"Вытащить из петли" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Бернард)Глава 1В давильном дворе сэр Генри Форрест, банкир и олдермен лондонского Сити, едва не задохнулся от чудовищной вони. Сэр Генри непроизвольно попятился, прижал к лицу носовой платок и задержал дыхание, опасаясь, что его вырвет. — Я-то к здешнему запаху притерпелся, сэр, — хихикнул провожатый сэра Генри. Осторожно, сэр, тут ступеньки, не споткнитесь. Сэр Генри нерешительно опустил платок и заставил себя открыть рот: — Почему двор называется Давильным? — В стародавние дни, сэр, узников аккурат здесь и давили. Плющили, стало быть, сэр. Камни на их наваливали, чтоб до правды допытаться. Нынче мы так не делаем, сэр, и напрасно, потому как врут они, что твой индийский факир. Провожатый — из надзирателей — был тучным мужчиной в кожаных штанах, грязном сюртуке и с дубинкой в руке. — Спросить тут любого мужика или женщину, сэр, — рассмеялся он, — так ни одного виновного не сыщете! Сэр Генри старался не дышать, чтобы не наглотаться пагубных миазмов, состоявших из вони, запаха пота и гнили. — Тут имеются вода и канализация? — спросил он. — А как же, сэр, самая что ни на есть современная. В Ньюгейте отличные стоки. Но они же грязные скоты, сэр, где жрут, там и гадят. Тюремщик закрыл и запер на засов дверь из железных прутьев, через которую они попали во двор. — Осужденные вольны находиться в Давильном дворе в дневные часы, сэр, — сказал он, — кроме праздников и неприсутственных дней вроде нынешнего. — Надзиратель ухмыльнулся, давая понять сэру Генри, что пошутил. — Поверните налево, сэр, и найдете других джентльменов в Общей зале. — В Общей зале? — переспросил сэр Генри. — Там, сэр, в дневные часы собираются осужденные, сэр, — объяснил тюремщик, прибавив: — А те вон окошечки, сэр, что слева, — это «солонки». На другом конце длинного двора сэр Генри заметил пятнадцать зарешеченных оконцев в три яруса. Камеры за ними и были «солонками». Он не имел ни малейшего представления, почему их так называют, но знал, что в пятнадцати этих «солонках» содержат приговоренных к смерти узников Ньюгейта. Надзиратель распахнул перед сэром Генри тяжелую дверь Общей залы. — Премного благодарен, сэр, — произнес он, когда тот вручил ему шиллинг в награду. Смотритель Уильям Браун поздоровался с сэром Генри. Рядом со смотрителем стоял, елейно улыбаясь, священник. — Позвольте представить вам нашего пастыря, — произнес смотритель. — Его преподобие доктор Хорейс Коттон. Сэр Генри Форрест. Сэр Генри снял шляпу: — Ваш покорный слуга, доктор Коттон. — Всегда к вашим услугам, сэр Генри, — подобострастно ответил тюремный священник, отвесив низкий поклон. — Сэр Генри, — доверительно сообщил ему смотритель, — находится здесь по долгу службы. — О! — выкатил глаза преподобный Коттон, давая понять, что сэру Генри предстоит редкостное удовольствие. — Вы тут впервые? — Впервые, — признался сэр Генри. — Не одна душа обратилась к Христу после такого испытания, — изрек доктор Коттон с улыбкой и поклонился вслед сэру Генри, которого смотритель повел знакомиться с шестью другими гостями, приглашенными на завтрак в Ньюгейте. Последний гость, Мэтью Логан, в представлении не нуждался, поскольку, как и сэр Генри, был городским олдерменом, а Ньюгейтская тюрьма находилась в управлении Суда олдерменов. Логан подхватил сэра Генри под руку и увлек к камину поговорить с глазу на глаз. — Вы уверены, что хотите пробыть до конца? — заботливо осведомился Логан. — Вы чертовски бледны. Сэр Генри, богатый и удачливый банкир, был красивый мужчина с прямой осанкой, умным и тонким лицом. Ему только что исполнилось пятьдесят лет. Но в эту минуту он выглядел старым, больным и осунувшимся. — В предрассветные часы, Логан, я чувствую себя не лучшим образом, — объяснил он. — Разумеется, но это зрелище не всякий вынесет, хотя, должен сказать, завтрак нас ждет отменный. По висельным дням у смотрителя подают почки под пряным