Глава 6. СОБАКУ ТОЖЕ УБИЛИ

– Значит, Руфь Нирн твоя мать?

Я смотрел вслед старику. Чуть видный светлячок его лампы мелькал уже где-то далеко в недрах галереи.

– Да, – сказал я, думая о том, сколько горя он принес моей матери.

– Поэтому ты и приехал сюда?

Я обернулся к капитану Менэку. Он подозрительно на меня смотрел.

– Нет, – ответил я. – Я не знал, что именно к нему она ушла от моего отца. Мне это стало известно только вчера вечером.

– Что же ты узнал вчера вечером?

– Что он на ней так и не женился. Что она была у него экономкой. И что она… что она покончила жизнь самоубийством.

– И больше ничего?

– Господи Боже мой! Неужели этого недостаточно? Ваш отец довел ее до сумасшествия. Он держал ее взаперти в этой мансарде, где я спал сегодня ночью. Оставить мужа и ребенка, а потом обнаружить, что твой любовник – женатый человек! Но этого мало, ведь когда умерла ваша мать, он все-таки на ней не женился, а женился на матери Кити, а моя оставалась у него экономкой. Господи! Этого одного достаточно, чтобы свести с ума любую женщину.

Менэк пожал плечами.

– Да. В странном мире мы живем, – сказал он.

Мне показалось, что он надо мной смеется, впрочем, может быть, это были шутки освещения. Он как будто бы даже получал удовольствие от сложившейся ситуации. Если так, то чувство юмора было у него какое-то дьявольское. Я был зол, мне было горько, и в то же время я чувствовал себя потерянным. Нужно было вздуть этого мерзкого старика, он этого заслуживал. А я дал ему уйти, и теперь он идет себе по галерее, сообщив мне, что моя мать была прекрасная женщина. Я до сих пор видел огонек его лампы.

– Ну, что сделано, то сделано, – сказал Менэк. – Теперь уж ничего не изменишь. Но все-таки как странно совпало, что ты явился именно сюда.

– Да, -.сказал я. – Это действительно странно.

– Сколько времени тебе понадобится на то, чтобы пробить проход к морскому дну? – Голос его звучал буднично, по-деловому.

– День или два, – неопределенно ответил я. – Я пока об этом не думал.

– Ну, пойдем назад. Ты можешь начать после обеда.

– Мне понадобится помощь, – сказал я ему.

– Можешь взять Фраера.

– О’кей.

Мы отправились назад по галерее. Он был прав, сделать ничего было нельзя. Я закончу работу как можно скорее и вернусь в Италию. Там, может быть. сумею забыть о Крипплс-Из.

Когда мы подошли к главному стволу и ожидали подъемника, Менэк сказал:

– Сразу после обеда мы доставим в Мермейд коми-рессор и бурильный станок. У меня есть с десяток острых буров. А остальные я велю Слиму заточить.

– Мне понадобятся длинные буры, когда мы будем приближаться к морскому дну, – сказал я ему.

Менэк кивнул.

– Я раздобуду, – сказал он. – Позаимствую завтра в Уил-Гивор.

Мы не стали подниматься на поверхность, задержались на том горизонте, где был склад. Слим и Фраер практически закончили работу. Через полчаса все было сложено. После этого ящики забросали грязью и камнями, чтобы они ничем не отличались от обыкновенной скалы. Слим был хороший каменщик, он знал толк в таких делах. После этого они пошли обедать. Когда я направился вслед за ними к главному стволу, Менэк меня остановил.

– Ты будешь питаться здесь, – сказал он. – Тут в ящиках разные консервы. Молоко, хлеб и всякое другое тебе будут приносить сюда вниз. Приходить в дом тебе небезопасно. Согласен?

Я кивнул:

– Но ведь я могу, наверное, иногда подниматься наверх, чтобы подышать воздухом?

– Это, наверное, можно. Только придется глядеть в оба.

Он оставил меня и пошел по короткой галерее к подъемнику. Когда клеть, дребезжа, стала подниматься наверх и ноги их скрылись из виду, меня охватило чувство одиночества. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать ничего подобного. Я слышал, как клеть остановилась и хлопнула дверца. Их голоса замерли вдали. Никаких других звуков не было. Наступила мертвая тишина. Звуки капающей воды в штольне были лишь отражением этой тишины,

В своем убежище я обнаружил запасные лампы, карбид, электрические фонарики, одежду и радиоприемник. Открыв один из ящиков, нашел там тушенку, консервированные помидоры, сардины, печенье, витамины, консервированный салат и абрикосы, варенье, сироп, ножи, вилки, ложки и даже консервный нож. Я открыл банку тушенки, взял немного галет и пошел наверх по узкой наклонной галерее, ведущей на поверхность.

Она круто поднималась вверх, к подножию короткой шахты. Кружок света наверху был синего цвета, и половина ограждающей стены была освещена солнцем. Лестницы в шахте не было, это указывало на то, что ею обычно не пользовались, но в стенках были каменные выступы, по которым можно было легко подниматься наверх и спускаться. Я зажмурился, перелезая через ограждающую стену в заросли дикого терна. Туман рассеялся. На небе – ни облачка. Глазам было больно от яркого света. Я погасил свою лампу и огляделся.

Я находился примерно в пятидесяти ярдах от главного ствола в сторону суши. Вокруг не было ни души. Все было тихо и спокойно, но это была живая тишина, в отличие от мертвой тишины подземелья. Где-то неподалеку кричал коростель, а в золотистых ветвях терновника жужжали пчелы. Хаос горных выработок, которые казались такими мрачными в тумане, теперь мягко сливался с общим ландшафтом, состоящим из диких скал и зеленых пригорков. Каменные развалины, прежде казавшиеся сплошь серыми, теперь представляли собой целую гамму красок от темно-пурпурного до кирпично-коричневого. Выработки спускались вниз, к самому краю прибрежных скал, а за скалами простиралось море, синее, спокойное, искрящееся светом. Я взобрался на невысокий холмик и улегся среди теплого вереска, чтобы поесть. Крипплс-Из был скрыт за вершиной холма, но я видел дорогу, которая вела вверх от него мимо разрушенных рудничных зданий. А вдали возвышался Боталлек-Хед. Там наверху была ферма, а ниже, по ближнему склону, виднелись остатки шахты. Еще ниже, примерно на середине склона, торчала старая печная труба, а в самом низу, почти у линии прибоя, на огромной скале стояло здание машинного отделения, напоминавшее старинный форт. Слева от меня были видны и другие сооружения, они вытянулись в линию по направлению к мысу, носившему название Кениджек-Кастл. Я насчитал их три – это были прочные внушительные постройки с толстыми гранитными стенами; в каждой из них из угла поднималась разрушенная труба из красного кирпича.

Вдруг послышался женский голос. Он доносился издалека, со стороны Боталлек-Хед. Я повернулся – вокруг зашелестели увядшие колокольчики цветов. В щель между камнями скользнула ящерка. Девушку я увидел не сразу. Она была у самого подножия холма, стояла на скале возле здания машинного отделения. У нее были светлые волосы, одета она была в красную кофточку и белые шорты; она махала кому-то рукой. С этого расстояния она казалась необычайно привлекательной, даже желанной. В ответ раздался мужской голос, и я увидел фигуру мужчины, который спускался к ней по каменистой тропке.

