Ирина Игоревна Ильина
Жернова правосудия

Зал суда был почти пуст. В дальнем углу дремал одинокий неухоженный старичок да возле окна щебетали две элегантные бабульки. В двери постоянно кто-то заглядывал, но не заходил. Появилась секретарь суда с хитрой лисьей мордашкой, в накрахмаленной кофточке, застегнутой огромной булавкой под самым подбородком, длинной в пол черной юбке с разрезом донельзя, в черных туфлях с ободранными носами и уже почти без каблуков. Она заняла свое место, и в тот же момент, мило беседуя, в зал судебных заседаний прошли двое мужчин. Один — щеголеватый красавец с модной стрижкой, в костюме и галстуке от кутюр, в туфлях крокодиловой кожи. Второй — молодой мужчина с лицом старого ротвейлера, в поношенном форменном сюртуке работника прокуратуры, в рубашке с несвежим воротничком и обтрепанными манжетами, неровно выглядывавшими из-под обшлагов кителя. Они встали посреди зала и оживленно обсуждали нечто свое, при этом прокурор все время пытался потными пальцами ухватить драгоценную пуговицу адвоката, а тот, уверенно и твердо спасал свой костюм. Сколько бы они еще обсуждали свои дела, неизвестно, но в помещение шумно ввалились сразу несколько человек. Они напоминали американских ковбоев: все в потертых джинсах, клетчатых рубашках, у одного — бандана с черепом на голове, у второго фривольный шейный платок, третий — с сигаретой за ухом и длинным чубом, перекинутым через лысинку. Троица сразу заполнила огромный зал шумом и стремительными движениями. В руках у двоих были диктофоны и фотоаппараты, третий, с сигаретой за ухом, в одной руке держал треногу, в другой — кинокамеру. Адвокат и прокурор тут же разошлись, соорудив на лицах подобие неприязненной ухмылки в адрес друг друга.

Походкой суперзвезды местного масштаба в зал вплыла высокая, стройная блондинка в сандалиях на высоченных каблуках и со шнуровкой. Платье угадывалось едва. Она достала микрофон и произнесла, призывно глядя в объектив кинокамеры:

— Мы ведем свой репортаж из главного городского суда. Сейчас здесь будет рассматриваться очень запутанное дело о пропаже целого Урожая. Подозреваемых, — журналистка заглянула в листок бумаги, — очень много, видимо, это организованная преступная группировка!

Она подбежала, громко стуча каблуками к оператору:

— Васик, покажи!

Они вместе разглядывали то, что получилось:

— Да неплохо, — изрек Васик.

— Плохо! Я просила — в полупрофиль! Я так лучше выгляжу! А ты — анфас! Посмотри — я так курносая! Давай повторим!

— Люлёк, ты чо? — возмутился Васик, — как — анфас и курносая?

Люлёк, топая ножкой, наступала, Васик достал свою заушную сигарету и нервно разминал её, покусывая свисающий вниз чуб. Подраться не успели: привезли подсудимых. Тесная зарешеченная каморка справа тут же заполнилась до отказа. Охранникам даже притрамбовать чуток пришлось. В зале раздались щелчки фотоаппаратов, заработали вспышки, ровно загудела кинокамера. Люлёк встала перед решеткой и попыталась заговорить, но подсудимые длинными костлявыми руками оторвали волан от ее юбки. Попытка опустить ниже стринги, дабы изобразить леггинсы, удачей не увенчалась. "Ладно, — подумала Люлёк, оставшись в коротком топике, — мини мне тоже идет". Но от решетки отошла дальше.

Раздался зычный голос субтильной секретарши:

— Встать! Суд идет!

Пронесся легкий шум. Все подскочили. В зал, завернувшись в длинную черную мантию, впорхнул маленький, толстый человечек с носом — клювом, острыми опушенными длинными волосками ушками и опухшими красными глазами, следом летел дятел. Черный человечек занял судейское место, постоянно шморгая носом и моргая заплаканными глазами, а дятел сел на стол.

— Дело прочел, — объяснил судья залу, всхлипывая, — это же надо, изверги, — пригрозил кулаком в сторону подсудимых, — а где же потерпевшие? — протер полой мантии слезы, — что, совсем не осталось? — он громко зарыдал и зычно высморкался в ту же мантию.

— Есть, есть потерпевшие, Ваша Честь, — поднялся прокурор, что-то пережевывая, — вот они.

На столе в вазочке со щербинками стояло несколько хилых колосков. Они печально кивали тощими головками:

— Мы здесь, Ваша Честь! — чуть слышно прошелестели потерпевшие.

— А что это Вы жуете, уважаемый обвинитель? — грозно спросил судья.

— Простите, Ваша Честь, не удержался, — судорожно сглатывая, произнес прокурор.

