"Возвращение короля" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Рональд Руэл)Глава девятая. СЕРАЯ ГАВАНЬНаведение порядка в Хоббитшире, в самом деле, потребовало уйму времени и трудов, но все удалось сделать быстрее, чем ожидал Сэм. Ясным утром, наступившим после Приреченской Битвы, Фродо отправился в Мичел Делвинг освобождать узников из Длинных Подвалов. Среди первых, кого там нашли, оказался Фредегар Болджер, которого сейчас никто бы не назвал Толстиком. Его схватили, когда люди Шефа выследили группу хоббитов, засевших в Каменоломнях; Толстик этой группой сопротивления руководил. — Бедняга, лучше бы ты с нами пошел! — воскликнул Пипин, когда Болджера выносили из Подвалов: сам он так ослаб, что идти не мог. Фредегар открыл глаз и попытался улыбнуться. — Это что тут за великан говорит зычным голосом? — спросил он еле слышно.— Неужели Пинчик? Какой у тебя сейчас номер шапки? Среди освобожденных была и Лобелия. Ее извлекли из темной тесной ямы, она сильно постарела и страшно похудела, но твердила, что может еще идти на собственных ногах, а когда появилась, одной рукой опираясь на руку Фродо, а другой крепко сжимая знаменитый зонтик, собравшаяся толпа дружно приветствовала ее, так что она прослезилась. Впервые в жизни ее окружала всеобщая неподдельная любовь. Но весть об убийстве Лотто разбила ее сердце, и она теперь слышать не хотела о Торбе-на-Круче, вернула эту старую усадьбу Фродо, а сама поселилась у своих родственников Тугобрюхов на хуторе Камнеботл. Следующей весной она умерла — все-таки ей было больше ста лет,— и Фродо был удивлен и до глубины души тронут ее завещанием: бедная Лобелия оставила ему в наследство все, что принадлежало ей и Лотто, прося употребить ее имущество на помощь хоббитам, оказавшимся без крова в смутное время. Так закончилась семейная рознь. Старый Вилли Белоног просидел в Длинных Подвалах дольше всех остальных узников, и хотя с ним там обращались лучше, чем со многими, ему пришлось долго поправляться, прежде чем он смог вернуть себе осанку достойную Бургомистра хоббичьей столицы. В то время, пока господин Белоног набирал нужный вес, его замещал Фродо. Собственно, Фродо провел только одну реформу: сократил отряд ширрифов и ограничил их число и функции до тех, какие они выполняли прежде. Разделаться с остатками банд поручили Мерриадоку и Перегрину, которые довольно быстро справились с этим заданием. Южане, прослышав о Приреченской Битве, уходили из Хоббитшира сами и почти не оказывали отпора отрядам Тана. К концу года последние бандиты оказались в окружении в лесу и сдались. Закипела работа по восстановлению страны, и у Сэма теперь было хлопот невпроворот. Когда надо и если захотеть, хоббиты становятся трудолюбивыми, как пчелки. Сейчас отовсюду тянулись тысячи рук, желающих работать, начиная от маленьких, но ловких детских ручонок, и кончая морщинистыми и мозолистыми руками стариков. К Новому Году были разобраны до последнего кирпича все постройки шефовых громадин, в том числе и новые казармы ширрифов. При этом ни один кирпичик не пропал — все стройматериалы пошли на восстановление старых хоббичьих домов и нор, которые теперь стали гораздо уютнее и суше. В разных складах, подвалах и бесхозных норах были найдены большие запасы продуктов, утвари и пива, припрятанные по приказу Шарки. Туннели под Мичел Делвингом и старые каменоломни были просто забиты разными товарами, продовольствием и пивными бочками, так что можно было громко и весело встречать Новый Год. Раньше всего — даже до разборки новой мельницы — были проведены работы по расчистке Кручи, ремонту Торбы и восстановлению Пронырной улицы. Песчаный карьер засыпали, превратили