"Императрица Фике" - читать интересную книгу автора (Иванов Всеволод Никанорович)

Глава 1. Флейта короля

На лужайки парка Сан-Суси падал крупный снег, покрывал перспективные, на версальский манер дорожки, деревья, стриженные, как шары, кубы и пирамиды, боскеты, гроты Нептуна и Дружбы, фонтаны, руины на холме, китайский дом, римские бани.

Шапками снег лежал на каменных столбах, между ними — чугунные узоры решеток. Снегом были покрыты и крыши Нового замка, завитки стиля рококо над полуциркулями окон. Снег висел ровной сеткой, сквозь него чернели большие липы, на них сидели вороны.

Замок был отстроен в два этажа, широкий, с просторными залами, с круглыми ротондами, с наборными полами, в которых отражалась фигурная мебель под обивкой цветного штофа, с библиотекой, с картинной галереей.

К этому времени немцы давно перестали строить старые немецкие замки, рыцарские гнезда — с толстыми башнями и стенами. С подъемными мостами через глубокие рвы. С огромными закопченными залами, где в каминах горели когда-то целиком деревья, где можно было жарить баранов, даже быков… Еще стояли такие замки в древних славянских местах — Колобреге, в Штеттине, в Старграде — их строили рыцари Тевтонского ордена, рыцари-крестоносцы, когда они, разбитые арабами в Палестине, кинулись сюда, на Восток, в мирные богатые славянские земли, неся с собой насилие, пожары, кровь, слезы и христианство. В этих замках жили белокурые, голубоглазые разбойники, пировали тут, выезжали отсюда на охоту, железной рукой правили отсюда рабами — крестьянами. Их потомки строились и жили совсем по-другому — на французский манер.

В угловой круглой комнате на высоком пюпитре и на белом клавесине горели свечи у нот, флейта короля Фридриха переливно высвистывала мелодии Генделя. От свеч разноцветно мерцал хрусталь в подвесках, на жирандолях, на столах, в бра на стенах, у люстры на потолке, и алели две розы в пудреной прическе баронессы фон Вальгоф: она аккомпанировала королю.

Ястребиный нос короля свис над оголовьем флейты из белой кости, рот растянулся над амбушюром, стал еще язвительнее, четырехугольный носок правого ботфорта крепко отбивал такт, а серые глаза смотрели в окно на падающий снег.

И тогда, четырнадцать лет тому назад, вот так же шел такой же крупный снег, крыл экзерцир-плац перед старым Потсдамским замком, пухло ложился на треугольные шляпы, на голубые мундиры огромных померанских гренадер, что, циркулем расставив ноги, стыли во фрунте.

В зале замка, перед невысоким окном, тоже широко расставив ноги, стоял его отец, король Фридрих-Вильгельм — большой, сутулый, широкоплечий, с двойным пивным затылком, в голубом мундире. Справа и слева молчала свита — синие, зеленые, малиновые, голубые кафтаны, а дамы в широких робронах испуганно жались друг к другу.

Он сам, наследный тогда принц Фридрих, стоял за отцом чуть слева, слышал, как от отца пахнет пивом, табаком, суконной пылью. В окне чернел эшафот, на нем плаха, и мейстер Тимм, палач из Нюренберга, пальцем у уха пробовал звон стального топора.

Дамские платья зашелестели в движении:

— Ведут!

Бурей грохотали барабаны. По фрунту гренадер, между трех рослых великанов солдат, субтильный, маленький, прошел лейтенант Катте, твердо взошел на эшафот. Господин тайный советник Шурц, худой и высокий, снял с головы черную шляпу, поднял правую руку в кружевной манжете. Барабаны смолкли, сквозь стекла донесся гнусаво голос советника:

«…сей Катте… смуту в королевстве… Измена. Подбивал к побегу из родительского дома его высочество, наследного принца Фридриха… Соблазн юной души…»

Принц за отцом стоял, вытянувшись, как и отец, хотя и был лишен права носить военную форму. От черного бархата кафтана молодое его лицо было бледно, от переживаний ястребиный нос еще больше заострился, серые глаза округлились. Не лейтенанта Катте это казнили! — это казнили его самого, наследного принца Фридриха, — вот так, как в детстве за его, принцевы шалости, секли его сверстников — детей.