Я снова улегся и закрыл глаза. Как приятно находиться в отпуске. Как приятно проводить отпуск с девушкой в этих краях. Я никогда не отдавал себе отчета в том, насколько прекрасен может быть Корнуолл. Отец всегда говорил, что это самое красивое место в мире, но, когда я сюда прибыл, мне показалось, что здесь все так мрачно и уныло. Я снова открыл глаза. Юноша и девушка взбирались по крутой тропинке наверх. Я смотрел на них, пока они нс скрылись из виду.

Потом снова закрыл глаза. Море ярко сверкало, но солнце было не такое жаркое, как в Италии, оно сияло мягким переливчатым светом, земля же была зеленая, а не выжженная и коричневая, как в Италии.

Снова открыв глаза и оглядевшись, я увидел на бровке холма, скрывающего Крипплс-Из, маленькую девичью фигурку. Она спускалась не по тропинке, а шла напрямик через вереск, направляясь ко мне по прямой, соединяющей Крипплс-Из с шахтой Уил-Гарт. Это была Кити. На ней была коричневая юбка и зеленый свитер; ноги босые, загорелые, а волосы свободно развевались по ветру.

Я повернулся на бок и, опершись на локоть, смотрел, как она идет ко мне через вереск. В руке у нее была корзинка, она смотрела не пол ноги, а на море, шагая свободно и непринужденно, словно ходить по горам было для нее обычным делом. Я подумал о том. что ей, наверное, было тоже приятно выбраться из этого дома. Не доходя пятидесяти ярдов до меня, она повернула и стала спускаться к шахте. Меня она не видела. Вскоре я уже мог заглянуть в корзинку. Там были молоко, хлеб и какие-то свертки.

– Ты не меня ищешь? – спросил я. Девушка остановилась и быстро оглянулась.

– О! – воскликнула она, видя, что я смотрю на нес сверху. – Вы меня напугали. Капитан Менэк попросил, чтобы я отнесла вам еду. – Она протянула мне корзину. – Корзинку я оставлю здесь; кто-нибудь из мужчин может ее захватить, когда вечером будет подниматься наверх. – Она опустила корзину на землю. – Я сразу же и пошла, думала, вам захочется молока к обеду. Ведь галеты такие сухие. А молоко свежее. – Она двинулась в обратный путь, той же дорогой, которой пришла.

– Подожди, не уходи, – попросил я. – Посиди со мной минутку.

– Нет-нет, мне нужно идти.

– Почему?

– У меня… у меня масса дел. – Она нерешительно остановилась.

– Если у тебя столько дел, почему ты не попросила Фраера или Слима принести сюда корзинку?

– Я же сказала, вам к обеду нужен хлеб. – быстро ответила она и стала подниматься по тропинке.

– Кити, – позвал я. – Пожалуйста, не уходи. Я хочу с тобой поговорить.

– Нет, – отозвалась она. – Я думала, что вы будете внизу, в штольне, и не ожидала увидеть вас здесь.

Она быстро шла вверх по тропинке. Я вскочил на ноги.

– Ну. если ты не хочешь подойти и поговорить со мной, я сам к тебе подойду, и мы все-таки поговорим.

– Возвращайтесь назад в шахту, – сказала она. – Вам нельзя находиться на поверхности, где вас могут увидеть.

– Ну пожалуйста, мне так нужно с тобой поговорить, – сказал я, догнав наконец се.

Кити остановилась и повернулась ко мне лицом. Она тяжело дышала, щеки ее пылали,

– Неужели вы не понимаете? Если вас кто-нибудь увидит, то сразу же узнают, ведь невозможно нс узнать по такому точному описанию.

– Ах, так тебе это известно, – сказал я.

– Я же грамотная, умею читать, – отозвалась она. – Будьте же благоразумны, возвращайтесь в шахту. К тому же молоко на солнце быстро скиснет.

– Ты знаешь все, что здесь происходит? – спросил я.

– Достаточно, чтобы понять: вам небезопасно стоять на открытом месте.

– Почему, черт возьми, ты не уедешь из Крипплс-Из? – спросил я. – Это нс место для такой девушки, как ты. Ты всегда здесь жила?

– Да, всегда, – сказала она, кивнув,

– А в школу ты ходила?

– Нет,

– Как же ты научилась читать?

Она засмеялась, но смех ее быстро замолк.

– Меня учила ваша мать.

– Моя мать? Она кивнула:

– Она была все равно что моя гувернантка. Понимаете, моя мама вела довольно веселую жизнь, у нее, у бедняжки, не оставалось для меня времени. А я была еще маленькая, носила косички. – Кити коротко засмеялась и повернулась, чтобы уйти. – Мне пора, – сказала она.

– Нет, подожди, – остановил я ее. – Я хочу поговорить о моей матери.

– Я это знаю, но мне не хочется об этом говорить. Я схватил ее за руку и повернул к себе:

– Неужели ты не понимаешь? Я не знал своей матери. А теперь вдруг оказываюсь в тех местах, где она жила. Ты была с ней знакома. Она тебя любила. Это же так естественно, что я хочу, чтобы ты мне о ней рассказала. И, кроме того, я хочу узнать, почему ее держали взаперти в этой комнате.

– А я не хочу об этом говорить! – сердито крикнула она, вырывая у меня свою руку. – Отпустите меня, говорю вам. Я ничего вам не скажу.

– Но я хочу узнать, почему она покончила с собой, – сказал я, не отпуская ее. – Я догадываюсь, но хочу знать точно.

У нес широко раскрылись глаза.

– Догадываетесь? – повторила она.

– Конечно. Моя мать ушла от отца с Менэком в тысяча девятьсот двадцатом. А Менэк тогда жил со своей первой женой. Но даже после ее смерти он не женился на моей матери, он женился на твоей. А моя продолжала жить в доме в качестве экономки и твоей гувернантки. Господи! Разве этого не довольно, чтобы сломить любую женщину?

– Дело было не в этом, – медленно проговорила Кити и вдруг вырвала свою руку. – Я иду домой.

Я снова ее догнал. Тут она сама обернулась ко мне, глаза ее сердито сверкали.

– Оставьте меня в покое! – воскликнула она. Голос у нее был резкий, испуганный.

– Не оставлю, пока ты не расскажешь мне все о моей матери! – в свою очередь крикнул я.

– Никогда!

– Тогда я буду здесь стоять, пока нс расскажешь, – со злостью заявил я. – Она тебя любила, она подарила тебе эту брошку. Это была единственная вещь, которая у нес осталась от моего отца. У меня же нет ничего, решительно ничего. А у тебя сохранились все ее вещи, которые по праву должны были бы принадлежать мне, а ты не желаешь поговорить со мной каких-то пять минут.

– Дело совсем нс в этом, – грустно сказала она.

– В чем же тогда?

– Неужели вы нс можете понять, что мне не хочется о ней говорить? Неужели не можете оставить меня в покое?

– Нет, не могу, – сердито сказал я.

– Ну пожалуйста, – просила она.

– Ради всего святого! – крикнул я, хватая ее за плечо. – Ну, говори! – Я начал ее трясти. – Почему мою мать заперли в этой комнате?

Ее серые глаза налились слезами.

