"Деньги - не проблема" - читать интересную книгу автора (Леонард Элмор)

13

Прошлой ночью в постели они не обсуждали это. Он сказал только: «Я вхожу в ресторан, спотыкаюсь и падаю. На что?» И Дебби ответила: «Мы придумаем». Утром за чашкой растворимого кофе он спросил: «Что же мы придумаем?» И она удивилась: «Ты о чем?»

И вот она здесь, рассматривает, запрокинув голову, высокий сводчатый потолок холла. Терри глядел на нее с верхней площадки винтовой лестницы: из-под ее распахнутого плаща виднелись темная юбка и водолазка. Она зацокала каблучками по мраморному полу.

— Знаешь, кем я хотела стать больше всего? Танцовщицей в кордебалете!

— Почему же не стала?

— Узнала, какой это тяжкий труд. Чтобы как-то выделиться и попасть в шоу. Я одно время исполняла в баре эротические танцы, недолго, несколько недель.

— Хотел бы я посмотреть.

— Для звезды у меня сиськи были маловаты. Чтобы зарабатывать этим на жизнь, требуется быть знаменитостью.

— Поднимайся сюда.

Но она сказала:

— Подожди. — И, процокав через холл, заглянула в гостиную. Поднявшись по лестнице, Дебби высказала мнение: — Неплохо. В духе четырехзвездочного отеля. Мэри Пэт свое дело знает.

— Ничего тайваньского или индийского, — заметил Терри.

— Это ты издеваешься над моей обстановкой? Сплошной китч и подержанная дешевка? — Она подошла к нему и поцеловала в губы. — Какие у тебя планы: уложить меня в постель?

— Я думал, ты захочешь посмотреть дом.

— Хочу. И больше не буду говорить пошлостей.

Они прошли в хозяйскую спальню с золотистыми портьерами и стеганым золотистым покрывалом на кровати королевских размеров. Дебби обвела ее внимательным взглядом:

— Вот где Фрэн и Мэри Пэт занимаются этим.

— По меньшей мере два раза это случалось, — сказал Терри и тут же пожалел об этом: прозвучало слишком самодовольно, без видимых к тому причин.

Он провел Дебби к спальням девочек. Она заглянула в каждую и произнесла:

— Очень симпатично.

Куклы и мягкие игрушки не вызвали у нее, однако, особых эмоций.

— Это напоминает тебе твое детство?

— Меня больше занимали танцы и игра в доктора.

Чуть помедлив, думая о брате, который любил свой дом и гордился им, Терри произнес:

— И все-таки здесь уютно, да?

— В доме? — переспросила Дебби. — Да, дом чудесный. А что там, наверху?

— Комната для гостей, где поселили меня.

Он повел ее туда, и она оглядела две кровати под белыми покрывалами, уютное кресло, парку с капюшоном и спортивную сумку на столе. И никакой разбросанной одежды.

— Ты держишь комнату в порядке. Хороший мальчик.

— Просто у меня не так много вещей, нечего особенно разбрасывать.

— А это что такое?

На столе рядом с курткой лежало мачете.

— Этим вскрывают кокосы.

Дебби прошла по комнате, взяла мачете в руки, подержала и положила на место. Затем молча отошла к окну.

— Вот снимки, которые я там сделал, — сказал Терри.

Он взял сумку и подошел к стоявшей у окна Дебби. Они посмотрели на бассейн, закрытый темно-зеленым пластиком, на двор, на облетевшие деревья и кусты. Безжизненный зимний пейзаж.

— Летом Фрэн вешает на клен качели.

Терри отошел от окна и остановился со своей сумкой в проходе между кроватями. Дебби, не отрываясь от окна, сказала:

— Этой зимой здесь, в Детройте, я смогу договориться только о коротких выступлениях. Весной у меня была бы целая программа.

Терри молча доставал из сумки цветные фотографии. Она продолжала:

— Жаль, что Рэнди живет не во Флориде. Я перееду туда, после того как мы разбогатеем. Как тебе этот план?

Терри не ответил, он был занят раскладыванием снимков на покрывале. К тому же он не очень понял, что она имеет в виду. Поехать во Флориду вместе с ней или как? Дебби подошла к нему и взглянула на снимки.

— Сколько же их всего? — поинтересовалась она.

— Сотни две, — ответил он. — Эти самые лучшие.

— Тут всё мальчики?

