"Прощай, принцесса" - читать интересную книгу автора (Мадрид Хуан)

Глава 11

Первым, кого я увидел, войдя в «Каса Камачо», был Каликсто Бенгочеа. Он наклонял огромную голову к самой тарелке, зачерпывал что-то ложкой, потом подносил ложку ко рту и с шумом жевал. Должно быть, у него разболтался зубной протез, так как клацанье было слышно от двери.

Старый добрый Каликсто.

Мы знакомы с детства, выросли на одной улице. Но я потерял его из виду, когда пошел добровольцем в армию в восемнадцать лет. Потом до меня доходили сведения, что он стал чемпионом в греко-римской борьбе, позднее поднимал камни весом в двести пятьдесят килограммов в Сараусе,[14] по крайней мере мне так рассказывали. Но после одного неудачного падения жизнь его покатилась по наклонной плоскости, и казалось, ему уже не выправиться.

Я встретил старого приятеля лишь через много лет, когда уже служил в «Ночном патруле» в комиссариате Центрального округа. Он пришел ко мне с просьбой помочь его сыну, шестнадцатилетнему мальчишке, которого задержали за то, что он, вооружившись игрушечным револьвером, обчистил четыре аптеки в квартале. Парнишка целый день лил слезы в камере, пока его отец сидел в коридоре приемной, ожидая, когда я появлюсь в комиссариате.

Внешность Каликсто всегда производила впечатление на людей. При росте около метра девяносто он весил более ста тридцати килограммов. Размер ноги у него был сорок седьмой, а всю одежду приходилось шить на заказ. В те времена он судил соревнования по вольной борьбе и подрабатывал, снимаясь каскадером в кино. Среди его достижений была даже роль чудовища Франкенштейна в фильме испанского кинорежиссера Хесуса Франко. Но после сильной травмы позвоночника он больше не мог работать каскадером. Да что там, он смог встать на ноги и начать самостоятельно передвигаться только благодаря специальному ортопедическому корсету, правда ходил он очень прямо, словно хорошо вымуштрованный солдат.

Когда Драпер организовал свою контору, я попросил его воспользоваться услугами моего приятеля, и с тех пор тот периодически взимал плату с должников. Одно только появление Каликсто на горизонте вызывало у людей с нечистой совестью непреодолимое желание немедленно расплатиться с кредиторами. Никто из них не знал, что этот гигант практически беспомощен и даже ребенок может повалить его на землю, лишь слегка толкнув.

В тот вечер в комиссариате Каликсто упросил меня помочь его сыну. Он был готов возместить ущерб, что нанес сын в аптеках, лишь бы владельцы забрали свои заявления. Я посодействовал старому другу, и мальчишка в ту же ночь вышел на свободу, так и не попав на скамью подсудимых. Двадцать четыре часа заключения стали для парня хорошим уроком, и, насколько я знаю, больше он никогда не нападал на аптеки.

Я доел свой обед, закурил сигарету и откинулся на спинку стула, ожидая, пока Каликсто закончит хлебать из своей тарелки. Должно быть, он сейчас выполнял какую-то работенку для Драпера, вряд ли то, что гигант зашел поесть в «Каса Камачо», совсем неподалеку от офиса моего шефа, было совпадением.

Пока я размышлял об этом, Каликсто как раз прикончил десерт. Я подошел и похлопал его по спине.

— Я могу сесть с тобой?

— Тони, приятель, вот неожиданность! Конечно, конечно садись! Это сколько ж мы не виделись-то, а?!

— Как у тебя дела?

— Да так себе, скриплю потихоньку, хотя с этой спиной одни мучения. Выполняю сейчас одну халтурку для Драпера. — Он пожал плечами. — Дрянное занятие. А ты… у тебя как жизнь? Все еще играешь в покер?

— Да, все никак не брошу, но я уже не тот, что раньше, Каликсто. Сейчас работаю на одного адвоката, подписал временный договор.

— Да, конечно… ты ведь постоянно трудишься у Драпера, так?

— Как дела у твоего сына, Каликсто?

