ЛИББА БРЭЙ Тринадцатый шаг

1

К тому моменту, когда Лорен вышла на нужной станции, спустилась по лестнице и оказалась на пустынной Йорк-стрит, солнце превратилось в бледно-желтую щепку, растворяющуюся в темном горизонте. Она не любила выходить на улицу после захода солнца — сейчас это мало кому нравилось, — но ей нужна была работа.

Лорен торопливо зашагала мимо пустых витрин, брошенных машин и давно закрытых металлургических заводов, еще не тронутых процессом «облагораживания», захлестнувшим Бруклин. Был июль, стояла невыносимая жара, сопровождавшаяся сильной влажностью. Вдалеке виднелись плохо освещенные башни «Фаррагут-хауса»[20], похожие на уродливые поделки из конструктора «Лего». Она взглянула на маленькую листовку, зажатую в руке: «„Ангелус-хаусу"[21] требуется ассистент на неполный рабочий день. Достойная оплата, гибкий график». На полях был нацарапан адрес — ей продиктовали его, когда она по глупости согласилась на собеседование в половине девятого вечера. Сейчас Лорен отчаянно пыталась найти нужный дом, несмотря на то что инстинкт говорил ей: ходить по улицам одной в такое время — полное безумие! Ветер нес вдоль тротуара газетный лист; бумага зацепилась за ее ногу. «Кровожадный маньяк убил снова» — гласил заголовок. Лорен отбросила газету в сторону и поспешила дальше.

«Ангелус-хаус» находился на углу одной из вымощенных булыжником улиц на Винегар-Хилл, неподалеку от усыпанной мусором и заросшей сорняками автостоянки, окруженной шатким забором. Когда-то это была маленькая больница в викторианском стиле, с окнами, выходившими на Бруклинскую военно-морскую верфь. Теперь зеркальные стекла, прочная железная ограда, слои граффити и мощные заросли плюща скрывали былое великолепие сложенного из известняка здания. Лорен позвонила у тяжелой железной двери, но никто не открыл, и она решила обойти здание в поисках другого входа.

— Ты одна из них, да? Одна из этих уродов? — Темноволосый парень в футболке «Нью-Йорк Нике»[22] выступил из-за угла и встал в позу карате, размахивая аэрозолем с краской.

Она громко, пронзительно вскрикнула, и парень бросился бежать. Мгновение спустя дверь распахнулась и показавшийся на пороге молодой человек подал Лорен руку:

— С вами все в порядке?

«Золотой». Это слово буквально пронзило мозг. У него за спиной светились огни Манхэттена, длинные светлые волосы волнами спадали юноше на плечи, и он походил на золотого бога.

— Я могу чем-то помочь? Что с вами случилось?

— Что? Н-ничего! — дрожащим голосом ответила она. — Здесь был какой-то парень. Он что-то рисовал краской на заборе, вон там. Убежал, когда вы вышли.

Золотой человек, нахмурившись, осмотрел пустую стоянку:

— Что вы здесь делаете? По вечерам тут небезопасно, к тому же это частная территория.

— Я пришла насчет работы ассистента, — ответила Лорен, показывая ему листок, все еще зажатый в руке, — Мне назначена встреча на восемь тридцать. Но когда я позвонила, никто не ответил, и я решила обойти здание. Меня зовут Лорен.

— О боже! Простите. Бывает, что некому подойти к двери. Поэтому нам и нужен ассистент. Входите. Я Йоханнес.

Лорен сидела напротив Йоханнеса, Золотого Человека, в серо-коричневом кресле, в унылом квадратном офисе, освещенном тусклой банкирской лампой. Вертя в руке карандаш, он задавал ей обычные вопросы: работает ли она на «Макинтоше»? Согласна ли отвечать на звонки и заниматься регистрацией данных? Не возражает ли против того, чтобы в рабочее время выполнять мелкие поручения: ходить за продуктами и т. п.? Понимает ли, что здесь работают с трудными подростками, и что она может услышать или увидеть неприятные вещи? Умеет ли хранить тайны? Легко ли ее испугать?

Она ответила: «да, да, нет, да, да, нет».

Йоханнес пристально оглядел Лорен. У него были темно-карие глаза с золотистыми искорками; в лучах лампы они казались светящимися.

— Расскажите мне, что вам известно об «Ангелус-хаусе».

— Я знаю, что вы последняя надежда для закоренелых наркоманов. Вы принимаете подростков, убежавших из дому, ребят из бедных семей и всех, на кого махнули рукой остальные.

Он перестал играть с карандашом.

— Почему вы претендуете на это место?

Лорен уставилась в потолок, размышляя, что лучше рассказать о себе. О последних трех годах жизни. О своей сестре Карле.

— В этом году я окончила школу. Мне нужна работа, и я хочу заниматься чем-то общественно полезным.

Он взглянул на ее короткое резюме, представлявшее собой перечень супермаркетов, где она работала неполный день.

— Не собираетесь поступать в колледж? И не торопитесь получить от жизни все?

Ей показалось, что в его глазах мелькнула искорка веселья.

— Нет.

— Где вы видите себя через пять лет?

Только не здесь! В комнате было холодно. На шее выступил пот, отчего Лорен стало еще более неуютно и захотелось снова выйти на улицу, в духоту.

— Не знаю.

— А вы честная девушка.

Золотой Человек снова принялся ее разглядывать, но она не могла догадаться, о чем он думает. Неужели провалила собеседование? Наверняка провалила.

— Поздравляю, Лорен, — произнес он, широко улыбаясь. — Вы нам подходите.

Йоханнес настоял на том, чтобы проводить ее до метро, потому что уже стемнело. Начался мелкий дождь, отчего влажность только повысилась.

— Здорово. То, что нам нужно. Наш личный враг. — Йоханнес указал на стену.

Тэггер вернулся, чтобы закончить работу: поверх эмблемы «Ангелус-хауса» — одинокого крылатого рыцаря — были выведены слова «Лос Вампирос»[23], и алая краска стекала по стене, будто кровь.

2

Лорен стояла на почти пустой платформе метро, когда заметила направлявшегося к ней тэггера в футболке «Нике». Она быстро оглядела остальных пассажиров — бездомный, пара стариков, ссорившихся на китайском; на платформе с противоположной, манхэттенской стороны — несколько явных панков.

— У меня девять-один-один на быстром наборе, — сказала она, вынимая телефон.

— Да? И у тебя здесь, внизу, есть связь? Какой оператор — «Матрикс»? Послушай, я просто хочу тебя предупредить.

Вблизи он не казался таким уж страшным. Метр семьдесят, может чуть больше; ежик темных волос; лицо словно с ренессансного полотна; большой медальон в виде креста, болтающийся на тощей шее.

— О чем предупредить? — Лорен заставила себя взглянуть ему в глаза.

— Держись подальше от ублюдков из «Ангелус-хауса». Это очень плохие ребята.

— И это говорит пацан, который разрисовывает дома и преследует девушек, — ответила Лорен, усмехнувшись.

Она надеялась, что он не заметит ее страха. Это было главное правило выживания в Нью-Йорке: пожать плечами и изобразить пренебрежение на лице.

— Эй, я серьезно. Они приходят в дома для бедных и забирают людей.

— Ну и что? Это называется «помогать».

— Они не помогают. Они вербуют.

— Куда?

— Делать кое-что очень нехорошее. Парень, которого я знал, Исайя Джонс, все мне про них рассказал. Он у них жил, но ушел. Говорит, там творится настоящее дерьмо. Сейчас он прячется. Даже матери не говорит, где живет.

Туннель наполнился светом, и Лорен услышала грохот приближающегося поезда.

— Слушай, не иди на эту работу. Пожалеешь.

— Да? И кто это сказал?

— Мой друг.

Поезд ворвался на станцию, раскидав валявшийся на платформе мусор; бумажки завертелись вокруг ног Лорен. Двери распахнулись, она вскочила в вагон, желая, чтобы створки поскорее захлопнулись. Парень остался стоять на платформе, ссутулившись, сунув руки в карманы.

— Запомни одно имя: Сабрина Родригес. Она работала с ними. Когда копы нашли ее тело, в нем не было ни капли крови.

Двери захлопнулись с громким стуком, заставившим Лорен подскочить на месте, и поезд умчался во тьму.

3

В понедельник, в два часа дня, у Лорен начался первый рабочий день в «Ангелус-хаусе». Она позвонила, дверь открылась, и ее встретила девушка с пурпурно-синим ирокезом и сильно накрашенными глазами. От девушки пахло пачули; на вид она казалась ровесницей Лорен, возможно немного старше. На ней было платье без рукавов, открывавшее многочисленные татуировки. Одна — эмблема «Ангелус-хауса» — красовалась на затылке.

Девушка с ирокезом просияла:

— Привет! Ты, наверное, Лорен? Классно! Добро пожаловать в «Ангелус-хаус». Я Алекс. Боже! Там ужасная жарища, да? Наш кондиционер уже сдыхает. — На щиколотке у Алекс болтался браслет, увешанный брелоками, которые при каждом ее шаге звенели, словно колокольчики. — Слушай, мы так рады, что ты к нам пришла. Правда! Я не успеваю все заносить в списки, отвечать на телефонные звонки и прочее. Пойми меня правильно: все потому, что «Ангелус-хаус» успешная и клевая программа. Но без помощи мы бессильны. Эй, Раким! Познакомься с Лорен!

