"Прощай, принцесса" - читать интересную книгу автора (Мадрид Хуан)Глава 12Дискотека «Круг» состояла из двух помещений: через тесный, плохо освещенный бар посетители попадали в еще один зал, слегка побольше размером. Темноту танцпола прорезывали огни светомузыки, было шумно. В ярких всполохах виднелась толпа ритмично двигающихся людей. Они танцевали, сбившись в плотную массу, иногда вверх взлетали руки. Зрелище было отталкивающее. Бар, размером едва ли больше вагона в метро, был битком набит молодыми людьми — казалось, они принадлежат к трем или четырем неизвестным науке полам, — которые выпивали и пытались разговаривать, несмотря на оглушающий шум. Я прикинул опытным глазом — большинству из них вряд ли уже исполнился двадцать один год. Хотя среди толпы выделялись компании тридцатилетних женщин, которые кутили вовсю — пили и дымили сигаретами. Мне удалось протиснуться к той части стойки, где можно поставить стаканы. Я спрашивал себя, как вообще можно беседовать в подобной обстановке. За стойкой хозяйничал высокий субъект лет сорока с хвостиком, на голове его красовалось что-то вроде берета — в стиле Че Гевары. А может, таким образом он просто скрывал лысину. Бармен безостановочно разливал напитки — в совершенно бешеном ритме. Официантка с подносом как-то ухитрялась протискиваться между посетителями. Я окинул взглядом стены, практически полностью покрытые плакатами музыкальных групп, афишами и фотографиями знаменитых посетителей. Много было постеров Прошло больше получаса, прежде чем официантка с подносом смогла пробиться ко мне сквозь толпу. Это была девушка с бледным усталым лицом, одетая в белую футболку без рукавов. Она молча встала передо мной, прижимая поднос к груди. — Один джин-тоник, пожалуйста, — заказал я. — Низкий стакан, надо выжать туда пол-лимона. Если есть джин — Тысяча пятьсот. — Сколько? — Это дискотека, сеньор. — Ах так? Ну, я, видимо, не заметил этого. Ладно, несите. Она удалилась, собирая по дороге другие заказы, а я задумался, пытаясь представить себе Лидию Риполь в подобной атмосфере. Лидия пять лет прожила в этом квартале, легко предположить, что многие завсегдатаи были с ней знакомы. Надо только угадать, кто именно. А это все равно что отыскать иголку в стоге сена. Я вновь стал разглядывать бармена. Может, он и есть владелец, тот самый Норберто, о котором упоминала Ана Гарсес, тот, что делает скидку на выпивку жителям квартала. Еще полчаса ушло у официантки на то, чтобы принести мой джин-тоник. Что ж, по крайней мере она запомнила про низкий стакан. Девица поставила его рядом со мной, сняла с подноса бутылку тоника. Я дал ей банкноту в тысячу и монету в пятьсот песет, она сунула деньги в сумочку на поясе и так же молча удалилась. Про пол-лимона, которые я просил выдавить в стакан, она конечно же забыла. Я не стал ее возвращать. Но прежде чем пить, все же недоверчиво принюхался. Кажется, джин был паленым, к тому же не из лучших. Я сделал глоток. Жидкость, которую мне подали, легко могла соперничать со знаменитым скипидаром из Мозамбика. Я поставил стакан на место. В половине третьего ночи грохочущая музыка оборвалась, и в баре стало чуть поспокойнее. Я подумал, что скорее всего время, после которого нельзя громко шуметь, установлено администрацией района. Народ начал расходиться — кто-то на улицу, кто-то переместился в танцевальный зал, или как там это у них теперь называется. За стойкой осталась лишь одна парочка, которая страстно целовалась, не обращая ни на кого внимания. Человек в берете собрал бокалы и бутылки из-под пива и присел на табурет, плеснув себе виски. Я взял свой стакан и бутылочку тоника и