"Остров Женщин" - читать интересную книгу автора (Гамзатов Расул Гамзатович)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Маленьким ключом можно открыть большой сундук. Горцы говорят

1 Летим в ночи. Внизу огней узоры. Вверху змеится Млечный Путь, пыля, Как будто горсти кукурузных зерен Поджаривают небо и земля. Летим в ночи уже над океаном. Последний зимний месяц позади. А за спиною, отданы туманам, Остались европейские дожди. Пласт облаков белеет в поднебесье, Рассвета ждет мерцающая высь. Мы, люди разных рангов и профессий, В салоне самолета собрались. Привычный к дальним трассам и орбитам, Век скоростей гудит, необорим, И в Мексику с парламентским визитом Мы в депутатском звании летим. Что ждет нас на другом конце планеты? Знакомств, бесед, приемов череда, Взаимные вопросы и ответы И речи с обращеньем: «Господа!» А с нами рядом при любой погоде Советники, друзья, опекуны, Испытанные в устном переводе И в знании неведомой страны. Науку встреч, стоцветную планету Любой из них до тонкостей постиг. Им ведомы каноны этикета, Знаком дипломатический язык. Я всем им благодарен за советы, За справки, за точнейший перевод, Хотя и сам сумею дать ответы На трудные вопросы всех широт. Ведь я не дипломат, а стихотворец, Мой долг повсюду быть самим собой. Поэзию непросто переспорить В любой стране, в дискуссии любой. Тирады непредвиденной коварство Парирую метафорой лихой, Искрящимся присловием аварским, Махмуда нестареющей строкой. От правды ни на шаг не отступая, Я, шуткой и стихом, в общенье прост, Как мясо, крупной солью посыпаю И речь с трибуны, и застольный тост. …В салоне пригасили свет. Все меньше Нам лёту остается. Цель близка. Мне кажется сейчас, что Остров Женщин Я разглядеть могу сквозь облака. Еще царит предутренняя серость, Мерцают крылья, время торопя. И словно в забытьи: —…de las Mujeres, — Я снова повторяю про себя. Видения счастливые воскресли На высоте трансокеанских трасс. Вдруг рядышком зашевелился в кресле Сосед, бывавший в Мексике не раз. Обозреватель ТАСС. Он с удивленьем Спросил, дремоту разогнав свою: — Ты что, Расул, все шепчешь? Вдохновенье? Опять берешь у музы интервью? — Возможно, что и так… — Своею тайной Я с ним делюсь — мы сблизились в пути. — Скажи, а ты не знаешь ли случайно, Как Остров Женщин в Мексике найти? — О, это глухомань, песчинка, малость… Пустынный пляж, пустынная вода. Там от индейцев древних не осталось, Пожалуй, ни единого следа. Ушло былое, как в пучину канув, Ни памятников, ни других примет… Там нет и огнедышащих вулканов, Экзотики манящей тоже нет. Там нет ни сеньорит в нарядах броских, Ни удалых тореро, ни быков. Не сыщешь там и росписей Ороско, Там быт убог и каждый кров суров. Там каждая стена кричит безмолвно, Над очагом струится горький дым, И даже набегающие волны Перечат ожиданиям твоим. Ты жаждешь впечатлений небывалых? Другие острова пленяют взор. К ним обратись. Их в Мексике немало, Не меньше, чем в Финляндии озер. Там — ничего не скажешь — красотища! Все — для туристов. Как в раю живи. А если ты сюжет любовный ищешь, Твой островок давно лишен любви.

