"Конец!" - читать интересную книгу автора (Сникет Лемони)

Глава девятая

Выражение «пребывать во мраке» может, как вы наверняка знаете, относиться не только к окружающей темноте, но также и к тайнам, относительно которых вы пребываете в неизвестности. Ежедневно солнце садится и темнота окутывает эти тайны, поэтому каждый человек так или иначе оказывается во мраке. Если вы, например, загораете в парке, но не знаете, что запертая шкатулка находится на глубине в пятьдесят футов ниже одеяла, на котором вы лежите, то, значит, вы пребываете во мраке неизвестности, хотя на самом деле вы не в темноте, а на ярком солнце. А вот если вы совершаете ночной поход и знаете, что за вами по пятам гонятся несколько балерин, вы не пребываете во мраке, хотя вокруг вас темно. Разумеется, вполне возможно пребывать во мраке неизвестности в темноте, а также не пребывать во мраке в темноте, но в мире столько тайн, что так или иначе пребываешь во мраке, находитесь ли вы во мраке в темноте или во мраке не в темноте, хотя солнце может зайти так быстро, что можно оказаться во мраке относительно того, находитесь ли вы во мраке в темноте, но, оглядевшись, вы обнаруживаете себя уже не во мраке относительно пребывания во мраке в темноте, и не только из-за темноты, но также из-за балерин в темноте, которые не пребывают во мраке относительно темноты, а также насчёт запертой шкатулки, а вот вы можете оказаться во мраке неизвестности относительно того, что находитесь в темноте, но на самом деле заблуждаетесь относительно темноты и в результате можете свалиться в яму, которую выкопали балерины, к тому же оказаться в темноте, в тесноте и в пустоте.

Бодлеровские сироты, разумеется, оказывались в темноте много раз до того, как брели теперь в темноте вверх по склону на другую сторону острова, где чащоба хранила свои многочисленные секреты. Они побывали в темноте мрачного дома Графа Олафа и в темноте кинотеатра, куда их водил Дядя Монти, чтобы посмотреть чудесный фильм «Зомби в снегу». Их накрывали тёмные тучи урагана Герман, пронёсшегося над озером Лакримозе. Их окружала темнота Конечного Леса, через который поезд мчал их к месту работы на лесопилке «Счастливые запахи». В Пруфрокской подготовительной школе дети участвовали темными ночами в Особых Сиротских Пробежках и позднее в темноте карабкались вверх по шахте лифта в доме 667 по Мрачному Проспекту. Некоторое время дети провели в темной тюремной камере, когда жили в Городе Почитателей Ворон, и в темноте багажника олафовского автомобиля, который вёз их от больницы в Пустоши, где их ожидали тёмные палатки Карнавала Калигари. Была в их жизни тёмная яма, которую они выкопали высоко в Мёртвых Горах, и тёмный люк, через который они пролезали на борт «Квиквега», и тёмный вестибюль отеля «Развязка», где, как уже казалось, их темным дням придёт конец. К этому можно добавить тёмные души, выглядывавшие из глаз Графа Олафа и его пособников, и тёмные записные книжки тройняшек Квегмайров, и все тёмные туннели и проходы, обнаруженные Бодлерами, одни из которых вели в особняк Бодлеров, другие — вон из хранилища документов, третьи — вверх, в штаб Г. П. В., четвертые — в тёмные-претёмные глубины, и были ещё все тёмные проходы, которых дети не обнаружили, но по которым странствовали другие люди со столь же отчаянными заданиями. Но главным образом бодлеровские сироты оставались во мраке неизвестности относительно собственной печальной истории. Они не понимали, каким образом в их жизнь затесался граф Олаф или каким образом ухитрялся оставаться в ней и вынашивать интригу за интригой и никто его не останавливал. Они не понимали, как устроена организация Г. П. В., даже когда сами присоединились к ней, или каким образом этой организации со всеми её кодами, заданиями и волонтёрами не удавалось одолеть бессовестных злодеев и те снова и снова торжествовали победу, превращая каждое безопасное место в руины. И Бодлеры не понимали, как это произошло, что они потеряли родителей и родной дом в пожаре, и каким образом за этой громадной несправедливостью, этим скверным началом их печальной истории последовала ещё одна несправедливость, и, ещё одна, и ещё, и ещё. Бодлеровские сироты не понимали, каким образом процветают несправедливость и вероломство даже здесь, так далеко от дома, на острове посреди обширного океана, а счастье и безвинность — прежние, на Брайни-Бич, до того, как мистер По сообщил им ужасную новость, — остаются недостижимыми. Бодлеры пребывали во мраке относительно загадок в своей жизни, поэтому таким потрясением явилась надежда, что эти загадки вот-вот разрешатся. Дети заморгали от яркости встающего солнца и, оглядывая бесконечное пространство, которое занимала чащоба, задали себе вопрос: не пришёл ли конец мраку, в котором они все это время пребывали.