– Нет! – рыдала она. – Я не могу. Это невозможно! Я снова ее встряхнул. Она смотрела на меня, из ее

широко открытых глаз струились слезы. Она, казалось, не могла заставить себя говорить, но потом едва слышно сказала:

– Неужели вы не понимаете? Это она убила мою мать.

– Я тебе не верю, – сказал я.

– Пожалуйста, позвольте мне теперь уйти, – тихо плакала Кити.

– Нет, – сказал я. – Я этому не верю. Ты говоришь мне неправду. Зачем ей нужно было это делать? Она же тебя любила. Это ясно сказано в ее письме.

– Возможно, – сказала она. В голосе ее прозвучала печаль. – Она была такая милая. Приводила меня сюда на холмы, рассказывала сказки. Говорила, как называются деревья, цветы, птицы. Я очень ее любила. А потом… – Голос ее задрожал, и она замолчала. – Боже мой! Как это было ужасно! – И она разразилась рыданиями.

Я заботливо усадил ее на землю посреди вереска:

– Что было ужасно?

– Ну, теперь можно и рассказать, – спокойно проговорила она. – Она не могла нести ответственности за то, что сделала. Я в этом уверена. Но после этого… После этого я стала ее бояться.

– Ты хочешь сказать, что она была невменяема? Кити кивнула:

– Я не хотела, чтобы вы об этом знали. Но я ведь должна была отдать вам это письмо. Я обещала это сделать, если у меня будет такая возможность. Я должна была вам его отдать, правда?

– Конечно, – сказал я. – Пожалуйста, расскажи мне. что тогда произошло. Я предпочитаю знать все.

Знаю, что тебе это тяжело, но пожалуйста, ты ведь можешь меня понять?

Она кивнула. Но какое-то время сидела молча, ничего нс говоря, и смотрела на морс. Я сел на землю подле нее, пытаясь увидеть в обращенном ко мне профиле девочку с косичками, которая гуляла за руку с моей матерью по этим холмам. Она, должно быть, была красивым ребенком. И сейчас она была очень хороша: широкое открытое лицо с высокими скулами, маленький, чуть вздернутый нос. Когда смотришь на такие лица, вспоминаются чеховские пьесы. Может быть, она тоже мечтала о своей Москве, постоянно откладывая поездку, которая так и не состоялась.

– Мне было четыре года, когда мы с мамой приехали жить в Крипплс-Из, – начала она. – Я хорошо помню, что ваша мать – она называла себя мисс Нирн – сначала меня не любила. И я тоже нс любила ее. Возможно, наше присутствие вызывало у нес неприязнь – тогда я, конечно, не понимала почему, но неприязнь эту чувствовала. А потом однажды я упала – играла в одной из старых построек и провалилась. Это было недалеко от Кениджек-Кастла. Я гонялась за ящерицей и свалилась в какой-то глубокий колодец с гладкими отвесными стенками; ободрала коленку, мне было больно, я кричала и плакала, думала, за мной никто никогда не придет. Мама постоянно куда-то уезжала, дома была только мисс Нирн. Было уже совсем темно, когда она меня нашла. Она принесла меня домой, перевязала коленку и стала рассказывать сказку, чтобы меня успокоить. Но я крепко заснула, нс успев ее дослушать. Поэтому, естественно, на следующий день мне захотелось услышать конец. Так и повелось, что каждый вечер перед сном она рассказывала мне коротенькие истории про зверей и птиц, которых мы видели днем. Рассказывала и о писки-гномах, о шахтерах, работавших в наших горах. – Кити печально посмотрела на меня. – Вы понимаете, мы с ней обе были одиноки. А она так много знала.

– Да, – сказал я. – Она была учительницей до того, как вышла замуж за моего отца.

Кити кивнула и снова устремила взгляд на море:

– И еще она рассказывала мне о своем сыне, который был несколькими годами старше меня. Она очень часто о вас говорила. Выдумывала целые истории. Вообще, она жила в своем собственном мире грез и иногда позволяла мне туда заглянуть. Мне это очень нравилось. Вскоре она стала заниматься со мной по-настоящему. Я ходила за ней повсюду. Помогала ей доить коров и ухаживать за садиком, который она развела возле дома. После ее смерти я пыталась содержать его в порядке. В память о ее доброте. Но потом началась война, и у меня совсем не было времени. Боюсь, что теперь этот садик никогда уже не возродится. Боже мой, как бы я хотела, чтобы всего этого никогда не было! – воскликнула она с неожиданной страстью.

– Почему она продолжала здесь жить? – спросил я. – Ну, после того, как старик женился на твоей матери.

– Право, не знаю.

– Может быть, из-за тебя? Потому что она была одинока и вся ее неизрасходованная любовь сосредоточилась на тебе?

– Возможно, – медленно проговорила она. – Она смотрела на меня как на свою родную дочь. Поначалу все было хорошо, пока у мамы была своя машина и никто не мешал ей веселиться. Но потом наступила депрессия. Мне кажется, мама потеряла много денег. Тут и начались скандалы. Маме нужно было чем-то заняться, и она вспомнила, что у нее есть дочь. А я постоянно была с мисс Нирн. Мне кажется, мама стала ревновать. Во всяком случае, когда они начали ссориться, я… боюсь, я встала на мамину сторону. Вы понимаете, я начала взрослеть, стала меньше зависеть от мисс Нирн и больше интересоваться окружающим миром. Мама всегда была красиво одета и говорила о реальных вещах и о реальных людях, боюсь, что в основном о мужчинах. Я стала меньше времени проводить с мисс Нирн и больше-с мамой. А мисс Нирн постепенно от всего отдалилась, ушла в себя. – Кити снова обернулась ко мне. – Я так об этом сожалею. В какой-то степени я была виновата, но ведь я была еще ребенком и не понимала, что чувствуют взрослые люди.

Она нерешительно замолчала, и я спросил:

– Сколько времени все это продолжалось, до того как погибла твоя мать?

– Семь лет. Это случилось в понедельник. Точного числа я не запомнила, но был один из понедельников октября за год до войны. Мама собиралась отправить меня в школу. Мисс Нирн против этого возражала. Был страшный скандал. Мама по-всякому ее обзывала. А потом пришел отчим и велел им перестать. Это было после ленча. Мисс Нирн ушла в свою комнату и не выходила. Отчим сам отнес ей наверх чай. В тот вечер мама пошла погулять с Питером – это был ее пес, старый Лабрадор. Она его очень любила. Вскоре после этого вышла из своей комнаты и мисс Нирн. Я помню, как она выходила из дома. Я была в кухне, а она прошла мимо, не говоря ни слова, бледная и взволнованная. Я видела, как она направилась в сторону скал. Помню все это очень хорошо, потому что я тогда раздумывала, стоит мне побежать за ней и поговорить или не стоит. Вы понимаете, я должна была уехать, отправиться в школу, все это решилось как раз в тот день. И мне было жалко с ней расставаться. – Голос девушки понизился до шепота. – О, как я жалею, что не побежала за ней! – Кити ненадолго замолчала. – Примерно через час ее нашел на берегу старик пастух, который у нас тогда служил. Он привел ее домой в состоянии шока. Ее отвели в ее комнату. Ей было очень плохо, она ничего не помнила. А мама так и не вернулась. Ее искали всю ночь, а нашли только утром. Нашли на дне старой заброшенной шахты, скрытой в кустах. Вон там. – Она указала на полукруглую каменную стенку за главным стволом шахты Уил-Гарт. – Стенки тогда там не было. Про эту шахту все давно забыли. Мне кажется, отчим тоже про нее не знал', а ведь ему даже тогда были известны все шахты в округе.