Высокий костлявый парень, с устаревшим фэйдом[24], в огромных очках в темной оправе, возник откуда-то и протянул Лорен руку:

— Очень приятно, Лорен.

Он тут же сочинил глупую песенку, рифмуя имя Лорен с «Дарвин», «Саурон» и «Килиманджаро», и Лорен вдруг подумала, что это, возможно, начало чего-то нового и позитивного. Они показали ей помещение, представили нескольким улыбавшимся юношам и девушкам, трудившимся над постерами или игравшими в пинг-понг в комнате отдыха. На первом этаже располагались общие помещения, на втором и третьем — спальни, где одновременно могли разместиться тридцать человек. Персонал жил на верхнем этаже. «Ангелус-хаус» походил на другие реабилитационные центры для наркоманов, в которых Лорен приходилось бывать за последние три года. Здесь были жалкие подержанные диваны и стулья вокруг висевшего на стене телевизора. И обязательные вдохновляющие постеры, перемежавшиеся фотографиями в дешевых рамках, на которых подростки, прошедшие курс лечения, занимались танцами, рисованием, ремеслами, играли в волейбол и изготавливали лоскутные одеяла. Внизу имелись подписи: «Брайан демонстрирует свой ход!», «Волейбол — наше все!», «Амбер и Гэбби обожают танцы!», «Спой, Раким!»

— Знаешь, я здесь хорошо получился, — с напускной серьезностью сказал Раким.

Алекс ущипнула его за руку:

— Скромностью не страдаешь?

— Здорово выглядит, — произнесла Лорен. Она никогда не отличалась умением болтать о пустяках.

Ей показали кухню со щербатыми шкафами и старым холодильником, украшенным ламинированной табличкой «Новички».

— Тебе придется следить, чтобы здесь всегда была здоровая еда для новых подростков, которые к нам приходят. Лучше всего сок, потому что многие наркоманы обожают сладкое. Мы сами о себе позаботимся, так что тебе нужно будет заполнять один холодильник, — сказал Раким, открывая дверцу и демонстрируя три коробки сока.

— Извини… Я знаю, что здесь не очень здорово, — хмыкнула Алекс, состроив гримасу. — Но когда мы получим у военно-морской верфи новое здание, у нас будут суперские помещения, почти мини-город.

— И тогда мы распрощаемся со всем этим, — добавил Раким.

— А Йоханнес здесь? — спросила Лорен, когда они шли по очередному длинному коридору, стены которого казались зелеными в свете старых флуоресцентных ламп.

Она искала Золотого Человека в каждой комнате, но так и не увидела его.

— Обычно он много работает в городе, — объяснил Раким. — Ходит по домам и по улицам. Он когда-то спас мою задницу. Правда.

— Он такой красавчик! — хихикнула Алекс, словно они с Лорен обменивались своими первыми девичьими секретами. — Ой, не сюда. — Она повела Лорен прочь от лестничного пролета, исчезавшего внизу в кромешной тьме.

— А что там?

— Помещение для детоксикации. — Алекс снова скорчила гримасу. — Приятного мало. Но ты не беспокойся. Тебе не придется иметь с этим дело.

— Не пугайся, если услышишь оттуда странные звуки и всякие разговоры. Просто включи радио погромче и постарайся не думать об этом, — сказал Раким. — Через какое-то время привыкнешь.

Лорен взглянула на лестницу, уходившую в темноту. Она ничего не слышала, кроме астматического хрипа старого кондиционера.

— А что случилось с девушкой, которая работала здесь до меня, — Сабриной?

На лице Алекс появилось озадаченное выражение.

— У нас работала Лиза, а теперь ты, Лорен. Сабрины не было. И вообще, ты у нас первая ассистентка.

— И ты появилась как раз вовремя, потому что я больше не могу со всем справляться один. — Раким поднял руки, словно сдаваясь. — О, я тут вспомнил: у нас в общей комнате есть здоровские шоколадные кексы с орехами. Любишь шоколадные кексы?

Алекс предложила ей руку, и Лорен взяла ее.

— Кто же их не любит! — ответила она.

Лорен работала в «Ангелус-хаусе» пять дней в неделю, с трех до восьми часов. Она обнаружила, что ее обязанности довольно просты. Так как подросткам не разрешалось покидать территорию больницы, а персонал был обязан за ними присматривать, Лорен часто посылали в город за продуктами или лекарствами. У нее было много свободного времени, получалось даже читать. И при этом нее давали ей понять, что она здесь нужна и помогает делать важное дело. Дома ее никто не ждал. С тех пор как по решению суда ее сестру Карлу поместили в реабилитационный центр «Игл Фивер», родители каждый уикэнд уезжали из города. Они возвращались в воскресенье вечером, с серыми лицами, исчерпав свой запас родительской любви. Телевизор в квартире работал круглые сутки.

Лорен обрадовалась возможности быть рядом с людьми, которые могли стать ее друзьями или даже чем-то большим. И здесь был Йоханнес. Когда он заходил в комнату, Лорен даже дышалось иначе, ее переполняли надежды. Она наблюдала за ним — как он стоит, прислонившись к дверному косяку, — высокий, стройный, в поношенной футболке «Vampire Weekends»[25], обтягивавшей его широкую мускулистую спину, — любовалась его глубоко посаженными глазами, которые, казалось, видели все, любовалась небрежной улыбкой, парой ямочек на щеках; слушала его низкий смех, напоминавший рычание, от которого внутри у нее творилось что-то непонятное. Она видела, как он обращается с подростками, приходившими в центр, — успокаивает, выслушивает их истории, кивает. Трудно было поверить, что ему всего двадцать два. Иногда он подходил к ее столу или заглядывал в длинную, пахнувшую плесенью комнату-картотеку, где она сидела, разбирая желтые конверты с расплывшимися именами и расставляя их в алфавитном порядке.

— Ну, как тебе работа?

— Нормально, — отвечала Лорен, жалея, что не может придумать какого-нибудь умного ответа, чтобы задержать его подольше.

— Купила то, о чем я просил?

Она отдавала ему заказ: коробки марли, большие бутыли перекиси водорода, резиновые трубки, новые простыни и полотенца.

Однажды ей пришлось сходить в строительный магазин за длинными тонкими досками, гвоздями и десятифунтовыми мешками мульчи.

— Может, нам захочется починить забор или посадить что-нибудь в парке. Это хорошее занятие для новичков, — объяснил Йоханнес, когда она и парень из службы доставки свалили покупки в грузовой лифт.

Йоханнес и Раким отвезли доски и мешки на цокольный этаж.

Иногда Йоханнес заглядывал в комнату с картотекой и спрашивал:

— Тебе что-нибудь нужно?

«Да. Я хочу, чтобы ты занялся со мной сексом прямо здесь, на полу, и поклялся мне в вечной любви».

— Нет, спасибо, все в порядке.

— Ну, удачи в работе, — говорил он, и Лорен подкрадывалась к двери, чтобы посмотреть, как он уходит и спускается в комнату детоксикации, и полюбоваться его фигурой, плотно обтянутой джинсами.

4

По пятницам вывозили мусор, но, поскольку теперь никому из ее семьи до этого не было дела, Лорен приходилось самой тащить газеты во двор позади нового съемного жилища с видом на пробки на Четвертой авеню. Окна их прежней квартиры выходили на Парк-авеню, но это было еще до того, как на них посыпались счета за лечение Карлы; потом пришлось переехать на Парк-Слоуп, в четырехэтажный дом без лифта, с комендантом, обожавшим болтать с Лорен.

Она распределила по бакам туго перетянутые связки Газет, синие мешки с пластиковым мусором и металлические предметы и рукавом вытерла со лба пот. Комендант кивнул на утреннюю газету с заголовком на полстраницы: «Кровавые банды Нью-Йорка».

— Еще одно тело нашли, — произнес он с сильным французским акцентом. — Теперь уже десять. У этой разорвано горло.

Лорен не хотела затевать с ним разговор, боясь опоздать на работу:

— Полиция считает, что орудует какая-то банда.

— На Гаити тонтон-макуты появлялись по ночам, как призраки. Если ты осмеливался открыть рот, они приходили. Если ты молчал, они все равно иногда приходили. Тогда все жили в страхе. Они не успокоились, пока не убили наши души и мы все не превратились и мертвецов.

Со стороны Четвертой авеню послышался громкий автомобильный гудок; двое таксистов начали ругаться, и вскоре дело дошло до драки.

— Совсем с ума посходили, — проворчал комендант, опуская крышку мусорного бака.

