"Неистовый маркиз" - читать интересную книгу автора (Невилл Миранда)

Глава 13

— Почему я не могу надеть платье пурпурного цвета? — спросила Эстер, провожая взглядом Мел, выходившую из комнаты. Дневной ансамбль экономки был сшит из хлопкового твила, окрашенного в особо яркие лиловые тона, удивительным образом сочетавшиеся с оранжевой тесьмой.

— Потому что тебе всего шестнадцать, а шестнадцатилетние девушки не носят такие платья, — ответил Кейн. — Ешь свой завтрак. Не нальешь мне чаю?

Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что он будет учить молоденькую девушку правилам хорошего тона, Кейн бы от души расхохотался. Но теперь все изменилось — теперь на его попечении оказалась сестра, малышка Эсти. Увы, он не знал, каким образом объяснить ей, что наряды Мел не подходят для леди любого возраста, тем более не мог объяснить — по какой причине. К счастью, изобретательная миссис Тиммс изготовила для Эстер несколько нарядов более приемлемых по стилю, и сейчас девушка была в скромном белом платье из муслина.

Эстер выполнила просьбу старшего брата, налив ему чаю. Затем, надув губки, пробормотала:

— По крайней мере хоть сегодня мы выберемся отсюда?

— Да, конечно, — кивнул Кейн с улыбкой.

Лицо девушки просветлело, и она воскликнула:

— В самом деле выберемся?!

— В самом деле. В котором часу церковная служба? А впрочем… Думаю, сегодня мы можем пропустить службу.

— Но, Джон!.. — Эстер уставилась на него в изумлении. — Ведь сегодня Пасха!

— Выходит, ты не хочешь, чтобы я поучил тебя игре в пикет?

— Нет-нет, хочу! Очень хочу! Но мы обязательно должны сходить в церковь на Пасху.

Кейн задумался. Он видел, что сестра начала «выздоравливать» от того уныния, что годами царило в аббатстве Маркли-Чейз, однако он понимал, что религиозное воспитание не позволяет ей пропустить богослужение в такой день. Но к сожалению, он не мог ее сопровождать. Пока что пребывание Эстер в Лондоне являлось тайной, и эта тайна тотчас же будет раскрыта, если знакомые на службе увидят их вместе. Что же касается слуг, то само собой разумеется, что никто из них не подходил для того, чтобы сопровождать молоденькую благовоспитанную девушку.

И тут он вспомнил про Джулиану. Кажется, она говорила, что в детстве постоянно посещала церковь. Кейн быстро написал записку и вызвал одного из слуг.

— Надо доставить это миссис Мертон. И пусть подготовят старую карету.

Он не был в церкви уже восемь лет, да и сейчас в этом не нуждался. Но как только Джулиана увезла Эстер в скромной голубой карете, Кейн вдруг обнаружил, что последовал за ними пешком.

В церкви Святого Мартина в это пасхальное утро было многолюдно, и все места внизу и на галереях оказались заняты. Проскользнув внутрь, Кейн встал вместе с другими прихожанами в боковом проходе. Когда-то в детстве постоянные посещения церкви считались для него обязательными, и Кейн уже не мог припомнить, когда впервые ужасно развеселился, узнав, что семейство Годфри, столь гордившееся своей набожностью и благочестием, извлекло доход из земель, отобранных у соседнего монастыря.

Что же касается церкви Святого Мартина, то сегодня, в этот праздничный день, здесь царило оживление, и все прихожане были столь же нарядны, как и украшенные цветочными композициями кафедра и алтарь.

Вскоре зазвучали песнопения, и сотни радостных голосов, исполнявших пасхальные гимны, слились воедино. Кейн же посматривал по сторонам, выискивая даму в черном. Он увидел ее почти в самом центре — ее черная шапочка резко контрастировала со светлой соломенной шляпкой Эсти. И даже глядя на них издали, Кейн понял, что они уже успели подружиться за время своего «тайного» путешествия. Эстер находилась в крайнем возбуждении, когда ее провели через конюшни для встречи с каретой на углу Чарлз-стрит. Несомненно, она поведала Джулиане о своих «приключениях». И сейчас, во время песнопений, они то и дело переглядывались и едва заметно улыбались. Да-да, было совершенно очевидно, что они уже стали подругами.

