Федорин думает, но ему мешают

Матюганск, конечно, не Москва. И даже не Екатеринбург. Но и на его улицах среднестатистично разбивались, горели и даже взрывались автомобили. Но фамилии потерпевших обычно попадали только в рубрику «происшествия». А на первую страницу, кроме губернатора, естественно, мог претендовать только один человек. Тот самый, который вчера пополудни на своем джипе влетел в бетонный столб и одномоментно расстался с жизнью.

Фамилия у него была соответствующая должности – Сенатский. Правда, лично он в Совете Федераций не заседал, а был «всего лишь» помощником самого Тошмана. Всесильный сенатор в своем регионе бывал нечасто. Отвлекали важные столичные дела. Но с народом общался регулярно – через своего помощника. Правда, злые языки из числа местных коммунистов утверждали, что до 1991-го года Сенатский по паспорту числился Сенацким и рассказывал всем сказочки о своем прадеде-крестьянине, великом мастере сенокоса. Дескать, прабабушка всех своих детей и на покосах зачинала, и в копнах рожала.

Если вдуматься, то вокруг скромного офиса потомка косаря Сенатского вращалась жизнь не только Матюганска, но и ближайших, а также дальних окрестностей. Не раз под окнами еще дореволюционного, но добротного домика об один этаж часами простаивали крутые иномарки с не менее крутыми номерами. А их владельцы, сказывают, скромно и терпеливо сидели, как те бабульки на завалинке, в одной очереди с ветеранами Первой Конной и мелкими бизнесменами с городского рынка. Ходили и другие слухи, к примеру, о таинственных лицах кавказской национальности, навещавших Сенатского исключительно под покровом ночи на явно краденых иномарках. Но занятый хлопотным повседневным трудом Федорин к сплетням как-то особенно не прислушивался. Тем более, что его газета время от времени журила не только Сенатского, но даже его всесильного патрона то за невнимание к насущным нуждам региона, то за неоправданные затяжки с ответами на обращения избирателей. Поэтому информация о том, что Сенатский, а по сути – сам Тошман содержит «Матюганские известия», оказалась, в прямом смысле, сногсшибательной. А неожиданное ДТП (ну кто бы мог подумать: на ровной, сухой, пустой трассе, в ясную погоду и с непьющим водителем) превращалось не в такое уж неожиданное…

Федоринские размышлизмы прервал телефон. Звонил Горохов.

- Ты где?

- В рифму. В труде. То есть – на работе.

- Да я не в этом смысле. Почему ты до сих пор не пришел?

- Куда?

- Не закудыкивай! То он, понимаешь, по любой ерунде занятым людям головы морочит, а тут, когда дело, можно сказать, всероссийского масштаба, отсиживается на своей… работе! Стахановец хренов!

- Горохов, а что, собственно, стряслось? Брынцев сбежал из психушки и снова насилует всех подряд – от мелкого рогатого скота до работников прокуратуры?

- Ты у меня сейчас сам мелким рогатым скотом заблеешь! Немедленно ко мне, пока я наряд не послал! Для насильственного привода. С применением спецсредств.

Ну, нельзя с Федориным вот так, нахрапом, он же Лев по гороскопу. К тому же его Теща с Супругой так закалили, что какой-то там Горохов ему – на левый коренной зуб.

- Господин следователь, – сухо отчеканил Федорин, – наряд вы, конечно, можете прислать. Воля ваша, коль дури много. Но кроме меня, вас тут встретят все городские фоторепортеры. Плюс местное, региональное и столичное телевидение. Сюжетец насчет незаконного задержания журналиста – на злобу дня! А потом – пикетик разъяренных коллег с плакатиками под гостиницей, откуда московские гости еще не съехали.

Горохов прокашлялся в трубку. И заговорил с теми же интонациями, с какими когда-то просил подбросить шпаргалку:

- Ну… насчет столичного… это ты загнул… Да будет тебе, не дуйся. Тут, понимаешь, с утра так хвост накрутили, куда твоей изнасилованной козе. Загляни, пожалуйста, дело есть.