— Думаю, нет. В таком возрасте их трудно различить. Некоторые дети из сиротского приюта, но там им немногим лучше, чем на улице. Они сбиваются в группы, девочки лет пятнадцати заботятся о маленьких. Дети предоставлены сами себе. Сами заботятся об одежде, о еде… Вот этот роется в угольной яме. Он собирает недогоревшие угольки и потом продаст их. — Он протянул Дебби фотографию. — А здесь дети копаются в отбросах, ищут что-нибудь съестное.

— Господи, Терри… — пробормотала она и села на кровать. — Но на некоторых снимках местность выглядит такой зеленой и цветущей, повсюду что-то посеяно…

— Но они же дети, — напомнил Терри, — дети, а не фермеры, у них нет земли. Маленькие тутси, никому не нужные. Вот десятилетние ребята курят папиросы. Они сами их скручивают. Этот мальчик, сейчас ему тринадцать, во времена геноцида убил своего приятеля. Зарезал мачете. Тогда им было по восемь. Что прикажешь с ним делать?

Он оторвал глаза от снимков и прислушался. Дебби тоже.

— Слышишь? Тебя вроде кто-то зовет, — проговорила она.

Он направился к двери, по пути захватив мачете. Дебби последовала за ним.

— Ты не закрыла дверь? — спросил Терри.

— Она была открыта, когда я вошла.

Из холла снова донесся голос:

— Терри, сукин сын, ты где?

Он сразу понял, кто это.

С верхней площадки лестницы, огибавшей холл, они увидели Джонни Пиджонни, который смотрел на них снизу.

— А вот и Джонни, — сказал Терри.

— Ну и где мои денежки? — спросил тот.

Дебби еще удивилась, когда Терри задержался у стола, чтобы взять мачете. Идя за ним следом, она чуть не наткнулась на него. Может быть, эта привычка осталась у него после Африки — слышишь шум и сразу хватаешь мачете?

Теперь она смотрела, как Терри спускается вниз, сжимая его в руке. Лезвие было длиной фута полтора, рукоятка деревянная, покрытая резьбой. Терри держал его лезвием вниз, вдоль ноги. Джонни это сразу заметил. Она слышала, как он сказал:

— На хрен тебе эта сабля?

Терри ответил, спускаясь:

— Это мачете. — Он ступил на мраморный пол. — Я нашел его в церкви, после того как там зарезали семьдесят человек, пока я служил мессу. На нем все еще была кровь.

— Господи Исусе, — выдохнул Джонни. Дебби смотрела, как Терри поднимает нож, держа его за лезвие, и протягивает Джонни резную рукоять. Джонни, взяв нож в руки, пробормотал: — Господи Исусе, они кромсали этим людей?

— Отрезали им головы, — уточнил Терри, — и ступни.

Дебби тоже двинулась вниз по лестнице, держась рукой за золоченые перила. Она увидела, как Джонни взглянул вверх, на нее, но только мельком, и, взвесив на руке мачете, произнес:

— Оно тяжелее, чем кажется. — И сделал быстрое рубящее движение. — Они в самом деле этим убивали?

И Терри ответил:

— На моих глазах.

Дебби остановилась на нижних ступенях лестницы, наблюдая.

Это был спектакль. Джонни явился требовать назад деньги, а Терри встретил его с мачете и рассказывает о резне в Африке.

Два бывших дружка-контрабандиста. Терри в «ливайсах» и белой рубашке навыпуск, наверное одолженной у Фрэна. Джонни в длинном пиджаке из черной кожи с поднятым воротником, поверх которого перекинуты собранные в хвост жидкие темные волосы. Он был по-своему недурен собой. Ростом пониже Терри, пять футов и восемь-десять дюймов, худощавый, но крепкий, слегка сутулый. Он сказал:

— Так ты священник? Что-то ни хрена не верится.

Но Дебби поняла это так, что он как раз верит. Она увидела, как Терри осеняет Джонни крестом и произносит: «In nomine patris, et filii, et spiritus sancti…»

Джонни замахал на него мачете:

— Заткнись, ради бога. Я хочу знать, куда ты дел мои деньги, десять кусков. И деньги Дики тоже.

— Дики пожертвовал свои сиротскому приюту.

— Вот как? — пробормотал Джонни. — Ну а я кому пожертвовал свои?

— Прокаженным.

— Вот как, прокаженным!

