"Банкир дьявола" - читать интересную книгу автора (Райх Кристофер)

3

Кабинет адмирала Оуэна Гленденнинга располагался в дальней части Антитеррористического центра на шестом этаже штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Адмирал просматривал последние сообщения. Надеяться было еще слишком рано, но он не собирался игнорировать первые проблески оптимизма — у него даже раскраснелся затылок, и от нетерпения он постукивал тростью по полу.

— Ну же, девочка, еще немного продержись там, мы скоро будем, — пробормотал он сам себе. — Еще чуть-чуть.

Из Пакистана камера передавала в реальном времени на трехметровый экран все, что видела Сара Черчилль, внимательно изучавшая золотые цепочки. Вот она подняла голову, и Гленденнинг оказался лицом к лицу с продавцом ювелирного магазина, который, как и положено в таких случаях, нес всякую чепуху о бесподобном качестве и выгодной цене. Внизу экрана бегущей строкой давался синхронный английский перевод.

На другом экране, на политической карте мира, отображались проекции местонахождения спутников-шпионов ЦРУ. Заштрихованная зона показывала территорию охвата каждого спутника. Некоторые зоны оставались неподвижными, другие ползли по карте по мере вращения планеты.

Третий экран, сейчас выключенный, полностью занимала эмблема ЦРУ на синем фоне.

В семь часов утра в Антитеррористическом центре было многолюдно и стоял деловой гул. Три ряда аналитиков занимали галерею по периметру помещения размером с хороший актовый зал. Все с удовольствием работали на местах, оборудованных по последнему слову техники, перед плазменными дисплеями и в современных эргономичных креслах стоимостью тысяча двести долларов за штуку. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как «Контора» могла радоваться щедрому финансированию, но сейчас, когда война с терроризмом набирала обороты, кран финансового потока снова был открыт на полную. Гленденнинг любил пошутить со своими частыми гостями с Капитолийского холма, что его оперативный центр похож на киношный голливудский павильон в фильмах про шпионов. В последнее время, однако, его слушатели были не столь очаровательно любезны, как когда-то. Брифинги, которые раньше походили скорее на формальные церемонии подписания чеков в узком кругу, теперь все чаще носили характер придирчивого инспектирования. «Где обещанные Гленденнингом результаты? — все чаще спрашивали осмелевшие сенаторы. — Несколько сотен миллионов долларов с конфискованных счетов — это, конечно, замечательно, но как насчет террористов, которым эти деньги предназначались?» Не замороженные счета, а остывающие тела — вот что стояло на повестке дня.

«Получите вы своих террористов, потерпите немного», — мысленно пообещал Гленденнинг.

Еле сдержавшись, чтобы не застонать от боли, он заставил себя подняться на ноги и, опираясь на две одинаковые бамбуковые трости, направился через оперативный центр к «аквариуму», служившему ему кабинетом. Оуэну Гленденнингу исполнился шестьдесят один год. Он был худощавого телосложения и уже начал лысеть. Считалось, что он похож на Франклина Рузвельта. Осанка римского патриция, обаяние и неотразимая улыбка великого политика. Он знал, что льстецы лгут и в его присутствии нервничают. Участвуя во вьетнамской войне молодым лейтенантом морской пехоты, он получил тяжелое ранение во время ночной вылазки на территорию врага для захвата шишки из высшего командного состава. Мина, искалечившая его ноги, также обезобразила и его лицо. Правая щека и челюсть запали, словно кто-то со всей силы ударил по ним лопатой. Та вылазка, однако, прошла успешно, и за участие в ней Гленденнинг получил медаль Почета. Когда-то его действительно можно было принять за Франклина Рузвельта, но сейчас единственное сходство с великим человеком заключалось в несгибаемой вере в собственные силы, в ненависти к любому проявлению жалости и попыткам ему покровительствовать.

Сняв трубку, он набрал номер Центра по отслеживанию зарубежных террористических счетов (ЦОЗТС), расположенного двумя этажами ниже:

— Холси, пожалуйста.

Строго говоря, ЦОЗТС находился в ведении Казначейства. Казна его финансировала. Казна за ним надзирала. Но когда выяснились масштабы финансирования мирового терроризма, все причастные к расследованию стороны решили передать операции ЦОЗТС Лэнгли.