И маркиз, наблюдая за ними, вдруг почувствовал: сейчас, в это чудесное весеннее утро, его переполняет счастье. Да, он был счастлив оттого, что находился в церкви вместе с Джулианой и Эстер. Более того, он понял, что для него они обе дороже всех людей на свете. Ему хотелось протиснуться сквозь толпу, стать между ними и крепко обнять обеих, чтобы разделить вместе с ними эти благословенные мгновения. А затем он отвезет их домой и отпразднует этот замечательный день.

Однако, уже выходя из церкви, Кейн тяжело вздохнул. Он прекрасно понимал, что не смог бы обнять сразу и Джулиану, и Эстер. Да, это было невозможно, поэтому следовало немедленно что-то предпринять. Впрочем, он уже знал, что именно должен сделать. Он больше не мог уклоняться от ответственности, от того, что его мучило.

Он намерен был забраться в логово дракона.

Если идти через парк на другую сторону Беркли-сквер, то это составит, вероятно, не более двухсот ярдов. Но для Кейна эти двести ярдов растянулись миль на двести, и он шел… как идут на казнь.

Особняк был обманчиво скромным, но его обитатели обладали немалым влиянием. Леди Моберли, используя политическую карьеру мужа, а также собственные способности, добилась такого влияния в свете, каким обладали лишь очень немногие дамы. Кейн разговаривал с ней только однажды за все те годы, что жил в Лондоне. И сейчас, сделав глубокий вдох, он взялся за дверной молоток и энергично постучал.

Дверь открыл тот, кого Мел в последнее время считала монархом. Правда, человек этот был слишком коротконогий для русского царя, слишком высокий для Наполеона и слишком худой для того, чтобы походить на принца-регента или на Людовика XVIII.

Кейн приветствовал слугу чуть насмешливой улыбкой.

— Ее светлость дома? — спросил он.

Дворецкий взглянул на визитера с предельным высокомерием и осведомился:

— Могу я узнать, кто ее спрашивает?

Кейн пристально посмотрел ему в глаза.

— Полагаю, вам известно, кто я такой.

Слуга спорить не стал.

— Хорошо, я сейчас справлюсь, принимает ли ее светлость. — Резко развернувшись, он ушел, оставив гостя в холле.

Кейн же невольно вздохнул; он не был уверен в том, что величественная хозяйка дома соизволит принять его. Осмотревшись, он заметил на стене портрет двух молоденьких девушек в белоснежных платьях. То были леди Августа Моберли и ее младшая сестра Мария, то есть его, Кейна, мать.

Но его родительница, насколько он мог помнить, никогда не выглядела столь беззаботной, как эта девушка, играющая с маленькой пушистой собачонкой. Он знал, что ее постоянным компаньоном была вовсе не собачка, а молитвенник или том проповедей. Но когда-то в юности она была очень хорошенькая, и сейчас Кейну казалось, что он видел в ней, в ее характере какое-то сходство с Эстер. Однако художник подметил и недостаток в выражении ее лица — если сравнивать его с надменным выражением старшей сестры. Августа смотрела так, словно не могла дождаться, когда художник отложит кисть и оставит ее в покое. Кейн не слишком хорошо знал свою тетушку, но все же помнил: когда она изредка наносила визиты в Маркли-Чейз, он, тогда еще мальчишка, смотрел на нее с содроганием.

Бедная мать… Избавившись наконец от своей властной сестры, она попала под пяту столь же властного и жестокого мужа. Кейн нередко размышлял, есть ли смысл в том, чтобы попытаться договориться с ней. Вероятно, не стоило делать такие попытки. Во всяком случае, после последней их встречи, оставившей столь горький осадок. Наконец «монарх» вернулся и с явным неодобрением в голосе объявил, что ее светлость все-таки примет его. Ужасно нервничая, Кейн последовал за дворецким. Чувства у него были примерно такие же, как если бы он возвращался домой, к матери.

— Итак, племянничек, ты решил наконец навестить меня?

Леди Моберли не поднялась при его появлении — осталась сидеть в кресле с высокой, как у трона, спинкой; а ее высокий рост дополнялся темно-красной бархатной шляпой, из-под которой выглядывали седеющие волосы. Хозяйка приветствовала Кейна царственным мановением руки и энергичным кивком.

Отвесив низкий поклон, маркиз проговорил:

— Простите, мадам, за мое невнимание, но когда-то вы сказали, что не желаете больше меня видеть.

— Зачем бы мне видеться с развратным прожигателем жизни? — проворчала леди Моберли.