— Они покупали на них спиртное, чтобы облегчить свои страдания, — пояснил Терри. — Я сказал им, что все в порядке и ты не станешь возражать. Когда деньги обесценились, они перешли на банановое пиво.

— Банановое пиво! — воскликнул Джонни.

— Когда меняешь масло и видишь осадок в картере двигателя… так банановое пиво и выглядит.

— Ты, что ли, пил его?

— Не испытывал желания.

— А прокаженные небось пьют.

— Оно отвлекает их от болезни.

— Терр, насрать на прокаженных. Ты потратил мои деньги, так?

Дебби видела, как Терри беспомощным движением пожал плечами и показал пустые ладони.

— Я провел там пять лет, Джонни. На что я, как ты думаешь, там жил?

— На что живут другие миссионеры?

— На пожертвования. Не помнишь разве, как в школе мы собирали на нужды миссий? И для миссии Святого Мартина в Руанде в том числе. Можешь отнести это на счет своего подоходного налога.

— Думаешь, я плачу налоги?

— Твои пожертвования на прокаженных дали мне возможность прожить эти пять лет. Я мог покупать сладкий картофель и изредка мясо. В основном козлятину, но другое я не мог себе позволить. Если ты сможешь взглянуть на эти деньги как на свой дар миссии, тогда я смогу в свою очередь простить тебя за то, что ты сделал.

Дебби пришла в восхищение. Какой классный ход: свалить вину на Джонни. Неудивительно, что тот мрачно нахмурился:

— Простить меня? За что?

— За то, что втянул меня в это дело. Что сказал следователю, будто это была моя идея.

— Но ты умотал, а мы с Дики оказались в предвариловке. Там так паршиво, что только и ждешь, чтобы тебя быстрее отправили в тюрьму. Они там по полгода решают, куда тебя посадить — в федеральную или в тюрьму штата.

— Но видишь ли, Джонни, у меня неприятности. Сегодня днем мне надо идти на встречу с прокурором Джералдом Подиллой по поводу выдвинутого против меня обвинения.

— Этот ублюдок нас и упрятал!

— А теперь у него есть шанс упрятать меня — из-за того, что вы ему наговорили.

— Но ты ведь священник.

— Это не играет роли. Мне придется сказать мистеру Подилле, что ты солгал, что я всего-навсего вел грузовик.

— На здоровье!

— Тебе это не повредит?

— Рассказывай ему, что хочешь, я свое отсидел.

— Тебе пришлось нелегко? — спросил Терри.

— Где, в Джексоне? Сидеть с пятью тысячами придурков, которые орут и дерутся? Когда выходишь из камеры, только успевай смотреть по сторонам. Козел ты долбаный — нелегко пришлось! Я нанял двух самых здоровых черномазых в блоке, для охраны. И все равно получил удар пером в живот. Сам себе накладывал швы.

— А как Дики?

— У него в камере пять человек — практически одиночка. Продает свой приемник всяким маменькиным сынкам. Берет пятьдесят баксов, а приемник — шиш. Я ему твердил — как-нибудь нарвешься не на того парня, старик. Он говорит — насрать.

— Он собирается выходить оттуда?

— Хороший вопрос.

— А как Реджина?

— Она переродилась духовно. У нее на бампере автомобиля надпись: «Мой Босс — Еврейский Плотник». Вам не мешало бы с ней встретиться, спеть пару гимнов.

— А Мерси?

— Кончает школу, хочет заняться программированием.

— Никогда не угадаешь заранее, — пробормотал Терри.

— Не угадаешь — что?

Когда они ехали в город, Дебби, сидевшая за рулем, сказала:

— Вчера, когда мы говорили о Джонни, я сказала, что не хотела бы ему задолжать, а ты ответил, что не стоит беспокоиться. Ты знал, что сумеешь с ним справиться?

— Что сумею запудрить ему мозги, — уточнил Терри. — Он верит всему, что ему наплетут.

— Например, что ты священник.

— Ты видела сама: он не хочет в это верить, но верит.

— Ты когда-нибудь скажешь ему, что это не так?

— Не знаю. Может быть, когда-нибудь… А пока надо иметь его в виду. Он может нам пригодиться.

Они пообедали в греческом кафе: кальмары в оливковом масле, баранья нога, которую Терри нашел очень похожей на козью, и рисовый пудинг, который, как клялась Дебби, здесь лучший во всем городе. Многие из обедавших были присяжные заседатели из суда имени Фрэнка Мерфи, которые попали сюда впервые, и, словно туристы, широко раскрывали глаза, услышав: «Опа!» — и глядели, как официант ставит на стол охваченное огнем сырное блюдо.