– Кто обнаружил твою маму? – спросил я.

– Один шахтер. Ее никогда бы не нашли, если бы не Собака, которая непрерывно выла. Питер подох, когда его поднимали наверх. У него была сломана спина. Человек, который нашел маму, говорил, что она, наверное, упала в шахту, когда пыталась как-то вытащить Питера. К такому же выводу пришел и коронер1, когда проводилось расследование.

– Значит, это был несчастный случай? – сказал я. Она медленно покачала головой:

– Нет, это был не несчастный случай. В то утро, после того как они нашли тело моей мамы, мисс Нирн сидела рядом со мной в кухне. Она была ужасно расстроена. Она всегда принимала близко к сердцу подобные случаи, даже когда дело касалось какой-нибудь овцы, которая, случалось, падала со скалы. В кухню вошел мистер Менэк. Меня он, казалось, не замечал. Посмотрел прямо на мисс Нирн и спросил: «Это ваш?» В руке у него был носовой платок. Она взяла его. Увидела в уголке свои инициалы и ответила: «/Да, где вы его нашли?» Он сказал: «Около шахты, около того самого места, где была убита Гарриэт». После этого он велел ей идти к себе в комнату. Через некоторое время я услышала, как он тоже прошел наверх. Я ничего не понимала, но мне было ужасно любопытно узнать, в чем же дело, и я украдкой пошла за ним, остановившись у подножия лестницы. Дверь была открыта, и мн5 все было прекрасно слышно.

– И что он сказал? – спросил я, Кити замялась:

– Он сказал: *Я знал, что это сделала ты, еще до того как нашел платок. Другого объяснения быть не может. Собака никак не могла провалиться в шахту, она все их прекрасно знала. И Гарриэт тоже знала там каждую тропинку. Она никогда не стала бы пробираться через вереск, если бы кто-то ее не позвал». После этого он ей сказал, что она невменяема и не отвечает за свои действия.

– А что же собака? – спросил я.

– Мистер Менэк нашел маму еще до того, как это сделал тот шахтер. Он нашел ее сразу же, как только отправился се искать. Он се нашел, потому что Питер стоял нал шахтой и скулил.

– Боже мой! Значит…

– Да. Он сбросил собаку вниз, в шахту. Нужно было как-то объяснить, почему мама пошла по этой тропинке. Питер – это было единственное объяснение. Он не мог придумать ничего другого.

– Как все это ужасно! – пробормотал я.

– Да, – сказала она. – Питер был такой чудный пес. Он, бывало, приносил мне крольчат, нес их в пасти, не причиняя ни малейшего вреда. Но это спасло вашу матушку. И вот после этого… – Слегка замявшись, она быстро сказала: – После этого в окно и были вставлены решетки. Вы понимаете, она не могла вспомнить, где была и что делала, когда бродила по берегу. Она еще долго болела после этого. '

Я смотрел на скалистый берег, но моря не видел. Я не видел ничего, только забранное решеткой окно и глазок, прорубленный в двери. Мне было холодно, несмотря на теплое солнце. А когда я наконец заметил морс, переливающееся золотыми блестками на солнце, оно показалось мне насмешкой, абсолютно неуместной в этом проклятом месте.

– Но неужели она действительно лишилась рассудка? – спросил я. – Никак не могу этому поверить.

– Боюсь, что это было так, – печально проговорила она. – Одиночество делает с человеком странные вещи. Я знаю, что это такое. Именно из-за одиночества с ней все это и произошло, она потеряла контроль над собой. Иногда она целый день нс могла вспомнить, что делала накануне. – Кити неожиданно положила руку мне на рукав. – Мне так жаль, что я вам все это говорю. Я не хотела. Потому и старалась вас избегать, но мне это не удавалось. Понимаете, она так много рассказывала мне о вас. А я ее очень любила, когда была маленькая. Пожалуйста, не забывайте этого. Она была такая милая, добрая женщина. Но жизнь плохо с ней обошлась, и она… она не выдержала.

После этого мы долго молчали. Я пытался что-то сказать и не мог найти слов. Вся эта история была до такой степени невероятна, так чудовищна! Мне хотелось побыть одному, нужно было все как следует обдумать.

– Молоко испортится на солнце, – пробормотал я, поднимаясь на ноги.

– Да, – отозвалась она. – Молоко испортится.

Я оставил ее и медленно пошел вниз, раздвигая ногами шелестящие ветки вереска. Маленькая фигурка Кити, направлявшейся в сторону Крипплс-Из, четко вырисовывалась на фоне голубого неба. Я пожалел, что отпустил ее. Хотелось поговорить с ней о чем-нибудь другом. Мне необходимо было с кем-нибудь поговорить.

Звук голосов заставил меня обернуться. Это возвращалась девушка в красной кофточке и белых шортах. Она и ее приятель держались за руки, и легкий ветерок донес до меня ее смех. Я направился к подъемнику, чтобы вернуться в свою подземную камеру. Свет моей лампы казался таким тусклым после солнца. И в то же время мрачные каменные стены и полумрак больше подходили моему тогдашнему настроению, чем ослепительный блеск прекрасного сентябрьского дня. Я опустился на голые пружины одной из коек и мысленно послал проклятия Крипплс-Из, как это неоднократно делал в свое время мой отец.

Стук в каменные плиты, закрывающие вход, вывел меня из задумчивости. Снаружи слышался голос, глухой и неясный. Я встал и отодвинул засов – я даже не помнил, как его задвигал, но, очевидно, это было сделано. Каменные плиты отодвинулись, и показалась голова Фраера.

– Ничего себе духотища, чтоб мне провалиться! – высказался он. – Слава Богу, хоть решеток нет. Уж очень я не люблю смотреть на белый свет сквозь решетку. Ты готов? Нужно погрузить компрессор. Слим уже пошел вниз.

– Я готов.

Мы вышли и направились в каптерку. Ожидая, пока клеть поднимется наверх, я спросил:

– А где капитан Менэк?

– Он еще дома. Придет к нам попозже. А пока они там скандалят со стариком. Чуть ли не с кулаками друг на друга бросаются.

– О чем же они ругаются, чего не поделили?

– Да все о том же – старик не хочет, чтобы затопляли Мермейд. – Фраер засмеялся. – Но кептэн все равно сделает по-своему. Он всегда умеет настоять на своем. Я так считаю, у него есть что-то на отца, иначе старик не стал бы терпеть все эти фокусы, что кептэн вытворяет с шахтой. Не слишком они друг друга обожают, эта парочка. Я пошел было к кептэну после ленча, чтобы узнать, что надо делать, и услышал их еще за дверью – Бог ты мой, как они орали! Просто готовы были вцепиться друг другу в глотку. А когда я вошел, старик был весь белый и дрожал от злости.

Мы проехали мимо главной штольни, и клеть сама остановилась на следующем горизонте. Там стоял страшный шум от текущей воды. В расщелине позади шахты я увидел медленно вращающееся водяное колесо.

В нашу сторону была направлена лампа, которая освещала сводчатый потолок галереи.