— У моего малого? Да великолепно. Он знает, чего хочет, да и упертый очень. Однако, по справедливости сказать, жизнь над всеми нами периодически зло подшучивает. Сейчас он работает разносчиком пиццы в одном заведении. Ну, бегает пару дней в неделю, по субботам и воскресеньям. Но он еще на компьютере работает и дает уроки самообороны. Неплохо в этом деле разбирается. Иногда проводит тренировки в спортивном зале. Погоди, вот я расскажу ему, что встретил тебя, уж он обрадуется.

— У меня есть работенка для твоего малого, Каликсто.

Глаза моего собеседника от изумления стали круглыми, как блюдца, и он склонился ко мне своим могучим корпусом.

Я продолжил:

— И я могу ему хорошо заплатить. Но нужно, чтобы ты гарантировал, что лично присмотришь за ним. Что скажешь?

— Что я скажу? А что я могу сказать, Тони?! Мы в полном твоем распоряжении — я и мой сын. Все, что бы тебе ни потребовалось, сделаем. Так о чем идет речь?

— Это нелегко, но я дам за работу хорошие деньги.

Я объяснил старому приятелю, что мне нужны имя и адрес, да и вообще любая информация о сумасшедшем, который 18 мая этого года разгромил и поджег кабинет директора клиники Санчеса Росса. Я кратко описал Каликсто обстоятельства дела, рассказал, как добраться до клиники, дал номер моего мобильного и выдал пять тысяч песет авансом и на накладные расходы. Еще столько же я пообещал заплатить, если им удастся выполнить задание.

Мы поболтали еще некоторое время. Он выпил три коктейля «Солнце и тень», это был любимый напиток Каликсто, всегда приводивший его в самое веселое расположение духа, а я заказал стопку водки, настоянной на травах. В итоге я оплатил его счет.

На этот раз Ана Гарсес все-таки открыла дверь. Я узнал ее по фотографии в газете. Передо мной стояла молодая женщина лет тридцати, небольшого роста, с вытянутым лицом и резко очерченными скулами.

Несколько мгновений она очень внимательно изучала меня, прищурив глаза. И, прежде чем я открыл рот, Ана перевела взгляд на часы и сердито заявила:

— Я ведь сказала этим типам из риелторской фирмы, чтобы они присылали людей после семи! Ладно, что уж там, вы хотите поглядеть квартиру?

— Да мне, в общем-то, не очень нужно на нее смотреть, — в легком замешательстве ответил я.

Она глубоко вздохнула, пошире раскрыла дверь и посторонилась, чтобы впустить меня внутрь.

— Это очень хорошая квартира, как видите, особенно если вы один. У вас есть семья? Если есть семья, то стоит поискать что-нибудь побольше.

— Я одинок, — ответил я.

Девушка явно была болтушкой.

— Ну тогда глядите, квартирка маленькая, но отличная. Видите? Тут вместе кухня, столовая и гостиная, вот эта дверь ведет в ванную, а там справа спальня. Общая площадь около пятидесяти квадратных метров, плюс — минус. Самое замечательное — вот это окно, оно выходит на южную сторону, и здесь всегда много солнца. Ну и конечно… то, что мы как бы в районе Маласанья, хотя официально к нему не относимся. Если вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, я вас отлично понимаю.

Маленькая комнатка была разгромлена, вдоль одной из стен высилась пирамида из картонных коробок. На журнальном столике грудой валялась женская одежда, такая же куча лежала на диване, накрытом пледом из тех, что иногда воруют в гостиницах или самолетах.

— Тут недалеко площадь Комендадорас, отличное место с кучей баров и летних кафе. А чуть подальше площадь Дос-де-Майо, нужно только подняться выше по улице Ла-Пальма, и вы ее увидите. Местоположение — вот основное достоинство квартиры. Вы знаете этот район?

— Да, немного.