Потом они прошли два квартала пешком мимо полицейского управления и нового здания тюрьмы ко Дворцу правосудия.

Терри вошел внутрь — спросить, как найти Джералда Подиллу. Потом вышел и сказал Дебби:

— Он или обедает, или у него уже началось судебное заседание. Это на четвертом этаже.

Они поднялись на четвертый этаж и миновали дожидавшихся в коридоре людей.

— Похоже, он урвал для меня минутку от своего обеденного перерыва, — заметил Терри. — Наверное, это не займет много времени. Отделается от меня по-быстрому и займется другим бедолагой, которого отправит прямиком в тюрьму.

— Ты нервничаешь?

— С чего бы? Фрэн говорит, что он смахивает на швейцара.

— Ему тебя не расколоть. Можно пойти с тобой?

— Почему нет?

— Отлично, — обрадовалась Дебби. — Мне хочется полюбоваться на тебя.

Спектакль номер два.

Терри с черной паркой в руках, с лицом аскета, с бородкой, в темно-синем костюме. Стоило Терри заговорить, окружной прокурор, аккуратного вида мужчина, обернулся и сдвинул на лоб очки.

— Мистер Подилла? Я отец Данн, приехал из Руанды. Как я понимаю, вы хотели меня видеть, сэр?

Из Руанды! Словно он проделал весь путь ради этой встречи. Голос Терри звучал приглушенно, но ровно, с ноткой смирения. Он был весь к услугам прокурора. Дебби остановилась поодаль. Она смотрела, как прокурор кладет бумаги на стол и выходит к ним из-за барьера, — к рядам скамеек, напоминающих церковные скамьи.

— Я очень рад, святой отец, что вы нашли возможным прийти. Я не слишком вас задержу. — Он указал жестом на скамьи. — Давайте присядем где-нибудь и покончим наконец с этим делом.

Терри прошел во второй ряд скамеек, потом обернулся и протянул руку.

— Сэр, это мисс Дьюи, коллега моего брата Фрэнсиса, представляет мои интересы.

Одним махом он возвел Дебби в адвокатский ранг.

Подилла кивнул, пристально посмотрел на нее и мило улыбнулся:

— Рад знакомству, мисс Дьюи. Джерри Подилла. Присаживайтесь к нам, хотя вряд ли доктор Данн нуждается в официальных представителях.

— Радостно это слышать, — улыбнулась Дебби, — но в данный момент я скорее исполняю обязанности личного шофера отца Данна. Доктор Данн был так погружен в дела миссии, что не успел обновить водительские права.

— Не сомневайтесь, Джерри, — сказал Терри, — с этой леди я в надежных руках. — Как легко он ухватился за позволение обращаться к прокурору по имени! — Хотел бы я взять ее с собой в Руанду, — произнес он вдруг.

— Святой отец, прошу вас, — смущенно проговорила Дебби и улыбнулась, чтобы показать, что он шутит и она это понимает.

— И я вас не упрекаю, святой отец, — сказал Подилла. И Дебби пришлось снова улыбнуться, на этот раз Подилле, который подмигнул ей — проказник!

Дебби уселась в том же ряду, но на некотором расстоянии, чтобы показать, что не собирается вмешиваться. Терри сел вполоборота, спиной к ней, так, чтобы Подилла мог видеть ее через плечо Терри. Дебби устремила взгляд на скамью прокурора, прямо вперед, и прокурор мог хорошо разглядеть ее профиль, ее очаровательный носик, слегка приоткрытые губы и то, как она дерзко встряхивает головой, обводя глазами зал. Ей было прекрасно их слышно.

Сначала разговор зашел о Руанде.

Подилла сказал, что читал о геноциде в потрясающей книге под жутким названием «Мы хотим сообщить вам, что завтра пробьет наш час». Читал ли ее Терри? Терри ответил: нет, Джерри, ему достаточно уже того, что он был там и видел, как убивали его прихожан. Подилла деликатно помолчал и поинтересовался, почему жертвы так покорно принимали смерть. Терри ответил, что они по природе законопослушны и привыкли принимать то, что с ними происходит. Терри тем не менее считал их мучениками, которых Господь в тот же день принял в раю.

Тем не менее?