соусом. Как поживает леди Форрест? — Прекрасно, спасибо. — А дочка? — Элинор справится с неприятностями, можно не сомневаться. От несчастной любви еще никто не умирал. Будь на то моя воля, Логан, я бы позволил ей выйти за Сандмена, но Флоренс не желает и слышать. — Матери, как правило, лучше понимают в таких делах, — легкомысленно обронил Логан, и тут приглушенный шум голосов затих: гости повернулись к зарешеченной двери, которая с резким скрежетом отворилась. Тяжело ступая, вошел мужчина с плотно набитой кожаной сумкой. Дородный, краснолицый, в коричневых гетрах, черных штанах и черном же, застегнутом на все пуговицы сюртуке, из-под которого выпирал массивный живот. При виде знатных господ он почтительно снял потрепанную шляпу. — Мистер Джеймс Боттинг, — шепнул Логан сэру Генри, — по прозвищу Проситель Джемми. Боттинг бросил на стол кожаную сумку, открыл, извлек восемь мотков тонкой белой бечевки и выложил их рядком на столешнице. Потом вынул четыре белых хлопчатобумажных мешка шириной около тридцати сантиметров каждый и положил рядом с мотками. В заключение на свет появились четыре крепкие веревки, причем каждая с одного конца завершалась петлей, а с другого — «ушком». Разложив их на столе, Джеймс Боттинг отступил и сказал: — Доброе утро, джентльмены. — А, Боттинг! — произнес смотритель таким тоном, словно только что заметил его присутствие. — И вам доброго утра. — Нынче оно в придачу и ясное, сэр. На небе ни облачка, сэр. На сегодня по-прежнему всего четверо, сэр? — Да, всего четверо, Боттинг. — Но собрали они изрядно народу, сэр, весьма изрядно. — Вот и прекрасно, — рассеянно бросил смотритель и вернулся к прерванному разговору с одним из приглашенных. Логан посмотрел на сэра Генри: — Наблюдаем процедуру до конца, сэр Генри, зато потом переходим к почкам. — Логан поднял руку. — Слышите? Сэр Генри услышал какое-то звяканье. Все опять замолкли, и он ощутил леденящий страх. Вошел другой надзиратель, поклонился смотрителю и встал у лежавшей на полу деревянной колоды. В руках он держал большой молот. В дверях появились шериф и его заместитель, они сопровождали узников — троих мужчин и женщину. У последней, почти девочки, лицо было бледное и испуганное. — Не желаете бренди, сэр? — подошел к Мэтью Логану и сэру Генри один из слуг смотрителя. — Благодарю. — Логан взял с подноса два стакана и протянул один сэру Генри со словами: — Успокаивает желудок. Внезапно раздался звон тюремного колокола. Девушка вздрогнула. Надзиратель велел ей поставить ногу на деревянную колоду, чтобы сбить кандалы. Сэр Генри прихлебывал бренди, опасаясь, что не сумеет удержать выпитое. Его охватило чувство легкости и нереальности происходящего. Надзиратель сбил заклепки с первого обруча, и сэр Генри увидел, что лодыжка у девушки стерта до мяса. — Она украла хозяйкино жемчужное ожерелье и, видимо, успела продать, потому что его так и не нашли, — пояснял Логан. — Высокий парень за ней — разбойник с большой дороги. А те двое убили зеленщика в Саутуорке. Боттинг подозвал осужденную, щелкнув пальцами. — Выпей, если хочешь. — Он показал на стакан бренди, стоящий на столе рядом с веревками. Девушка разлила немного спиртного — у нее тряслись руки, — но остаток выпила с жадностью и выронила стакан, который со звоном покатился по каменным плитам. — Опусти руки вдоль тела, — велел ей Боттинг. — Я ничегошеньки не украла, — заплакала девушка. — Тише, дитя мое, тише. — Преподобный Коттон подошел и положил руку ей на плечо. — Господь наша сила и спасение, дитя, уверуй в Него всем сердцем. Ты раскаиваешься в своих черных грехах, дитя мое? — Я не крала. Сэр Генри заставил себя глубоко дышать. — Вы избавились от облигаций бразильского займа? — спросил он Логана. — Продал Драммондсу — и чертовски вам благодарен, Генри, чертовски благодарен. — Скажите спасибо Элинор. Она прочитала отчет в какой-то парижской газете и сделала правильный вывод. — Жаль, что ее помолвка