Кейн нахмурился и с некоторым раздражением ответил:

— Я вовсе не извиняюсь за свою жизнь.

— А следовало бы, — заявила леди Моберли. — В течение восьми лет ты общался с теми, кто не заслуживает ни малейшего уважения. Более того, в последние три года ты заполнил дом моей сестры весьма подозрительными субъектами, которых считаешь слугами. А женщины, посещающие тебя днем и ночью… Ох, мне страшно даже думать об этом!..

— Я даже не подозревал, что вы, миледи, настолько интересуетесь моими делами. Вы, должно быть, проводите время, глядя в окно через площадь?

— В этом нет нужды. Твои скандальные связи известны всему Лондону.

— Каких неизменных и узких взглядов вы придерживаетесь, миледи! Уверяю вас, в этом городе найдется немало людей, думающих обо мне совсем иначе.

Леди Моберли презрительно фыркнула, недвусмысленно давая понять, что она думает о мнении таких людей. Кейн же, все больше раздражаясь, продолжал:

— Мои друзья принимают меня таким, каков я есть, и я ценю их терпимость. — Маркиз прекрасно помнил, как эта женщина, его тетя, отвергла его, когда он, нищий и одинокий, пришел к ней в поисках помощи и поддержки — ему тогда было всего шестнадцать лет. — И если бы меня принимали в других домах, вероятно, у меня были бы и другие друзья, — добавил Кейн, немного помолчав.

— Я сказала тебе тогда, что ты можешь снова прийти, когда исправишься, — возразила леди Моберли.

Кейн отступил на несколько шагов и, сделав глубокий вдох, постарался успокоиться. Он ведь пришел сюда не для того, чтобы ссориться с тетушкой. И ради Эстер он должен был сдерживать свой гнев.

А леди Моберли пристально посмотрела на него и спросила:

— Так ты исправился?

— Пока нет, но надеюсь исправиться. Именно поэтому я и пришел к вам, тетя.

— Говори же. Я слушаю тебя.

Кейн несколько секунд молчал, не будучи уверен в том, что может довериться этой даме. Но зачем же он тогда пришел сюда?

Собравшись с духом, маркиз заявил:

— Эстер в Лондоне.

Хозяйка насторожилась.

— А моя сестра тоже здесь? — спросила она.

Кейн покачал головой:

— Думаю, что нет.

Тут тетушка вновь заговорила, и теперь в голосе ее зазвучали родственные интонации.

— Садись же, племянник. Расскажи мне все подробнее.

Она слушала очень внимательно, иногда переспрашивала, чтобы уточнить некоторые детали. Когда же услышала о намерении леди Чейз выдать дочь замуж за мистера Дичфилда, ноздри ее расширились, и стало ясно, что она едва сдерживает гнев.

Мысленно улыбнувшись, Кейн продолжил рассказ, а затем изложил свой план спасения сестры. Тетушка выслушала его и, одобрительно кивнув, заявила:

— Полагаю, ты прав. Знаешь, я всегда подозревала, что Мария… какая-то неуравновешенная. Так вот, теперь я абсолютно уверена в этом. Видишь ли, Кейн, — тетя впервые обратилась к нему по имени, — Мария была гораздо симпатичнее меня, и она сделана лучшую партию, вышла замуж за более богатого человека. Но поверь, я никогда ей не завидовала.

Кейн утвердительно кивнул, но что-то подсказывало ему, что тетя говорит лишь часть правды. Было ясно, что между сестрами существовал какой-то конфликт, смысла которого он не понимал. И вообще, дети старались не обращать внимания на напряженность между взрослыми.

Тетушка, казалось, о чем-то задумалась. Минуту-другую она молчала, потом вдруг резко поднялась на ноги и подошла к шнурку колокольчика. Дернув за него, она заявила:

— Нельзя терять времени. Мы должны немедленно начинать…

— Но с чего начинать? — спросил Кейн.

— С твоей реабилитации, разумеется. Мне нужен Кентиш.

— Кентиш — это ваш дворецкий, верно? Но что же вы, собственно, предлагаете? Я хотел бы узнать это сейчас.

Леди Моберли усмехнулась, потом проговорила:

— Прежде всего мы должны забрать мою племянницу из твоего дома. Ты говоришь, никто не знает, что она здесь? Что ж, очень хорошо. Она должна будет оставаться здесь до тех пор, пока мы не расчистим авгиевы конюшни, в которых ты обретаешься.