это место в большой сад. На южном склоне вырыли новые обширные норы, выложили их кирпичом. Дед Гэмджи торжественно въехал в норку под третьим номером, и теперь всем, кто хотел его слушать, повторял: — Из всего плохого может выйти что-то хорошее. И все хорошо, что кончается лучше, чем началось. Были, правда, довольно горячие споры по поводу того, как назвать отстроенную улицу. Старое название «Пронырная» ей как-то уже не шло. Некоторые хотели назвать ее «Садом Битвы», а другие предлагали: «Лучшие Смайелы»… Победило хоббичье здравомыслие, и было выбрано самое простое и емкое название: «Улица Новая». Приреченские остряки, правда, иногда обзывали ее «Тупиком Шарки». Самым чувствительным ударом было уничтожение деревьев, ибо по приказу Шарки их безжалостно вырубили почти везде. Сэм горевал об этом больше всего. Такая рана земли не могла зажить быстро, и Сэм поначалу думал, что только его правнуки смогут увидеть Хоббитшир таким, каким он должен быть. На него свалилось сразу столько работы, что не было времени вспоминать про путешествие и чьи-то советы и заветы, но однажды он вдруг наткнулся на шкатулку — дар Галадриэли — и вспомнил! Взяв шкатулку с собой, Сэм тут же пошел посоветоваться с остальными Путешественниками (так их теперь все называли). — А я уже подумывал о том, чтобы тебе про нее напомнить,— сказал Фродо.— Открой-ка! В шкатулке Сэма была мелкая мягкая серая пыль, а в ней — одно-единственное семечко, как орешек в серебряной скорлупке. — Что мне с этим делать? — спросил Сэм. — Развей по ветру, а об остальном не беспокойся,— предложил Пипин. — Где развеять? — спросил Сэм. — Выбери участок земли, сделай себе опытное поле, посмотришь, как там все будет расти,— сказал Мерри. — Госпожа Галадриэль вряд ли хотела, чтобы я все употребил только на своем поле,— возразил Сэм.— Ведь столько хоббичьих участков пострадало! — Значит, руководствуйся своим разумением и опытом,— сказал Фродо.— Делай так, чтобы этот дар облегчил тебе труд и улучшил результаты. И будь бережлив: шкатулка маленькая, а в ней, наверное, каждая пылинка имеет огромную ценность. И вот Сэм стал сажать молодые деревца там, где были уничтожены особо красивые и любимые сады и аллеи, и при посадке у корешка каждого саженца клал драгоценную пылинку из Лориэнской шкатулки. Он перемерял ногами пол-страны, но лучше всего, конечно, позаботился о садах Хоббиттауна и Приречья. За это на него никто не обижался. Когда в шкатулке осталась последняя шепотка пыли, Сэм пошел к Межудельному Камню, обозначавшему почти точно центр Хоббитшира, и разбросал эту щепотку на все четыре стороны света. А серебряный орешек посадил на лугу перед Торбой-на-Круче в том месте, где некогда росло «Семейное Древо», под которым весело справлялись праздники. Очень ему было интересно, что теперь там вырастет. Всю зиму он с трудом удерживал себя, чтобы не побежать посмотреть, не растет ли уже Оно. Весна принесла ему исполнение самых смелых желаний. Деревья, им посаженные, принялись и росли так буйно, словно спешили за год вырасти лет на двадцать. На зеленом лугу перед Торбой-на-Круче поднялось стройное деревце с серебристой корой и продолговатыми листьями. Уже в апреле оно покрылось золотыми цветами. Это оказался настоящий мэллорн, и ему дивилась вся округа. С годами он стал высоченным красавцем и широко раскинул мощные ветки. Гости приезжали издалека, чтобы на него посмотреть,— это ведь был единственный мэллорн к западу от Мглистых Гор и к востоку от Гавани, и более красивого дерева, наверное, в мире не было. 1420-й год в Хоббитшире вошел в историю как год небывалого урожая. Необыкновенное лето распустилось пышным цветком