А ведь не так давно сама идея о сотрудничестве ЦРУ и Казначейства, об обмене информацией между ними казалась практически бессмысленной и даже оскорбительной. Есть правоохранительная структура и есть разведка, и они не могут подменять друг друга. Но события 11 сентября 2001 года все изменили. После принятия Патриотического акта сотрудничество между различными многочисленными силовыми структурами США и их же разведывательными агентствами было не только разрешено, но и всячески поощрялось. Старый принцип хранения информации исключительно внутри отдельно взятого агентства или, как это было в случае с ФБР, внутри отдельно взятого департамента (который, собственно, эту информацию и раздобыл) теперь выброшен на свалку. Забота о ненарушении гражданских прав и невмешательстве в частную жизнь граждан снята с повестки дня. «Если мы не нарушаем чьи-то права, значит, плохо работаем», — любил повторять Гленденнинг. Наипервейшей заботой стала теперь внешняя угроза — она была намного серьезнее, чем об этом говорили вслух.

— Холси слушает, — раздался густой мрачный голос.

— У тебя что, тоже дома нет?

Алан Холси, шеф ЦОЗТС, только усмехнулся:

— Похоже, нет, вот и жена так считает.

— Мы перехватили звонок, — сообщил Гленденнинг. — В эту самую минуту происходит переправка денег. Поднимайся ко мне — посмотрим здесь.

— Сколько?

— Пятьсот тысяч, но, может быть, и пять миллионов. В любом случае неплохая сделка.

— Не нравится мне это, — ответил Холси. — Рискованно проводить такую сумму.

— Полностью с тобой согласен. Что-то назревает. Кто там у тебя в Париже?

— Адам Чапел.

— Не знаю такого. Новенький?

— Казначейство прислало после одиннадцатого сентября.

— Военный?

— Нет, что вы, — отозвался Холси, — математик, финансовый аналитик. Начинал в «Прайс Уотерхаус».[1] В двадцать девять стал партнером. Специалист по финансовым расследованиям.

— Ну, с таким героем мы не пропадем, — усмехнулся Гленденнинг. — Любого в дрожь вгонит.

— Да будет вам, Глен. Это, как теперь говорят, воин нового типа. Мозги вместо мускулов. И война у нас сейчас другая, не как раньше.

— Именно так все и говорят, только рано или поздно все равно приходится стрелять в плохих парней.

— Насчет Чапела можете не беспокоиться. — Холси перешел на более тихий и доверительный тон, будто посвящая собеседника в тайну. — Он сумеет за себя постоять.

В полдень движение было не сильным. Ярко-желтый фургончик пересек площадь Согласия. Адам Чапел с сосредоточенным видом сидел, подавшись вперед почти к самому ветровому стеклу, словно желая, чтобы фургончик ехал быстрее. «Наконец, — звучал у него в голове нетерпеливый голос. — Наконец».

Колеса задели поребрик тротуара, и Чапела в тесной кабине мотнуло из стороны в сторону. В боковом окне проносились Елисейские Поля. Ряды деревьев уступили место широким тротуарам и бесконечной череде магазинов и ресторанов. В конце бульвара возвышалась величественная Триумфальная арка. Из-за туч выглянуло солнце, и арка, этот памятник французским победам и павшим героям, засияла, словно башня из слоновой кости.

— Можно еще быстрее? — поторопил Чапел грузного чернокожего мужчину, сидевшего за рулем.

— Быстрее никак, друг, — ответил младший следователь Сантос Бабтист из французской криминальной полиции «Сюртэ». — Если быстрее, мы без шин останемся. Так что будь доволен — сейчас средняя скорость по городу десять километров в час. Надежнее добираться на метро, даже полицейскому. — Он осторожно поцеловал сложенные вместе два пальца правой руки и коснулся ими приклеенных на приборной панели фотографий своих детей. — Бог нас благословляет. Сегодня нам везет.

— Посмотрим.

Чапел переменил позу и теперь сидел, глядя прямо перед собой. Удача пугала его. Только работа приводит к желаемым результатам.