расстроилась, — заметил Логан. Он не сводил глаз с обреченной девушки — та продолжала громко плакать. — Руки вперед, женщина, — приказал Боттинг. Она неловко приподняла руки, и он намертво завязал запястья. Разбойник положил на стол у стакана с бренди монету. — Молодец, — тихо сказал палач. Эта монета покупала разбойнику быструю смерть. Сэр Генри отвернулся от осужденных и сказал Логану: — Элинор сильно переживает, я-то вижу. — Сандмен был весьма достойным молодым человеком, — заметил Логан. — Весьма достойный молодой человек, — согласился сэр Генри, — но теперь у него решительно никаких видов на будущее. К тому же Элинор не может выйти за человека из опозоренного семейства. — Естественно, не может, — поддакнул Логан. — Хоть и не по своей вине, но остался Райдер Сандмен без гроша, — покачал головой сэр Генри. — Как есть без гроша. — Он должен получать офицерскую пенсию, — нахмурился Логан, — разве нет? — Он продал патент, а деньги отдал на содержание матери и сестры. — Элинор, полагаю, не осталась без воздыхателей? — Отнюдь, — мрачно заметил сэр Генри. — Хоть пруд пруди, но Элинор в каждом находит недостатки. — Ну, это она умеет, — тихо заметил Логан без всякого осуждения — он любил дочь друга, хотя и считал ее крайне избалованной. — Тем не менее она, конечно же, скоро выйдет замуж? — Можно не сомневаться, — ответил сэр Генри. Его дочь была и сама по себе привлекательна, а сэр Генри не делал тайны из того, что весьма щедро обеспечит будущего зятя. Поэтому его порой искушала мысль выдать Элинор за Рай-дера Сандмена, но жена не желала и слышать об этом. Флоренс хотелось, чтобы Элинор достался титул, а у Райдера Сандмена титула не было, теперь же не стало и денег. Тут размышления сэра Генри о видах дочери прервал вопль осужденной. Он обернулся и увидел, что Джеймс Боттинг набросил ей на плечи петлю и она съежилась от ужаса. Преподобный Коттон раскрыл молитвенник. Все осужденные уже стояли со связанными руками. Шериф и его заместитель, оба в длинных одеждах и при символах должности — цепях и жезлах с серебряными наконечниками, подошли к смотрителю. Тот отвесил поклон и вручил шерифу бумагу. — «Я есмь воскресение и жизнь, — нараспев читал преподобный, — верующий в Меня, если и умрет, воскреснет». До тех пор четверо осужденных пребывали в ведении смотрителя Ньюгейта, но теперь поступили в распоряжение шерифа лондонского Сити. Шериф извлек из кармашка часы, щелкнул крышкой и произнес: — Думаю, пора идти. Он первым вышел из Общей залы, остальные потянулись за ним. Преподобный Коттон направлял девушку, положив руку ей на плечо, и громко читал заупокойную молитву. Шериф провел процессию вниз по каменным ступеням в темный унылый проход под главным тюремным зданием. — Я ничегошеньки не украла! — вдруг взвизгнула девушка. — Тише, девица, — цыкнул смотритель. Мужчины тревожились — им хотелось без хлопот довести осужденных до места. — «Скажи мне, Господи, кончину мою», — молился священник. — Прошу вас! — стонала девушка. — Не надо! Прошу! Надзиратель был рядом, готовый в случае чего ее поддержать, но она продолжала идти на подгибающихся ногах. Сэр Генри смотрел, как осужденные поднимаются по ступеням, и думал, что не нужно ему было приходить. — Господа, — обратился шериф к приглашенным, — соблаговолите подняться на эшафот. Слева и справа для вас поставлены кресла. Прямо перед собой сэр Генри увидел темное пространство под эшафотом, который держался на свежеотесанных балках. Передняя и боковые стенки помоста были обтянуты грубым черным сукном, так что свет сочился только через щели между досками верхнего настила. Деревянные ступеньки вели в крытый павильон. Толпа встретила появившихся на помосте гостей радостными криками. Сами по себе они ее не интересовали, но следом должны были выйти осужденные. Олд-Бейли была забита народом. В каждом выходящем на улицу окне мелькали лица, люди сидели даже на крышах. — За место у окна берут десять