— Теперь он стал замечательным, не правда ли?! Раньше тут было очень много наркоманов и… и много наркотиков, да и жестокости хватало, так ведь?! Но все изменилось, когда в ближайшие дома стали селиться творческие люди — актеры, писатели, художники, власти навели порядок на улицах, и стало совсем хорошо. А лучше всего, что открылась куча новых магазинов, бутиков. Теперь все, что угодно, можно купить недалеко от дома. Не нужно ехать в центр… хотя… ну да, Гран-Виа в двух шагах, потом еще до сквера Алонсо Мартинеса совсем недалеко, станция «Бильбао» рядышком… Ах да, и еще ведь кинотеатры! Сколько угодно! Вам нравится кино?

— Да, немного.

— Ну так я вам скажу: все они недалеко, буквально любой мадридский кинотеатр — в двух шагах. Да тут вообще практически центр… можно сказать, центр города. Я серьезно говорю, лучшее, что есть в этой квартирке, это местоположение. Вы хотите посмотреть остальные комнаты?

— Давайте, раз уж я все равно здесь.

Она толкнула правую дверь, и за ней открылась комната без окон с двустворчатым платяным шкафом и разворошенной двуспальной кроватью, на которой кучей лежала одежда и какие-то вещи.

— Простите за беспорядок, но я переезжаю, именно поэтому обратилась в риелторскую контору и сказала, чтобы они присылали людей после семи. — Она закрыла дверь и снова внимательно уставилась на меня. — И сколько же вы будете платить этим риелторам? С меня они сдирали пятьдесят тысяч в месяц, то есть пятьдесят пять, если быть точной. Будьте осторожны, это настоящие бандиты. Им бы только поживиться за счет бедных квартиросъемщиков.

— В этой стране кругом одни бандиты, не правда ли?! — ответил я. — Иногда мне кажется, что из тюрем вдруг повыпускали всех преступников. Особенно, по моему мнению, это касается риелторов и строительных фирм — в общем, всех тех, кто как-то связан с недвижимостью.

Она усмехнулась:

— Да, повыпускали всех преступников… Пожалуй, вы правы, хе-хе-хе. Я и сама так думаю. Посмотрите, это вот ванная комната. — Она толкнула дверь напротив. По размерам ванная была чуть больше лифта. — Она маленькая, но тут есть все что нужно — и душ и прочее.

— Но тут нет окон.

— Нет, а зачем окно в ванной?! Единственное окно в квартире — это то, что в гостиной.

Я подошел к окну. На подоконнике стоял ящик с красными геранями. С высоты четвертого этажа открывался чудесный вид на улицу Ла-Пальма.

— И куда вы собрались переехать? — спросил я.

— В Лас-Росас, далековато от Мадрида, но там прекрасный дом, что-то вроде коттеджа. Вокруг цветут сады, рядышком бассейн… что еще надо?!

— И у вас там есть работа?

Лицо Аны буквально осветилось:

— Ох, да, конечно же! В муниципалитете Лас-Росаса. Они все еще не сказали мне, чем конкретно я там буду заниматься, но я просила их, чтобы это было что-то связанное с культурой. Понимаете?! Я обожаю культуру.

Ана Гарсес смотрела на меня, улыбаясь счастливой улыбкой, скрестив руки на груди. Я перевел взгляд на единственное украшение, висевшее на стене этой кухни-столовой-гостиной. Оно представляло собой плакат какой-то музыкальный группы, с автографами ее участников. Malasaña Boys, как гласила надпись, выступали в клубе «Круг». Если верить дате, это произошло год назад. Девушка проследила за направлением моего взгляда.

— Вам нравятся Malasaña Boys? Они здорово пели, но группа распалась, такая жалость. Они играли в «Круге», потому что были в приятельских отношениях с Норберто, управляющим. Ах да, если вы снимете эту квартиру, вам непременно нужно сходить туда, эта дискотека самая популярная в квартале, мы все там бываем. Просто скажите, что вы от меня, от Аны из супермаркета, и Норберто сделает вам скидку, я уверена. Для жителей нашего квартала выпивка стоит совершенно иные деньги, чем для чужаков.