«Библиотека» — ещё одно слово, которое может иметь два разных значения, то есть даже в библиотеке вам не избежать путаницы и загадочности происходящего в мире. Наиболее распространённое значение слова «библиотека» относится к собранию книг или документов, и именно с такими библиотеками имели дело Бодлеры за время своих приключений и несчастий, от собрания юридических книг судьи Штраус и до отеля «Развязка», который сам по себе был грандиозной библиотекой, а, как выяснилось, вблизи была спрятана ещё одна. Однако слово «библиотека» может относиться также к массе знаний или к источнику познания, — например, Клаус Бодлер был кладезем сведений, накопленных в мозгу, а Кит Сникет — источником сведений для Бодлеров с её рассказами об организации Г. П. В. и её благородных задачах. Поэтому, когда я пишу, что бодлеровские сироты очутились в самой громадной библиотеке, с какими имели дело, я употребляю именно второе значение слова, ибо чащоба являла собой громадную массу знаний и была кладезем сведений, хотя дети там не увидели ни клочка бумаги. Предметы, которые прибило к берегам острова за многие годы, могли ответить на любые вопросы Бодлеров и на тысячи других вопросов, которые им ещё не приходили в голову. Во все стороны, насколько хватало глаз, простирались нагромождения предметов, горы вещей, груды свидетельств, кипы материалов, скопления деталей, штабеля обломков, вороха вещиц, созвездия мелочей, галактики изделий и вселенные всяческого добра — собрание, скопление, масса, сосредоточение, сборище, толпа, стадо, стая и реестр всего на свете. Тут было все, что вмещал в себя алфавит: автомобили и абажуры, будильники и бусы, вазы и виолончели, графины и гарроты[8], домино и диски, ермолки и ежегодники, жакеты и жаровни, замки и зонты, иконы и инструменты, кроссовки и кабели, лопаты и лампы, моторы и магниты, набойки и насосы, офтальмоскопы и оттоманки, парики и памятники, рамки и рюкзаки, станки и саксофоны, тарелки и таблетки, урны и уздечки, фены и ферменты, хлысты и хлопушки, центы и центрифуги, чемоданы и черепа, шиллинги и шапки, щётки и щеколды, этикетки и электромагниты, юбки и юрты, яхты и ящики, ну а также все, в чем можно содержать алфавит, — от картонной коробки, где отлично вмещаются двадцать шесть деревянных кубиков[9], до школьной доски, на которой прекрасно можно написать мелом двадцать шесть букв. Там были разные предметы в любом количестве, начиная от одного мотоцикла до бесчисленных китайских палочек для еды, а также предметы с цифрами на них — от автомобильных номерных знаков до калькуляторов. Там валялись предметы, относящиеся к разным климатам, — от снегоступов до потолочных вентиляторов, а также предметы на все случаи жизни — от зубочисток до футбольных мячей, и те, которые можно использовать только в определённых случаях в определённом климате, например непромокаемый комплект для приготовления фондю. Там были газетные вкладки и книжные закладки, верхнее платье и нижнее белье, жёсткая кожаная обивка и мягкие пуховые кашне, электроплитки и мороженицы, колыбели и гробы — одно пришло в полную негодность, другое было слегка повреждено и подлежало небольшой починке, третье — новое, с иголочки. Некоторые предметы были знакомы Бодлерам, например треугольная рамка и медная лампа в форме рыбы, а попадались предметы, которых Бодлеры никогда не видали, скажем скелет слона и блестящая зелёная маска, которую кто-то надевал, изображая на маскараде стрекозу. Про некоторые предметы Бодлеры не могли сказать, видали они их раньше или нет, например деревянная лошадь-качалка и кусок резины, похожий на ремень от вентилятора. Там были вещи, с виду имевшие отношение к истории Бодлеров, например пластиковая копия клоуна и сломанный телеграфный столб, а другие вещи были, видимо, частью чужих историй, к примеру вырезанная из дерева чёрная птица и драгоценный камень, сиявший, как яркая луна в полнолуние. И все эти предметы, имевшие свою историю, были разбросаны вокруг таким образом, что Бодлерам казалось — либо чащоба организована по какому-то определённому загадочному принципу, либо никак не организована. Короче говоря, Бодлеры очутились в самом большом хранилище, какие только им встречались, но не знали, откуда начинать поиски. Они стояли молча, в оцепенении, и долго оглядывали бескрайний ландшафт — а потом подняли головы и посмотрели на самый большой предмет: он возвышался над чащобой и укрывал её всю своей сенью. Это была яблоня толщиной с большой дом, ветви её были длиной с городскую улицу. Она защищала хранилище от частых штормов и предоставляла свои горькие яблоки любому, кто осмеливался сорвать их.