- Ну, раз пожалуйста и по делу, то так и быть. Уважу двоечника. Но в последний раз.

- Двоечника? От прогульщика слышу!

Вот опять последнее слово за Гороховым осталось.

К удивлению Федорина вместо разъяренного наряда со спецсредствами и вонючей капезе в угрозыске на него ожидали целых три бутылки любимого охлажденного пива «Кинь грусть» и догорающий от нетерпения капитан Горохов:

- Федорин, будь другом, только честно: ты насчет Сенатского что-нибудь предчувствовал? Ну, как в прошлые разы?

- Насчет предчувствий, господин следователь, так это не ко мне.

- А к кому?

- К супруге моей дражайшей. Она мне со своего курорта писала, что параллельно с лечением на курсы ясновидящих ходит. Как раз через две недели заканчивает. Диплом получит с лицензией. Вот у нее и поинтересуешься. На законных, можно сказать, основаниях. А главное – с разрешения Минздрава.

- Федорин, кончай ваньку валять. Или я не знаю, кто твою супругу на бабки разводит, да еще с разрешения Минздрава. Это сейчас она – пророчица Пестимия, а когда я в органах начинал, то проходила она как цыганка Аза, мелкая аферистка на доверии. По детям работала. Взрослые ее на версту к себе не подпускали. Кстати, ты знаешь, как твоя Пестимия масть поменяла? В смысле – специальность воровскую.

- Откуда? Я ж ее никогда в жизни не видел.

- Так вот – выманила она у одной малышки золотой крестик. С цепочкой. Да не простой, а старинной работы. От прабабушки или еще раньше… Выманить-то выманила, а скрыться не успела. Девочкин папа застукал и прихватил. И пока мы с нарядом подъехали, он ее так отходил ручкой от лопаты, что еле-еле на суде адвокат ему условное освобождение выцарапал. Очень уж затейливо этот любитель старины ручку от лопаты использовал.

- Сурово!

- А главное – ее из табора выгнали. За непрофессионализм. Вот она в пророчицы и подалась.

- Эдмундыч, друг мой ситный, ты чего меня опять от дела оторвал? Чтобы рассказать, кто именно мою супругу очередным глупостям учит? Так мне одновалентно: что цыганка Аза, что колдун Лонго, что сам Глоба. Для меня главное – чтобы дома было тихо, пока она по своим курсам да лекарям шастает. А если она на человеческой глупости хоть копейку заработает, так я этой твоей Пестимии еще и спасибо скажу.

- Да нет, Федорин, про цыганку – это так, вроде присказки.

- А сказка?

- А сказка, как и водится, пострашнее. О том, что Сенатский погиб, слышал?

- Спрашиваешь! У журналиста! Пусть даже матюганского.

- Тогда смотри сюда, Федорин: никто машину Сенатского не обгонял, никто со встречной в лоб не вылетел, водила трезвый, как твой молдавский сектант, трасса сухая, видимость отличная, скорость, как для джипа – вообще черепашья, а он столб таранит. Почему?

- Ты меня так спрашиваешь, словно это я за рулем сидел.

- Подрезали его, Федорин. И очень профессионально.

- Ну, раз профессионально – так и ищите.

- Да уж на месте не сидим, будь уверен. Только вот заковыка: вряд ли кто-то для такого рискованного дела собственную машину возьмет. Всегда найдется какой-нибудь неожиданный свидетель. Даже посреди Антарктиды. Следовательно – что?…

- Номера сменит?

- Долго и хлопотно. Их же еще с кого-то снять надо. А главное – даже для профессионала нет гарантии, что при таком маневре он не притрется своей машиной к джипу. И краску свою на ней оставит. Нет, проще чужую машину угнать.

- Согласен.

- Только вот история какая, Федорин: ни одной угнанной и брошенной машины на территории области не обнаружено. Более того – ни одного заявления об угоне не поступило. Что из этого следует?