Палач портновскими ножницами срезал ворот у кафтана лейтенанта, пудреный тупей[34] над тонкой шеей, нагнул лейтенанта сильной рукой своей на плаху. Принц Фридрих не выдержал. Он бросился к окну, мимо отца-короля, стуча в стекла обеими руками, кричал:

— Прости! Прости!

Катте выпрямился и преданно взглянул в окно.

— Вы не виноваты! — слабо донеслось оттуда.

— Принц, назад! — загремел бас короля. — На ваше место. Драхенфельс, возьмите его!

Шатаясь, Фридрих отошел назад. Катте снова нагнулся, жалостно взглядывая в последний раз на окна, мейстер Тимм взмахнул топором. Голова отскочила, белый снег задымился кровью. Принц мягким мешком упал в обморок на руки синего кафтана.

Очнулся он оттого, что к его носу поднесли нюхательную соль. Над ним стоял грузный Фридрих-Вильгельм.

Король и отец.

— Принц! — говорил он гулким басом, оловянными глазами упершись в лицо сына. — Принц! Вот пример для вас! Так король и закон карают изменника, которому вы попустительствовали. Несчастный молодой человек — вы своенравная, дурная голова! Вы не любите ничего, что делаю я, ваш отец! В вас нет ничего человеческого. Вы стыдитесь ездить верхом! Стрелять! Я прямо говорю — мне не надобно такого бабня! Вы не умеете разговаривать с людьми. Вы не популярны… И я предупреждаю вас: если вы не оставите ваших вредных мыслей — вы будете лишены права наследования! Вас постигнет такая же участь…

Круглые глаза принца неожиданно твердо посмотрели в глаза короля.

— Принц, вы немедленно отправитесь в распоряжение нашего советника Тугендюнга. Под его руководством извольте изучать сельское хозяйство и военное дело…

«А мальчишка неплохо держится!» — отметил король про себя и закончил:

— Мой сын! Все дальнейшее зависит только от вас, от вашего поведения, от вашего благоразумия! Требую успехов!

…Иволгой свистела флейта, квадратный носок ботфорта рубил такт.

— Его величество и Генделя играет так, словно командует разводом! — шепнул первый министр граф Подевильс, высокий, длинный, наклоняясь к соседу в синем с серебром на кафтане. — Фриц сегодня не в духе…

— О мосье, — задрал тот вверх досиня выбритый подбородок. — Сегодня — его день траура! В этот день его величество излечился от увлечения Францией… Как раз сегодня Катте отрубили голову. Остались, правда, разве еще французские философы, но это уже не опасно… Хе-хе!

Флейта оборвалась, король язвительно смотрел круглыми глазами на белый парик баронессы, на его розаны, та прекратила музыку на полутакте.

— Мадам! Если вы так же плохо держите такт и в любви, то не поздравляю вас! Играем сначала…

Снова засвистела флейта. И снова понеслись облаками обрывки мыслей в голове короля.

«Какая глупость был этот побег! Дерзкие были мы мальчишки! Отец был прав… Какой урок задал он мне тогда!»

Прусский король снова увидал своего покойного отца-короля за некрашеным деревянным столом, на котором извергала пену только что поданная гренадером глиняная кружка с пивом. Синий дым валил из его длинной трубки, красное лицо в пудреном парике смотрело сурово, словно отец-король сейчас схватит палку, опять начнет драться.