Когда Лорен неслышно вернулась в квартиру, телевизор работал, но без звука. На экране Лорен увидела окровавленных заключенных в оранжевых комбинезонах, стоявших на коленях; их лица закрывали черные мешки. Мать, в очках, сидела в кресле у окна и раскладывала по порядку какие-то бумаги — Лорен знала, что это счета. Отец был на работе. Он прятался, словно в теплице, в своем офисе, с его плоскими шутками, кулером и кофеваркой, обсуждал с коллегами придурка-босса, пока не наступало время возвращаться домой.

— Я на работу, мама, — окликнула ее Лорен.

Через минуту, когда она закрывала за собой дверь, мать ответила:

— Хорошо. Будь осторожна.

День тянулся медленно. К шести вечера Лорен переделала все запланированные дела и дочитала последние сорок страниц книги, поэтому вышла побродить по коридору. За дверью общей комнаты бывшие наркоманы занимались по программе «Двенадцать шагов»[26]. Из комнаты доносились приглушенные голоса. Затем в коридор вышел парень по имени Брайан. Его бритая голова была покрыта сложными татуировками, в центре красовалась эмблема «Ангелус-хауса». Не заметив Лорен, он направился в мужской туалет. Из-за полуоткрытой двери Лорен услышала отрывки признаний:

— …это было такое невероятное чувство, я ощутил себя всемогущим, не таким, как раньше.

— В конце недели я перехожу к следующему шагу.

— Здорово, брат. Не отступай. Ты не пожалеешь.

— Давайте произнесем молитву «Ангелус». «Мы падшие ангелы. Мы — тени в ночи. Мы — альфа и омега…»

Лорен подошла ближе, надеясь расслышать еще что-нибудь. Чья-то рука закрыла перед ней дверь.

— Извините. Подслушивать нельзя. Частная жизнь, ну, вы понимаете. — У нее за спиной, улыбаясь, возвышался Брайан.

— О, извините. Простите…

— Ничего. — Он одарил ее ослепительной улыбкой, скользнул внутрь и плотно закрыл за собой дверь.

Лорен побрела дальше по коридорам, разглядывая фотографии улыбавшихся молодых людей и удивляясь, как они смогли одержать победу над собой. «Все любят победителей», — прошептала она, обращаясь к стене. Из подвальной комнаты донесся долгий душераздирающий стон, полный боли, и Лорен, привлеченная этим звуком, почти невольно двинулась вниз. Чем глубже она спускалась, тем холоднее и темнее становилось вокруг; вскоре стало совсем темно, и ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. Она добралась до какой-то широкой двери, но та была заперта. Лорен приложила к ней ухо, но не услышала ничего, кроме жужжания кондиционера. А потом раздался пронзительный вопль, от которого у нее волосы встали дыбом, и она, спотыкаясь, взлетела вверх по лестнице, к свету. Пошла в свою комнату, села за стол, надела наушники, включила музыку на полную громкость и сидела так до тех пор, пока не настало время идти домой.

5

Был вечер четверга. Рабочий день почти закончился, когда в помещении появился какой-то парень. Кто-то оставил заднюю дверь открытой, и теперь неизвестный, стоя посреди общей комнаты, выкрикивал непристойные ругательства, дико озирался по сторонам и размахивал ножом.

— Что вы со мной сделали?! — вопил он.

У него были черные зубы, лицо покрывали гноящиеся язвы.

— Спокойно, спокойно, брат. — Здоровенный Брайан попытался утихомирить наркомана, но тот с силой отшвырнул его прочь.

Наркотики сделали наркомана бесстрашным, к нему было опасно приближаться.

— Что вы со мной сделали?! — повторял он, пока у него на шее не выступили жилы. — Я не могу спать. Я вижу вещи такими, какие они есть. Я знаю. Я все знаю!

— Успокойся. Все в порядке, — подошла девушка из персонала, протягивая ему руку.

Он отскочил назад и рассек ножом воздух:

— Попробуй до меня добраться!

— Они и до меня хотят добраться, — внезапно заговорила Лорен.

Парень вдруг ее заметил:

— Ты знаешь? Ты понимаешь, о чем я?

Она кивнула и заговорила громким шепотом:

— Нам нужно уходить отсюда. У меня есть комната, где можно спрятаться. Я отведу тебя туда.

— Хорошо. Хорошо, — сказал он.

Пытаясь совладать с нервной дрожью, Лорен повела его в комнату с картотекой.

— Тринадцатый шаг, — бормотал он. — Я не смог его сделать. И теперь у меня все так болит — хуже, чем раньше, и они хотят убить меня.

Он показал ей руку, расцарапанную в кровь. Под слоем засохшей крови она различила какую-то татуировку.

— Все хорошо. — Открывая дверь, Лорен расслышала далекий вой сирен. — Здесь ты будешь в безопасности.

Она пропустила его вперед, быстро закрыла дверь и дрожащими пальцами повернула ключ в замке. Наркоман завопил и бросился на дверь. Лорен отскочила назад.

— Я не буду делать тринадцатый шаг! Слышите меня? — Он принялся биться головой о матовое стекло двери — раз-другой…

Звук сирен стал ближе. Лорен сползла по стене и закрыла уши руками. На третий раз в стекле появилась трещина, похожая на стебель цветка с кровавыми лепестками. Кто-то сбегал за Йоханнесом, и он спешил к ней по коридору — прекрасный и стремительный.

— С тобой все в порядке? — спросил он, прикоснувшись к ее плечу.

— Конечно, — ответила она.

В этот момент парень проломил головой стекло, и Лорен потеряла сознание.

6

Когда уехала «скорая» и Лорен дала показания, Йоханнес настоял на том, чтобы вместе поужинать. Они нашли крошечную забегаловку под названием «У Лизы», где подавали китайскую еду, и Лорен заказала миску горячего бульона с лапшой. Лапша разварилась, и Лорен легко все проглотила.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — в десятый раз спросил Йоханнес.

— Ага. В порядке. А кто был этот парень?

— Я слышал, что он участвовал в программе, но давно, еще до того, как я пришел. Иногда люди возвращаются к наркотикам — это бывает редко, но случается. — Он погладил ее по руке. — Я слышал, что ты вела себя превосходно. Как ты до этого додумалась?

— Ты действительно хочешь знать?

— Я ведь спросил.

Она уставилась в тарелку:

— Моя сестра Карла вела себя так, когда была под кайфом. Если она не впадала в эйфорию и не собиралась стать кинозвездой, ею овладевала паранойя, и она была готова снести башку первому встречному.

— Прости, — произнес он искренним тоном, и Лорен даже покраснела. — Наверное, эта работа кажется тебе адом.

— Иногда. Но порой я чувствую, что это искупление, понимаешь?

Он медленно кивнул:

— Да. Понимаю. Когда мне было шестнадцать, я сел за руль пьяным и из-за меня погиб мой лучший друг. Не бывает дня, чтобы я не вспоминал об этом и не молил Бога о прощении. Но чем больше людей мы спасаем, тем ближе я становлюсь к прощению. — Он выглядел таким печальным и беспомощным, что Лорен захотелось его обнять, спасти поцелуем. — Думаю, в моем случае искупление превратилось в призвание.

Лорен почувствовала внезапный укол зависти к человеку, который знал о своем предназначении в этом мире.

— А мне кажется, я еще не нашла свое призвание.

— Может быть, оно само тебя найдет. — Он улыбнулся. — Возможно, ждет тебя здесь, в «Ангелусе». Я бы очень хотел, чтобы ты осталась.

Он отодвинул нетронутую тарелку с жаренной в масле лапшой и взял руку Лорен в свои руки. Его длинные пальцы легко обхватили ее ладони.

— Еще одну нашли, — сказал официант, и кто-то сделал погромче звук в телевизоре, висевшем над баром.

— Обезглавленное тело шестнадцатилетней Шоны Ленор из «Фаррагут-хауса» было найдено на пирсе военно-морской верфи, — сообщил одетый с иголочки корреспондент. — Полиция не комментирует связь этого убийства с чередой кровавых преступлений, потрясших Нью-Йорк за последние несколько месяцев, причиной которых, по мнению некоторых, является война бандитских группировок.

На мерцавшем экране появилась толпа разозленных жителей, оравших на полицейских на тротуаре перед «Фаррагут-хаусом».

— Почему они ничего не сделают, чтобы помочь нам? — воскликнула, глядя в камеру, какая-то женщина с младенцем на руках. — Они винят нас, но мы не имеем к этому никакого отношения! Они просто оставили нас умирать.

На экране появился модный ресторан в нескольких кварталах от «Фаррагут-хауса»; пара, сидя за столиком на улице, поглощала ужин.

— Ужасно. Мы подумываем о переезде в пригород.

— Слушай, — прошептал Йоханнес, поглаживая большим пальцем ладонь Лорен, отчего у нее сильно забилось сердце, — хочешь, пойдем отсюда?

Они пошли вдоль реки. На другом берегу Манхэттен сменил свой дневной облик на ночной, превратившись в скопление неправильных, тускло освещенных прямоугольников. На тротуаре ссорились бездомные, мужчина и женщина:

— Это ты меня заставил!

— Ничего я тебя не заставлял!

— Дал бы десятку, и ничего бы не было!

— Да такое всегда будет.