устроился на табурете неподалеку от бармена. Тот, скользнув по мне безучастным взглядом, продолжал пить. — Ты Норберто? — спросил я, и он снова поднял на меня глаза. — Я бы хотел поговорить с тобой. — В чем дело? Вблизи каждая из морщин на бледном небритом лице явственно выдавала его возраст. — Меня интересует информация о Лидии Риполь, ты знаешь, о ком я… Об убитой журналистке. Она ведь частенько бывала здесь, так? Я смотрел, как он подносит стакан ко рту и делает глоток, возможно обдумывая, что мне ответить и вообще стоит ли это делать. Целующаяся парочка поднялась со своего места, парень попросил счет, назвав бармена Норберто. На вид ему было лет девятнадцать, но он носил бороду, чтобы казаться старше. Норберто крикнул официантке: — Кристина, рассчитай Хосе Луиса! — Потом снова повернулся ко мне: — Я не люблю полицейских, знаете ли. — Я не полицейский, Норберто. Мне просто нужна информация, и я готов за нее заплатить. Неплохо заплатить, между прочим. Он снова уткнулся в свой стакан, а я принялся наблюдать, как девушка, которую он назвал Кристиной, получала с клиента деньги. Похоже, все трое состояли в приятельских отношениях, однако парень без звука дал официантке три банкноты по тысяче песет. Та обернулась к Норберто: — Слушай, уже половина третьего, мне давно пора было уйти. — Еще чего! А кто будет собирать посуду. У нас что, каждый день теперь будет повторяться одно и то же?! Девушка было открыла рот, чтобы ответить, но передумала и, повернувшись к стойке спиной, начала бродить по залу, собирая бокалы и пивные бутылки. Норберто вновь погрузился в свои мысли. Я решил подождать, что же произойдет дальше, достал пачку «Дукадос» и закурил. Мне вдруг стало интересно: этот Норберто ведет какую-то игру или у него просто такой характер. Я не мог этого понять, а потому не стал ничего предпринимать, а решил просто молчать и плыть по течению. Так прошло довольно много времени. Норберто потягивал свой виски, делая маленькие глоточки, а я неспешно дымил. Оба спокойные. Но внезапно Норберто слез со своего табурета и направился к двери с надписью WC. Я видел, как он вошел, не закрыв за собой дверь. Я все еще не знал, как мне следует вести себя дальше. Но все же предпочел положиться на интуицию и последовать за Норберто. Толкнув створку с надписью WC, я попал в небольшое помещение, где было еще две двери — одна в дамскую комнату, другая предназначалась для мужчин. Женский туалет был приоткрыт, я вошел внутрь. Норберто сидел на крышке унитаза и втягивал носом кокаиновую дорожку толщиной с палец. Я закрыл за собой дверь и застыл в ожидании. Бармен продолжал заниматься своим делом, не выказывая ни малейшего волнения. Закончив, он аккуратно собрал остатки белой пудры и втер ее в десны. — Хочешь попробовать? Это лучший порошок во всем Мадриде. — Мне не нужны наркотики, мне нужна информация. Ты ведь был знаком с Лидией Риполь, так? — Это дело поганое, слышишь? Все, что связано с этой журналисткой, — сплошное дерьмо. Сколько же ты намерен заплатить за то, что я могу тебе рассказать? — Все зависит от того, что ты можешь рассказать, Норберто. — Нет уж, приятель, сначала покажи деньги, я хочу видеть наличность. Сюда приходило великое множество газетных писак, но они ничего не добились. Я их всех отправил восвояси, пусть катятся, вонючие крысы. Если ты желаешь, чтобы я открыл рот, тебе придется хорошенько раскошелится. Идет? Я достал бумажник и извлек оттуда четыре банкноты по тысяче песет: — Я не из газеты, Норберто. Тебе этого хватит? Так что же ты такое знаешь о Лидии? — Все то, что пишут в газетах, — это чушь полная, понимаешь? Двадцать лет назад