— Поймите, мой сын! — говорил король-отец. — Кто я таков сейчас? Я нищий. Я тень! Захудалый мелкий князек… А могущество московитов несомненно. Пусть они азиаты, варвары, но Петр разбил же Карла Двенадцатого! Самого Карла! Он гонял этого воина по всей Европе. Петр мог бы, как скиф, захватить всю Европу. Его солдаты стояли в Голштинии, в Мекленбургии, в Силезии. В Померании. В Дании. Европа дрожала перед Петром, пусть и ненавидела его. Но для меня Петр Великий был и наставником и другом. Я первый признал его императором — хорошо, пусть он будет император! А я кто? По-прежнему князек «циппель-цербстский», один из сотен таких же нищих германских князьков… Этому состоянию нужно было положить конец, и для этого я все десятки лет моего правления, копил силу. Потихоньку. Не воевал. Пусть все дерутся кругом — но мы, пруссаки, мы не воевали! Bce кругом теряли силы, и потому мы становились сильнее. Да, я «фельдфебель» — так меня зовут… Но я сколотил мое войско, пусть и палкой. Я смело говорю, что солдат должен бояться палки своего капрала больше, чем пули неприятеля, — это самое главное! Я учил мою армию по шведскому образцу. У меня сто тысяч солдат… И каких солдат! Великанов! Их все боятся. Зато у меня построено тридцать крепостей… У меня полные цейхгаузы всякого добра… Снаряжения. Вооружения. Все это для вас, принц! Вам будет с чего начать ваше царствование…

Тут тогда король-отец пригнулся к самой столешнице и толстым пальцем снял нагар с сальной свечки.

— И помните, сын мой, одно: держитесь за Москву! Держитесь за Москву, как репейник держится за хвост собаки… Москва — сила, Москва вывезет Пруссию. Только одна Москва в состоянии помешать нашим планам. Вся наша сила, все будущее в доверии Москвы: Россия велика, богата, могуча. Что такое Европа? Это разодранное наследие Карла Великого… Лоскутное одеяло — из княжеств, герцогств, королевств… Ее нужно объединить, но ее объединит только тот, кому позволит эта новая Россия, наследие Петра Великого… Все мы пигмеи, а Петр был великан. Но у нас другая дорога. Когда будете королем, сын мой, ведите себя терпеливо, прикровенно. Не унижайтесь, о нет! Но и не задирайте носа. Выжидайте от случая к случаю, но и вместе с тем подталкивайте судьбу плечом, когда это можно. Прежде всего следите за Россией — другие времена теперь. Теперь мы не можем идти на Восток открыто, громыхая латами и щитами, как шли на Восток наши предки — тевтонские рыцари… Нужно действовать по-иному. Умом, а не только силой. Мы должны обогнать австрийского короля, который думает, что он действительно император Священной Римской империи, император Германии. Его апостолическое величество! Ха-ха-ха! Какая чепуха!

Король хлебнул из кружки, обсосал пену с губ.

— Нам, нашей Пруссии, нужна прежде всего своя земля. Свои люди! И много земли, и много людей… Это все есть на Востоке! Все это у нас забрала Польша. Немцы должны разделить Польшу, отобрать у нее все, что она отобрала у нас. Это — главное. Это нам завещал ваш дед! Ощипать ее, как капусту, листок за листком. Мы окрепнем на этих землях за Одером! Мы будем хорошими хозяевами на польских землях… И тогда — Германия наша!

Этих отцовских слов никогда не забывал он, король Фридрих II, и теперь они звучали в аккомпанемент клавесина в низких нотах в левой руке, которые сопровождали извивную мелодию флейты короля.

Король-отец вскоре же — в мае 1740 года — умер, и от его постели медленно отошел его сын.

Король Фридрих II.

«Все прочь! Я больше не поэт! Я больше не философ! Я только служу Пруссии! Прочь стихи, прочь концерты!» — так записал он в своем дневнике в ту ночь.

И в первый день своего правления, в первом же указе он приказал увеличить прусскую армию на шестнадцать батальонов и пять эскадронов.