— Буду иметь это в виду. Но хочу спросить одну вещь: признайтесь, Ана, ведь вам нужны очки?!

— Да, угадали, очень нужны! — Она горестно зажала лицо ладонями. — Но они мне совершенно не идут. Я, наверное, куплю линзы, а лучше сделаю операцию. Теперь, с моей новой работой, я могу себе это позволить.

Я снова выглянул в окно:

— И с этого самого места вы смогли углядеть, что Хуан Дельфоро вышел из такси с бутылкой шампанского Moët amp; Chandon в руках?

Я повернулся к девушке. Лицо ее изменилось. Она прижала дрожащую руку ко рту и отступила на шаг. Я честно пытался выглядеть как можно безобиднее. Как всегда, это мне давалось с трудом.

Я улыбнулся:

— Да об этом писали во всех газетах, Ана. Абсолютно все знают, что ты была лучшей подругой Лидии Риполь и видела, как ее предполагаемый убийца вошел в этот дом в восемь тридцать вечера как раз в тот день, когда ее убили, так ведь?

Но девушка не успокоилась. Я видел, как часто она дышит, потому сунул руку в карман пиджака, достал бумажник, вынул оттуда удостоверение и показал ей, вытянув руку. Она взяла «корочку» и приблизила к глазам.

— Вы… вы частный детектив?

Я забрал документ.

— Нет, я веду расследование для юридической фирмы Кристино Матоса, Ана. Этот адвокат защищает Хуана Дельфоро.

— Вы меня… Вы обманули меня, сказали, что пришли, чтобы… Так вы не из риелторской фирмы?

— Нет, Ана, я не из риелторской фирмы. Я просто хотел кое-что с тобой обсудить. А если ты немного успокоишься и вспомнишь начало нашего разговора, то поймешь, что я тебя не обманывал, так как не говорил, зачем я здесь. Ты ведь сама все додумала, так?! Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю. Не нервничай, пожалуйста, и постарайся мне поверить.

— Я хочу… хочу, чтобы вы ушли. И очень прошу вас об этом.

— Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду, Ана. — Я направился к двери, она последовала за мной. — Только скажи мне, кто приказал тебе держать язык за зубами?

— Они.

— А кто такие эти они, Ана?

— Ну, эти, которые из полиции.

Я слегка приоткрыл дверь.

— А почему, как ты думаешь, они тебя об этом просили?

— Я не… я не знаю.

— Но ты ведь долго и подробно рассказывала все журналистам, так? Твои интервью есть во всех газетах. Ты стала знаменитостью.

— Так и есть, но это совсем иное дело. Уходите, пожалуйста.

— Конечно, я уже ухожу, Ана. Я не хочу надоедать тебе, только скажи, а почему это иное дело?

Она отрицательно покачала головой. Я шире открыл дверь и уже поставил одну ногу на лестничную клетку.

— Подумай, ты ведь знакома с таким красавчиком полицейским, ему слегка за тридцать? Его зовут Гадес, Роман Гадес, так? Это он дал тебе указания о том, что конкретно ты должна говорить журналистам, да?

Ана опять ничего не ответила. Неужели я попал в точку? Я продолжил:

— Почему ты заявила, что узнала Хуана Дельфоро, Ана? Ты понимаешь, что с четвертого этажа при твоем зрении довольно сложно что-то разглядеть?! Кого ты видела тогда, Ана? Лысого господина с бутылкой шампанского?

— Это… это был тот сеньор, писатель, Хуан Дельфоро. Я много раз до этого видела его с… Лидией. Они дружили. И он нес в руках бутылку шампанского Moët amp; Chandon. Я работаю… то есть работала в супермаркете и хорошо… хорошо разбираюсь в марках вин.

— Ана, послушай, для меня ведь это тоже работа. Я ничего не имею против тебя лично, но ты — главный свидетель обвинения.

Я уже совсем вышел из квартиры, но все еще придерживал дверь.

— Лидия была моей подругой. Бедняжка Лидия, — произнесла она со слезами в голосе.