после печальной зимы и оставило яркий след в невыразительной череде лет, катящихся над этими землями смертных в Средиземье. Солнечных дней было много, дождь проливался только в нужное время и в нужном количестве; во всем чувствовалось дыхание свежести, красоты и чистой радости — все пышно росло и наливалось животворной силой. Дети, зачатые или рожденные в этом году — а было их множество — рождались красивыми и крепкими, и у большинства из них были пышные золотистые волосы, что у хоббитов до сих пор считалось большой редкостью. Овощи и фрукты так уродились, что хоббитята буквально купались в клубнике со сметаной, а слив и абрикосов ели столько, что из их косточек строили в траве целые пирамиды, и никто не заболел. Все были довольны, кроме косарей, которые потом косили траву в садах. В Южном Уделе лозы гнулись от тяжелых гроздьев; трубочным зельем к осени оказались завалены все склады, зерно не вмещалось в амбары, а ячмень так удался, что хоббиты надолго запомнили пиво урожая 1420-го года, и оно даже вошло в поговорку. Через поколение можно было в каком-нибудь трактире услышать, как почтенный хоббит, опрокинув заслуженную кружку, ставит ее на стол с довольным вздохом: «Хорошо! Ну просто как в четыреста двадцатом!» Сэм сначала жил вместе с Фродо у Норкинсов, но как только была отстроена Новая Улица, переехал туда вместе со своим Стариком. Кроме собственных дел, он не только руководил восстановлением и обновлением усадьбы Торбинсов на Круче, но часто ездил по всему Хоббитширу. Всю первую половину марта его не было дома, и он поэтому не узнал о болезни Фродо. Тринадцатого марта старый Норкинс нашел Фродо в постели. В руке больной крепко сжимал белый камень, который теперь всегда носил на шее на цепочке, и, казалось, бредил. — Сгинуло навсегда,— шептал он.— Все пропало… Пустота и Тьма… Кризис прошел, Фродо поправился. Когда двадцать пятого Сэм вернулся, он уже был на ногах и ничего другу не сказал. Как раз к этому времени была окончательно приведена в порядок Торба. Мерри с Пипином привезли из Кричьей Балки старую мебель, чтобы усадьба снова выглядела, как раньше. Фродо, наконец, вернулся в родной дом и спросил Сэма: — А ты когда ко мне переедешь? Сэм слегка смешался. — Если не хочешь, я, конечно, не буду настаивать,— продолжил Фродо,— но твой Старик ведь остается ближайшим соседом, все спокойно, и вдова Хрумо за ним прекрасно ухаживает. — Дело не во мне,— ответил Сэм, краснея. — А в ком? — Да в Рози, Рози Норкинс,— сказал Сэм.— Девочка, оказывается, очень переживала, когда мы ушли в Путешествие. Я это понял, когда вернулся. Но тогда, как вы помните, не до объяснений было. Потом я молчал, потому что надо было сначала сделать всю эту работу. Сейчас я ей только намекнул, что у меня на сердце, а она так и выпалила: «Год зря потратил, чего же еще ждать?» Я ей, конечно, ответил, что не зря, но я же понимаю, что она имела ввиду. Сейчас вы меня будто надвое разрываете. — Понимаю,— сказал Фродо.— Ты решил жениться, и со мной тоже расставаться не хочется. Так ведь нет ничего проще! Сэм, дорогой мой, женись поскорей и переезжай ко мне вместе с Рози. В Торбе места всем хватит, можешь самую большую семью разводить! Вот так случилось, что Сэм Гэмджи, взяв в жены Рози Норкинс, весной 1420 года (этот год еще знаменит множеством свадеб), переехал с ней в Торбу-на-Круче. Сэм считал это для себя великим счастьем, а Фродо казалось, что счастье выпало ему: во всем Хоббитшире теперь не было хоббита, окруженного более нежной заботой. Когда все было отстроено и организовано, намеченные планы воплощались в жизнь, Фродо мог спокойно отдыхать, писать и приводить в порядок чужие