– Это ты. Фраер? – раздался голос Слима.

– Да, – ответил Фраер. – Осторожно, здесь кабель, – предупредил он меня.

Кабель, туго натянутый над землей, находился примерно на высоте пояса. Перед нами в свете лампы Слима четко вырисовывалось что-то огромное; это была плоская платформа на колесах, стоящая на каменных выступах по обе стороны галереи. Когда мы подошли ближе, я увидел, что прямо перед ней стоит компрессор. К этому странному сооружению были приставлены две доски.

– Это и есть верхняя оконечность штольни Мермейд? – спросил я Фраера.

– Верно говоришь, приятель, – сказал он. т- А теперь поедем на работу совсем как баре. Вот эта штуковина называется -корзина».

– Почему «корзина»? – спросил я.

– Ты бы не стал задавать этот вопрос, если бы работал вместе с нами, когда мы все это устраивали. Целый год выдалбливали эти окаянные выступы. Так что ты, пожалуйста, поосторожнее, когда будешь пробивать ход к морю. Если эта хреновина не будет работать, когда зальют штольню, нам со Слимом придется крепко с тобой поговорить. Верно, Слим?

– Ты же знаешь, что я об этом думаю, – ответил Слим.

– Пессимист – он пессимист и есть, – сказал Фраер. – Ты не забыл про полсотни? – Он обернулся ко мне: – Мы со Слимом побились об заклад. Он уверяет, что кептэнова система не будет работать, когда штольню зальет водой, а я говорю, что будет. Наш кептэн ведь не дурак, Слим. К тому же он инженер, ты этого не забывай.

– Случается, что и инженер подорвется на собственной петарде.

– Что ты там говоришь, я не понимаю. Что это за петарда такая?

Петарда – это мина (Здесь игра слов. Английское слово -mine- имеет два значения: «мина» и «шахта».), – насмешливо объяснил он. – Ну, давайте работать. Нужно погрузить компрессор в «корзину».

С помощью ломов, которые мы использовали в качестве рычагов, мы водрузили компрессор на платформу» вагонетки.

– Проверь-ка, все ли здесь есть, что тебе нужно, – сказал Фраер.

Светя себе фонариком, я осмотрел платформу. Там были пневматический бур, стальные наконечники, шланг для сжатого воздуха, рукоятка для бура, кирки и лопаты.

– А заряды?

– Они у кептэна.

– Ну, тогда забирайся, – Я вскарабкался на платформу и встал рядом с компрессором.

Через секунду я чуть не свалился с ног, потому что все это сооружение дернулось и двинулось вперед. Компрессор покачивался, когда одетые в резиновые шины колеса подскакивали на неровностях выступов.

– Она работает от того же колеса, что приводит в движение подъемник! – крикнул мне в ухо Фраер.

Я кивнул. Разговаривать было невозможно. Галерея постепенно опускалась вниз, открываясь нашему взору, насколько позволял свет ламп. Вагонетка раскачивалась и скрипела. И тем не менее, принимая во внимание то, что она двигалась не по рельсам, а просто по вырубленным в стенках выступам, двигалась она на удивление плавно. Уровень иола галереи сделался ровнее. Сверху мне на руки и на лицо капала вода, стекала на платформу, собираясь в темные лужицы, которые поблескивали в свете ламп.

– Ну вот, мы уже и под морем! – крикнул мне в ухо Фраер.

Я кивнул. Теперь я уже не думал о колоссальном весе воды у нас над головой, начиная привыкать к шахте, и мысли мои больше занимала оригинальная идея Менэка. Должен признаться, что, когда он в первый раз мне сказал, что собирается соединить штольню с морем, для того чтобы обеспечить подводный проход для транспортировки контрабанды, его идея показалась мне не более чем фантазией. Теперь же я начал понимать, что она не так уж абсурдна, как можно было подумать на первый взгляд, просто несколько необычна.

Использование пещер для сокрытия контрабанды, как естественных, так и искусственно вырытых, старо как мир. Поэтому меня нисколько не удивило, что для этой цели используются старые выработки. Но вот подводный вход в хранилище, когда контрабанда опускается на тросах прямо в вагонетку, находящуюся под водой, – это была абсолютно новая идея. Правда, вся система – и вагонетка, приводимая в движение тросом, который наматывается на барабан, и каменные выступы – все это было сделано достаточно грубо и примитивно. Но ведь горные работы вообще довольно примитивны.

Вагонетка замедлила ход, и мы стали различать леса в конце галереи. Она остановилась прямо под шахтой, которую начали пробивать в своде галереи.

– Ну и как, что ты об этом думаешь, приятель? – спросил Фраер в наступившем молчании.

– О'кей.

– Думаешь, что получится?

– Да. Думаю, получится.

Он кивнул, и лицо его расплылось в усмешке.

– Вот уже больше гола, как мы долбим эти выступы. Вытесали тысячу триста бордюрных плит. Так что, когда начнешь взрывать, будь поосторожнее. У меня в это дело вложено пятьдесят фунтов.

– Постараюсь, – сказал я, глядя на черную дыру, которая просвечивала сквозь леса.

В тот момент я, кажется, забыл обо всем, думая только о той работе, которую нужно было выполнить: как можно аккуратнее проделать отверстие, соединяющее галерею с морем. Щекотливое это дело – бурить и взрывать в таких породах, которые корнуоллские горняки называют «водяными палатами». Мне давно не приходилось этим заниматься, с тех пор как я шахтсрил в Скалистых; на рудниках в Кулгарди работы обычно ведутся на большой глубине. Такое чаще всего встречается в гористых местах. Проходка регулируется мощностью насосов, которые откачивают воду. Когда насосы перестают справляться, приходится придумывать другие способы удаления воды. Если шахта находится на краю горы, как, например, многие шахты в Скалистых горах, то со стороны долины прорывается штольня, через которую сбрасывается вода, мешающая продолжению работ. Дело простое и обычное, если только поблизости нет подземной реки или водного резервуара – в этом случае работа становится опасной. Проводится разведка с помощью длинных шпуров. Бывает и так, что, когда разработки приближаются к «водным палатам», из пробуренного отверстия вырывается поток воды, перемычка рушится, все заливает водой и находящиеся там рабочие гибнут. Такое случалось несколько раз в тех шахтах, где работали мы с отцом. Но со мною – никогда.

В данном случае бурить наверх, в сторону морского дна, было менее опасно вот в каком отношении: Менэк сказал мне, что у него есть точные цифры – ему известна толщина пласта, который необходимо пробурить.

Но с другой стороны, вес поды вполне может оказаться большим, чем можно предполагать. Я долго стоял так, глядя на зияющую дыру наверху и обдумывая эту проблему.

– Хватит стоять, приятель, – сказал наконец Фраер. – Будем начинать.

– О'кей, – сказал я.

Мы достали инструменты, прикрепили шланг к компрессору и подняли бур на платформу лесов. Фраер прошел к концу галереи, где был установлен громадный блок с барабаном для троса, вынул из стены камень и снял трубку телефона. Покрутив ручку, он сказал:

– Слим? Все в порядке, да-да, работает. Оттащи «корзину ярда на четыре, хорошо? – Через секунду трос на конце вагонетки натянулся, и все это устройство вместе с компрессором двинулось прочь из-под лесов.