- Не знаю.

- Вот и я тоже не знаю. А начальство в свою очередь знать не желает, почему я не знаю. Ему вынь да положь. Конкретику.

- Сочувствую. Но при чем тут ты и угрозыск, когда де-те-пе «гибедедешники» расследуют? Пока что…

- Наша ГИБДД в полном составе самоизолировалась в госпитале с подозрением не то на птичий грипп, не то на птичью болезнь. А на меня навесили весь веночек: и ДТП с двумя покойничками, и оба изнасилования с убийствами, и даже больше – только никому ни-ни! – повторное следствие по стрельбе на вокзале. Так что тут, друг мой Федорин, я скоро не то что к тебе, а к этой цыганке Азе, она же пророчица Пестимия, сам побегу. Ну, в общем, не выкобенивайся и вспомни: тебе ничего не привиделось?

- Привиделось – не привиделось, а вроде кто-то как подсказал… или рассказал: «А на трассе под Семейкой джип с «москвичом» чуть не поцеловались. Так иномарка – в куски, а «москвичу» – хоть бы хны. Значит – есть еще на свете справедливость».

- Подсказал, говоришь?

- Вроде как.

- И как слышимость была? Мог бы говорящего опознать при случае?

- Боюсь, что нет. Это как в школе, когда ты у доски, да еще спиной к классу, а тебе кто-то с задней парты подсказывает. Смысл улавливаешь, а вот кто тебя выручил – Вася или Катя, иди знай.

- А теперь, Федорин, напрягись. И вспомни, хотя бы приблизительно, когда именно тебе нашептали? Потому как, я понимаю, живых людей вокруг в этот момент не было. Иначе бы на них подумал.

- Мне, господин следователь, и напрягаться-то не надо. Я точно помню. Было это в 15 часов 59 минут. По московскому времени.

- Федорин, а в грызло – за издевательство над следствием?

- А телегу в Москву за превышение власти? А, Эдмудь Гороховый? Я всегда в это время нашу «Матюги-ФМ» включаю. У них в «шашнадцать-нуль-нуль» обзор всех городских сплетен. Если что-нибудь стоящее услышу, успеваю в завтрашний номер заслать.

- Подворовываешь, акула пера?

- Обижаешь. Переосмысливаю. Так что – забирай назад свое «грызло», а то больше ни слова от меня не услышишь. Мы хоть и не в Америке, но российские законы тоже на самого себя стучать запрещают.

- Да будет тебе, праведник… то есть, правовед. Если честно, то сто лет мне снилось то, что ты расскажешь. Нет, послушаю с удовольствием. А вот что я в протокол запишу? «Голос из неустановленного источника сообщил свидетелю, что на трассе «Матюганск-Семейка» через 15-20 минут произойдет ДТП, жертвой которого станут водитель и пассажир джипа, принадлежащего господину Сенатскому, представителю члена Совета Федераций в регионе господина Тошмана». Да еще не просто сообщил, а придал информации политическую окраску.

- Стоп-стоп, стоп, что значит – «произойдет»? Я четко услышал: «чуть не поцеловались, джип вдребезги». То есть – уже!

- Да не «уже», а «еще НЕ». Все это ровно в 16.20 произошло. Установлено по обгоревшим часам фирмы «Ролекс» на правой руке погибшего Сенатского.

- То-то и оно, что «Ролекс», а не твоя тайваньская подделка. Эти вполне могли после удара еще какое-то время идти – пока не припекло.

- Кончай, Федорин, из себя Шерлока Холмса корчить: раньше часы остановились, позже, припекло, не припекло. Вот мне так точно припекло. Потому как установлено: в шестнадцать-ноль-ноль Сенатский, как обычно, отъехал от своего офиса в сторону Семейки, где у него, как известно, частный дом, записанный на двоюродную бабушку. Он там в это время обычно обедал.