записи. В День Середины Лета на Свободной Ярмарке он снял с себя обязанности Бургомистра и последующие семь лет на всех официальных банкетах во главе стола снова восседал представительный Вилли Белоног. Мерри и Пипин некоторое время вместе жили в Кричьей Балке. Между Баклендом и Хоббиттауном наладилось оживленное движение. Два молодых Путешественника тешили земляков элегантностью, прекрасными манерами, веселили хоббитов дивными песнями и рассказами, роскошными приемами. Их даже прозвали «Корольками», но беззлобно, потому что у всех сердца радовались при виде двух стройных хоббитов, разъезжающих верхом в сверкающих кольчугах, с красивыми гербами на щитах, всегда улыбающихся и готовых петь песни, привезенные из дальних стран. Рост у них был необыкновенный, выправка военная, но в остальном они не изменились, стали только еще красноречивее и веселее. Фродо и Сэм стали почти сразу носить обычную хоббичью одежду и только при необходимости набрасывали на плечи длинные серые плащи из странной тонкой ткани, застегнутые под подбородком красивыми пряжками удивительной работы. Кроме этого, господин Фродо всегда носил на цепочке белый камень и часто трогал его пальцами. Все шло хорошо, и была надежда, что будет еще лучше. У Сэма было столько любимой работы и радостей жизни, сколько может пожелать хоббичья душа. Ничто не омрачало его счастья в этом году, кроме смутных опасений о хозяине. Фродо постепенно отстранился от всех хоббитширских дел. С огорчением Сэм замечал, как мало почестей получает в родной стране этот самый достойный из хоббитов. Очень немногие знали, вернее, хотели знать о его подвигах и приключениях, все почести и все внимание достались Мерриадоку и Перегрину. Самого Сэма, конечно, слава тоже не обошла, но он этого за хлопотами не замечал. А осенью на Фродо снова надвинулась тень старой беды. Однажды вечером, войдя в его рабочий кабинет, Сэм увидел Фродо странно изменившимся. Он был бледен, невидящие глаза его были устремлены куда-то далеко-далеко. — Что с вами, господин Фродо? — спросил Сэм. — Я ранен,— ответил Фродо.— Эта рана никогда не заживет. Он сумел найти в себе силы встать и самому дойти до кровати; к утру слабость почти прошла. Он снова чувствовал себя нормально. Гораздо позже, рассказывая, как это было, Сэм вдруг обратил внимание на то, что это случилось шестого октября, ровно через два года после первого столкновения с Великой Тьмой в овраге под горой Заверть. Время шло, начинался 1421-й год. В марте Фродо снова болел и только большим усилием воли сумел скрыть свое состояние от Сэма, которому хватало других хлопот. Двадцать пятого марта, ставшего отныне самым памятным днем для Сэма Гэмджи, Рози родила ему первенца. — Прямо не знаю, что делать,— объявил Сэм, входя к Фродо.— Мы собирались дать ему имя Фродо, с вашего разрешения, а родился не он, а она. Вообще-то хорошая девчонка, как яблочко, к счастью, не в отца, а в мать. Но как ее назвать, теперь и не знаем. — А чем тебе не нравится старый обычай, Сэм? — сказал Фродо.— Твою жену зовут Розой, вот и для дочки выбери название цветка, чего же лучше? У половины хоббитянок цветочные имена. — Пожалуй, вы правы, господин Фродо,— ответил Сэм.— В наших с вами странствиях я слыхал много всяких красивых имен, но они не подходят для каждодневного употребления. А мой Старик говорит: «Дай,— говорит,— ей короткое имя, чтобы я его не обрывал на половину, когда захочу позвать». Но пусть даже оно окажется не самым коротким, лишь бы цветок был красивым. Малышка должна вырасти настоящей красавицей, это я, как отец, говорю. Фродо минутку подумал. — А как тебе нравится имя Эланор? Оно означает «Солнечная звездочка», помнишь золотые цветочки в траве Лотлориэна? — Вы, как всегда, в самую точку, хозяин! — в восторге воскликнул Сэм.