шиллингов, — заметил Логан и добавил, указав на трактир прямо напротив эшафота: — В «Сороке и пне» самые дорогие окна — из них видна яма, куда проваливаются висельники. — Он хихикнул: — Но нам, конечно, отсюда куда лучше видно. Сэр Генри хотел занять место подальше, но Логан уселся в первом ряду, и он сел рядом. Сэр Генри был потрясен. Столько народу! Море лиц, и все обращены к эшафоту. Помост перед павильоном был двенадцать метров длиной, пятнадцать — шириной, над ним шла массивная балка, в которую снизу были ввинчены крючья, на какие мясники вешают туши. К балке была приставлена лестница. — Пришли поглазеть на девушку, — сказал Логан. Он, судя по всему, наслаждался происходящим. Плохо же мы знаем наших друзей, подумал сэр Генри и пожалел, что рядом с ним Логан, а не Райдер Сандмен. Последний всегда ему нравился. Сандмен — солдат и, как предполагал сэр Генри, тот вряд ли пришел бы в восторг от такого примитивного умерщвления. — Надо было разрешить ей за него выйти, — произнес сэр Генри. — Что? — Логану пришлось повысить голос: толпа ревела, требуя, чтобы скорее вывели осужденных. — Так, ничего, — ответил сэр Генри. Тут собравшаяся публика заметила девушку — та выбралась на помост следом за тюремщиком. Раздался оглушительный рев, все на улице разом подались к эшафоту. Сэру Генри сделалось дурно, он вдруг заметил на краю помоста четыре гроба со снятыми крышками. Рот у девушки был открыт, по щекам текли слезы. Боттинг поставил ее на крышку люка посреди эшафота, крышка скрипнула. Палач вытащил из кармана белый мешок и натянул девушке на голову. Она завизжала и попыталась вырваться, но преподобный Коттон стиснул ей руку, а Боттинг тем временем взял наброшенную ей на плечи веревку и полез по лестнице. Он насадил веревку «ушком» на крюк, спустился, накинул петлю на голову осужденной, закрепил скользящий узел под левым ухом и легонько дернул. Девушка закричала. Сэр Генри закрыл глаза. — «Научи нас так счислять дни наши, — читал нараспев священник, — чтобы нам приобрести сердце мудрое». — Аминь! — с жаром отозвался сэр Генри. Теперь все четверо осужденных стояли на крышке люка — со скрытыми под мешками лицами и с удавками на шеях. — Покайтесь в грехах своих! — возгласил преподобный Коттон. — Я ничего такого не сделала! — крикнула девушка. — Давайте, Боттинг! — распорядился шериф, которому хотелось поскорее со всем покончить. Палач скользнул мимо него к лесенке в глубине павильона. На залитом солнцем помосте остались только осужденные и священник. Девушка пошатывалась, сэр Генри видел, что под мешком ее рот судорожно открывается и закрывается. Под помостом палач дернул канат, прикрепленный к деревянному брусу, что удерживал крышку люка. Брус подался, но застрял на полпути. Толпа взвыла как один человек, но разом смолкла, поняв, что жертвы так и не провалились в люк. Боттинг изо всех сил потянул за канат, крышка упала, и четыре тела рухнули вниз. Их падение было коротким — всего полтора метра или чуть больше. — В Тайберне вешали с телеги и получалось быстрей, — сказал Логан, — но зато здесь висельники дольше пляшут. Сэру Генри не понадобилось спрашивать у Логана, что тот имел в виду: повешенные извивались и дергались. То была пляска висельников в петле, предсмертные коленца тех, кто расстается с жизнью в муках удушья. Ничего этого сэр Генри не видел, потому что закрыл глаза. Толпа охрипла от крика, когда Боттинг взобрался разбойнику на плечи и присел, чтобы тот поскорее испустил дух. — Ну вот, с первым покончено, — сказал Логан, когда Боттинг слез с мертвого тела. — У меня, ей-богу, разыгрался волчий аппетит. Трое остальных продолжали дергаться, хотя и слабо. Мертвый разбойник покачивался в петле с запрокинутой набок головой. Боттинг всем телом повис на лодыжках девушки. От этого зрелища сэру Генри сделалось совсем дурно, он неуверенно спустился по ступенькам в прохладный мрак каменной пещеры перед эшафотом, и его вывернуло наизнанку. |
||
|