— Нет слов, — шепнула Солнышко.

— У меня тоже, — подтвердил Клаус. — Не могу глазам поверить. Правда, островитяне говорили, что в конце концов к здешним берегам прибивает все, но я и не представлял, что чащоба столько в себя вмещает.

Вайолет подобрала вещицу, лежавшую у неё под ногами, — розовую ленту с пластиковыми маргаритками — и стала завязывать себе волосы. Те, кто не общался с Вайолет постоянно, не усмотрели бы в этом ничего особенного, но те, кто знал её хорошо, понимали: если она хочет, чтобы волосы не лезли ей в глаза, значит, колёсики и рычажки в её изобретательском мозгу закрутились вовсю.

— Только представить, сколько я бы тут могла всего соорудить, — сказала она. — Я могла бы сделать лубки для ног Кит, лодку, которая увезла бы нас с острова, фильтрационную систему для пресной воды. — Голос её замер. Она смотрела вверх, на ветви яблони. — Я могла бы построить все, что угодно.

Клаус подобрал вещь, лежавшую под ногами, — шапочку из алого шелка — и сказал, держа её перед собой:

— В таком месте, как это, наверное, таятся бесчисленные секреты. Даже и без всяких книг я мог бы исследовать все подряд.

Солнышко огляделась.

— Обслуживание а-ля рюсс, — сказала она, имея в виду нечто вроде «даже из простейших ингредиентов я могла бы приготовить изысканное блюдо».

— Не знаю, с чего и начать. — Вайолет провела рукой по груде светлых досок — похоже, остатков бельведера[10].

— Начнём с оружия, — хмуро произнёс Клаус. — Для этого мы сюда и пришли. Едгин и Финн ждут от нас помощи в бунте против Ишмаэля.

Старшая Бодлер покачала головой.

— По-моему, это неправильно, — сказала она. — Нельзя использовать это место для содействия расколу.

— Но может быть, раскол необходим, — возразил Клаус. — Здесь накопились миллионы вещей, которые могли бы пригодиться колонии, но из-за Ишмаэля они пропадают тут зря.

— Никто никого не заставляет выбрасывать вещи, — напомнила Вайолет.

— Давление окружающих, — подсказала Солнышко.

— Мы и сами можем оказать некоторое давление, — твёрдо сказала Вайолет. — Нам удавалось одолеть куда худших личностей, чем Ишмаэль, и с меньшим запасом подсобных средств.

— А мы в самом деле хотим одолеть Ишмаэля? — задал вопрос Клаус. — Он сделал остров безопасным, хотя и немного скучным. Он обезвредил Графа Олафа, хотя и несколько жестоким способом. Ноги у него глиняные, но я не уверен, что он — корень всех бед.

— А в чем корень бед? — спросила Вайолет.

— Смолка, — вдруг выпалила Солнышко.

