задать ему трепку.

— Лудику?

— Нет, Морленду. Он просто трахнул меня. А заодно и семьи этих детей.

— Коуди, — сказал я, когда мой друг стряхнул мою руку со своего рукава. — Это все Лудик…

— Ты ничего не понимаешь, — прервал меня Коуди. — Ты не знаешь, как работает эта машина. Судья мог повернуть дело в мою пользу или объявить перерыв, чтобы обвинители перегруппировались. Но он пустил все на самотек. Обвинители были так ошарашены, что не знали, о чем говорить. Судья может сделать все, что хочет, и он позволил этому продолжаться.

Я оказался в нелепом положении, желая защитить человека, который пытался отобрать нашего ребенка.

— Оставь меня в покое! — рявкнул Коуди, когда я снова протянул к нему руку, и на мгновение мне показалось, что он собирается задать трепку мне. Я наблюдал, как он переходил Бэннок-стрит, не обращая внимания на резко тормозящие перед ним автомобили.

Было темно, и падал снег, когда я вернулся домой. Позвав Мелиссу, я начал рассказывать ей, что произошло в зале суда, но она прервала меня:

— Это уже не новости. Говорят, приговор будет отложен.

Мелисса сказала, что Брайен был в нашем доме почти всю вторую половину дня и они следили за процессом, переключая каналы. Унижение Коуди стало сенсацией.

Я припарковался рядом с «лексусом» Брайена и выключил мотор. Снежная крупка постукивала, как песок, отскакивая от капота и крыши джипа. Несколько секунд я сидел, изможденный и сбитый с толку.

Я чувствовал себя столетним, когда открыл дверцу и вышел. Снег жалил мне лицо и руки. Отупев, я не обратил внимания на ритмичную музыку «хип-хоп» с улицы и звук мотора, который должен был показаться знакомым и предупредить меня.

Когда я потянулся к ручке нашей парадной двери, «хип-хоп» внезапно стал громче. Позже я осознал, что машина остановилась у обочины, а пассажир опустил оконное стекло и прицелился.

Выстрел был приглушен снегом, и мне дважды попали в спину. Я повернулся на каблуках и получил удар в лицо — горячая жидкость попала в глаза, ослепив меня.

Я слышал смех и звук отъезжающего автомобиля.