Адам Чапел был не таким крупным, как Бабтист, но, казалось, и ему в тесной кабине тоже неудобно: его будто в клетку заперли. Ссутуленные плечи, напряженные мышцы шеи выдавали скрытое беспокойство и болезненное, взрывное честолюбие. Черные вьющиеся волосы подстрижены совсем коротко. Бледная кожа, на щеках заметно пробивается щетина. Одет он был как всегда: белая рубашка поло, джинсы «Ливайс» и туфли-лоферы ручной работы от Джона Лобба с Джермин-стрит. Сейчас он напоминал слишком долго пробывшего в море шкипера, одинокий взгляд карих глаз которого блуждает вдоль горизонта, словно сила желания способна явить полоску земли.

За окном промелькнул знаменитый египетский обелиск. Он с огорчением отметил про себя, что прославленные памятники его почти не трогают. Он слишком нервничал, чтобы на них отвлекаться. Чапел впервые руководил группой и собирался сделать все возможное, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Достопримечательности подождут. Мысленно он снова и снова просчитывал каждый шаг, повторяя свои обязанности и стараясь учесть любое отклонение, какое может возникнуть при захвате его самого первого террориста.

Две недели назад пара агентов Казначейства, с которыми он проходил обучение на военной базе Квантико, получила назначение в Лагос, в Нигерию. Продажа бриллиантов в старом городе. Всегда за наличные. Шестизначные цифры. Скорее всего, продавец был «в игре». Задача агентов «выжидать и наблюдать», совсем как сегодня. Их тела обнаружили через пять часов после того, как они не вышли на связь. Обоих убили выстрелом в голову с близкого расстояния. Похоже, не только они выжидали и наблюдали.

Тогда-то Адам Чапел и услышал впервые название «Аль-Хиджра».

Сегодня настала его очередь. В Париж переводилась огромная сумма — то ли пятьсот тысяч, то ли пять миллионов долларов. Сейчас. В эту самую минуту. Интересно, этим переводом занималась та же группировка, что убила их агентов в Лагосе?

Оперативная группа прибыла в Париж три дня назад. Как и другие команды, десантированные во Франкфурт, Гамбург, Рим, Милан, Мадрид и Лондон, парижская группа имела полномочия войти в контакт с местной полицией, просчитать, где могут всплыть деньги, и постараться установить в указанных местах визуальное и электронное наблюдение. В Париже огромная арабская диаспора — только французов алжирского происхождения проживает в столице более пятидесяти тысяч. Учитывая малочисленность опергруппы, организовать засады в наиболее вероятных местах было попросту невозможно. Да оно и к лучшему. Несмотря на то что зарегистрированных фирм, занимающихся переводом денег по системе хавала, насчитывалось больше сотни, «Королевские ювелиры» среди них не значились.

— Идиот! — взревел Сантос Бабтист, шмякнув огромной ручищей по клаксону, и резко вывернул руль вправо.

Подрезавший их старенький «ситроен» промелькнул перед лобовым стеклом и исчез. У Чапела перехватило дыхание, когда их фургончик резко затормозил, а затем дернулся вперед, стараясь снова встроиться в пятиполосное движение.

— Поаккуратнее там! — раздался голос сзади.

— Сантини, тебя что, укачало? — поинтересовался Чапел. — В чем проблема? Слабый желудок?

Через плечо он бросил взгляд на четырех мужчин: подтянув колени к груди, они сидели на металлическом полу. У всех на лицах было одно и то же напряженное выражение — ни дать ни взять отряд парашютистов, который с минуты на минуту десантируется в районе боевых действий. Рэй Гомес и Кармине Сантини из Таможенной службы США. Мистер Кек из ЦРУ. И очень маленький неразговорчивый француз по имени Леклерк, вроде бы имевший какое-то отношение к местным спецслужбам.

Время от времени Леклерк поглаживал зажатый между коленями тонкий деревянный чемоданчик, словно успокаивал своего любимца.

Чапел даже не сомневался насчет того, что там внутри.

— Слабый желудок? — отозвался Сантини. — Не ту часть тела выбрали, мистер. Нужно срочно потребовать от властей города содержать дороги в порядке. — Нахмурившись, он посмотрел на сидевшего рядом с ним Леклерка. — Вам никто не рассказывал про такую штуку, как амортизатор? Теперь понятно, почему французские машины в Штатах не продаются. Ни «пежо», ни «ситроен». Да на них за день всю задницу отобьешь.