я сам был журналистом, печатался в лучших журналах… а теперь там полный бардак. — Он пожал плечами. — Нет больше хороших репортеров, были и вышли все. Нынешние — зеленые юнцы, которые ничего не соображают. А ты ведь не похож на газетчика, парень. Ты кто вообще? — Тебе не обязательно это знать, Норберто, так ведь? Предположим, я Папа Ноэль. А ты ведь на самом деле не хозяин этого заведения, так? Бармен впервые улыбнулся, и я отметил практически полное отсутствие зубов у него во рту. — Хозяин? — Он сделал пренебрежительный жест рукой. — Да я раб хозяина, а ведь все эти люди приходят сюда только благодаря мне, понимаешь? Этот сукин сын платит мне жалкие гроши, сволочь проклятая. Я вкалываю в этом болоте с восьми часов вечера до семи утра как минимум. «И поишь людей всякой гадостью», — подумал я. Но вслух, естественно, ничего подобного не сказал, а лишь положил деньги на бачок унитаза. Норберто посмотрел на них алчным взглядом. — Ты знаешь о Лидии что-то, что не было написано в газетах? — Я уже сказал, что в газетах печатают только чушь. Нынешние журналисты — все как один болваны, говорю тебе. Они выставили ее… не знаю, ну прямо Матерью Терезой какой-то. — Она употребляла кокаин? — А ты как думаешь?! Я сам ее снабжал. Она приходила сюда за дозой, принимала ее вот на этом самом месте. Когда девчонка ловила кайф, она совсем дурела, а потом… Он вдруг замолк и опять впился взглядом в банкноты, лежащие на белом фаянсе. — Эта информация не стоит четыре куска, Норберто. — А почему бы тебе тоже не купить у меня хотя бы грамм, приятель? Чистейший колумбийский порошок, тончайший помол — просто пудра. — Он протянул руку к деньгам. — Я приглашаю тебя на волшебную дорожку, друг. — Прекрати, Норберто. Пока ты мне не сказал ничего полезного. Его рука зависла на полдороге, он явно задумался, поглаживая свою бородку. — Так тебе точно не насыпать дорожку? Я покачал головой. Неожиданно раздался стук в дверь и крики официантки: — Норберто, сволочь, немедленно выметайся оттуда, я сейчас описаюсь! Выходи, поганец! — Проклятье, иди в мужской туалет! — Он снова повернулся ко мне. — Эта девица, Лидия, она была на мужиках помешана, трахалась за деньги. Ты ведь не знал этого, так? — За деньги или за дозу? — прервал я его. — А это разве не одно и то же?! Какая разница! Не один раз она меня тут обслуживала. — Он указал на толчок. — Задирала юбку, стягивала трусы и подставляла мне зад. Она всегда хотела именно так, не соглашалась ни на минет, ни на что другое. Ей только так нравилось. Зад в обмен на кокаин — услуга за услугу. — И так каждый вечер, Норберто? — Каждую ночь, когда она заявлялась, мы шли с ней в туалет. Она хотела заработать коку. — Он пожал плечами. — Хочешь верь, хочешь нет… — И он снова пожал плечами. — А с другими она так же себя вела? — Понятия не имею, приходила ко мне раз или два в месяц, где-то так, и потом танцевала всю ночь, она жила неподалеку, в доме номер шестьдесят. Я ее хорошо знал. — У Лидии был постоянный парень, Норберто? Подумай, пожалуйста. Он сделал вид, будто глубоко задумался: — Сейчас… наверное… не знаю… Да вроде был один тип, какой-то там Молина, кубинец, что ли. Я видел, как они лизались с ней там, на площадке для танцев. — Он неопределенно махнул рукой в сторону двери. — Он, по-моему, тоже недалеко живет. Вроде как компьютеры чинит или что-то подобное. — Молина, — повторил я. — А ты знаешь полное имя этого Молины? Он медленно покачал головой: — Здоровый такой мужик, высокий, слегка полноват… ему около пятидесяти или что-то в этом духе, он как-то упомянул, что был актером у себя на Кубе, но ты знаешь, подобные люди и слова