Женщина рухнула на тротуар и зарыдала как ребенок.

— Мы можем чем-то помочь? — спросила Лорен.

— Здесь нельзя помочь, — ответил Йоханнес и увлек ее в бархатную тьму бокового переулка.

Прижал к стене с изображением двух небоскребов и надписью «Мы не забудем», и Лорен, почувствовав прикосновение его губ — сладких, горячих, — забыла обо всем.

— Не трожь меня! Пошел вон, ничего я не буду делать! — не то рыдала, не то выла бездомная женщина, но бездомные удалялись куда-то прочь с глаз и из памяти.

Йоханнес прижался к девушке всем телом, наклонил ее голову и стал покрывать поцелуями ее изогнутую шею, пока она не почувствовала боль. Но она не стала кричать. Она не хотела, чтобы он останавливался. Сейчас ничто больше не имело значения. Звуки города — крики, ругань, угрозы, далекий плач — стихли, и, когда мимо пронеслись полицейские машины, мигая красными огнями и предупреждая о том, что где-то произошел новый ужас, Лорен даже не заметила их.

7

Первая «полевая миссия» Лорен с командой из «Ангелуса» состоялась в пятницу вечером. Это была вторая неделя августа. Она, Йоханнес, Раким, Алекс и еще несколько человек отправились на Адмиралс-Роу — улицу, представлявшую собой череду полуразрушенных домов, огражденных железным забором; забор не помешал местным превратить дома в стрельбища. Здания были ужасно старыми, в воздухе висел запах гнили. Внутри воняло испражнениями; приходилось переступать через тела полуодетых и валявшихся без сознания людей.

Пока остальные рассеялись, пытаясь определить, можно ли кого-то уговорить пойти с ними, Йоханнес склонился над невысокой блондинкой в футболке с логотипом Нью-Йоркского университета. Выглядела она так, словно лежала здесь уже несколько дней.

— Эй, как тебя зовут? — спросил он.

— Дана, — невнятно пробормотала девушка; ее ресницы дрогнули.

— Послушай, Дана. Мы из «Ангелус-хауса», можем предоставить тебе койку на ночь. Хочешь?

В ответ она попыталась расстегнуть Йоханнесу ширинку.

— Слышь, а белого у тебя нет? Если дашь, я что хочешь тебе сделаю.

Лорен представила на месте этой девушки Карлу и как та предлагает свое тело любому, кто сможет ей обеспечить еще час-другой кайфа. Захотелось дать девице пинка, а не спасать.

— Ну-ну, Дана. Мы отвезем тебя в одно место, где ты сможешь прийти в себя, — невозмутимо отвечал Йоханнес. — Ребята, давайте ее в фургон. Посмотрю, нельзя ли забрать кого-нибудь еще.

Алекс и Раким закинули руки девушки себе на плечи и, осторожно переступая через битые бутылки и ржавые шприцы, повели ее к машине.

— Что это было? — вздрогнув, воскликнула Лорен.

— Что «это»? — удивилась Алекс.

— Я слышала крики.

Алекс склонила голову набок и посмотрела на небо:

— Птицы, наверное.

Лорен увидела силуэты птиц на фоне ночного нью-йоркского неба, затянутого вечным смогом. Они показались ей гигантскими, словно летающие ящеры. Такого не может быть, думала она, глядя, как они снижаются и исчезают за погруженными во тьму ветхими зданиями.

— Вот дерьмо! Ты видела это?

— Извини, нет. Я тут была немного занята с Даной, — проворчала Алекс, и они с Ракимом погрузили тело в фургон.

— Ничего себе птицы были! Прямо орлы какие-то!

Раким изогнул бровь:

— Ты что! Это настоящие нью-йоркские голуби. Ну, все. Мы готовы ехать.

— Боже мой! — в ужасе завопил кто-то, но Лорен не поняла, откуда донесся крик, а Раким уже заводил мотор.

— Килиманджаро. Пора ехать. Ты с нами или остаешься?

— С вами. — Она захлопнула дверь и села, не глядя назад.

— Теперь мы сами с ней разберемся, — сказал ей Раким, когда они вернулись в «Ангелус».

Они с Алекс поволокли Дану во тьму страшной комнаты, а Лорен завела новое дело и положила его в ящик к Йоханнесу, чтобы он заполнил анкету. Потом она посидела с новичками в общей комнате, где шла киношка про вампиров, и сама не заметила, как задремала. Проснулась она через два часа в одиночестве; ее охватили тревога и злость на Йоханнеса за то, что он не пришел за ней.

— Забудь об этом, — сказала Лорен себе, спустилась по лестнице в подвал и толкнула тяжелую дверь.

В коридоре было темно, лишь где-то на потолке, за углом, там, где коридор разветвлялся, она заметила умиравшую флуоресцентную лампу, мигавшую через короткие промежутки. Здесь не было воодушевляющих плакатов и фотографий улыбавшихся подростков — мрачно, как в советском многоквартирном доме. Она услышала доносившиеся из-за дверей странные звуки — рычание и какое-то бульканье, словно там кормили зверей. И что-то еще — непрерывное жужжание, исходившее явно не от мигавшей лампы. От этого звука у нее мурашки побежали по коже. А потом раздался громкий, пронзительный крик боли, сменившийся отчаянными рыданиями. Урчание приближалось. Лорен замерла под лампой, напуганная до смерти, будучи не в состоянии пошевелиться. На стене возникла какая-то тень; она росла, затем уменьшилась, и появилась девушка с завязанными в хвост волосами. Девушка, пританцовывая под музыку, гремевшую из наушников, толкала перед собой швабру и большое желтое ведро на колесиках. Вода была почему-то очень темная, фартук и перчатки девушки покрывали странные пятна.

— Что вы здесь делаете? — спросила девушка с сильным нью-йоркским акцентом, перекрывая грохот музыки. — Сюда нельзя ходить. Вы мешаете мне убираться.

— Извините, — пробормотала Лорен, поворачиваясь спиной к теням, звукам, девушке и бурой воде в ведре, и бросилась со всех ног бежать к двери.

И врезалась прямо в Йоханнеса.

— Лорен, что ты здесь делаешь? Тебе нельзя сюда заходить. — На его лице появилось хмурое, слегка рассерженное выражение.

— Я… я тебя искала.

— А я искал тебя наверху. — Он улыбнулся, и она немного успокоилась.

— Я слышала странные звуки. И еще кто-то кричал.

— Поэтому мы и сказали тебе, чтобы ты сюда не ходила. Ломки бывают действительно ужасными. Но мне не нужно тебе рассказывать.

Лорен вспомнила свой первый поход в больницу с Карлой, как сестра дралась и ругалась, рычала, словно цепная собака, плевалась… Да, она кричала.

— Ты прав.

Йоханнес поцеловал ее в макушку и притянул к себе.

— Я просто искал тебя, детка. Кроме того, — он провел по ее шее кончиком языка, — мне нужна твоя помощь кое в чем.

Так давно никто не нуждался в Лорен, что она почувствовала благодарность и желание, когда Йоханнес взял ее за руку и повел прочь от теней, притаившихся у подножия лестницы.

8

Поездка в «Игл Фивер» приятна, если вы в отпуске, но Лорен не отдыхала, и для нее это были просто деревья, коровы, опять деревья и три часа в машине с родителями, молчавшими почти всю дорогу.

Со дня их последнего визита Карла располнела и начала курить — во время разговора она почти непрерывно смолила сигарету за сигаретой.

— Иногда наши пациенты заменяют одну зависимость другой. Мы пытаемся перевести их на нечто здоровое, например спорт или хобби, — рассказывал им директор, низенький человечек с тонким голосом и жидкими волосами. — Но если им удается найти временную замену, которая не грозит тяжелыми последствиями, вроде курения или сладостей, мы разрешаем это.

Не обращая внимания на табачный дым, родители завели неестественно веселый разговор о том, как хорошо выглядит Карла и какой за городом свежий воздух, в отличие от Нью-Йорка, где этим летом все просто обливаются потом. Лорен думала об обитателях «Ангелуса», о тинейджерах, у которых не было ничего и которые жили на улице или в вонючих квартирах и все же смогли пройти через самое худшее, спастись и снова стать людьми. Перед ней сидела Карла — испорченная, избалованная Карла, чей эгоизм довел их до жизни в дерьмовой съемной квартире и состарил родителей на десять лет. Карла, которая не смогла одолеть наркозависимость, хотя врачи и деньги были к ее услугам. Лорен возненавидела ее за это.

— Вы не привезете мне в следующий раз новой одежды? — попросила Карла, когда они собрались ехать домой. — Здесь дают столько сладкого, что мне уже джинсы жмут.

— Конечно, — ответила мать. — Лорен поможет мне подобрать тебе что-нибудь.

— Здорово. Шикарная одежда для бездомных. Смотри не сделай меня слишком похожей на мужика, ладно, деточка?

Карла рассмеялась. Лорен молчала.

Садясь в машину, Лорен сильно хлопнула дверцей.

— Ну что, хорошо позабавились. Здорово, мать твою, провели время.