— Да, она была твоей подругой, а друзья должны помогать друг другу, а не скрывать правду, Ана. Послушай, я более двадцати лет прослужил в полиции, сейчас в отставке, но вот что тебе скажу: лучший способ помочь твоей убитой подруге — это сказать правду. Это неправильно, когда полицейские диктуют тебе, что ты должна говорить газетчикам. Гадес присутствовал, когда ты давала интервью?

Она отрицательно покачала головой:

— Его звали не Гадес. Его звали… он какой-то большой начальник там, он сказал… сказал, что его зовут Рауль.

Произнеся это, она подбежала к двери, налегла на нее всем телом и попыталась закрыть.

— Уходите, уходите немедленно!

— Ана, тебя вызовут в суд, и тебе придется сказать там правду. Позволь мне расспросить тебя. Ты же видишь, я не сделаю ничего дурного.

Она неожиданно обмякла, перестав давить на дверь.

— Лидия когда-нибудь говорила тебе про то, что ее хотят убить? Подумай хорошенько, Ана.

Она энергично замотала головой.

— Что она рассказывала о Хуане Дельфоро? Что они были любовниками?

— Друзьями.

— Но у нее ведь было много ухажеров, так? Кто они? Ты помнишь кого-нибудь?

— Она не любила распространяться на эту тему и предпочитала не называть имен, но у нее было достаточно поклонников. — Наконец Ана снова улыбнулась, но на этот раз улыбка вышла грустной. Может, у нее самой не сложилась личная жизнь. — Лидия была очень красивой, очень милой… и журналистка к тому же, ее показывали в новостях. Она нравилась парням. Но она ни на ком не остановила свой выбор. По крайней мере, так она говорила.

— Хорошо, теперь расскажи немного о Хуане Дельфоро. Твоя подруга когда-нибудь упоминала, что между ними существует интимная связь или что он влюблен в нее? Это ведь разные вещи, как я полагаю. Подумай, Ана, пожалуйста.

— Она говорила, что он в нее влюблен. И что раньше был ее педагогом, он писатель или поэт вроде бы. Что он пытался… то есть… что он интересовался ею, еще когда она училась у него на курсе.

— Очень хорошо, Ана. Теперь ты видишь, что я не кусаюсь?

— Вы должны уйти, умоляю!

— Хорошо, только уточню еще одну деталь. Лидия когда-нибудь признавалась тебе, что собирается замуж за принца?

— За принца? В смысле за дона Фелипе?

— Именно за него. Она хоть раз упоминала его, может, намекала на что-то такое?

— Да нет же! Какая глупость! Вы вообще с чего это взяли?

— Кто предложил тебе новую работу и жилье, Ана?

— Все, хватит! Я больше не буду с вами разговаривать! Немедленно убирайтесь, или я позвоню в полицию!

Я убрал ногу, и дверь с грохотом захлопнулась.

Первое, на что я обратил внимание, войдя в подъезд своего дома, был царящий внутри запах тухлятины. Я толкнул дверцу, ведущую во внутренний дворик, и моему взору предстал контейнер, доверху забитый пакетами с мусором.

Вонь была до того невыносимой, что я отпрянул. Похоже, никто давно не вывозил контейнер на тротуар, чтобы мусорщики забрали его содержимое.

Я не успел даже вставить ключ в замочную скважину своей квартиры, как дверь напротив приоткрылась и послышался голос Ангустиас:

— Гляди-ка, Тони, вот и ты! Тебя целый день не было, так? Я хотела бы поговорить с тобой.

Она высунула на лестничную клетку голову, повязанную платком, из-под которого виднелись бигуди.

— Ангус, напоминаю: я работаю.

Соседка раскрыла дверь чуть пошире:

— Что здесь происходит, Тони? Никто не вывозит мусор. Ты обратил внимание? В доме черт знает что творится. Нет, скажи мне, ты почувствовал вонь, которая стоит в подъезде? Так ведь нельзя жить! Надо разобраться.