— Это как раз то, о чем я мечтал. Маленькой Эланор было уже шесть месяцев, и лето 1421-го года подходило к концу, когда Фродо сам позвал Сэма к себе в кабинет. — В четверг день рождения дяди Бильбо,— сказал он.— Сто тридцать один год, больше, чем было Старому Туку! — Браво! — сказал Сэм.— Господин Бильбо всегда был необыкновенным хоббитом! — В связи с этим, милый мой Сэм, я хотел бы, чтобы ты поговорил с Рози и попросил ее отпустить тебя в небольшую поездку. Это совсем недалеко, я понимаю, что ты не можешь уезжать надолго,— добавил Фродо с легким оттенком грусти в голосе. — Конечно, хозяин, мне сейчас это трудно. — Понимаю. Но дело не в этом. Я хочу только попросить тебя проводить меня немного. Скажи Рози, что ты ее покинешь не больше, чем на две недели, и что на этот раз с тобой абсолютно ничего не случится. — Я бы охотно поехал с вами до самого Райвендела,— сказал Сэм,— мне очень хотелось бы увидеть господина Бильбо. Но, правду сказать, самому мне охота находиться только в одном месте в мире, вот здесь, дома. Вы опять разрываете мне сердце. — Бедный Сэм! — воскликнул Фродо.— Я так и знал. Но скоро все кончится. У тебя цельная натура настоящего хоббита, тебя так задумали, таким ты и останешься. Пару дней после этого Фродо вместе с Сэмом перебирал бумаги и записки, потом передал верному слуге все ключи. Самым дорогим его имуществом была толстая книга, переплетенная в гладкую красную кожу. Почти все ее страницы были исписаны, сначала слегка неуверенным тонким почерком Бильбо, но большей частью твердой рукой самого Фродо. Записи делились на главы, последняя, восьмидесятая глава была недописана, и в конце Книги оставалось несколько чистых листов. На первом листе были аккуратно выведены и одно за другим зачеркнуты несколько заглавий. Вот как они звучали: «Мой дневник. Неожиданное Путешествие. Туда и Обратно. Что было потом. Приключения пяти хоббитов. История Великого Кольца, составленная Бильбо Торбинсом из личных наблюдений и по рассказам друзей. Наше участие в Войне за Кольцо». На этом почерк Бильбо кончался, и далее рукой Фродо было написано: «Падение Властелина Колец и Возвращение Короля, как все это представилось глазам невысокликов; составлено по запискам Бильбо и Фродо из Хоббитшира; дополнено по рассказам друзей и из научных источников, а также Выдержки из Ученых Книг, переведенные хоббитом Бильбо в Райвенделе». — Значит, вы почти дописали свою Книгу! — воскликнул Сэм.— Да, хозяин, работали вы поистине упорно. — Я ее совсем дописал,— сказал Фродо.— Последние страницы остались тебе. Двадцать первого сентября они выехали: Фродо — на пони, на котором ехал от самого Минас Тирита (этого пони теперь звали Бродяжник), а Сэм — на своем любимом Билле. Утро было погожим и солнечным. О цели путешествия Сэм не спрашивал, но думал, что догадывается. За холмом они свернули с Тракта и поехали мимо каменных столбов по направлению к Шатровым Полянам. Заночевали на Зеленом Нагорье, утром 22-го сентября ехали уже под деревьями, постепенно спускаясь в долину. — По-моему, за этим вот деревом вы прятались, когда в первый раз увидели Черного Всадника, господин Фродо,— сказал Сэм, показывая влево.