Через год молодой король Фридрих II без объявления войны врывается и захватывает Силезию у Австрии. Протесты прокатились по Европе: какие основания? по какому праву? Основания? Это пустяк! Прусский король Фридрих II говорил, что «если вам нравится чужая провинция— и вы имеете достаточно сил, — занимайте ее немедленно. Как только вы это сделаете — вы всегда найдете юристов, которые докажут, что вы имели право на занятую территорию».

Европа была в замешательстве: ей никак не нужна была сильная Пруссия. Но Фридрих II рассчитал правильно: сильных армий у этих многочисленных крохотных разрозненных государств не было, и чтобы собрать союзные силы, требовалось много времени: улаживать разноречивые интересы — трудное дело! Главная противница короля Прусского — Австрия — в этот момент оказалась в одиночестве, без России: как раз 25 ноября этого года Елизавета Петровна удачным заговором сбросила с престола сторонницу Австрии «правительницу» Анну Леопольдовну, которая правила Россией за своего сына «младенца» — императора Иоанна Антоновича.

Все вышло очень удачно для короля Прусского, и было немедленно учтено и использовано им. Позднее обнаружились еще обстоятельства, которые тоже благоприятствовали его планам. Король Прусский, во-первых, был уверен, что Елизавета Петровна не справится с новой своей ролью. «По своим сибаритским наклонностям, — писал Фридрих II, — новая императрица скоро потеряет из виду и Петербург и саму Европу!» Во-вторых, Елизавета немедленно выписала из Голштинии в качестве наследника русского престола своего племянника Петра Ульриха, принца Голшинского, который приходился внуком Петру Первому по его дочери Анне Петровне.

А в-третьих, теперь королю удается план — экстренно командировать в невесты этому немецкому принцу, ставшему русским великим князем и, наследником, Софию, принцессу Ангальт-Цербстскую, что еще больше подкрепит немецкое влияние в Петербурге. И сегодня король ждет визита к нему ее матери герцогини Иоганны-Елизаветы — он обещал ее принять, ему, наконец, просто необходимо ее принять. Она может оказать Пруссии существенные услуги в Петербурге!

— Его величество выглядит сегодня очень озабоченным! — прошептал придворный в зеленом кафтане вверх, в высокое ухо министра Подевильса.

Тот в ответ неопределенно качнул головой. «Еще бы, — подумал министр, — эти семейные дела поважней любой войны». И продолжал внимательно слушать музыку.

Камер-лакей, скользнув в угловую залу, остановился у белой с золотом двери. Король взглянул вопросительно в его сторону, опустил флейту. Аккомпанемент смолк.

— Ваше величество, графиня Рейнбек! — доложил камер-лакей.

— Рейнбек? Рейнбек? — громко спрашивал король. — Не помню. Что за дама? Почему? А?

И посмотрел на первого министра.

— Ваше величество, — прошептал тот, согнувшись в перегиб, — вы же изволили приказать немедленно принять ее сиятельство.

— А! Теперь понимаю. Помню! — Король повернулся на одной ноге. — О! Это другое дело! Значит, эта старая карга таки пожаловала к нам! Отлично!

Он подошел к окну, искоса заглянул в направлении подъезда. Там, занесенная снегом, стояла высокая старая коляска.

— Ха! Это ее возок? В таких еще наши предки тевтоны кочевали со своими детьми и имуществом. Ха-ха-ха! Во всяком же случае — и графиня кочует на новые места. Ха-ха!

Кто-то почтительно хихикнул. Король обернулся на дерзеца.

— Что значит этот смех? Кто смеется? Кто смеет смеяться? Тевтоны идут на завоевание мира. Ми-и-ра, милостивый государь мой! Мы завоевываем его не только солдатами… то, что делает король Прусский, не должно вызывать ничьего смеха!

И, высоко подняв голову, он бросил лакею:

— Я приму графиню в кабинете!

Полный, низенький, шустрый король вышел из залы, гордо осматривая спины склоненных в поклоне придворных и громко стуча каблуками.