- Сочувствую, но ничем помочь не могу. Я в шестнадцать-ноль-ноль обычно не к двоюродной бабушке на блины с икрой катаюсь, а сижу перед радиоточкой и у коллег информацию скачиваю. Для переосмысливания.

- Ладно, обтекаем. А твой «голос» часом, не подсказал номерной знак этого Робин Гуда на колесах?

- Которого?

- Который «жигули».

- Не «жигули», а «москвич».

- Какой «москвич»! Сенатского неизвестный на «жигулях» подрезал. У нас свидетель есть. Лично видел.

- Свидетелю, может быть, «жигули» привиделись. А я слышал про «москвич».

- Ты слышал, а он видел. А лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И потом – твой бред я к делу не подошью, а его показания уже в Москве!

- Горохов, ты историка нашего школьного, Льва Францевича, помнишь?

- Само собой.

- А его любимую фразу: «Никто так не врет, как очевидец»?

- Что ты хочешь сказать? Что свидетель «москвич» с «жигулями» перепутал?

- Все могло быть. И пока вы по всей области краденные «жигули» искали, какой-нибудь несчастный ветеран ходил за вами и ныл: «А когда да когда вы мой «москвичок» найдете?». А вы от него отмахивались: отойди, мол, дед, не до тебя сейчас, у нас дело государственной важности.

Следователь Горохов, вопреки обыкновению, оппонировать Федорину не стал. Вместо этого перелистал толстенную папку, лежащую перед ним на столе, нашел нужный документ и стал внимательно его перечитывать. Потом захлопнул «дело» и хмыкнул:

- Что с них возьмешь, с козлов придорожных. Протокол – и то по-людски составить не могут: «Свидетельским показанием установлено…». А кто этот свидетель, как его зовут, сколько ему лет, как у него насчет непредсказуемых видений и внутреннего голоса…

- Зачем тебе его день рождения? Открытку послать? Поинтересовался бы лучше, когда ваш очень-видец в последний раз у окулиста был. Может, он из тех, кто на охоте с трех метров в слона не попадает. Зовут-то его как? Вдруг знакомый.

- Я ж тебе говорю – автоинспекция нам в уголовку даже этого не сообщила. На словах только сказали… сейчас… дай вспомнить… фамилия у него какая-то… мокрая, скользкая.

- Рыбкин? Или может – Водяной? О! Попандопуло!

- Почему Попандопуло?

- Потому, что артист Водяной.

- Да иди ты… сейчас… сейчас вспомню.

Горохов уставился в потолок и начал бормотать: Карпов, Уткин, Гусев, Раков, Щукин, Лебедев, Крылов… тьху, пропасть! Это Федорина так развеселило, что он, притопывая, запел:

- Я водяной, я водяной, никто не водится со мной…па-ра-ра-рам… мои подружки – пиявки да лягушки… тьфу, какая гадость!

- Вот! – завопил Горохов, – Лягушкин! Ой, нет, не Лягушкин… Жабин! Жабин он и есть!

И, хлопнув ладонью по столу, он расхохотался:

- Мы с тобой, Федорин, два адийота. Что стоит снять трубку и позвонить в автоинспекцию? А мы тут игру в синонимы затеяли!… Кстати, я бы на месте этого Жабина еще в шестнадцать лет фамилию бы сменил. Ну, в крайнем случае – взял бы супругину. Козлов там или Барабашкин. Я себе представляю, как его самого и его детишек в школе достают.

- Потому и не поменял фамилию, что Жабин. По жизни.

- Логично. Остается этого Жабина вызвать и проверить на предмет диоптрий, а также склонности к фантазии.

- Ты знаешь, Горохов, где-то я эту фамилию уже слышал.

- Вспомнишь – скажешь. Надеюсь, не «голоса» твои тебе ее подсказали.

- Да нет, где-то поближе.

- Ты не обижайся, я твою версию относительно «москвича» обязательно пробью. Вот те крест! Что-то и мне не нравятся свидетели, которые больно складно все рассказывают.