– Хорош, дальше не надо, – сказал Фраер, когда вагонетка остановилась. Он положил трубку и взобрался ко мне на платформу. – Единственное, чего нам здесь не хватает, – это хорошего обслуживания. – Он посмотрел наверх, на шахту у нас над головой. – А что будет, когда сюда ворвется море? – спросил он. – Мне кажется, оно может угробить всю нашу работу.

– Ты хочешь сказать, что много камня рухнет вниз и завалит все, что вы тут построили? – спросил я.

Он кивнул.

– Это мое дело, – сказал я. – Мы будем рвать небольшими зарядами и после каждого взрыва убирать породу, так же как вы это делали до сих пор. А в конце между нами и морем останется совсем тонкий пласт. Если грунт будет достаточно твердым, все будет в порядке.

– А если нет?

– А тогда тебя здесь вообще не будет, и некому будет получить пятьдесят фунтов, которые тебе должен Слим.

– О Господи! – выдохнул он, и я заметил, что лицо его побледнело. Он нс был шахтером, и ему вообще не нравилось работать под землей. Но надо отдать ему справедливость – трусом он нс был. Страху он поддался только в самом конце.

К тому времени, когда мы установили подставку для бура, закрепив ее в горизонтальном положении, я уже разметил расположение шпуров и прикинул размеры зарядов, которые мне понадобятся. Я уже забыл о богатой залежи, которая располагалась внизу, забыл о Крипплс-Из и вообще обо всем, что было наверху. Все мое внимание было сконцентрировано на предстоявшей- нам работе.

Из этого не следует делать вывод, что я заразился идеями контрабандизма и рассчитывал получить свою долю прибыли. Горные работы похожи на любую другую работу. Дайте горняку трудную задачу, и он увлечется, пытаясь ее разрешить просто потому, что это его дело и ему интересно. А я считал себя неплохим шахтером, хотя и находился вне игры шесть лет.

Капитан Менэк пришел вскоре после четырех. В это время мы бурили уже третий шпур для заряда. Мы не сразу его заметили, к тому же из-за грохота компрессора и пневматического бура, свиста сжатого воздуха и плеска воды мы не слышали даже самих себя, не говоря уже о других посторонних звуках. Менэк взобрался к нам по лестнице, и я, увидев свет его лампы, выключил бур. Я почти нс слышал, что он говорит, поскольку оглох от шума, хотя теперь слышалось только глухое ворчание компрессора и шипение вырывающегося воздуха.

– Как у вас дела? – крикнул он мне в ухо.

– Все в порядке, – сказал я и направил свет лампы на шпуры, которые мы просверлили. – Сделаем с десяток дырок и поставим легкие заряды! – крикнул я в ответ. – Для такой плоскости забоя это многовато, но так будет надежнее.

Он кивнул:

– Когда будете взрывать? Я посмотрел на часы:

– Около семи, может быть, в восемь. Он снова кивнул.

– Я принес вам чаю, – сказал он, поставив на платформу матерчатую сумку. Из нее высовывалось горлышко термоса.

– Я только что смотрел свои цифры, – сказал Менэк, жуя хлеб с вареньем. – По моим расчетам выходит, что нужно пройти восемнадцать футов. Как ты считаешь, сколько футов даст каждый взрыв?

– Фута три, – сказал я. – Может, чуть больше.

– Значит, понадобится пять или шесть?

– Да, – сказал я.

– Сегодня пятница. Если делать два отпала в день, можно закончить в воскресенье вечером или в понедельник утром. Ты сможешь обеспечить два отпала в сутки?

– Да, два – это возможно, – ответил я.

– Хорошо. Тогда, значит, я договорюсь, чтобы «Арисег» взял вас с Дэйвом на борт в понедельник вечером. – Он достал сигареты, и мы все трое молча закурили. Он оперся о край платформы и направил луч своей лампы вниз, в яму между каменными уступами для вагонетки. Там, на дне, тускло светилось олово.

– Прайс, – сказал Менэк, – если мы затопим Мермейд, можно будет когда-нибудь разрабатывать эту залежь?

– А где находится следующий горизонт?

– Под морским дном. -Да.

– Это двухсотый горизонт, значит, почти на пятьсот футов ниже нас.

– Очень большое смешение, – сказал я. – Это значит, что нужно будет осушить всю выработку до этого уровня. Возможное расположение жилы можно определить по геологическим картам, которые имеются у вашего отца, но, даже если они точны, понадобится серьезная разведка, прежде чем вы выйдете на эту жилу. Но в любом случае нет никакой уверенности, что это та самая жила, которую старик видел на шестнадцатом горизонте. Возможно, что это просто карман1. Для того чтобы выйти на саму жилу, понадобятся колоссальные расходы: если вы зальете эту штольню, воды там будет предостаточно.

Он кивнул и пожал плечами:

– Ну что же, тем хуже.

– Ваш отец, наверное, очень сердится?

– Ну конечно. Просто бесится от злости. Но пусть тебя это не волнует. Он нам нс помешает.

Я подумал о том, что бы стал делать я, если бы мой сын пожелал затопить такую богатую выработку, и был совершенно не уверен, что не стал бы вмешиваться.

– Почему бы вам не оставить контрабанду и не заняться законным делом – разрабатывать эту жилу?

– Потому что меня это не интересует, – ответил он.

– Но Боже мой, если эта жила лежит так, как говорит ваш отец, вы оба можете заработать кучу денег.

Он посмотрел на меня, подозрительно прищурившись.

– В чем дело. Прайс? – сказал он. – Ты что, нс хочешь продолжать работу, не хочешь делать то. что обещал?

– Мне безразлично, что я здесь буду делать, лишь бы смотаться отсюда поскорее.

– Тогда исполняй, что велят, и не вмешивайся в мои дела, Я сам в них разберусь. – Я собрался было ответить, но он поднялся на ноги. – Давай работай. Заряды принесу около шести. Тебе какие?

Я сказал, какого размера заряды мне нужны, и он удалился.

– Кептэн в советах не нуждается, – сказал Фраер, наблюдая за тем, как Менэк идет по галерее.

– Он просто дурак, – сказал я. – Если эта жила продолжается и дальше, то у него в руках целое состояние.

– А как насчет налогов и всего такого прочего? – засмеялся Фраер. – Представить себе нс могу, как наш кептэн возится со всякими там бланками да счетами. Все эти штучки не для него, он создан не для этого.

Мы снова взобрались вверх по лестницам и продолжили бурить. Без четверти семь Менэк позвонил по телефону, чтобы узнать, как у нас дела. Нам оставалось пробурить еще три шпура, поэтому мы решили сделать перерыв на ужин. Фраер отправился наверх, а я ужинал в одиночестве, запертый, словно барсук в своей норе. D половине девятого мы снова приступили к работе, а к десяти я уже заложил заряды и подключил детонаторы. Погрузив компрессор и инструменты на платформу-вагонетку, мы отъехали подальше от места взрыва.

Когда вагонетка подошла к входу в главную шахту, Слим оставил рычаги ворота и подошел к нам. Его лицо, казалось, вытянулось еще больше.

– У меня для вас плохие новости, – сказал он, обращаясь к Менэку.

– В чем дело? – спросил тот.

– Дэйв объявился.

– Дэйв? В Крипплс-Из? Слим кивнул.