— Не далее чем вчера я видел здесь человека из фирмы, занимающейся уборкой, «Служба уборки Очоа», так, он сказал, она называется. Похоже, Асебес уехал на свадьбу к племяннику или еще куда-то, а ребятам из этой конторы поручил вывоз мусора и мытье лестниц. Но, судя по всему, тот мужик не приходил сегодня, я тоже почувствовал этот «аромат».

— Какой же ты глупенький, Тони, честное слово, мне иногда кажется, что все, что ты рассказывал о своей работе в полиции, — неправда. Этот мужчина, о котором ты говоришь, не знает ничего о мытье лестниц, абсолютно ничего. Я и в другие дни видела, как он вертится тут, и он пытался навешать мне на уши ту же лапшу. И представь себе, я была права в своих подозрениях. Он не вернулся, чтобы вычистить контейнер, не говоря уже об уборке.

— Ну так надо позвонить туда. — Я достал мобильник. — Я ведь разговаривал с его шефом вчера, с этим… как его? С сеньором Очоа.

Я порылся в памяти телефона, нашел номер и нажал на «вызов». Ангус молча застыла в дверном проеме, словно воплощение немого укора, глядя на меня с ироничным выражением лица. В трубке раздался единственный гудок, потом механический голос сообщил, что данный телефонный номер дезактивирован.

Я беспомощно посмотрел на Ангус.

— Эта фирма, о которой ты толкуешь, «Очоа» или как ее там, не существует, Тони. Да не пялься ты на меня так, милый, ты сейчас похож на полного идиота. Я проверяла по справочнику — там нет такой. Похоже, тебя надули.

— Но я говорил с ним, — тихо ответил я, размышляя. — И этот самый Очоа дал мне номер Асебеса.

— Ну, значит, над тобой подшутили, даже не сомневайся. Вопрос в том, что мы теперь будем делать с эдакой горой мусора? Ведь в нашем проклятом доме каждый печется лишь о себе и никто не думает о ближнем. И особенно ты, ты много треплешься, но ничего не делаешь.

— Мне сейчас надо зайти домой на минутку, а потом я вывезу контейнер на улицу, не волнуйся.

Я повернулся, чтобы открыть свою дверь. Но Ангус вкрадчиво произнесла:

— Там внутри твоя девушка, она ждет тебя. Я видела ее где-то час назад. Она открыла дверь своим ключом, как будто так и должно быть. Но я ей ничего не сказала, как ты понимаешь.

— Девушка?

— Ну да, симпатичная такая… И у нее был собственный ключ. Только знаешь что? Раз ты мне не делаешь одолжений, то и я тебе помогать не буду. Чтобы ты знал впредь, как это — наплевательски относиться к просьбам соседей!

Она обиженно захлопнула дверь. Я постоял немного, размышляя, у кого мог быть ключ от моей квартиры. Но в голову ничего толкового не приходило. Потому я открыл дверь очень осторожно, стараясь не издавать лишних звуков.

Кто бы ни проник в мой дом в мое отсутствие, он совершенно не пытался этого скрыть. До меня донеслись характерные звуки уборки — кто-то что-то тер, да еще и тихонечко напевал при этом. Я бесшумно закрыл дверь и медленно пошел по коридору. Голос стал более различимым. Он чуть слышно напевал знакомое болеро «Ты меня приручил».

Я на секунду задержался, прежде чем войти в комнату. Я узнал бы этот голос из тысячи, но никак не мог сообразить, как его владелица смогла проникнуть в мою квартиру. Потом я сделал еще один шаг и заглянул внутрь.

Она была там.

Повернувшись спиной ко входу, безмятежно напевала и мыла пол. Вокруг все сияло, и каждая вещь лежала на своем месте. Казалось, я попал в какой-то другой дом. То есть это место наконец стало домом.

— Хуанита, — позвал я. Но она не услышала, увлеченная своим пением и уборкой. Я повысил голос. — Хуанита!

Она обернулась, широко распахнула глаза и воскликнула, прижимая руки к груди:

— Тони, Бога ради, как же ты меня напугал!

— Что ты здесь делаешь?