Старшие удивлённо воззрились на неё, но быстро поняли, что младшая Бодлер не отвечает на их вопрос, а просто указывает на Невероятно Смертоносную Гадюку, которая заскользила куда-то в сторону, стреляя туда-сюда глазами и высовывая язык, как бы ощупывая воздух.

— Похоже, она знает, куда ей надо, — заметила Вайолет.

— Может, она здесь уже бывала? — предположил Клаус.

— За ней, — проговорила Солнышко, что означало «давайте пойдём за нею и поглядим, куда она направляется». И, не дожидаясь согласия старших, она кинулась вдогонку за змеёй, а Вайолет с Клаусом кинулись вдогонку за сестрой.

Путь пресмыкающегося был такой же извилистый и петлистый, как она сама, и Бодлерам пришлось не раз перелезать через всевозможные препятствия — от картонного ящика, промокшего во время бури, полного чего-то белого и кружевного, до раскрашенного задника, изображающего закат, который, вероятно, использовали в какой-то оперной постановке. Дети определили, что по этой тропе кто-то уже ходил, так как земля была покрыта следами ног. Змея передвигалась с такой скоростью, что Бодлеры не поспевали за ней, но зато они шли по следам, присыпанным по краям чем-то белым. Это, конечно, была высохшая глина. Дети быстро дошли до конца тропы, по которой ходил Ишмаэль, и оказались у подножия яблони как раз вовремя — они успели заметить кончик змеиного хвоста, исчезающий в дыре между корнями яблони. Если вы когда-нибудь стояли у подножия старого дерева, то знаете, что корни очень часто выходят на поверхность и тогда искривлённые их углы образуют пустое пространство под стволом. В это-то пустое пространство и скользнула Невероятно Смертоносная Гадюка, а спустя какую-нибудь секунду нырнули за нею и Бодлеры. Их разбирало любопытство — какие тайны откроют они под корнями дерева, укрывающего столь загадочное место. Сперва Вайолет, потом Клаус, а затем Солнышко спустились в потайную пещеру. Под корнями было темно, и в первые минуты Бодлеры старались приспособиться к мраку и понять, где они. Но потом средний Бодлер вспомнил про фонарик и включил его, чтобы он и сестры, пребывая во мраке, хотя бы не находились в темноте.

Сироты стояли в более просторном, чем предполагали, помещении и гораздо более благоустроенном. Вдоль одной стены шла большая каменная скамья, и на ней лежали простые и опрятные инструменты, включая несколько острых бритвенных лезвий, а также стояла стеклянная миска с клеем и рядом — несколько кисточек с узкими тонкими кончиками. Вплотную к стене стоял стеллаж, сплошь уставленный книгами всех форм и размеров и всевозможными документами, аккуратно сложенными стопкой, или скатанными в трубку, или же скреплёнными скрепками. Полки уходили куда-то в глубину, куда не доставал луч фонарика, и исчезали в темноте, так что невозможно было определить, какой длины стеллаж и какое количество книг и документов он содержит. Напротив книжных полок расположилась элегантная кухня с большой пузатой печкой, несколькими фаянсовыми раковинами и высоким гудящим холодильником; квадратный деревянный стол был уставлен кухонными принадлежностями — от миксера до набора для приготовления фондю. Над столом висела полка с крючками, на которых болтались всевозможные кастрюльки и сковородки, а также пучки трав, вяленая рыба и даже немного копчёного мяса — салями и прошютто (итальянская ветчина, которой бодлеровские сироты однажды вместе с родителями наслаждались на сицилийском пикнике). К стене же была прибита живописная полка со специями, на которой толпились многочисленные большие банки с травами и баночки с приправами; стоял тут также буфет со стеклянными дверцами, сквозь которые виднелись стопки тарелок, миски и кружки. Центр этого огромного пространства занимали два больших, удобных для чтения кресла — на сиденье одного лежала гигантская книга, гораздо больше географического атласа и даже толще большого толкового словаря, а другой готов был принять любого читающего. И наконец, дети увидели непонятное медное сооружение, имеющее вид большой трубы с парой биноклей внизу; оно поднималось вверх и уходило в толщу корней, образующих потолок. Невероятно Смертоносная Гадюка гордо зашипела, как могла бы завилять хвостом собака, выполнив трудное задание, а трое детей огляделись вокруг, сосредоточиваясь каждый на своей области компетенции, иначе говоря, «на той части комнаты, в которой каждый из Бодлеров хотел бы проводить время».