– Проклятый идиот, черт его совсем подери! – Менэк был вне себя от ярости. – Я же его предупреждал, чтобы он не смел сюда являться, если что случится. Надеюсь, он не в доме?

– Нет, – ответил Слим. – На это у него хватило ума. Он пришел прямо в шахту. Я его поместил в тайник, туда, где живет Прайс.

– Правильно. Пойлу сейчас и поговорю с этим мистером Таннером. Он что, испугался?

– Еще как!

– Беда с этими валлийцами, – прошипел Менэк. – Слишком они эмоциональны. И любят все драматизировать, совсем как итальянцы. Он сейчас, наверное, воображает себя этаким Джиро Ноланом. которого преследует полиция на улицах Дублина. – Он направился к подъемнику.

Пока клеть, дребезжа, ехала вверх, он не говорил ни слона, но глаза его гневно сверкали в свете четырех ламп. Он снял шлем и ерошил волосы своими длинными пальцами.

Мы прошли следом за ним в тайник. Тула уже принесли постель, положив ее на одну из коек. Когда мы вошли, Дэйв сидел, облокотившись о свернутый матрас, и курил сигарету. Увидев Менэка, он вскочил на ноги.

Его быстрые черные глаза так и бегали. Он прямо-таки съежился от страха, когда Менэк к нему подошел.

– Ну? – сказал Менэк негромко, но в тоне его чувствовалось раздражение.

– Я вынужден был прийти, – тихим голосом объяснял Дейв. – Это единственное безопасное место. Я никак нс думал, что эта девка меня так бессовестно продаст. Я был на ферме Клинта, что недалеко от Морваха. Лиззи Клинт сама принесла мне газету. После этого я уже не мог ей доверять, вот и пришел сюда. Я был вынужден, неужели вы не понимаете?

– Ты ослушался приказа и поставил под угрозу наши жизни, жизни всех остальных. – Голос Менэка звучал холодно и угрожающе. – В понедельник ты отправишься в Италию на «Арисеге», а до тех пор будешь находиться здесь вместе с Прайсом. И никуда отсюда не высовывайся, понятно? Никаких походов наверх. А вход держи закрытым. Инструкции, деньги и документы получишь в понедельник. – Он обернулся ко мне. – Следи, чтобы он все время был здесь, – велел Менэк. – Он сейчас в таком состоянии, что я ему не доверяю.

Менэк вышел, за ним последовали Слим и Фраер. Две плиты захлопнулись за ними.

– Что он хотел сказать? Что это за такое состояние? – Голос у Дэйва звучал пронзительно, в руке ярко светился кончик сигареты. – На что это он намекает, скажи ты мне? Воображает, что я испугался? Ничего подобного. Я пришел сюда потому… – Он нерешительно замолчал и бросил на пол сигарету, затоптав ее но-гой – Потому что я не доверяю Лиззи Клинт. Эти жен-шины настоящие чертовки, ты же знаешь. По мне, так пусть бы их совсем не было, разве что… иногда ведь все-таки приходится им доверяться, верно? Но когда она показала мне эту газету… – Дэйв открыл свой золотой портсигар. Он был пуст. – У тебя не найдется сигаретки, друг?

– Нет, – сказал я. – Может быть, есть в этих ящиках с продуктами. – Я посмотрел в том ящике, который был уже открыт, и нашел там блок сигарет. – Вот. возьми, – сказал я и бросил ему пачку.

Он сразу же закурил. Спичка дрожала в его руке. Он встал и отодвинул плиту, закрывающую вход.

– Ненавижу сидеть взаперти, а ты? Люблю слышать, что происходит снаружи. Мы услышим, как опускается клеть, а?

– Да, – сказал я.

Он направлялся снова к своей койке, когда из глубины шахты раздался приглушенный грохот. Нас слегка тряхнуло.

– Что это такое? – вскрикнул он.

– Взрыв, – сказал я. – Мы ведем работы в одной из шахт.

Он быстро подошел к кровати и сел, словно его не держали ноги. До нас докатилась воздушная волна, засыпав нашу конуру пылью из соседней штольни.

– Что же вы там взрываете? Неужели Менэк собирается снова открыть шахты?

– Просто некоторые структурные изменения, – сказал я.

Он не стал расспрашивать дальше. Ему было неинтересно. Его это не касалось, он интересовался исключительно собственной персоной. Ему хотелось оправдаться, объяснить, почему он явился в Уил-Гарт. Хотелось доказать – главным образом самому себе, – что он не испугался.

– Ты помнишь, когда мы расстались? – сказал он. – Помнишь, это было возле шахты Динг-Донг.

– Да, помню.

– Оттуда я пошел в Морвах. Это примерно в двух милях отсюда вдоль по берегу. Там, недалеко от деревни, есть одна ферма на холме. Хозяином там фермер по имени Джои Клинт. Его жена Лиззи на двадцать лет его моложе, ты же понимаешь, и очень даже ничего. Я с ней познакомился на танцах и иногда захаживал к ней в дневное время, когда находился в порту. Муж се целыми днями работал – в поле, со скотиной и все такое. Так вот, туда я и направился. Я знал, что она меня спрячет, ради того чтобы побаловаться со мной среди дня. Но откуда мне было знать, что полиция прознает про эту женщину из Ламорны? Сегодня днем она притащила мне газету; Я, как всегда, был на сеновале. Стоило мне посмотреть на ее лицо, как я сразу все понял: она сделает то же самое. что сделала Сил. Сил была в меня влюблена. В этом вся беда, понимаешь. Все они в меня влюбляются, черт бы их побрал. Почему эти бабы нс могут вести себя разумно? Сил ревнивая, я это знал, но чтобы пойти и донести в полицию! Это уже слишком, это непростительно.

– Господи, да замолчи ты, наконец. – сказал я.

– Нет, ты послушай, у нес не было никаких оснований так поступать. Я никогда ей не говорил, что люблю ее. Но ведь нужна человеку женщина иногда. То же самое случилось и с Лиз. Лежу это я на соломе, дожидаюсь, когда она придет, а она входит и сует мне прямо в нос газету, а лицо у нее как каменное, вроде как на статуях в церкви. Если бы она нс боялась, что узнает муж, она тут же побежала бы в Морвах за полицией. Разве я мог там остаться? Пока я читал эту статью в газете, она смотрела на меня так, словно готова была меня убить. А куда мне было идти, кроме как в Крипплс-Из? Не понимаю, чего это Менэк злится. Это было самое разумное, что я мог сделать. Жаль, что я нс могу добраться до Сильвии Коран. Я бы ей показал, как стучать в полицию. Я бы… – Он поднял голову и увидел, что я взял фонарик и направился к выходу. – Ты куда?

– Наверх, подышать свежим воздухом.

– Нет, – сказал он. – Останься и поговори со мной. Я не привык к этим шахтам. Я не люблю…

– Я иду наверх, – повторил я.

У него было бледное, испуганное лицо, когда я повернул на место плиты, закрывающие вход в эту каменную темницу.

В человеке, который испытывает страх, всегда есть что-то нездоровое. Говорят, что собаки чувствуют, когда их боятся. Может быть, это так и есть. Как бы то ни было, я просто не мог находиться в одном помещении с Дейвом Таннером. Я прошел по наклонному ходу наверх и поднялся на поверхность по вертикальной выработке.