не могут сказать, чтобы не соврать. Но как его фамилия, не знаю. Он заходит иногда пропустить пару стаканчиков. Сказав это, он потянулся было к деньгам, но я ждал чего-то подобного, а потому среагировал мгновенно — опередив его, прижал банкноты ладонью. Норберто схватил меня за руку. Это прикосновение меня так взбесило, что я оттолкнул его. Он стукнулся спиной о стену. — То, что ты рассказал, не стоит четыре тысячи песет, Норбертито. Я ожидал от тебя большего. — Я сунул три бумажки в карман, а одну протянул ему: — Вот что ты заработал. Норберто выхватил из штанов автоматический нож и нажал на пружину. Стальная полоса, прямая и блестящая, сверкнула в ярком свете люминесцентной лампы. Я продолжал стоять, протянув правую руку с банкнотой. — Не пытайся меня надуть, сукин сын. Гони быстро деньги, или я тебя порежу. Ты хочешь напороться на нож, козел? — Норберто, для человека твоего рода деятельности ты плохо умеешь считать деньги. Тысяча песет — это довольно много. Ты что, живешь не в нашем мире? Не стоит пренебрегать такой суммой. Я не оставил ему времени на то, чтобы пустить нож в ход. Я быстро угадал, что он намерен сделать. Поймал его запястье и нанес резкий удар в правый глаз. Норберто завопил и попытался вывернуться, но я врезал ему в солнечное сплетение, а когда он сложился пополам, добавил еще крепкий удар сверху вниз в удачно повернутый ко мне висок. Он рухнул и выронил нож. Тут я понял, что дрался, не выпуская из сжатого кулака банкноту, которая превратилась в лохмотья. Я стоял, кипя от бешенства, перед сидящим на полу человеком, который всхлипывал и закрывал лицо руками. Я постарался успокоиться и привести дыхание в норму. Потом бросил рваную бумажку на пол и произнес: — И больше не торгуй таким пойлом. Выйдя на улицу Сан Висенте Феррера, я не почувствовал холода, но ясно ощутил, что осень начинает заявлять о себе. Невдалеке я заметил официантку, которая подавала выпивку в «Круге», ту девушку, что Норберто назвал Кристиной. Она шла потихоньку, маленькими шажками и как-то очень жалко съежившись. Весь вид ее навевал мысли о перепуганном зверьке, спешащем забиться в свою норку. Нагнать девушку не составило труда. — Привет. — Привет, — ответила она, не останавливаясь. Вблизи стало заметно, что Кристина гораздо моложе, чем мне показалось в темном баре. А еще она дрожала. — Ты замерзла? — Что? Да, немного. Вы были в «Круге»? — Именно. Я только что ушел оттуда. — Да, конечно, теперь припоминаю. Увидев вас у стойки, я подумала, что вы чей-нибудь папаша — иногда к нам заходят и родители, представляете? Ну, чтобы посмотреть, чем занимаются их детки. Один раз и мой папа пришел… бедняга. — Я уже давно выгляжу как чей-то отец. А пройдет еще совсем немного времени, и я стану казаться дедушкой. Тебя ведь Кристиной зовут, так? — Да, я Кристина. — Тебе очень холодно, Кристина? Она утвердительно закивала и сильнее закуталась в свою тоненькую курточку. — Просто я не ужинала, вот в чем дело. Не успела. Да и не обедала…. Разве что отломила кусочек тортильи.[15] Вообще я очень мерзлявая, со мной часто такое случается. По утрам, когда выхожу из дома, жарко, а в это время суток… Вы заметили, что ночи стали гораздо прохладнее, так?! Мы уже дошли до улицы Сан-Бернардо. Я остановил ее, положив руку на плечо: — Послушай, тут недалеко, на Сан-Бернардо, есть один паб, он открыт до шести утра, называется «Темпо-П». Позволь мне пригласить тебя, там и поешь. Она посмотрела на меня долгим взглядом: — Простите, но я не хочу спать с вами. — Что ты, мне даже в голову такое не могло прийти, Кристина! Разреши мне угостить тебя, пожалуйста. Мне нужно поговорить с