Леклерк секунду смотрел на него, затем чуть заметно улыбнулся и закурил.

— Неженка, — пробормотал он сквозь облако сизого дыма.

— Что ты сказал? — потребовал ответа Сантини, а затем обратился к остальным: — Что сказал этот прыщ?

— Неженка, — ответил Кек. — Ты же слышал.

— Кармине, он назвал тебя неженкой, — прогудел Гомес. — Нравится?

Сантини обдумал эту реплику, выпрямил спину и расправил плечи, словно собираясь хорошенько вмазать обидчику. Он превосходил французишку и по росту, и по весу. Но, скользнув взглядом по чемоданчику, по невыразительным, тусклым, как у акулы, глазам Леклерка, он снова прислонился к стенке.

— Да пошли вы все, — беззлобно пробурчал он.

Леклерк выпустил кольцо дыма, которое расплылось по всей кабине. Покачивая головой, он снова принялся поглаживать деревянный чемоданчик.

— Долго еще? — спросил Чапел Бабтиста.

— Две минуты. Нет, это просто чудо. Знак. Вот увидите, мы его возьмем.

Полуобернувшись, Чапел спросил:

— Ну, что там с ювелирами? Есть у нас на них что-нибудь?

Рэй Гомес не теряя времени работал с компьютерной базой данных Казначейства США — наводил справки по «Королевским ювелирам».

— Когда-то они проходили по делу об отмывании денег, когда мы копали под картели, — сказал он, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. — Но обвинение им предъявлено не было. Владелец — Рафи Бубилас. Ливанец.

— За ним водятся грязные делишки, — заметил Леклерк. У него были длинные, как у музыканта, темные прилизанные волосы и трехдневная щетина того же цвета. — У этого Бубиласа в городе целая сеть по продаже кокаина. А знаете, как он вывозит денежки? Его подельники в Боготе разбивают использованные бутылки из-под «Севен-апа», измельчают осколки — зеленое стекло, понимаете? — и затем ввозят к нам под видом необработанных изумрудов. У него много друзей, у этого Бубиласа. Он очень богат. Большие связи. Сколько там? Пять миллионов? Для него это не вопрос. Он же получает наличными всю выручку от торговли кокаином — отсылает своим хозяевам в уплату за якобы драгоценные камни.

— И чего ж вы его к ногтю не прижмете? — проворчал Чапел.

Леклерк не ответил. Он вдруг сосредоточенно уставился в окно задней дверцы, что-то без слов напевая себе под нос.

Их почтовый фургончик с трудом вписался в левый поворот. Теперь по обеим сторонам возвышались здания. На рю де Кастильон в салоне машины стало темно, но впереди дома расступались — там была просторная Вандомская площадь.

Еще поворот налево. Поток солнечного света. Скорость снижена. Круг почета по площади, в центре которой, как гигантская римская свеча, возвышается памятник битве при Аустерлице, сооруженный из тысячи двухсот переплавленных пушек, захваченных у врага Наполеоном. Разноцветные маркизы над витринами с самыми роскошными в мире товарами. «Шанель». «Репосси». «Ван Клиф и Арпелс». А слева за окнами гостеприимный голубой ковер отеля «Ритц» — конечного пункта их путешествия.

Свернув в переулок, Бабтист припарковал фургончик у служебного входа.

Закинув руку за спинку сиденья, Чапел обернулся и обвел взглядом свою команду. Он хотел было сказать напутственное слово, мол, не подкачайте, ребята, смотрите в оба, но передумал: на всех вместе у них набралось уже с полвека расследований, засад, облав и настоящих боевых операций с пальбой из пистолетов и щитами от пуль. Если кто и был новичком, так это он сам. Они лучше его знали, что да как.

Представители службы безопасности отеля уже ждали их и тихо провели Гомеса, Сантини и Кека к служебному лифту. Бабтист пошел за ними, слегка помахивая, словно корзинкой для пикников, чемоданчиком из нержавеющей стали, в котором находилось довольно увесистое аудио- и видеооборудование. Леклерк и Чапел отправились наверх по лестнице. Входя в шикарный номер, Леклерк бросил на американца насмешливый взгляд:

— Нервничаешь?