— В смысле: что я здесь делаю? А ты не видишь? В этой квартире, похоже, никто не убирался со времен Колумбова похода, какая дикость. Я и не знала, что ты такой грязнуля, Тони. А ведь раньше всегда так заботился о своих вещах!

— Хуанита, я понял, что ты вычистила мою берлогу, и глубоко благодарен тебе за это. Но как ты ухитрилась попасть сюда?

— А ты не помнишь, что оставлял мне ключи? На случай, если потеряешь свои. Слушай, не надо на меня так смотреть, ладно? Я подумала… не знаю… я всего лишь хотела поблагодарить тебя за то… то есть если я чем-то обидела тебя, то прошу прощения. — Она отбросила швабру, которая со стуком упала на пол. — Я принесла кое-что из вещей, что ты забыл у меня.

Я проследил за ее взглядом. На столе лежал сверток из упаковочной бумаги, перевязанный бечевкой. Хуанита отвела глаза и смотрела теперь на балкон.

Я подошел к ней, положил руки на плечи, повернул лицом к себе и обнял. Она не сопротивлялась. Я медленно и очень осторожно поцеловал ее.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она подняла голову и прошептала:

— Сукин сын, какой же ты все-таки сукин сын!

Я снова принялся ее целовать и понял, что теряю ощущение реальности. Но Хуанита неожиданно вырвалась из моих рук:

— На этот раз ты сможешь? Или опять как вчера?

Я не отвечал. Зачем? Она продолжала возмущаться:

— Ты представляешь, как давно у меня не было мужчины? — Она повернулась и указала на кровать. Только тут я заметил, что белье чистое и явно только что постелено. — Я принесла тебе свежие простыни. Так мы обновим их, или ты будешь продолжать дразнить меня?

В восемь вечера Хуанита неожиданно заявила:

— Мне нужно идти в «Пузырьки», Тони. Я не могу бросить Каталину одну с такой прорвой работы. — Она задумалась. — Клиентов с каждым разом становится меньше и меньше! Все теперь не так, как раньше. Мне иногда очень трудно выкроить деньги для Драпера.

— А чего это Каталина на меня взъелась? — Я затушил окурок «Дукадос» в пепельнице. — Она тут сказала мне, что если я обижу тебя, она меня убьет. У нее вообще с головой все в порядке?

— Да, насколько я знаю. Понимаешь, ее характер иногда бывает совершенно несносным. В жизни ей пришлось натерпеться всякого. Бедняжка Каталина! Ты помнишь, сколько мы уже вместе? Тридцать лет. Мне тогда было восемнадцать, а ей — двадцать или двадцать один… «Сестры Sisters», надо же… Господи, в каких дырах мы только не побывали! Всю Испанию объехали! Мы выступали во всяком захолустье — на ярмарках, деревенских праздниках. — Она покачала головой, а я невольно залюбовался, глядя, как она улыбается своим воспоминаниям. — Нам ведь было очень здорово вместе. Знаешь, я думаю, что она всегда была слегка в меня влюблена. С той поры страсть эта поостыла. Она умирала от ревности, если я начинала встречаться с каким-нибудь мужиком, что вечно вокруг нас крутились. Но сейчас она уже… Хотя было бы неплохо, если бы она нашла себе хорошую женщину.

Мы довольно долго молчали. Потом она вновь заговорила:

— Кстати о ревности. А что это за соседка у тебя напротив? Забавная тетка, похоже, из тех, кто несет круглосуточную вахту у дверного глазка, так? Потому что стоило мне вставить ключ в замок, она тут же выскочила и начала расспрашивать, кто я такая и что здесь делаю. Можешь себе представить?

— Да, она странноватая, ее зовут Ангустиас.

— Ты с ней любовь крутишь?

— Слушай, ты что, всерьез считаешь, что у меня может быть такая женщина?

— Я в жизни и не такое видала. Вы, мужчины, вообще довольно странный народ. Ты случайно не хочешь поговорить о Сильверио?

— Хуанита, ты когда-нибудь рассказывала ему, что я его отец?