тобой кое о чем. Да я тебе по возрасту в отцы гожусь. — Моему папе сорок четыре года. — Тогда я даже старше его. — Я взял ее за локоть. — Пойдем в то кафе, а потом я тебя подвезу на такси. Я ведь тоже не ужинал. Кстати, меня зовут Антонио. Заведение было битком набито полуночниками, которые галдели, стремясь пробраться к стойке. При этом, как ни странно, я увидел несколько свободных столиков. Мы заказали себе по тарелке косидо,[16] немного сухого хереса и тортилью из пары яиц с ветчиной. В ожидании заказа я рассказал, что привело меня в «Круг», сообщил кое-что о Лидии Риполь и продемонстрировал удостоверение. Она очень удивилась и начала наивно расспрашивать, неужели я правда настоящий частный детектив из тех, кого показывают в телесериалах. Я ответил, что нет, что я просто веду расследование для одной адвокатской конторы. Кристина сказала, что знала эту журналистку, бедняжку Лидию, а еще — что она учится в консерватории, у нее меццо-сопрано, а в баре у Норберто зарабатывает себе на жизнь. Он платит пятьдесят тысяч в месяц, только вот времени на сон у нее совершенно не остается. Ее парень, он учится на историческом, работает три дня в неделю во французском торговом центре — Норберто — скряга и лгун. Он продает самопальную выпивку и так обворовывает своего хозяина, что вы и представить себе не можете. Но больше всего он зарабатывает на… Она запнулась и сосредоточила все внимание на своей тортилье. От еды и тепла ее маленькое личико начало наконец обретать краски. — На продаже кокаина? — Именно так. Он самый настоящий дилер, или как там это называется. Один из тех, что контролируют тот квартал. И он врун — всем подряд говорит, что был журналистом, но мой парень, который работает в этой среде, рассказал, что он когда-то, двадцать лет назад, опубликовал одну или две статьи в «Камбио 16» и теперь мнит себя великим репортером. А сам просто мелкий обманщик. Я ведь даже не пробовала кокаин, представляете?! — А Лидия? — Лидия? Нет, нет… Однажды она сказала, что когда-то баловалась, но потом бросила. Вообще в «Круге» практически все этим балуются. Я подождал, пока девушка закончит свою тортилью, наблюдая, как она макает хлеб в соус. Потом спросил: — Какой была Лидия? Похоже, ты ее достаточно хорошо знала, так? — Да, да, я знала ее, мы частенько с ней болтали. Я так расстроилась, узнав, что с ней сделал проклятый писатель. Ревность — это так ужасно… — Она задумалась. — Бедняжка Лидия. — Так какой была Лидия, скажи, Кристина? — То есть как какой была? Не знаю… нормальная девушка. Ну, сами посудите, иногда приходила потанцевать, почти всегда одна или приводила подружку с работы. Правда, в последнее время Лидия редко появлялась. — У нее был парень? — Парень или сожитель? — Откровенно говоря, я не очень понимаю разницу, Кристина. — Ну, парень — это… парень — это человек, который нравится, с которым встречаешься. А сожитель… сожитель — это человек, с которым ты делишь кров, по крайней мере я так думаю. Лидия… нет… Лидия жила одна, она мне разок говорила, что ни с кем даже не встречается… Она отнюдь не была «синим чулком», если вы понимаете, о чем я говорю, имела успех у мужчин, потому что мелькала на телеэкране, была знаменитой, но постоянного друга у нее все-таки не было… Кажется, не было. Она была романтической особой, я, кстати, тоже склонна к романтике. Помню, как-то она рассуждала о том, что никогда не ляжет ни с кем в постель, пока по-настоящему не влюбится. Представьте себе, я целых пять дней не позволяла себе переспать с моим парнем, его, кстати, зовут Фернандо. Пока не убедилась, что испытываю к нему сильные чувства, я ни за что не