— Лорен, что за язык! — упрекнула мать, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида.

— Ага, вот, значит, в чем главная проблема — в моем языке. — Она знала, что лучше помолчать и спорить бессмысленно, но не могла остановиться. — Да когда же вы поймете? Она испортила жизнь себе и нам заодно. Она ничтожество, но у нее все есть.

Мать побледнела как мел:

— Она больна, доченька.

— Она не больна. Она — паразитка! В «Ангелус-хаусе» такого бы не произошло.

— Довольно, Лорен! — рявкнул отец.

«Действительно, довольно», — подумала Лорен. Они молчали до самого Бруклина. На следующий день она собрала свои вещи, айпод, несколько фотографий и переехала в «Ангелус-хаус».

9

Несколько дней в части районов Нью-Йорка отключали уличное освещение — дряхлая энергосистема города не могла справиться с нагрузкой, возросшей из-за жары, и мэр обратился к горожанам с просьбой экономить электричество. Но кондиционер в «Ангелус-хаусе» работал на полную мощность, и в помещениях стоял холод. Поселившись здесь, Лорен была вынуждена привыкать к некомфортной температуре. Никто из окружающих, казалось, не испытывал неудобств, но Лорен пришлось носить свитеры и спать во фланелевой пижаме. Она заметила и еще кое-что странное. Никто никогда не пользовался автоматом со сладостями, стоявшим в одной из комнат отдыха, — его кнопки были покрыты тонким слоем пыли. Лорен вспомнила, что за шесть недель работы она ни разу не видела, чтобы автомат заполняли свежими продуктами. Как-то она нажала кнопку, чтобы получить пакетик «Mamp;Ms»; открыв упаковку, она обнаружила, что конфеты рассыпаются у нее в пальцах от старости. Только холодильник с надписью «Новички» постоянно наполняли. Иногда, рано утром, тишину, царившую в здании, прорезали отдаленные вопли, плач и стоны. Крики были полны такого отчаяния, что Лорен охватывал необъяснимый страх и она прятала голову под подушкой и прислушивалась к стуку своего сердца до тех пор, пока ей не удавалось заснуть и забыть о них. Лишь днем, когда все бодрствовали, смеялись, занимались своими делами, обменивались шутками, обнимались и хлопали друг друга по спине, Лорен снова чувствовала себя в безопасности. Здесь люди заботились друг о друге. Родители были в ярости, но Лорен нашла новую семью; ее приняли, и этого было достаточно.

Однажды в пятницу, через неделю после переезда в «Ангелус-хаус», она обнаружила всех его обитателей сгрудившимися в одной из общих комнат; они вполголоса о чем-то переговаривались.

— Что он делал на улице в такое время?

— Он же знал, чем это может закончиться…

— Сгорел, ничего не осталось…

— Что случилось? — спросила Лорен.

Алекс подняла голову: на ее лице отразилось удивление, а в покрасневших глазах стояли слезы.

— Брайан…

— Эти ублюдки из многоэтажек сожгли Брайана, — рассказал Раким. Его ноздри раздувались от гнева. — Он пошел туда, чтобы помочь им, а они облили его бензином и подожгли.

В этот момент вошел Йоханнес:

— Если поддадимся гневу, мы проиграли. Давайте сейчас вспомним Брайана — он хотел бы этого.

Все, взявшись за руки, встали в круг. Лорен осталась в дверях, наблюдая за ними.

— Мы — падшие ангелы, — нараспев произносили они. — Мы — тени в ночи. Мы — альфа и омега. На нас возложена эта миссия. Мы будем покрыты славой.

Они обнимались и утешали друг друга, особенно новичков, которые считали Брайана своим защитником.

— Мы помним и идем дальше, — произнес Йоханнес.

— Аминь, — отозвались остальные.

Сообщение о смерти Брайана занимало первые полосы газет. «Падший ангел» — гласил заголовок «Дейли ньюс»; рядом была помещена фотография улыбающегося Брайана, с бритой головой, покрытой татуировками. Жители Фаррагута клялись, что не имеют никакого отношения к убийству, что никто не видел в тот день Брайана и что все это подстроено копами, застройщиками, жаждущими снести квартал, или самим «Ангелус-хаусом». Некий анонимный источник заявил, что видел Брайана выходящим из здания на солнце со словами: «Для общего блага», после чего он просто вспыхнул и сгорел.

В тот вечер они провели марш при свечах в память Брайана — прошли от «Ангелус-хауса» через Винегар-Хилл до военно-морской верфи, где мэр произнес речь, пообещав призвать виновных к ответу. Копы прочесывали город, людей забирали под малейшим предлогом. После смерти Брайана общественное мнение обернулось в пользу «Ангелус-хауса»: центру разрешили забрать себе пустые склады, расположенные вдоль набережной.

— Он пожертвовал собой ради нас, — услышала Лорен несколько дней спустя слова Ракима. Он обращался к Дане, которая быстро выздоравливала и каждый день посещала встречи. — Такова политика «Ангелус-хауса». Это дополнительный шаг. — Заметив Лорен, он смолк. — Привет, Лорен-Саурон. Не против сбегать за продуктами? По-моему, новички выпили весь сок.

— Конечно.

Он улыбался, но что-то в его взгляде ее испугало, и она обнаружила, что ей не терпится выйти на улицу и погреться.

— Эй, неужели на свете есть кто-то лучше Килиманджаро?

— Нет, — ответила она и пошла к двери.

В тележке, с которой Лорен ездила за покупками, под кучкой пластиковых пакетов она нашла конверт со своим именем. Внутри оказалась утренняя газета со статьей под названием «Еще одна смерть». Лорен пробежала глазами текст. Тело, из которого вытекла вся кровь, было найдено в мусорном баке позади кафе сети «Бургер Кинг» в центре Бруклина; голова была отрезана. Очередная жертва свирепствовавшей войны банд. Убитого звали Исайя Джонс. Он жил в «Фаррагут-хаусе».

Исайя Джонс…

Внизу страницы было нацарапано: «Мне нужно с тобой поговорить. Буду сегодня на променаде на Кони-Айленде, перед колесом обозрения. Никому не говори. Друг».

Ближе к вечеру Лорен сказала, что ей нужно к зубному, и поехала на велосипеде на Кони-Айленд. На променаде она нашла парня, малевавшего тогда на стене граффити, — он за небольшую плату рисовал туристам карикатуры. Он поднял голову, заслонив глаза от слепящего солнца:

— Привет! Тебя как нарисовать — в виде принцессы Леи или Барбареллы? Лично мне кажется, что ты будешь классно смотреться как Чудо-Женщина[27].

— Жаль, что так получилось с твоим другом.

— Ага, — сказал он, пристально глядя на какую-то точку на горизонте. — Пошли. Здесь жарища.

Тэггер, которого звали Антонио, уговорил служащую аквариума впустить их внутрь бесплатно. Они укрылись в прохладном влажном сумраке, побрели по лабиринту аквариумов, кишевших экзотическими существами, и остановились в укромном уголке около мурены. Антонио прислонился к стеклу. В серо-голубом свете он казался бледным как призрак.

— Помнишь, что я рассказывал тебе о своей двоюродной сестре Сабрине? За несколько дней до того, как ее убили, она позвонила мне, напуганная до смерти, и сказала, что видела в «Ангелус-хаусе» какие-то странные вещи. Плохие вещи.

— Какие?

Он покачал головой:

— Она не стала говорить по телефону. Но перед тем как она пропала, мне по почте пришла вот эта открытка. — Он вытащил из заднего кармана джинсов открытку с эмблемой «Ангелус-хауса». Поперек изображения дрожащей рукой было написано: «Los Vampiros». — Через два дня она погибла. Они убили ее. — Лорен собралась возразить, но он поднял палец. — Подожди. Сейчас я расскажу тебе про Исайю. Исайя состоял в одной шайке в Фаррагуте. Он курил, травой приторговывал, ничего серьезного. Но когда его поймали во второй раз — ему восемнадцать, — сказали выбирать: «Ангелус-хаус» или срок. И вот он идет туда, начинает программу, но не берет это все в голову. Просто ждет удобного момента для побега.

Лорен охватил приступ гнева:

— Прекрасно.

— Однажды ночью он сбежал обратно в свой квартал, выкурил косяк с парнями и, когда язык у него развязался, стал им рассказывать, что его вербуют в одно большое дело — секретную банду вроде чертовой мафии. Он рассказал, что в «Ангелусе» не просто занимаются по программе «Двенадцать шагов». У них есть еще один, тринадцатый шаг.

Лорен вспомнила наркомана, ворвавшегося в здание, и как его тогда ломало. Он тоже что-то говорил о тринадцатом шаге, но ведь у него поехала крыша.

— Что это значит?

— Исайя сказал, что, когда ты пройдешь двенадцать шагов, тебе делают татуировку «Ангелус-хауса», — у них у всех такая. После этого тебе дают двадцать четыре часа на то, чтобы доказать свою верность в деле, и после этого ты неприкосновенен. Человек становится бессмертным. — Он помолчал. — Вампиром.