— Немного, — признался Чапел.

Шесть месяцев Сара гонялась за тенью. Шесть месяцев она моталась между Кабулом, Кандагаром и Хайберским проходом, выслеживая и вынюхивая как заведенная. Одну неделю она была сотрудницей ЮНИСЕФ, другую — врачом-клиницистом из организации «Врачи без границ», а третью — администратором из Всемирного банка. На разработку легенд она тратила времени не меньше, чем на отработку своих источников информации.

Первые отголоски доносились до нее еще в Лондоне, хотя и из самых разрозненных источников. В рапорте одного из старших армейских офицеров вскользь упоминались слухи, о которых он узнал на приеме у индийского консула в Кабуле — традиционном неформальном собрании для сотрудников консульства, дипломатов и местной знати, в данном случае представленной несколькими старейшинами наиболее лояльных пуштунских племен. Затем обрывочные сведения с ланча в лондонском «Фортнуме»: один человек, связанный с поставками сельскохозяйственной продукции, только что вернулся из командировки в этот регион и несколько сумбурно рассказывал о новом владельце маковых плантаций к юго-востоку от Джелалабада. Когда талибы ушли, местные афганцы сделали все возможное, чтобы сменить их в качестве крупнейших в мире поставщиков опиума-сырца. Однако поговаривали, что продавец был не из местных, он якобы «афганский араб», как бен Ладен, — правоверный мусульманин, сражавшийся на стороне моджахедов во время советского вторжения в Афганистан. Поговаривали о крупной сделке — на рынок должно было поступить несколько тонн продукта.

И оба раза всплывало слово «хиджра».

Хиджра — так называют вынужденное переселение из Мекки в Медину спасавшегося от преследований пророка Мухаммеда в 622 году. И что особенно важно, хиджра — это начало отсчета мусульманского летоисчисления.

Для Сары, имевшей уже определенный опыт, это не могло быть простым совпадением.

Пытаясь на ходу упорядочить имеющиеся у нее обрывочные сведения, она спустилась в офис Питера Коллана и потребовала немедленную командировку. Когда он начал возражать, она выложила ему свои доводы. Разве антитерроризм сейчас не на повестке дня? Разведке как воздух нужна реальная зацепка, и чем скорее, тем лучше. Коллан все еще колебался, и она решила зайти с другого конца. Говорящих по-арабски агентов отчаянно не хватает. А те, кто знает пушту, вообще на вес золота. Сара, изучавшая в Кембридже восточные языки, свободно владела ими всеми, в том числе и урду, не говоря про французский и немецкий. По сути, вопрос не в том, почему она должна отправиться в Афганистан, но в том, почему она до сих пор еще не там! Что-то пробурчав насчет бюджета, Коллан позвонил в Лэнгли.

Через четыре дня она уже летела коммерческим рейсом в Даллас — для прохождения месячных курсов в американском разведывательном центре. Оттуда она отправится в Карачи, а затем — наземным транспортом — в Кабул.

Инструкция была краткой: выслеживай плохих парней — «игроков», как их называли янки, — разрабатывай источники, вербуй на агентов и создавай собственную сеть.

Сара действовала по принципу «Следуй за деньгами!», и он заводил ее на золотой рынок Гилгита, в подземные хранилища Афганского центрального банка и на многолюдный черный рынок медицинских препаратов в Кабуле.

На след «афганского араба» она не напала, но ей попался некий Абу Мохаммед Саид, которого за зверские расправы, такие многочисленные, что всех и не упомнишь, разыскивали практически все западные разведки. Он то и дело появлялся в ее поле зрения, пытаясь сбыть очередную партию опиума.

Следуй за деньгами! — мысленно повторяла она, не сводя глаз с золотой цепочки, которую держала в руке. Она и следовала, и деньги привели ее сюда, в ювелирный магазинчик Файшана Бхатии, в самый центр этого контрабандистского базара.

— Нет, это никуда не годится, — упрекнула она продавца. — Да вы взгляните, как ужасно скреплены звенья. И потом, это же не золото, а позолота. Гальваника.

— Двадцать микрон.

— От силы десять, — возразила Сара. — Ваше золото можно ногтем соскрести.