Она энергично замотала головой:

— Нет, Тони, я никогда ему этого не говорила. Ребенком он вечно приставал ко мне, хотел знать, кто его отец. Ну, знаешь, друзья в школе спрашивали, а я… я никогда ему ничего не объясняла. Сначала было трудно, ему хотелось во что бы ни стало узнать… потом как-то поутих. В какой-то момент ему даже пришло в голову, что это Драпер. — Она пожала плечами. — Он тогда гораздо чаще других приходил к нам — чтобы забрать плату за помещение, и, бывало, надолго задерживался, а Сильверио играл с его сыном Херардином.

— У тебя было что-то с Драпером?

— Ты ревнуешь к Херардо? Не издевайся надо мной, пожалуйста, Тони.

— Я всего лишь спрашиваю.

— Ну было дело, очень давно, до того как мы с тобой познакомились. Но все продолжалось очень недолго, он ведь женат, да и вообще никогда мне не нравился. И точка.

— Наверное, стоит рассказать обо всем Сильверио, ты так не считаешь?! Должно быть, это станет для него полной неожиданностью. Тем более что я не слишком ему нравлюсь.

— Не передергивай. Мой Сильверио не считает достойным себя ни одного из клиентов «Пузырьков», никого из наших друзей. Я имею в виду наших с Каталиной друзей. Он всегда был очень ревнив. Знаешь что? Я поспрашивала местных приятелей Сильверио, и они мне кое-что рассказали о нем. Похоже, он занимается боксом и зарабатывает на этом кое-какие деньги. Что ты по этому поводу думаешь?

— Я видел, как он боксирует, и думаю, что мальчишка еще не готов к серьезным боям. Конечно видно, что парень занимается, но я не думаю, чтобы он смог достойно выступить против профессионала в его весе. Кроме того, он еще не состоит в федерации.

— Почему бы тебе не позаботиться о нем немного, Тони? В конце концов, он твой сын, ты мог бы приглядеть за ним. У тебя ведь остались какие-то связи в мире бокса, правда? Я была бы счастлива, если бы ты поговорил с нашим мальчиком, Тони. А потом… потом, если он захочет быть независимым и нигде не учиться, что ж… пусть идет своим путем. Но я толком не знаю, ни где он, ни чем занимается, и это сводит меня с ума. Разве так годится?

— Я сейчас очень занят, Хуанита. Я работаю на одного адвоката, который собирает материалы по делу об убийстве Лидии Риполь, тележурналистки. Но я посмотрю, что смогу сделать, постараюсь встретиться с Сильверио.

Она села на постели:

— Серьезно? Тебя привлекли к этому делу? Кто? Драпер?

— Нет, Драпер тут ни при чем. Я работаю на одного адвоката, я же уже сказал. Его зовут Кристино Матос, он защитник Хуана Дельфоро, обвиняемого в убийстве Лидии.

— А этот Дельфоро, он что, правда твой друг?

Я тоже поднялся, раздавив в пепельнице очередной окурок.

— Я попробую найти Сильверио, Хуанита. Но мне нужно время.

Она поцеловала меня в плечо.

— Слушай, а почему ты не посмотришь, что я тебе принесла?

Я вылез из постели, подошел к столу и начал потрошить сверток.

— Смотри-ка, а ведь ты даже голый не так уж плохо выглядишь, а?! Ну брюшко немного отрастил, а так в форме, как я погляжу! Ничего страшного, это можно скрыть под пиджаком. Наверное, поэтому тебе и нравится носить пиджаки.

Хуанита встала с кровати, подобрала свое белье с пола, и через некоторое время я услышал из ванной плеск воды. Наконец раскрыв пакет, я сперва наткнулся на аккуратно сложенную светло-голубую рубашку. Попытался было в нее влезть, но она оказалась узкой. Проклятье, надо побольше заниматься спортом. Под рубашкой лежали две пары трусов. Я примерил одни — как раз. Что ж, по крайней мере эта часть тела не растолстела.

Ох уж эта Хуанита!