Мурена ударила мордой в стекло, и Лорен вздрогнула.

— Ну, это уже слишком! Бред сумасшедшего.

— Да? А как ты объяснишь то, что случилось с тем парнем, Брайаном?

— Полиция говорит, что его убил кто-то из Фаррагута.

— Этот чертов ублюдок просто сгорел на солнце.

— А ты откуда знаешь?

Он пожал плечами:

— Так говорят.

— Если так говорят, это не значит, что это правда.

— Ты хочешь дослушать или нет?

Она скрестила руки на груди:

— Ну ладно. Раз уж ты притащил меня сюда.

— Ты сама пришла, — возразил он. — Подумай: если бы ты захотела тайно сколотить банду вампиров, где бы ты это стала делать? Легче брать людей, которые никому не нужны, пропащих, и которые не в состоянии с собой справиться. Они уже готовы ко всему. Потом ты сочиняешь дерьмовые враки про какую-то войну группировок и сваливаешь все на кучку других никому не нужных людей — пусть они все разгребают.

Лорен подняла глаза к потолку:

— Давай еще про Исайю. Ты сказал, им дают двадцать четыре часа на выполнение какого-то задания. А если его не выполнить, что тогда?

Он понизил голос и заговорил напряженным шепотом:

— Тогда начинается ужасная ломка, которую невозможно снять. Человек сходит с ума.

И опять Лорен вспомнила парня, пробившего головой стекло в двери комнаты с картотекой.

— Ты делаешь то, что нужно, или тебя убивают, — продолжал Антонио. — Исайя сказал, что он видел, как такое случилось с одним чуваком, и на следующее утро сбежал, еще до того, как ему сделали татуировку. Поэтому он и прятался. Но они его все равно достали. Как Сабрину. Хуже всего то, что никто ничего не знает. Люди слепо верят тому, что им говорят. Война группировок! — Он сплюнул. — Клянусь своей пуэрто-риканской задницей!

Мурена скользила взад-вперед, почти касаясь брюхом дна полутемного аквариума. Лорен смотрела, как она ищет жертву, и внутри у нее все переворачивалось от ярости. Этот парень со своими мерзкими россказнями отбирал у нее единственное светлое переживание, которое ей довелось испытать за последние три года.

— Давай-ка все проясним. Какой-то бывший дилер обкурился и насочинял историй про вампиров, а ты поверил в них, как в Священное Писание? Ты — идиот. Он же над тобой посмеялся. Наверное, он был кому-то денег должен, вот и прятался. Послушай, моя сестра мне такое городила! А я ей верила, потому что не знала правды. Она до сих пор врет родителям в глаза. Поэтому извини, но я тебе не верю. Иди вешай лапшу кому-нибудь другому!

Она развернулась и направилась к выходу сквозь толпу школьников в желтых футболках. Антонио бросился за ней:

— Погоди. Ответь мне на один вопрос, ладно? Тебя наняли выполнять поручения, правильно? Потому что им нужен был кто-то, кто может выходить из здания днем. Вот скажи — ты со своим бойфрендом когда-нибудь выходила на улицу днем?

Лорен сообразила, что они покидали «Ангелус-хаус» всегда только после наступления темноты.

— У него дежурство поздно заканчивается.

Антонио кивнул, и на его губах мелькнула жестокая усмешка.

— Ага. Я так и думал. — Он вытащил свой мобильник. — Вот, возьми. Позвони ему. Попроси его прийти, встретиться с нами здесь, на Кони, на солнышке. Если он придет, я сам сгоняю к Натану и куплю вам хот-догов. Хотя нет, зачем — ведь он, наверное, никогда не' ест.

У Лорен мурашки побежали по коже. Она никогда не видела, как Йоханнес ест. Или Алекс. Или Раким. Ели только новички. Но ведь это ничего не значит, правда?

Она вернула Антонио телефон.

— У меня есть идея получше. Оставь меня в покое, ладно?

Лорен шла вдоль берега, медленно поджариваясь на солнце. Она смотрела на людей, покачивавшихся на невысоких волнах, на песок, сверкавший в закатных лучах, и размышляла о словах Антонио. Вампиры… Это полное безумие! По дороге к станции она написала Йоханнесу сообщение: «Давай встретимся в четыре, сходим в пиццерию». И стала ждать ответа. Но ответа не было.

10

Когда они переходили Атлантик-авеню, направляясь в кино, Йоханнес слегка толкнул ее локтем:

— Что случилось? Ты все молчишь.

— Ничего.

Он остановился и повернулся к ней лицом:

— У тебя голос не такой.

— Да просто… думаю, почему ты не ответил на мое сообщение.

— Боже! Извини, Лорен. У нас сегодня была эта дурацкая бесконечная встреча с чиновниками насчет разрешения занять здания верфи, и я никак не мог уйти. Такая тоска, хоть вешайся!

— А, понятно. Хорошо.

— По твоему лицу не видно, что «хорошо», — возразил он и взял ее за подбородок, чтобы она смогла взглянуть в его темные глаза.

Лорен заставила себя отвести взгляд:

— Ну ладно… Хм… — Она неестественно засмеялась. — Случилась одна невероятная вещь, просто никак не могу решиться рассказать об этом. Помнишь тот вечер, когда я впервые пришла к вам, — парня, рисовавшего граффити? Так вот, он сегодня оставил мне записку.

Йоханнес буквально выпучил глаза:

— Что?! Ты серьезно?

— Да. Совершенно серьезно. Я согласилась с ним встретиться — глупо, конечно. У него в башке засела бредовая мысль, что ты и все в «Ангелус-хаусе» — вампиры.

Йоханнес приподнял бровь. Эти слова, казалось, повеселили его.

— Ладно. Проехали. Забудь об этом.

— Значит, ты ему не поверила? Совсем-совсем? — Улыбка исчезла. — А еще мне совсем не нравится то, что он следит за тобой. Особенно после всех этих убийств. Интересно, кто он?

Лорен помедлила несколько минут, но Йоханнес гладил ее по спине, и она поняла, что все-таки нуждается в его защите.

— Его зовут Антонио Родригес. Его двоюродная сестра Сабрина какое-то время участвовала в программе. Потом она умерла.

Йоханнес помрачнел:

— Антонио. Я так и знал.

— Ты его знаешь?

— Да. Он всегда винил нас в гибели Сабрины. Это был тяжелый случай вроде твоей сестры. Ее оказалось нелегко спасти.

При упоминании Карлы Лорен передернулась:

— И что случилось?

— Это все Антонио. Сабрина уже три месяца не принимала наркотики; она прошла почти все ступени, и, хотя мы возражали, Антонио ее забрал. Через два дня ее нашли в «Фаррагут-хаусе». Передозировка героина.

— Он сказал мне, что из нее выпустили всю кровь, как из тех, о которых пишут в газетах.

Йоханнес покачал головой:

— Героин. Если бы он позволил ей закончить программу, она бы выбралась из этого. — Йоханнес взглянул прямо в глаза Лорен, и она почувствовала себя ужасно глупо, словно нашаливший ребенок. — Ты не знала, что он помешан на вампирах. У него навязчивая идея. Он ходит по всем этим сайтам в Интернете, сидит в чатах. Мерзость! Сабрина рассказывала, что он был членом банды, называвшей себя «Лос Вампирос»; они занимались тем, что пугали людей до смерти, притворяясь монстрами. Чтобы доказать свою верность, нужно было сделать нечто ужасное.

— Насколько ужасное?

— Наверное, убить кого-нибудь. Мне это не нравится. — Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.

У Лорен подкашивались ноги. Она несколько часов провела в компании этого парня и не подозревала, насколько он опасен.

— Лорен, прошу тебя, будь осторожна! Я не знаю, чем сейчас занимается Антонио и как далеко зашло его безумие. Если увидишь его еще раз, звони в полицию. А если не хочешь делать этого сама, позвони мне. Я обещаю, что со мной ты будешь в безопасности. — Он поцеловал ее долгим, медленным поцелуем. — Ты все еще хочешь в кино? — Легкая улыбка снова вернулась на его лицо, и Лорен бросило в жар.

Она покачала головой.

— Я тоже.

Он повел ее обратно в «Ангелус-хаус», на верхний этаж, где располагались комнаты персонала. Она бывала здесь очень редко, потому что смотреть было особенно не на что, кроме спален, а вся жизнь протекала внизу, в общих помещениях. Йоханнес остановился перед одной из дверей и толкнул ее:

— Входи.

— Это твоя комната?

Лорен сама не знала, зачем спросила. Наверное, потому, что комната выглядела совершенно безликой. Здесь не было ни фотографий, ни сувениров — ничего, кроме плаката с эмблемой «Ангелус-хауса», комода, двуспальной кровати и небольшого стола с банкирской лампой.

— Ты мне доверяешь? — Он взял ее лицо в ладони и посмотрел прямо в глаза. — Я нуждаюсь в твоем доверии, но порой кажется, что ты мне не веришь.

— Верю, — прошептала Лорен. — Дело в том… я очень сильно обожглась, когда поверила одному человеку.