— Хотите оказаться за решеткой?

— Никак нет, Ваша Честь, прошу простить великодушно, — мямлил он.

Судья грозно оглядел зал. Сел. Дятел ударил клювом в диск на столе.

— Прошу всех сесть, — прогремела секретарша.

— Слушается дело о пропаже целого Урожая, — начал процесс судья, — господин обвинитель, вам слово!

Прокурор поднялся, почесал затылок:

— А что тут говорить, — удивился он, — пахали, сеяли, убирали, и вот, смотрите, люди дорогие, что осталось! Пропал, пропал весь Урожай!

Обвинитель всхлипнул и залился слезами, нежно поглаживая тощие колоски, аккуратно подобрал выпавшее зернышко:

— А ведь какой был, вы только взгляните!

На вытянутой руке, все так же временами всхлипывая, он протянул к залу одинокое зерно.

— Покажите-ка ближе, — воскликнул судья, вытирая слезы.

Уже рыдали и плакали все, особенно заливался неухоженный старичок сзади, обмывая слезами лицо и старательно стирая грязь желтыми от табака пальцами. Прокурор осторожной кошачьей походкой подошел к столу. Грозный судья сквозь огромную лупу стал разглядывать зерно, потрогал когтистым пальцем, покатал его по ладони обвинителя, взял и отправил себе в рот. Зал застонал и внимательно смотрел, как судья пережевывает потерпевшего.

— Да, вполне спелое и жирное зернышко, — произнес судья, — так кого же вы обвиняете?

— Я, Ваша Честь, начну с самого начала. Ранней весной черные поля вспахали, засеяли семенами, налетело воронье и ну клевать! — прокурор указал пальцем на решетку.

Сидящие на макушках других подозреваемых вороны прятали головы в крылья и испуганно испражнялись. Зал зашумел.

— Что осталось, Ваша Честь, то взошло, — продолжил обвинитель, — полили дожди, да с градом!

Он снова указал на решетку, туча насупилась от обиды и пролилась густым ливнем, смывшим вороньи испражнения, при этом туча стала намного меньше, и места в камере прибавилось.

— Что не сгнило, градом не побило, — зацвело, налетела саранча, — опять палец указал на подозреваемых.

По решеткам лениво ползала саранча. Вдруг, буро-зеленые твари расправили крылья, взлетели и направились прямо в открытое окно! Присутствующие растерялись. Когда охранники окно закрыли, почти вся подсудимая саранча уже вылетела.

— Побег из зала суда! — прокричал судья, — это усугубляет положение всех подсудимых!

По залу бегала взбешенная публика, высоко подскакивая, подпрыгивая и пытаясь поймать не успевших вылететь насекомых. Хлопая крыльями, носился под потолком бессильный дятел, затем сел и быстро застучал клювом в диск.

— Прошу не нарушать порядок в зале, — взревел судья, — продолжайте обвинитель!

— Продолжаю, Ваша Честь! Что недоедено, осталось, — заколосилось, и тут — распалилось солнце!

За решеткой туча старательно пыталась прикрыть собой смущенное всеобщим вниманием солнце и таяла, таяла. Прокурор продолжил свою обвинительную речь:

— Что не сгорело — то созрело. Пришли комбайнеры, что не потеряли, то собрали, что не украли, повезли на элеватор, что не просыпали, — довезли.

Огромные мускулистые мужчины открыто и смело смотрели в лицо судьи.

— Вот оно, — прокурор широким жестом указал на сиротливые колоски в облупившейся вазе на его столе, — Вы видите, Ваша Честь, что осталось! Ваша Честь, я требую отменить мораторий на смертную казнь на время этого судебного процесса и казнить всех виноватых в пропаже Урожая!

Слегка задремавший к концу речи судья встрепенулся:

— Ну, ну, батенька. Это уж слишком! Отменить мораторий! Вот, хватил! Я понял, Вы требуете высшей меры наказания. Хорошо, я Ваше мнение учту! Адвокат! У Вас есть, что сообщить суду?

Вальяжный адвокат поднялся, потягиваясь после глубокой дремы, в которой он пребывал во время прокурорской речи:

— Конечно, Ваша Честь! Скажу только одно — не виноваты мои подзащитные ни в чем!

— Какая интересная мысль! Подробнее. Пожалуйста!

— А че объяснять-то?! — адвокат развязной походкой знающего себе цену обольстителя подошел ближе к судье, — сами подумайте, Ваша Честь! Что там обвинитель вещал? Вспахали да засеяли, вороны налетели, да на то они и вороны, дабы налетать и клевать! Дожди с градом, так на то ж и весна, чтобы с градом и чтобы дожди. Все логично, Ваша Честь!

— Это все, адвокат, что Вы можете сказать? Дальше кто у нас? Саранча? Мы ее сейчас посадим!