подпускала его близко. — Лидия занималась любовью за дозу? — Занималась любовью? Вы имеете в виду сексом? — Да, черт побери, я имею в виду секс, что же еще?! Она отдавалась мужчинам в обмен на кокаин? — Лидия? Что вы, это невозможно… Такого точно не было. Я бы знала, официантки… Понимаете, мы ведь постоянно болтаем, сплетничаем… И мы всегда знаем, если в туалете что-то происходит между парнем и девушкой… ну, или, скажем, между двумя девушками, или между двумя парнями. Но Лидия никогда так не делала. Она была… не знаю… она была очень известной личностью. Когда вы с Норберто уединились в туалете, я думала, что… ну, что дело идет о его делишках с кокаином или… простите, но я думала, что вы там будете… то есть понятно, чем будете заниматься. Норберто никогда не упускает возможности, он использует то, что у него есть наркотики, и… Ну, короче, он гомосексуалист, но скрывает это, представляете? Он постоянно волочится за женщинами и часто добивается своего. Даже ко мне подкатывал! Мерзкий тип! — Ты слышала, чтобы он спал с Лидией? — Норберто? Нет, это невозможно. Ну то есть так мне кажется. Лидия как-то разок сказала мне, что Норберто попытался было подбить к ней клинья, но он всегда вызывал в ней исключительно отвращение. Тут мы с ней были одного мнения, как видите. И вот еще что я хочу сказать. В последнее время Лидия была очень грустной, вернее угнетенной. Ей даже приходилось носить перчатки. Вы понимаете, о чем я говорю? — Подожди секунду, в каком это смысле ей приходилось носить перчатки? — Ну да, перчатки. Она носила такие… светлые перчатки, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь увидел ее руки. Кисти были сплошь покрыты болячками, что-то типа экземы, она их расчесывала, иногда даже до крови. Ужас! Я так думаю, это следствие какой-то нервной болезни. Ну то есть она мне так сказала. Что это все из-за стресса, по словам врача. И вот еще что: она много плакала, в те дни была очень грустной. Как-то я увидела ее на дискотеке, она стояла, привалившись к стене. Я поздоровалась, но там было очень шумно и совершенно невозможно поговорить, вы сами видели, так? А еще темно… но я все-таки подошла, чтобы спросить, не хочет ли она чего-нибудь выпить, и увидела, что по лицу ее текут слезы. — Ты уверена? — Конечно, еще бы мне не быть уверенной! Я подошла к ней, увидела слезы и спросила: «Детка, что случилось, чего ты ревешь?» А она помотала головой, словно бы отрицая что-то. И ответила: «Ничего не случилось, все у меня в порядке», но продолжала плакать. Я ее обняла и начала утешать, а она заревела сильнее. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю? — Прекрасно понимаю. Так она что, так и не призналась, в чем дело? — Нет, в тот день нет. Ничего не сказала, только плакала и плакала, хотя я была не против поговорить с ней, выслушать… Но это ведь практически невозможно, этот подлец Норберто вечно наблюдает за мной и, если заметит, что я отвлекаюсь от работы, очень ругается. Я даже отойти пописать не могу, просто изводит меня. А можно, я закажу кружечку пива? — Конечно, давай попросим две — для тебя и для меня. Я помахал рукой официанту и сделал заказ. Кристина собрала со стола хлебные крошки и рассеянно сунула их в рот. — Как здорово, что с вами я могу… — сказала она. — Можешь что? — Ну… поговорить. С большинством мужчин совершенно невозможно общаться, а я жуткая болтушка. Скажем, вот я на дискотеке, так? И хочу у кого-то что-то спросить. Предположим, у какого-нибудь парня, который тоже там крутится. Я подхожу и говорю: «Тебе нравится — Слава богу! — Да, слава богу! Вот и с моим парнем та же ерунда, он с ума сходит от этой