У нее на глазах выступили слезы. Внезапно Йоханнес начал ее целовать, и весь мир перестал для нее существовать. Они легли на чересчур мягкий матрас, он прижал ее к кровати, раздвинул ноги, и она с наслаждением почувствовала тяжесть его тела. Теперь она не смогла бы вырваться, если бы захотела, и на мгновение ощутила тошнотворный страх.

— Ты не против? — прошептал Йоханнес, осыпая ее шею короткими поцелуями.

— Нет, — простонала она.

Она впилась в его губы долгим и страстным поцелуем, и он ответил ей тем же, набрав полные горсти ее голос. Он двигался медленно, но умело, и она устремилась ему навстречу.

— Боже, Лорен, — простонал он, — мне так хорошо с тобой!

Одним движением он сорвал рубашку, открыв татуировку «Ангелус-хауса» посредине атлетического торса. Лорен протянула руку, чтобы прикоснуться к ней, и он впился поцелуем в ее пальцы, заставив задрожать всем телом. Он лег рядом с Лорен, и рука его скользнула за пояс ее спортивных брюк, двинулась вниз, и от его прикосновений у нее перехватило дыхание.

— Да? Тебе нравится? — промурлыкал он, и в ответ Лорен смогла лишь застонать. — Мне нравится делать тебе приятно. — Его пальцы ласкали ее, губы скользили по ее шее, покрывая поцелуями, похожими на укусы. Его зубы царапнули ее, и она вздрогнула. — Прости, — хрипло прошептал он. — Прости.

Он зарылся лицом в ее волосы, его рука двигалась все интенсивнее, пока волна наслаждения не захлестнула Лорен и не заставила содрогнуться всем телом.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Лорен никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.

11

Лорен проснулась в пустой кровати. Она никогда не спала так долго — было почти два часа дня. Она приняла душ и спустилась в общую комнату, где по телевизору обещали рекордно высокую температуру — тридцать восемь градусов — и ужасную влажность. Лорен застонала, хотя внутри «Ангелус-хауса» было темно и прохладно, как в подвале.

Она с шумом рухнула на скрипучий диван рядом с Алекс.

— Давай пройдемся, погуляем или мороженого съедим?

Алекс поморщилась:

— Не, для меня слишком жарко.

«Они вообще выходят на улицу днем?» — услышала она голос Антонио. Нет, он бандит; все, что он наговорил ей, — несусветная чушь. Она должна это доказать.

— Ну пошли. Мне не хочется одной идти, — настаивала Лорен, потянув Алекс за безвольно повисшую руку. — Всего на пять минут.

— Нет, мне нельзя отлучиться, — возразила Алекс, выдергивая руку. — Моя смена.

— Да что такого может случиться за пять минут? — засмеялась Лорен.

В глазах Алекс появился стальной блеск.

— Многое.

Лорен вновь охватил тот же непонятный страх, но Алекс рассмеялась и прижалась к ней в своей порывистой манере девчонки-хиппи.

— Прости, Лорен, дорогая! Я хотела бы пойти с тобой, но не могу. Слушай, возьми десятку. Купи мне вишневое и возьми себе что захочешь.

— Хорошо, — ответила Лорен, уставившись на татуировку на затылке Алекс.

Выйдя на улицу, она обнаружила на ступеньках крыльца Дану, гревшуюся на солнце. По ее шее струились ручейки пота. Жара стояла страшная.

— Боже мой, как ты можешь здесь сидеть?

Девушка покачала головой:

— Хочу погреться на солнце, пока еще можно, понимаешь?

— Ну, не знаю, — ответила Лорен; она не могла дождаться прохладного осеннего ветра.

— Завтра все будет уже по-другому, — грустно произнесла Дана.

— А что будет завтра?

Дана подняла волосы, открыв свежую татуировку на левой лопатке. Она была еще покрыта засохшей кровью.

— Сегодня я получила знак. Я закончила программу. Я готова.

— Ясно, — сказала Лорен; ее сердце учащенно забилось. — Значит, ты готова к тринадцатому шагу.

— Точно, — улыбнулась девушка. — Самое трудное — в первый раз, но потом становится легче. Думаю, они правы: нужно лишь захотеть — и все получится.

— Дана… — начала было Лорен, но в этот момент раздалось какое-то царапанье и стук в темное стекло входной двери у них за спиной.

— По-моему, меня ищут, — сказала девушка.

Оглянувшись еще раз на палящее солнце, она вошла внутрь.

Лорен не вернулась с мороженым. Она провела ночь дома, в своей комнате. Родители уехали в «Игл Фивер», но комендант открыл ей дверь своим ключом, и она тотчас же бросилась к компьютеру и стала прочесывать Интернет в поисках сайтов о вампирах. Она закрыла все двери и окна, развесила на дверях чеснок, надеясь, что ошибается. В десять вечера пришло сообщение от Йоханнеса, затем, уже после полуночи, другое: «Ты где?» и «Все в порядке?» «С Карлой проблемы, — ответила она. — Увидимся в понедельник». Добавила улыбочек и невольно разрыдалась.

Когда первые лучи рассветного солнца, похожие на розовые когти, исчезли и небо стало бледно-голубым, Лорен вышла на улицу. На первом этаже лежала пачка утренних газет. На первой полосе была помещена фотография Антонио. «Справедливость восторжествовала: убийца сотрудника „Ангелус-хауса" погиб от рук своих». Лорен разорвала бечевку и развернула газету. Тело Антонио Родригеса из «Фаррагут-хауса» было найдено неподалеку от военно-морской верфи, со вспоротой грудью и отрезанной головой; в теле не осталось ни капли крови. Анонимный источник сообщил, что убитый состоял в известной банде «Лос Вампирос», которая, по слухам, ответственна за потрясшие город убийства. Лорен бросилась к метро.

12

Она вышла на станции «Йорк-стрит» и направилась по безлюдным, вымощенным булыжником улицам к вершине холма, с которого открывался вид на верфь. Она открыла дверь «Ангелус-хауса» своим ключом. Внутри стояла зловещая тишина. Как всегда, здесь было темно и прохладно, слегка пахло землей — раньше она считала, что это из-за кондиционера. Торопливо, озираясь по сторонам, она направилась к черному ходу, в короткий коридор, где находился грузовой лифт. Раким сказал однажды, что это единственный способ попасть в подвал. Прежде чем ехать, нужно было закрыть металлическую дверь. Лорен нажала на круглую кнопку с буквой «П». Кнопка загорелась, и лифт поехал в недра бывшей больницы.

Открыв дверь, Лорен оказалась в полной темноте, и на мгновение ей захотелось вернуться наверх, сесть за свой стол и забыть о подвале и о загадочной комнате детоксикации, сделать вид, что ничего не происходит. Она будет вести дела, читать книги, покупать сок для новичков, заниматься любовью с Йоханнесом. Но сначала она должна узнать…

Лорен шагнула в темноту, двери лифта закрылись у нее за спиной, и она на цыпочках тронулась вперед. Она наткнулась коленом на что-то твердое и зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть. Она осторожно протянула руку и ощупала предмет. Он был деревянным. Стол? Слишком низкий. Кровать? Она пожалела, что не захватила с собой фонарик. Здесь было сыро и пахло землей; ей захотелось чихнуть, но она не осмелилась. Она запила на месте не шевелясь, давая глазам привыкнуть к темноте. Вскоре она смогла различить очертания каких-то странно знакомых длинных прямоугольных предметов. Гробы. У нее перехватило дыхание, когда она вспомнила доски и мульчу, которые покупала в строительном магазине в середине лета. Лорен очень осторожно отодвинула крышку ближайшего гроба и присела на корточки, прижавшись лицом к щели. В ногах гроба она разглядела блеск браслета Алекс; ее взгляд скользнул выше, к белой как мел руке с неправдоподобно длинными пальцами, украшенными острыми как бритва когтями…

Лорен сглотнула крик и метнулась обратно к лифту, но, несмотря на яростное битье по кнопке, двери не открывались. Она повернула за угол, ища выход, и очутилась в другой комнате, полной гробов; новые сосновые крышки светились в темноте, а в дальнем конце виднелись широкие двойные двери. Лорен медленно двинулась через комнату, и только ее неровное дыхание нарушало тишину, царившую в спальне неумирающих. Она слишком поздно заметила гроб, наткнулась на него, задела два других, и крышки с громким стуком полетели на пол. Из темноты раздалось звериное рычание. Чудовище с бледной, сероватого оттенка, кожей выскочило из гроба — высокое, с мощным торсом и огромными кожистыми крыльями. Оно раскрыло полный острых зубов рот и презрительно взглянуло на Лорен своими желтыми глазами. Затем оно откинуло назад голову и издало предупреждающий вопль. Вскочив на ноги, Лорен бросилась бежать. Она вылетела в дверь и оказалась в коридоре с мигающей лампой, что находился за дверями, которые вели в комнату детоксикации. Она слышала, как тварь царапала гробы и будила остальных, нервно дергала двери, пытаясь найти выход. В конце коридора Лорен нашла отпертую дверь и ворвалась в какое-то помещение, захлопнув ее за собой.