— Неужели все это и вправду случилось с нами?! Наступил вечер. Восточный край неба был уже весь усыпан звездами, когда они проехали мимо поваленного дуба на поляне, через которую проходила их тропа, и оказались в орешнике. Сэм молчал, погрузившись в воспоминания. Вдруг он услышал, как Фродо тихонько напевает, будто только для себя, старую дорожную песенку, но слова в ней были какие-то другие: И будто ему в ответ из долины раздалась песня: Фродо и Сэм, молча переглянувшись, остановились и, присев в зеленом полумраке, стали ждать, когда к ним приблизится мерцающий огнями караван. Сначала они увидели Гилдора в окружении отряда эльфов, потом, к удивлению Сэма, появились Элронд и Галадриэль. У Элронда на плечах был серый плащ, на лбу горела звезда, одной рукой он правил конем, в другой держал серебряную арфу, и на пальце у него было золотое кольцо с огромным голубым камнем — Кольцо Вилий, некогда самое могущественное из Трех Эльфийских. Галадриэль ехала на белой лошади, ее белое платье светилось, как облако вокруг месяца; казалось, она вся излучает нежное сияние. На пальце у нее был надет Нэний, мифриловый перстень с белым алмазом, который искрился ледяной звездой. За ними медленной рысцой, кивая головой, будто во сне, трусил на сивом пони Бильбо. Элронд уважительно и сердечно приветствовал хоббитов, а Галадриэль улыбнулась им. — До меня дошло, что ты хорошо использовал мой дар, достойный Сэммиум! — сказала она.— Твой любимый Хоббитшир становится благословенной землей. Сэм поклонился, но не нашелся, что ответить. Он забыл, как прекрасна Хозяйка Лориэна, и стоял теперь ошеломленный. И тут Бильбо очнулся и открыл глаза. — Как поживаешь, Фродо? — спросил он.— Вот видишь, сегодня я пережил Старого Тука. Так вот все и уладилось. Теперь можно отправиться в новое путешествие. Ты поедешь с нами? — Да,— ответил Фродо.— Несшие Кольцо должны уйти вместе. — Куда вы, хозяин? — громко крикнул Сэм, который только сейчас понял, что происходит. — В Гавань, Сэмми,— ответил Фродо. — А мне с вами нельзя? — Нет, Сэм, нельзя. Если очень хочешь, можно только до Гавани. Правда, ты тоже нес Кольцо, хотя очень недолго. Может быть, и твой час когда-нибудь пробьет. Не печалься, Сэм! Нельзя же все время разрываться надвое. Теперь ты будешь единым и целым много-много лет. Столько еще тебе предстоит радостей, столько желаний, столько дел! — А я думал, что мой Хозяин тоже много лет будет радоваться жизни в Хоббитшире после всех невзгод. Вы же столько для этого сделали! — сказал Сэм со слезами на глазах. — Я тоже раньше так думал. Но раны мои слишком глубоки, Сэм. Я старался спасти Хоббитшир, и он спасен, но уже не для меня. Так часто бывает, Сэм, когда добру грозит опасность: кто-то должен им пожертвовать, потерять, чтобы его сохранили другие. Ты мой наследник, отдаю тебе все, что у меня есть и могло быть. Кроме того, у тебя есть Рози и Эланор, а со временем появятся маленький Фродо, и маленькая Рози, и Мерри, и Златовласка, и веселый Пипин. Может быть, их будет больше. Я пока вижу только этих. Всем очень нужны будут твои руки и умная голова. Ты, конечно, станешь Бургомистром, будешь носить это звание так долго, как захочешь, и прослывешь самым лучшим садовником в истории Хоббитшира, почитывая Красную Книгу и поддерживая в хоббитах воспоминание о прошлой Эпохе, чтобы они не забывали о Великой Опасности и еще больше любили свою землю. Видишь, тебе предстоит столько работы и столько счастья, сколько возможно получить в Средиземье, пока продолжается твоя Глава в Красной Книге! А теперь нам пора. Проводи меня. Элронд и Галадриэль уезжали, ибо прошла Третья Эпоха, кончилась Эра Колец, ее история и ее песни. С ними уходили многие эльфы Высокого Рода, не желая больше оставаться в Средиземье. Между ними, с сердцами, переполненными светлой печалью, ехали Сэм, Фродо и Бильбо, и эльфы относились ко всем троим с большим почтением. Они ехали весь вечер и всю ночь, проскакали по самой середине Хоббитшира, но их никто не видел, кроме лесных и полевых