— Уверяю вас, мой дом вполне чист. Вы оскорбляете моих слуг, а они…

— Не болтай глупости! — перебила тетя. — Ни один добропорядочный джентльмен не будет жить вместе с теми людьми, которые у тебя сейчас.

Кейн прекрасно знал: тетушка, к сожалению, права. Как бы высоко ни ценил он свою банду проказников, свет никогда не согласится с его взглядами и вкусами.

— Я начну приготовления, чтобы на следующий год вывести Эстер в свет, — продолжала леди Моберли. — Разумеется, счета за наряды я буду направлять тебе. Затем я сделаю несколько визитов. Можешь быть уверен: всевозможные приглашения для тебя последуют незамедлительно. И я надеюсь, ты их примешь. Очень удачно, что как раз сейчас начинается сезон. Ты сможешь сделать выбор из последнего урожая молодых леди, желающих выйти замуж.

— Боюсь, что их семьи не сочтут меня… приемлемым? — усомнился Кейн.

— Богатый маркиз всегда приемлем! — решительно заявила тетушка, энергично взмахнув рукой с аметистом на пальце.

«Хотел бы я обладать ее уверенностью», — подумал Кейн. И вдруг спросил:

— А вы знаете, почему отец выгнал меня из дому? — Он восемь лет боялся задать этот вопрос — и вот наконец решился.

Тетушка пожала плечами:

— Моя сестра рассказывала о каких-то «разносах», которые устраивал этот сумасшедший, за которого она вышла замуж.

Кейн с надеждой взглянул на тетю.

— Вы и в самом деле думаете, что мой отец был сумасшедшим? Я-то полагал, что его все уважали.

— Нет-нет, я никогда не любила и не уважала лорда Чейза, — возразила леди Моберли. — Его ханжеская болтовня выходила за пределы всяких допустимых границ. И я не единственная, кто счел его обращение с тобой просто ужасным. Ты этого не заслужил. А если ты и соблазнил нескольких девушек, то ведь ты не первый и не последний. Такое со многими случается.

— Я никогда никого не соблазнял, — с улыбкой ответил Кейн. — А вот меня постоянно соблазняли, — добавил он со вздохом облегчения; было ясно, что тетушка ничего не знала об обвинениях отца.

— По многочисленным свидетельствам, ты много всего натворил с того времени, — с ядовитой усмешкой заметила тетя. — Но если ты исправишься, то люди все простят, скажут, что это — грехи юности.

— Тогда почему же вы отказались мне помочь, когда я пришел к вам несколько недель спустя после своего приезда в Лондон? Я прекрасно помню ваши слова… «Развратный и без надежд на исправление…» — так вы тогда сказали.

— Мой дорогой мальчик, ты ведь жил в борделе! Поверь, я сейчас с огромным трудом заставила себя произнести эти слова.

Должно быть, эту историю рассказали во всех подробностях Бардсли и его отец — ведь только они сразу узнали о его пребывании у миссис Рафферти. А проститутки, конечно же, считали забавной шуткой, что среди них живет лорд. Вероятно, позднее слухи об этом распространились через их клиентов. Но он не подозревал, что его тетя узнала об этом так быстро.

— Вскоре после этого я ушел оттуда, — сказал Кейн.

— Да, ушел. Чтобы сделаться игрушкой у актрис.

Так уж случилось, что отец все же присылал ему кое-какие деньги, поэтому он не брал денег у Люсинды Ламберт, своей первой любовницы. Но в общем, тетушка была права: Люсинда оплачивала расходы за содержание дома, в котором они прожили целый год.

Кейн молчал, и тетя добавила:

— Нет нужды вспоминать прошлое. Сейчас у нас много других дел. Для начала я поговорю с Кентишем, чтобы он нанял тебе приличных слуг. А ты, племянник, можешь называть меня тетей Августой.

Кейн боялся, что ублажить тетю Августу будет не так-то просто. Но как союзник в кампании по удержанию Эстер она была бесценна, так что не следовало с ней ссориться.

К счастью, леди Моберли не знала, что покойный маркиз обвинил своего сына в инцесте — проступке, который оставит его за пределами любого приличного общества, если только об этом станет известно. Более того, даже намек на подобную мерзость обречет его на всеобщее осуждение. Но если тетя ничего не знала об этом обвинении, то, вероятно, никто не знал — за исключением леди Чейз, разумеется.