ревности, видите ли, злится, что я каждую ночь провожу на дискотеке. Считает, что мы, девушки, только об одном и думаем. И любая готова… Чуть что — сразу в койку. А это ведь не так. Хотя не буду утверждать, что нет распутных девушек, конечно есть. Я много чего насмотрелась на этих танцульках и если бы ему рассказала… — Но Лидия во всем этом не участвовала? — Нет, Лидия — нет… Откровенно говоря, когда-то было дело, но довольно давно… Я хочу сказать, где-то год назад или больше, я как раз тогда устроилась к Норберто, и… но тогда у нее ведь никого не было и… Ну да, она встречалась то с одним, то с другим, но это же нормально, так?! — То есть ты хочешь сказать, что в последнее время у нее все-таки кто-то был? — Да, она говорила, что у нее появился постоянный ухажер. — И она сказала, кто это? — Нет… она не назвала его имени. Только рассказала, что он необыкновенно красив. Ну, ясное дело, наши парни нам всегда кажутся неземными красавцами, так?! Официант принес две кружки, и Кристина подняла свою: — Выпьем… за нас! Мы чокнулись. — Ладно, как бы ни было тут хорошо, я должна идти. Не потому что мне не нравится сидеть тут с вами, просто мой парень сходит с ума, если я задерживаюсь. Он думает, что меня кто-то увел. Вот раньше… до того как мы познакомились, я могла пойти с… с тем, кто мне понравится, так?! Ведь окрутить мужчину проще простого: ты ему улыбаешься — и готово! — А за Лидией раньше такое водилось? — Когда она была одинокой? Конечно, она ведь была нормальной девчонкой. Но в любом случае она не была такой, как эти, ну, понимаете, которые всегда готовы, но и она крутила романы. Не так, как другие, но бывало. — А потом изменилась… В последние месяцы она прекратила флиртовать, так ведь?! — Совершенно верно. — А еще позднее она стала выглядеть несчастной и постоянно плакала. Кристина в ответ сокрушенно покачала головой, потом прикончила свое пиво. — Ее что, бросил этот Молина, бывший кубинский актер? — Молина? Да нет… у нее и не было с ним ничего серьезного. Старое знакомство, приятель, он симпатичный, обаятельный и знает много анекдотов. Лидии он нравился. — А близким другом когда-нибудь был? — Да… То есть я не знаю точно. Понимаете, у Лидии было много друзей, а вот насчет близких… не знаю. Вы же понимаете: она была известной, бедняжка. Но мне кажется, этот Молина уехал в Майами, его что-то очень давно не видно. — Ты, конечно же, не знаешь его адреса в Майами, правда? — Нет, мне только кажется, что он туда отправился, я же сказала. У него там дети живут. Да, точно, он их давно не видел и поэтому туда собирался. Странная штука жизнь, правда? Сегодня человек запросто болтает с тобой и все вроде в порядке, а потом его убивают, так?! — Позволь, я задам еще один вопрос, Кристина. Как ты полагаешь, почему Норберто врет? — Как это, почему врет? Да не знаю я, честное слово! Может, потому что от природы врун — во всяком случае от него никогда ни слова правды не услышишь. Какой же он отвратительный, ужас просто! Простите, но мне в самом деле пора идти. Здесь, конечно, очень здорово, но мой парень заждался. Я проводил ее до двери и поймал такси. Кристина поблагодарила меня за все и чмокнула в щеку на прощание, но вдруг обернулась, уже взявшись за открытую дверцу машины: — Я вот еще что вспомнила… Я как-то слышала, как этот подонок Норберто разговаривал с какими-то людьми, которые спрашивали о Лидии. Можете вообразить, он заявил, что она шлюха, можете вообразить, шлюха и наркоманка?! А те сеньоры, они были, как вы, похожи на ищеек, простите, на полицейских. — И когда же это произошло? — Представьте себе, где-то за месяц до того, как ее убили. |
||
|