зверей. Может, какой-нибудь запоздалый путник заметил мерцание огней и легкое движение теней по траве, но они ему, наверное, показались отсветом плывущего на запад месяца и тенями от облаков. Наконец, проехав Белые Холмы, они оказались за пределами Хоббитшира, обогнули с севера южную цепь Дальних Холмов, полюбовались Столбовым Нагорьем, увидели с Мифлоросской Платформы Море и впадающую в него реку Луну с разбросанными по обоим берегам строениями. Это была Серая Гавань. Кирдан-Корабел вышел им навстречу к воротам Гавани. Очень высокого роста, с длинной бородой, он был стар и сед, но глаза его молодо блестели, как звезды. Кирдан поклонился и сказал: — Все готово. Он проводил их на пристань, где качался на воде белый корабль и у причала стоял кто-то, весь в белом. Когда он повернулся и подошел к ним, Фродо узнал Гэндальфа. На пальце у мага было Третье Кольцо, великий Нарий, с камнем алым, как живое пламя. И все, кто должен был ступить на корабль, ощутили радость от того, что Гэндальф поплывет с ними. Один только Сэм стоял на берегу с болью в сердце. Он думал о том, что разлука горька, и о том, что еще горше будет ехать домой одному. Но в последний момент, когда эльфы уже входили на корабль и заканчивались последние приготовления к отплытию, раздался топот копыт, и Мерри с Пипином, влетев галопом на пристань, осадили коней у самого причала. Пипин смеялся сквозь слезы. — Ты уже один раз пробовал тайком удрать, милый Фродо! — воскликнул он.— А сейчас еще чуть-чуть, и мы бы не успели. Только на этот раз твою тайну выдал не Сэм, а Гэндальф. — Именно так,— произнес Гэндальф.— Мне кажется, что возвращаться домой втроем лучше, чем одному. Ну вот, друзья, здесь на берегу Средиземья кончается Содружество Кольца. Оставайтесь с миром! Я не говорю: «Не плачьте», ибо бывают добрые слезы. Фродо расцеловал Мерри и Пипина, потом Сэма, и вступил на корабль. Взлетели паруса, дунул, наполняя их, ветер, и корабль стал медленно удаляться от берега, скользя по серебристой воде. Когда он уже выплывал из Гавани, в руке Фродо блеснул и погас Флакон Галадриэли. Корабль вышел в открытое Море и уплыл на запад. Море было почти все время серым, пелена дождя закрывала горизонт. Но однажды ночью Фродо вдруг почувствовал в воздухе сладкий аромат и услышал дальние звуки песни. Ему показалось, как в давнем сне в Доме Бомбадила, что серая завеса дождя превращается в серебристое стекло и раздвигается, открывая белое побережье, а за ним — зеленую страну в блеске восходящего солнца. Но в тот вечер на Пристани для Сэма ночь наступила темная и непроглядная. Сначала он еще видел тень корабля на волнах серого Моря, скользящую к западу. Потом ночь ее поглотила. Сэм долго стоял у причала, слушая вздохи и шелест волн, лижущих холодный берег Средиземья, и на всю жизнь запомнил этот голос Моря. Рядом с ним молчали Пипин и Мерри. Наконец, трое друзей повернулись спиной к Морю и, ни разу не оглянувшись, медленно, поехали домой. Никто не произнес ни слова, пока они не въехали в Хоббитшир, но несмотря на молчание, каждый был рад, что он не один на этой длинной дороге. Друзья спустились с Белых Холмов и некоторое время все вместе скакали по Большому Восточному Тракту. Когда Мерри и Пипин свернули с него на дорогу в Бакленд, они уже снова громко пели, а Сэм направился через Приречье в Хоббиттаун и под вечер доехал до Кручи. Поднимаясь по Новой Улице, он еще издали заметил приветливый огонек в окне. Камин горел, и ужин был готов, как он и предполагал. Рози быстренько втащила его в комнату, усадила в кресло и посадила ему на колени малышку Эланор. Сэм облегченно и глубоко вздохнул. — Ну, вот я и дома! — сказал он. |
||
|