Она находилась в магазине уже двадцать минут. Внутренний голос надрывно кричал, чтобы она поскорее убиралась отсюда куда подальше. Одна из камер наблюдения была нацелена прямо на нее. Вот сейчас в дальней комнате Саид посмотрит на экран и скажет: «Она все еще здесь? Не слишком долго?»

Небрежно положив цепочку на прилавок, Сара притворилась, что рассматривает понравившийся браслет.

— Непредвиденная задержка, — раздалось у нее прямо в ухе. — Затор на дороге. — Голос Рейнджера звучал уже не так спокойно и властно. — Группа захвата будет на месте через пять минут. Если Омар выйдет, тебе придется его задержать: если он окажется на базаре, мы его упустим. Нельзя выпускать его на улицу.

Задержать его?.. Она поперхнулась от возмущения. Проклятье! Так и знала, что они не успеют вовремя!

— Ты меня слышишь? — спросил Рейнджер. — Просто кивни.

«Итак. Вот мы и пришли к тому, от чего ушли, — пронеслась у Сары мысль. — Со всеми их спутниками, сетями и джи-пи-эс-навигаторами. Подставляйся под пули…»

Она и подставлялась. Ей и в голову никогда не приходило сказать «нет». Как и ее отцу, участнику десантной операции 2-го батальона Парашютного полка в Гуз-Грине, на Фолклендских островах. И ее брату, выполнившему десятка три заданий в Багдаде. Сражаться на передовой было у Черчиллей в крови.

Правда, она не думала, что придется сражаться в одиночку. Сара сглотнула, в горле пересохло. От жары, не иначе.

Сара кивнула:

— Я бы хотела посмотреть вот этот, красный. — Она вдруг с удивлением заметила, что уже второй раз просит продавца показать ей браслет, а он ничего не отвечает.

Позади раздался шорох, скрипнула открывающаяся дверь и послышались приглушенные голоса. Взгляд продавца был прикован к людям, выходившим из задней комнаты. Наперекор инстинкту самосохранения Сара развернулась так, чтобы наблюдатели в Лэнгли увидели все своими глазами, чтобы знали: их хваленая группа захвата, их супермачо опоздали и Омар вот-вот ускользнет, если она не придумает, как его задержать.

Саид что-то быстро и отрывисто говорил по сотовому телефону. Она разобрала несколько чисел, затем последовала пауза, и его губы сложились в надменную усмешку. Когда он проходил мимо, до нее донесся его мерзкий запах.

Задержать его, приказал Гленденнинг.

Сара сделала шаг назад. Столкновение выглядело неестественным и подстроенным. Саид что-то недовольно буркнул и быстро обернулся, словно ждал нападения. Рассыпаясь в извинениях и понимая всю обреченность своих усилий, она все же сознавала, что пусть только на краткий миг, но она выполнила приказ, и ее отец, сам в чине генерала, мог бы гордиться ею.

Абу Саид поднял руку, чтобы отпихнуть женщину, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Пока она не столкнулась с ним, как неуклюжая корова, он думал, что ошибается в своих подозрениях. Ее паранджа была безупречна, сама она держалась почтительно и в то же время с нужной долей собственного достоинства. Никакая часть ее тела не выглядывала из-под одежды. Правоверная женщина, а не какая-нибудь уличная шлюха, готовая клянчить деньги у любого прохожего.

Абу Саид верил в закон хиджаба, или «сокрытия», считая, что женщинам нечего делать в общественных местах. Они должны находиться дома, воспитывать детей, заниматься хозяйством. Только в этом случае их достоинство будет неколебимым, а чистота незапятнанной. Если же необходимо выйти из дому, они обязаны скрывать свое тело, как велел Пророк. Самый крохотный оголенный участок тела для мужчины провокация, как женское срамное место.

Но теперь он не сомневался, что она только притворяется. Ее покорность хиджабу — ложь, уловка, чтобы выудить несколько долларов у простодушного мужчины. Такое случается на каждом шагу. У дверей ювелирных лавок вечно, как шакалы, поджидают женщины: если у мужчины есть несколько сотен долларов на драгоценный камень, то, может, у него найдется и небольшая сумма, чтобы утолить свои низменные желания. Да, он в ней ошибся. Помехи на мониторе в кабинете Бхатии были от ее пейджера. Они все носят пейджеры, боятся упустить клиента. Гиены. Трупоеды. И наверняка с кучей болезней.