— Да о чем Вы, Ваша Честь, она все равно не взойдет! Что ж ее сажать-то, она уже на крыло встала, летит! Не виновата саранча. Зачем ей рот даден? Жевать! Вот и жевала! Солнце палит, потому, что оно — солнце! Кто ж судит-то за выполнение своих обязанностей, да еще и такое старательное!

— Значит, это — комбайнеры! Сажаем их всех! Всю лигу комбайнеров за решетку! Неповадно будет!

— Да, нет, процент потерь, Ваша Честь, абсолютно соответствует норме! И при сборе и при перевозке.

— Так что же, никто не виноват? — растерялся судья.

— Никто, Ваша Честь, из тех, кто находится за решеткой. Никто! — пафосно произнес адвокат и упал на свое место.

— Хорошо, — задумался судья, — подсудимые, вы хотите что-то сказать в свое оправдание?

Дружным хором скамейка подсудимых ответила:

— Никак нет, Ваша Честь, Наша Честь — адвокат, все сказал.

— Хорошо, объявляю перерыв для вынесения приговора.

— Встать, суд идет, — прогремел зычный голос субтильной секретарши.

Судья стремительно покатился к выходу. Зал напряженно стоял, провожая его глазами.

Репортерша в следах платья появилась перед секретарским столом, облокотилась на него, слегка отставив упругую попочку, произнесла, томно глядя в объектив:

— Какое запутанное дело! Подумайте, господа! Сидящие за решеткой, как настоящие бандиты, оказались ни в чем не виноваты! А ведь они столько времени провели в КПЗ! Чем-то еще кончится этот суд!? Вот и объявлен перерыв для вынесения решения по этому, очень запутанному, делу. Еще немного и мы узнаем, кто это — преступная группировка, или кто-то другой, может быть, одинокий преступник — виновны в пропаже Урожая.

Репортаж прервали громовые раскаты секретарского голоса:

— Встать, Суд идет!

Заняв свое место, прослушав стук клюва дятла о диск, судья заговорил:

— Почтеннейшая публика, обдумав все вышеизложенное, я кинул кости, и сделал следующие выводы: а почему семена не спрятались от ворон? А почему были так слабы всходы, что не вынесли дождь и град, солнце? Почему не сопротивлялись саранче? Почему был Урожай таким мелким, что — просыпался? И почему его так мало осталось? Нет, тут дело не чисто! Поэтому суд постановляет следующее: признать всех подозреваемых невиновными, тем более что их так мало осталось, кроме, конечно, улетевшей саранчи, потерпевших — виновными! Наказать их за халатность, недужность, несопротивляемость, слабость. Отменить мораторий на смертную казнь для этого суда и назначить виновным высшую меру наказания, через испечение Урожая с последующим скармливанием его страждущим. Подозреваемых освободить из- под стражи за отсутствием состава преступления. Сбежавшую саранчу объявить в розыск, в последующем судить за побег из зала суда! Суд окончен.

Зал встал и взорвался аплодисментами. Проснулся адвокат и заорал:

— Это попирание правосудия! Мы это так не оставим! Я подаю апелляцию в международный суд! Правда за нами! Вы не выслушали свидетелей по делу!

Дятел стукнул клювом о диск и вылетел в окно, а низкий голос секретарши пророкотал:

— Встать, Суд идет!

Прокурор судорожно дожевывал последние зернышки, когда конвоиры подошли за осужденными. Уцелевшую солому арестовали, отправили в печь, чтобы накормить всех страждущих!

Поправляя прическу, корреспондентка собралась произнести заключительные слова в камеру, но освобожденный комбайнер подхватил ее, перебросил через плечо и понес к дверям. Люлёк, сверкая белоснежными стрингами кричала:

— Спасите, помогите, Васик!!!

Но никто не обращал на нее внимание, а Васик снимал главные в его жизни кадры: как сердитая туча, обернувшись вокруг уставшего солнца, сверкая молниями и сыпля градом и дождем на головы всех присутствующих, медленно вытекала из окна. Между ногами выходящих носилась ободранная черно-бурая лиса со строгим ошейником, кусала за ноги всех подряд и дико верещала, когда ей наступали на хвост. Люлёк продолжала орать, сложила ноги вместе и мощным ударом рыбьего хвоста по затылку похитителя, отправила того в нокаут. Обрадоваться свободе не успела, так как выходящий следом комбайнер, подхватил ее на руки и радостно произнес:

— Ох, какой улов! То-то жена обрадуется! То-то ушица будет!

Он достал огромную клеенчатую сумку и упаковал в нее белорыбицу.

Судья, утомленный тяжелым процессом, подлетел к потолку, вцепился задними лапками в потолочную балку, обернулся мантией и заснул. До следующего процесса.

26.07.2010