2 Так просветил в салоне самолета Меня мой друг — обозреватель ТАСС. Потом сказал: — А все же спать охота… — Уснул. Я — рядом — не смыкаю глаз. Я мысленно беседу продолжаю, С самим собою споря на лету, Свой замысел, свой остров защищая, Отстаивая зыбкую мечту. Ведь и Колумб мой остров, сердцу милый, Песчинкой счел — ошибся адмирал. Да и Кортес проплыл когда-то мимо — Он острова другие обобрал. Меня — не скрою — в некое смущенье Поверг соседа сдержанный рассказ. Но пламень моего воображенья Не потускнел, не сдался, не погас. Стремление к песчинке не уснуло. Ведь я народа малого поэт И уроженец малого аула, Которого на картах тоже нет. О ТАСС моей души, раздумьям тихим Дай выход в мир и громко заяви, Что малый остров может стать великим, Что не бывает маленькой любви. Недаром родинка — живое чудо Цвела на лбу прекрасной Мариам, Свела с ума великого Махмуда И жизнь дала божественным стихам. Сам Саади сложил к ногам любимой Свое богатство — мудрость и талант И — если очень уж необходимо — Давал в придачу город Самарканд. Поскольку все принадлежит поэту, Его влеченью и его перу, За взлет ее бровей, за малость эту, Он предлагал вдобавок Бухару. Мне говорят, а я меж тем не верю, Что стар, как притча, этот островок, Что, в океанской пустоши затерян, Он, как мечта, несбыточно далек. Но в этот час недосягаем тоже Мой отчий дом, селение Цада, А я закрыл глаза — и сразу ожил Родной аул — ведь он со мной всегда. На скалах башни вижу вековые, И запах сена чую всякий раз, И слышу песни, будто бы впервые, Те, что поются именно у нас. А старость? Все же временем не смыты Извечные прекрасные черты. И разве постарела Афродита — Нетленная богиня красоты? Ты никаких там кладов не откроешь — На малом островке, мне говорят. Но занят я не поиском сокровищ, Я все-таки поэт, а не пират. Легенды о любви живут столетья, Любовь превыше кладов и наград, Она дороже всех богатств на свете, Я все-таки поэт, а не пират. Когда б хотел я нынче быть пиратом, Не брал бы корабли на абордаж, А вез на рынок дыни и гранаты, Взбивая цены и впадая в раж. Среди пиратов сухопутных связи Завел бы я — всем родич и кунак — И промышлял бы на оптовой базе, На винзаводе разбавлял коньяк. Есть, правда, и пираты-стихотворцы, Творцы халтурных песен, пошлых од. Ни бога нет в душе у них, ни черта, В их доме совесть Золушкой слывет. Их жалкий облик равен их писаньям, Давно раскрыта их пустая суть. Мы ни читать их, ни судить не станем, Продолжим лучше наш неблизкий путь. Рожденный в климате высокогорном, Я рядом с облаками подрастал. Кругом, как волны каменного шторма, Куда ни глянь — крутые скаты скал. Я не Кортес, чтоб в поисках наживы В открытый устремляться океан. С высот орлиных, с ледяных обрывов Следит за мною зоркий Дагестан. Где б ни был я, он всех на свете ближе, Он мне во всем сопутствует всегда, И если я кого-нибудь обижу, Я оскорблю родной аул Цада. Я не взращен для низкого обмана, За золото стекляшкой не плачу, В чужом дому хозяйничать не стану, В ответ на стрелы пулю не пущу. Я — рыцарь без кольчуги и забрала, Защитник всех на свете матерей, Срывать не стану черные кораллы У индианок с лебединых шей. И украшенья из ракушек хрупких Не отниму — я не за тем пришел. Что каравелла! Мне и малой шлюпки Не предоставит ни один престол. Ведь я вовек не принесу доходов Казне, менялам и ростовщикам. И, возвратившись из своих походов, Островитян далеких не предам. Я не продам вас никому, индейцы, На рабство никого не обреку. Кортесов многих гнусные злодейства Кавказ мой видел на своем веку. Немало знал он горя и печали, Не раз я слышал от отцов, как встарь Аулы наши в пепел превращали И шах персидский, и российский царь. Пандур старинный — дедовская лира — Мое оружье. Я непобедим. С индейцем раскурю я трубку мира, Лишь песнями я обменяюсь с ним 3 …Так думал я той ночью. Небу вторя, Вода внизу светлела что ни миг. И суша вдалеке возникла вскоре, И я к иллюминатору приник. Снижение. Примолкшие моторы. Забрезжил город, услаждая взор. Спросил я стюардессу: — Что за город? — Она сказала: — Мехико, сеньор! Уже помчался лайнер по бетону, Подъехал трап, и вот уже в упор К моим губам ледышку микрофона Приставил расторопный репортер. Так на шампуре щедрую закуску Нам подают, подносят полный рог. И я, кавказец, произнес по-русски Подобье тоста, произнес, как мог: — День добрый, Мексика! Цвети и здравствуй. Сегодня я признателен судьбе За нашу встречу. Если мне удастся, Я расскажу стихами о тебе.