И все-таки Саид не смог отвести взгляд. В солнечном свете, проникавшем в окно, ясно были видны очертания ее груди. Воображение тут же дорисовало ее восхитительные формы, спрятанные под длинной одеждой. Захотелось развлечься с ней в своей потайной квартире, но наплывшую похоть тут же смыли волны собственной высоко им чтимой добродетельности. Годы самовоспитания давали о себе знать. Он уже произносил слова, еще не успев осознать это, — так, будто его устами говорил сам Пророк.

— Блудница! — гневно произнес он. — По-твоему, ни один мужчина не устоит перед тобой? Не воображай, что хоть на миг соблазнила меня. Ты порочишь ислам и Пророка! Как ты смеешь идти против священного учения?

Женщина не отвечала.

— Говори, когда к тебе обращаются! — взревел он.

— Простите меня, я нечаянно столкнулась с вами, — раздался полный раскаяния, робкий голос. — Случайно. Сама не понимаю, как такое получилось.

— Все ты понимаешь! Никакая это не случайность. С какой стати ты топчешься тут столько времени? По-твоему, я не понимаю, чего ты хочешь от меня? — Саид схватил женщину за руку и потащил ее за собой. — Вон на улицу, где тебе и место. А еще лучше — возвращайся в публичный дом.

Ее рука была мускулистой и сильной. Таких женщин он встречал в учебных лагерях и в Америке.

Он вытолкал ее на тротуар.

— Пусти, — вскрикнула женщина, вырываясь. — Ты не имеешь права.

— Я — мужчина. Я имею право.

Он услышал, как она резко выдохнула. В следующий миг она набросилась на него, как разъяренная тигрица, и чуть не заехала ему кулаком в лицо. Саид отпрянул, блокируя удар, но руку ее не выпустил.

— Ах, ты еще и драться умеешь, да? Вот почему у тебя такие сильные руки. Сначала бьешь мужчину, а потом чистишь его карманы, пока он не пришел в себя.

Вокруг них собралось поглазеть на драку около дюжины мужчин. Скоро Саид и женщина оказались в кольце зевак, дававших на разные голоса советы, среди которых было несколько совершенно бесценных — отпустить ее.

— Пусти! — только и вскрикивала женщина. От страха ее голос стал похож на визг. — Отпусти меня! Я позову полицию!

— Давай зови, зови кого хочешь, — отвечал он. — Здесь только Аллах судья. И другой власти нам не надо.

Он попробовал заломить ей руку, но женщина вдруг оказалась ближе, чем он рассчитывал. И тут его челюсть содрогнулась и рот наполнился теплой солоноватой жидкостью. Саид догадался, что это кровь. Но его удивило другое: она ударила его. Эта шлюха ударила его. Сжав кулак, он со всей силы двинул в закрытое чадрой лицо. Раздался крик, и женщина опустилась на одно колено.

Толпа вокруг взорвалась смехом. Кольцо зевак сужалось, теперь их было около полусотни. И с каждой секундой они распалялись все больше и больше. В их охрипших голосах теперь звучала злость, драка разбудила в них первобытную свирепость. Саид заставил женщину подняться на ноги. Ее одежда запачкалась в пыли. На земле, рядом с ней, виднелись капли крови — некоторые черные, некоторые отчаянно-красные. Когда она поднималась, Саид почувствовал, как по его боку скользнуло что-то твердое, правильной геометрической формы. Что-то очень похожее на пистолет.

— Кто ты? — Он сдернул с плеча автомат, снял его с предохранителя и положил палец на курок.

— Я знаю, кто она, — раздался резкий голос. — Я видел, как она шпионит.

Из кольца зевак вперед выступил одетый во все черное старик.

— Слушаю тебя, имам, — обратился Саид к мулле, — скажи мне, кто она. Скажи нам всем.

Мусульманский священник поднял вверх узловатый палец, и от ненависти, скопившейся за тысячу лет, его голос стал пронзительно-высоким:

— Она — христианка! Шпионка крестоносцев!