Подилла быстро взглянул в ее сторону, и Дебби ответила ему серьезным взглядом, в меру скорбным. Прокурор стал расспрашивать о том, как судебные власти Руанды справляются с более чем сотней тысяч преступников, заключенных в тюрьмы. Он что-то читал о системе трибуналов, учреждаемых в деревнях ради ускорения процесса. Кажется, это называют словом «гакака». Терри подтвердил, что такой вариант рассматривался.

— Но простите, что поправляю вас, Джерри, на их языке, киньяруанда, это произносится не «ка-ка», а «ча-ча». Гачача.

Джерри Подилла с улыбкой покачал головой. Дебби, улыбнувшись ему в ответ, подумала: «Пора отсюда сваливать».

Она спустилась на лифте на первый этаж и, выйдя на крыльцо, закурила. На улице было холодно, пасмурно, еще два курильщика торопливо докуривали свои сигареты. Присяжные стягивались к зданию после обеденного перерыва. Она невольно задумалась и словно услышала собственный голос: «Однажды мне пришлось быть присяжной. Судили за убийство. Это напоминало „Двенадцать разгневанных мужчин“, только в моем случае это были одиннадцать разъяренных парней и я. Они все хотели осудить обвиняемого, одна я была против. Они говорили: „Этого типа поймали с гребаным пистолетом в руке. Тебе что, мало?“ Я отвечала: „Но он не мог этого сделать. Он такой душка“».

В таком роде… Ты не стала голосовать за осуждение. Ты даже не можешь убить мухи. Почему? Да потому, что ты сама муха. Муха на стене. Жужжишь себе и смотришь своими огромными, во всю голову, глазами. «Сегодня я славно прогулялась по собачьему дерьму во дворе. А почему бы мне теперь не посидеть на том вкусненьком лимонном пироге? Моя цель в жизни — досаждать, заставлять людей отмахиваться и чертыхаться. Вот в постели парочка. Почему бы мне не приземлиться на… — тут зазвонил ее телефон, — эту большую белую ягодицу?»

Сотовый в сумке глухо дребезжал. Дебби достала его и несколько последующих минут слушала, как адвокат, ее приятель, отвечает на вопрос, который она два дня назад задала его ассистенту. Она все повторяла: «Да? Да?» Или: «Неужели?» А про себя думала: «Только бы не это». Потом повторила «Неужели?» еще пару раз. Послушала и сказала:

— Нет, я снаружи, на ступеньках Фрэнка Мерфи. — И взглянула вверх на уходившее в мертвенно-бледное небо здание. — Я тут с одним приятелем, контрабандистом. — Рассказала подробности, послушала еще минуту и сказала: — В самом деле? Ты думаешь, его могут вызвать? — И немного погодя: — Эд, я чрезвычайно тебе благодарна. Обещаю подумать над твоими словами. Да. В любое время. Звони.

Через несколько минут из здания вышел Терри в своей парке, похожий на благостного Франциска Ассизского, улыбаясь ей во весь рот.

— Меня отпустили с миром.

— Вы хотя бы говорили о предъявленном тебе обвинении?

Терри обнял ее.

— У нас не хватило времени. Он сказал, чтобы я не беспокоился об этом, а то у меня и без того хватает хлопот — столько душ кругом нуждается в спасении.

— Не душ, а задниц, — сказала Дебби. — Ты хотя бы изредка называл его «сын мой»? — Она дурачилась, а в голове ее крутился разговор с Эдом Бернацки, адвокатом, который, хотя и не без некоторого колебания, выдал ей по секрету информацию, не подлежащую разглашению. Ей не терпелось поделиться этой информацией с Терри и посмотреть на его реакцию. Но говорить об этом лучше было в другом месте.

Терри рассказывал, что его дорогой друг Джерри Подилла оказался славным парнягой.

— Он даже дал мне сто баксов на сирот. Чеком.

— На твое имя?

— Нет, я попросил, чтобы он отписал его в Фонд маленьких сирот Руанды. Я уже открыл счет. С помощью Фрэна.

— Ты собираешься положить деньги туда?

— Да, и выпить.

Она увидела, что он смотрит в сторону Греческого квартала, и сказала:

— Здесь нет ничего стоящего. Почему бы не вернуться домой к твоему брату? Там можно устроиться с комфортом, если ты понимаешь, о чем я.

Он улыбнулся в свою бородку а-ля святой Франциск.

— Как скажешь.

Именно это она и хотела услышать.