Вайолет направилась к медному устройству и заглянула в окуляры.

— Я вижу океан! — с удивлением воскликнула она. — Это огромный перископ, и он гораздо больше того, что был на «Квиквеге». Наверное, он поднимается на высоту ствола и выдаётся над самой верхней ветвью.

— Кому может прийти в голову смотреть на океан отсюда? — удивился Клаус.

— С такой высоты видны штормовые облака, — объяснила Вайолет, — когда они движутся в эту сторону. Таким образом Ишмаэль и предсказывает погоду — не с помощью магии, а с помощью научного оборудования.

— А этими инструментами он реставрирует книги, — сказал Клаус. — Книги тоже прибивает к этим берегам, как в конце концов и все остальное. Но страницы и переплёты портятся от воды, поэтому Ишмаэль чинит их и ставит на полки. — Клаус подобрал темно-синюю книжку, лежавшую на скамье. — А вот и моя записная книжка, — сказал он. — Наверное, Ишмаэль хотел убедиться, что страницы не промокли.

Солнышко взяла со стола знакомый предмет — мутовку — и поднесла к носу.

— Оладьи, — произнесла она. — Корица.

— Ишмаэль посещает чащобу, наблюдает за штормами, читает книги и готовит блюда со специями, — сказала Вайолет. — Но зачем ему притворяться больным рекомендателем, который предсказывает погоду с помощью магии, зачем утверждать, что на острове нет библиотеки, и настаивать на пресной пище?

Клаус подошёл к большим креслам и приподнял толстый, тяжёлый том.

— Может быть, это нам что-то скажет. — Он посветил фонариком, чтобы сестры тоже увидели странное заглавие на обложке.

Клаус заметил вложенную между страницами полоску чёрной материи, отмечающую какое-то место, и открыл на той странице книгу. Закладка оказалась ленточкой Вайолет, и старшая Бодлер быстро выхватила её, так как розовая лента с пластиковыми цветочками совсем не соответствовала её вкусу.

— Я думаю, это история острова, — сказал Клаус, — написанная в форме дневника. Глядите, вот последняя запись: «Ещё одну личность из мрачного прошлого прибило к нашим берегам — Кит Сникет (см. стр. 667). Убедил остальных бросить на отмели её и Бодлеров, которые и без того, боюсь, уже чересчур раскачали лодку. Сумел также запереть Графа Олафа в клетку. Вопрос к себе: почему никто не называет меня Иш?»

— Ишмаэль говорил, что никогда не слыхал о Кит Сникет, — заметила Вайолет, — а тут пишет, что она личность из мрачного прошлого.

— Шесть, шесть, семь, — произнесла Солнышко, и Клаус кивнул. Сунув фонарик в руку старшей сестры, он стал быстро листать книгу в обратную сторону, пока не дошёл до упомянутой страницы.

— «Смолка научилась накидывать лассо на коз, — прочёл вслух Клаус, — а последний шторм принёс открытку от Кит Сникет, адресованную Оливии Калибан. Кит, естественно, сестра…»

Голос среднего Бодлера замер, и сестры с любопытством уставились на него.

— В чем дело, Клаус? — спросила Вайолет. — В этой записи как будто нет ничего загадочного.

— Дело не в самой записи, — ответил Клаус так тихо, что сестры едва расслышали. — Дело в почерке.

— Знакомо? — спросила Солнышко, и все трое Бодлеров прижались друг к другу и молча застыли в луче фонарика, как будто обогреваясь у костра в морозную ночь в спортивном лагере.

Все трое устремили взгляды на страницы книги со странным названием. Даже Невероятно Смертоносная Гадюка вползла наверх и устроилась на плече у Солнышка, как будто ей тоже, как и сиротам, не терпелось узнать, кто написал когда-то эти строки.

— Да, Бодлеры, — послышался голос с дальнего конца комнаты, — это почерк вашей матери.