Оглядевшись и увидев, что вокруг никого нет, я вылез наружу. Ночь была светлая и лунная. Море сверкало серебром, в небе над темными зданиями машинного отделения сияли звезды. В тихом воздухе раздавался чуть слышный пульсирующий звук. Это работали машины какого-то судна. Вот его темный силуэт показался на серебристой поверхности моря. Медленно, словно привидение, он двигался вдоль кромки скал.

Я медленно побрел к руднику Уил-Гарт и там, в тени какого-то сарая, закурил сигарету. Было так удивительно тихо и спокойно. Я впивал в себя эту тишину. Этот мир. освещенный луной, был так не похож на другой мир – тот, в котором испытывал страх Дэйв Таннер, где… я отогнал от себя все прочие мысли. Лунный свет, тишина, ритмичный стук пароходной машины, похожий на далекие звуки тамтама, – вот реальность, вот настоящее, а совсем не то, другое.

Лунный свет и мирная красота этого места наполнили мою душу беспокойством. Я повернул и поднялся наверх по склону. Мои сапоги шелестели в вереске, пугая кроликов, которые торопливо ныряли в свои норки. Только увидев Крипплс-Из, я остановился и спросил себя: а зачем я, собственно, сюда иду. И тут я понял, что иду к Кити, иду, чтобы ее увидеть. Мне необходимо было ее сочувствие, ее робость, то, что она меня понимала. И лаже не только это. Я хотел большего. Кровь кипела у меня в жилах. Мне хотелось видеть ее улыбку, хотелось, чтобы она увидела во мне мужчину, а не просто сына мисс Нирн.

Я двинулся дальше, прошел мимо старых рудничных построек. Вокруг никого не было. Мыс в лунных лучах казался ослепительно белым. И дом, который выглядел таким мрачным вчера во время бури, тоже был белым. Я старался не смотреть на оконце под крышей, но оно само, казалось, следило за мной, когда я проходил мимо дома во двор.

В кухню я прошел через кладовку. Кити сидела возле очага, склонившись над книгой. Старухи устроилась напротив, штопая носок. Они обе посмотрели на меня, когда я вошел. Кити вскочила на ноги. Щеки у нее раскраснелись от огня.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

– Пришел, чтобы повидаться с тобой, – сказал я после некоторого колебания.

– Повидаться со мной? – Она, казалось, была удивлена и снова опустила глаза в книгу. – Зачем вам нужно меня видеть? – Ее голос слегка дрожал.

– Мне было так одиноко, – быстро сказал я. – Так тоскливо, что захотелось с кем-нибудь поговорить, – неловко добавил я.

– Если вам скучно, можете пойти к Слиму и Фраеру, – сказала она. – Но вам вообще нельзя здесь находиться.

– Мне нс хочется разговаривать ни со Слимом, ни с Фраером, – сказал я ей. – Я хочу поговорить с тобой. 4 Она смотрела на свои руки и перелистывала страницы книги, которую читала.

– Вам нельзя здесь находиться, – только и сказала она.

– Я это знаю, – ответил я. – Послушай, давай немного погуляем, а? Я буду ждать тебя внизу, у шахты.

Она нс ответила. Но старуха, оторвавшись от своей штопки, сказала:

– Такая славная лунная ночь, милушка. Пойди погуляй, тебе полезно.

– Придешь? – снова спросил я.

– Может быть, – очень тихо ответила она.

В коридоре послышались шаги. Кити испуганно подняла голову. Шаги не свернули в сторону парадной двери, они направлялись на кухню. Дверь открылась. Это был старик Менэк. Он остановился в дверях. Его светлые глаза сверкали в свете лампы. У меня непроизвольно сжались кулаки, я чувствовал непреодолимое желание схватить его за бороду и швырнуть с утеса, туда же, куда бросилась моя мать. Он, должно быть, прочел ярость в моих глазах, потому что смотрел на меня, словно завороженный тем, что увидел. Сквозь его стиснутые зубы вырвался какой-то звук – нс слово, не восклицание, а просто звук. В глазах мелькнул страх, но только на секунду. Потом они хитро сощурились, и, я готов поклясться, он улыбнулся себе в бороду. Я двинулся к нему. Не знаю, что я собирался с ним сделать, мне просто нужно было с ним расправиться. Кити схватила меня за руку, и он быстро закрыл дверь. А я стоял, обливаясь потом в этой жаркой кухне, и слушал, как его шаги удаляются в сторону входной двери.

– Пожалуйста, не делай ничего, – просила Кити. – Возвращайся назад в Уил-Гарт. Я приду туда, вот только уберусь после ужина. Обещаю, – добавила она.

Я посмотрел на нее. В этом неожиданном приступе ярости я и забыл о своем желании, о том, что мне необходимо ее видеть. Она держала меня за руку, и я чувствовал ее тело рядом с собой. Она отступила на шаг, и мне сразу стало холодно, из меня словно выжали все соки. Она смотрела на меня, не зная, что я собираюсь делать. Ее лицо было бледно, дыхание – быстрым и нервным, губы полуоткрыты.

– Мне, пожалуй, лучше уйти, – сказал я. – Буду ждать тебя около шахты.

Она кивнула и отвернулась к очагу. Я снова вышел в лунную ночь. Из занавешенного окна столовой для рабочих был слышен голос Фраера. Я обошел вокруг дома и направился в сторону Уил-Гарт. Но потом остановился. Прямо перед собой, на серебристом фоне моря, я увидел старика, он. быстро шел в сторону шахты.

Все мои мускулы напряглись. Если эта свинья идет в шахту, я его там достану. Но ведь не будет же он таким дураком. Конечно, не такой он дурак. Я ждал, весь напрягшись от волнения, пока его фигура не скрылась за крутым склоном. Тогда я прошел через старые рудничные постройки и стал следить за ним с верхушки склона. Он направлялся в сторону сараев. Один раз остановился, словно хотел убедиться, что я за ним не слежу. Я пригнулся. Он меня не заметил, потому что продолжал идти вперед, и, дойдя до шахты, зашел в каптерку. Я быстро спустился вниз по склону. Когда он снова вышел, я спрятался в терновнике, который рос возле шахты. На нем были шлем и комбинезон, в руке он нес лампу. Однако к подъемнику он не пошел, а двинулся вниз по склону.

Он шел прямо к своей шахте, к той, где погибла его жена.

Старик обернулся и огляделся вокруг, очевидно, не хотел, чтобы его заметили. Что, черт возьми, он собирается делать там среди ночи? И почему именно эта шахта? И вдруг у меня в голове промелькнула совсем другая мысль. Человек, который мог хладнокровно сбросить в шахту собаку, способен на все. Мысли этой суждено было вернуться ко мне еще не раз в течение этой ночи.

Убедившись в том, что за ним никто не следит, Менэк перелез через защитную стену. С минуту он постоял внутри ограждения – его голова и плечи были хорошо видны, – глядя в сторону дома. А потом исчез.

Я долго не раздумывал, начисто забыв про Кити. В руках у меня был фонарик. До главной штольни можно было добраться одновременно с ним. Я побежал в подъемнику, вскочил в клеть и дернул рычаг, закрывая одновременно дверцу. Клеть стала медленно спускаться в мокрую темень Уил-Гарт.