— Вам нельзя спускаться в подвал.

Лорен медленно обернулась. В углу стояла Дана. Ее губы были измазаны свежей алой кровью. Над нижней губой нависали два длинных зазубренных клыка. Из спины торчали тонкие, бледные остовы крыльев, а кожа приобрела цвет слоновой кости. На желтых, налитых кровью глазных яблоках выделялись огромные зрачки, темные и мертвые. Лорен не могла отвести взгляд ни от них, ни от кровавой кучи на полу. Существо, которое когда-то было Даной, отбросило прочь чье-то тело, сотрясаемое конвульсиями; из яремной вены все еще хлестала кровь.

— Вам нельзя спускаться в подвал, — повторила Дана, и теперь ее голос походил на рычание.

Дверь распахнулась. Лорен услышала крики — человеческие голоса. Что-то с силой ударило ее по затылку, и она погрузилась в милосердное забытье.

13

Она очнулась от тонкого, высокого жужжания какого-то агрегата и боли. Она была привязана к столу, и Раким склонился над ее левой рукой, работая иглой для татуировок. Из крошечных дырочек сочилась кровь.

— Прости, не удалось спросить тебя, где лучше сделать картинку, поэтому я решил на предплечье. Большинство так делает.

Он вытер кровь кусочком ваты из коробки, подобной той, которые она приносила из магазина каждую неделю.

С другого конца комнаты к ней подошел Йоханнес, такой прекрасный и золотоволосый, что у нее заныло в груди. Он ласково погладил ее по волосам — она видела, что он так гладил наркоманов, — и нежно поцеловал ее:

— Лорен, все хорошо. Расслабься.

Она начала извиваться.

— Вы убили Антонио!

— Он сам виноват. Не надо было лезть к нам.

— К тому же он оказался невкусным, — неодобрительно заметил Раким. — Жду не дождусь, когда мы развернемся как следует и перестанем питаться объедками. Может, мне удастся отхватить себе какого-нибудь светского льва с Парк-авеню. Эй, не дергайся, а то некрасиво получится.

Она снова почувствовала боль в руке.

— Я отправлюсь с тобой в первый раз, — ласковым голосом пообещал Йоханнес. — Это не так уж страшно. Сама увидишь.

— Ты привыкнешь. А потом это будет ужасно занятно. — В дверном проеме стояла улыбающаяся Алекс. — Скоро ты перестанешь думать об этом так, как сейчас.

Раким закончил свою работу и снова вытер ватой руку Лорен. Рука болела, черный знак «Ангелус-хауса» выделялся на покрасневшей коже. Йоханнес расстегнул ремни, которыми она была пристегнута к столу:

— Ты свободна идти куда хочешь. У тебя двадцать четыре часа. Если ты никого не убьешь, тебе станет очень плохо. Но если решишь стать одной из нас, ты должна вернуться сюда до восхода солнца. Выбор за тобой.

Губы Йоханнеса прильнули к ее губам, и она не смогла удержаться от ответного поцелуя.

Ночь выдалась жаркая. Небо было маслянисто-черного цвета, словно остывший кофе. Лорен бродила по улицам Бруклина в легкой мгле, влажность мешала ей дышать. Она села на метро, на линию F, проехала до Кони-Айленда, потом вернулась обратно в город. От ярких ламп в вагоне у нее заболели глаза и голова, и она вышла на Четвертой авеню. В небе с пронзительными воплями парили вампиры, не птицы. Теперь она это знала. Она начинала все видеть и слышать; ее уши улавливали самые тихие звуки: как крысы кишат в переулках, как вздыхают неудовлетворенные любовники, как приходит в этот мир новая жизнь среди боли и крови. И всегда так. Лорен прошла мимо своего дома и прислушалась к дыханию родителей, почувствовала их горе. Проходя мимо квартиры коменданта, она уловила его беспокойство — ему снилось, что он еще состоит в отряде тонтон-макутов и его мачете выполняет свою грязную работу, затыкая людям рот. У всех были свои секреты.

Она пошла дальше, поборов нервную дрожь и жажду, которая чувствовалась в тревожном биении ее сердца. Кожа на руке, вокруг новой татуировки, раздулась и натянулась; начало болеть все тело, словно дух больше не мог поместиться в плоти. Внутри кипела желчь; кровь, стремительно бежавшая по жилам, казалось, жаждала удовлетворения. Она облизнула губы и провела языком по крошечным бугоркам, возникшим на ее верхней челюсти, — это пробивались клыки; десны набухли и болели. Сколько времени прошло с того момента, когда ей сделали татуировку? Двенадцать часов? Пятнадцать?

Лорен повсюду видела вампиров: они сидели на обгоревших остовах машин, карабкались по пожарным лестницам многоквартирных домов, кружились над мостами и пристанями, скрючились под эстакадами. Желтые глаза блестели, крылья с ошметками кожи хлопали в воздухе, губы были приоткрыты, и виднелись окровавленные пасти. Тела людей ломались в их могучих лапах как спички. Один из них взглянул на нее и расхохотался.

Прошел, наверное, еще час. Острая боль пронзила мышцы, словно руки и ноги обвивали лианы. В переулке около набережной, там, где Йоханнес поцеловал ее и первый раз, Лорен в холодном поту рухнула на тротуар. Она моргала, и веки царапали ей глаза. По улице, шатаясь, брела та же бездомная женщина, на этот раз без своего бойфренда. Она фальшиво напевала песню Стиви Уандера. Когда женщина приблизилась, Лорен почувствовала, что ее тело напряглось, — клыки наконец прорезались сквозь десны. Она крепко зажмурила глаза и постаралась не шевелиться.

— Эй!

Лорен, открыв глаза, увидела женщину совсем рядом с собой. Запах ее крови, пробивавшийся сквозь кожу, был невыносим.

— У тебя не найдется мелочи? Я есть хочу.

— Уходи, — прохрипела Лорен.

— Ах ты, маленькая сучка!

— Уходи отсюда! — прорычала Лорен сквозь стиснутые зубы.

— Думаешь, мне это нравится и я так развлекаюсь?

Женщина плюнула на нее и начала ругаться, так что Лорен была вынуждена подняться и искать себе другое убежище. Она шла и шла, пока у нее не онемело все тело; пересекла Ред-Хук, вышла на набережную и стала дожидаться восхода. Голубая вода бассейна на Лоррен-стрит заворожила ее. Она решила поплавать в последний раз, а затем открыть рот, чтобы ее легкие наполнились водой, и покончить с этим. Но, завернув за угол, обнаружила девочку в футболке дневного лагеря, сидевшую у стены центра отдыха. Близился рассвет, — наверное, была половина шестого. Скоро взойдет солнце…

— Что ты здесь делаешь? — спросила Лорен.

— Жду свою тетю. Она пошла купить мне пончиков.

— Пончики — это хорошо.

— Я люблю пончики с сахарной пудрой.

Лорен показалось, что от девочки пахнет сахарной пудрой. Чем-то сладким, восхитительным. Лорен согнулась пополам и обхватила себя руками.

Девочка удивленно посмотрела на нее:

— Вам плохо?

— Да, моя милая, — задыхаясь, выговорила Лорен. — Не подходи ко мне. Мне очень плохо.

Ребенок испугался. Лорен чувствовала, как страх растворяется в крови, и ей захотелось предупредить эту маленькую девочку о том, что весь мир болен той самой болезнью, которая мучила ее. Но девочка с широко раскрытыми от ужаса глазами этого еще не знает. Мир ждал ее, словно испорченный пончик, в котором завелись черви. А потом, когда тело Лорен содрогнулось от мучительной боли, она поняла, что ребенку не нужно ничего знать.

Лорен спасет ее.

14

Лорен стояла на старой булыжной мостовой, глядя на разверстую пасть города — на его стальные и каменные зубы, готовые поглотить утреннее небо. Вот-вот должны были показаться первые лучи солнца. На вершине холма зловеще маячила громада «Ангелус-хауса». Кто-то оставил гореть фонарь у входа, и Лорен двинулась вперед медленными, уверенными шагами, привыкая к резкому металлическому вкусу во рту. Ее вырвало только один раз, в самом начале, но девочка была еще маленькой и слабой, чтобы убежать, а Лорен держала ее с невероятной силой. Кровь оказалась сладкой, словно сливки с сахаром, — наверное, девочка выпила чашку молока утром, прежде чем выйти из дому. Все произошло довольно быстро. Она сделала всего одну ошибку — посмотрела девочке в глаза и увидела в них свое отражение. Больше это не повторится.

Она прошла мимо своего письменного стола. Разумеется, придется найти новую ассистентку. На ее кресле лежала записка: «Мы в общей комнате». Она нашла их — они стояли, образовав круг, взявшись за руки, и ждали ее.

— Мы — падшие ангелы, — нараспев произносили они. — Мы — тени в ночи.

Йоханнес протянул руку, приглашая ее в круг, и она заняла свое место и запела вместе с ними. Ее шепот становился все громче, она произносила слова все увереннее и убедительнее, и вскоре ее голос стал неотличим от остальных.