ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Тони ушел, и у Джины появилось ощущение, будто она осталась одна в маленьком обшарпанном офисе. Казалось, Адам забыл о ней.

  —  Адам, — сказала она, придвигаясь к нему ближе, несмотря на неприветливую тишину в комнате. - Что происходит? О чем вы говорили с Тони? Чем ты рассержен?

  —  Рассержен? — его взгляд был холоден. — Ничем я не рассержен. Я просто занят. — Он поднял пачку исписанных листов и бросил их в коробку.

  —  Слишком занят, чтобы пообщаться со мной, но не слишком, чтобы поговорить с Тони?

  Он повернулся на крутящемся компьютерном кресле и, упершись локтями в узкие подлокотники, сцепил на груди пальцы.

  — Твой брат явился сюда без приглашения, так что у меня не было выбора. А чуть раньше не оставалось ничего другого, как отложить работу в сторону, когда я услышал этот детский визг.

  Пожав плечами, Джина попыталась улыбнуться:

  —  Малыш Дэнни не смог удержаться. Родители купили ему с сестрой ту рыжую кобылку, и это был его первый выезд.

  —  Я вовсе не спрашивал, почему ребенок кричал, — произнес Адам, потянувшись за лежавшей на столе ручкой. — Просто заметил, что шум отвлекает. Я не привык, чтобы здесь крутилось столько народу. И мне это не нравится.

  Джина почувствовала, как разгораются у нее щеки. Слова Адама прозвучали так, словно она целый день устраивала здесь праздники с фейерверками. Пара посетителей за неделю — вполне нормально. И если бы Адам хоть иногда выходил из своего сарая, чтобы поговорить с ними, возможно, это не раздражало бы его так. Но он всегда был занят: разговаривал по телефону, объезжал ранчо или запирался в своем офисе с покупателями.

  Хорошо, что он так увлечен своим делом. Но почему бы в таком случае не разрешить и ей того же? Ее работа с лошадьми была для нее не менее важна. Это он должен был понимать.

  В любом случае нечего спорить с человеком, который, судя по всему, готов вступить в битву из-за ничего. Джина не собиралась бороться с ним. Напротив. Ей хотелось добраться в нем до того Адама, которого она знала, когда была еще девочкой. Того, который всегда был готов защитить ее.

  Того, который, как она чувствовала, был все еще заперт у него глубоко внутри.

  Поэтому, несмотря на то пламя, что плясало у нее внутри, когда Джина заговорила, тон ее голоса был спокоен и рассудителен:

  —  У меня бывает только несколько человек в неделю, Адам. Им нужно посмотреть на лошадей. А мне — на то, как они с ними обращаются. Я не знаю, как без этого можно обойтись.

  —  Я не хотел бы их видеть здесь.

  —  Мне очень жаль. — Она любила его, но не могла с покорностью подчиняться ему во всем.

  Его рот сжался, превратившись в жесткую складку.

  —  Это все равно не будет работать, Джина.

  —  Это? — Как эхо повторила она. — Что именно? Лошади? Люди?

  —  Наш брак, — коротко произнес он.

  Джина испугалась той силы, с которой были сказаны эти слова. Ее желудок сжался в комок, но сознание продолжало работать. Что случилось? Что могло привести к этому? Она быстро прокрутила в голове весь день, начиная с самого утра, но вспомнила лишь только один радостный визг Дэнни.

  —  Это из-за Дэнни? — ее голос был похож на шепот. — Из-за его крика, да?

  Лицо Адама застыло, и Джина поняла, что не ошиблась. Не так уж трудно было догадаться. Он потерял сына, и детский визг вернул ему воспоминания о другом ребенке. О том малыше, который был потерян для него навсегда.

  —  Успокойся, Джина. Этот мальчик тут ни при чем.

  —  Не отмахивайся от меня, Адам. — Она приблизилась к нему еще на один шаг. Гнев ее сменился сочувствием. — Ты услышал крик Дэнни, и он напомнил тебе о Джереми.

  Складки вокруг его рта углубились, темные глаза расширились. Прежде чем она успела сказать что-то еще, он оттолкнулся от кресла и резко вскочил на ноги.

  —  Это не имеет никакого отношения к моему сыну. Нечего ко всему привязывать прошлое.

  —  Прошлое накладывает отпечаток на настоящее.

  —  Возможно, у тебя это и так. Но на мою жизнь прошлое не влияет. — Адам посмотрел на нее, и Джина увидела, что он действительно в это верит. Но она знала правду: радостный визг маленького Дэнни затронул что-то внутри него, что он держал в тайне ото всех. — То, о чем я говорю, имеет отношение только к нашему соглашению. Мы вступили в сделку, — его голос был бесстрастен, как механический голос компьютера, — и с моей стороны — не сомневаюсь, ты это признаешь, — я делаю все, что возможно.

  —  Да, — сказала Джина, пытаясь унять поток горячего жара, который заструился по венам от одного воспоминания о тех ночах. И если бы она регулярно не использовала противозачаточные пилюли, то давно бы уже забеременела. — Мы оба делали все, что возможно.

  —  Это верно.

  Джина вздрогнула. Не потеплели его глаза хоть на секунду? Не подумал ли он тоже о тех ночах, которые они провели вместе? Или ей это показалось?

  —   Но, — продолжил Адам, — поскольку мы женаты уже больше двух месяцев, а ты все еще не беременна, может быть, стоит пересмотреть наше соглашение?

  —  Что?!

  Этого она не ожидала. Не думала, что Адам мог вот так все бросить. Отказаться от земли, которая была ему так нужна. Но что же ей теперь делать? Собирать игрушки и отправляться домой? Забыть обо всем, что было у нее с ним?

  О, боже!

  Словно для этого разговора им требовалось больше места, Адам сделал несколько шагов в сторону и отступил в затененную часть сарая. Запах лошадей, свежего сена и старого дерева действовал успокаивающе. Джина медленно приблизилась к нему, не отрывая от него взгляда даже тогда, когда он повернул голову в сторону двери, чтобы посмотреть на залитый солнцем двор.

  — Ты хочешь расторгнуть наш договор? — спросила она и моргнула, едва расслышав свой тихий непослушный голос. — Но если это так, я не могу с тобой согласиться.

  Но ей придется. Какая женщина могла бы оставаться с мужчиной, которому она не нужна? Где ее достоинство? Ее фамильная гордость? Но как только в голове у Джины возникли эти вопросы, она тут же нашла ответ.

  Ее гордость была полностью поглощена любовью. И это не было свободным выбором Джины. Как и то, что она не выбирала, кого ей полюбить. Она любила Адама большую часть своей жизни. Иногда ей казалось, что это чувство было в ней с рождения. И эти два месяца, проведенные с ним, только укрепили ее в этой уверенности.

  Конечно, Джина знала, что далека от совершенства. И Адам совсем не тот человек, с которым легко. Однако он никогда не был намеренно жестоким. В его глазах скрывалась боль, но его редких улыбок было достаточно, чтобы растопить ее сердце даже тогда, когда она собиралась оставаться непреклонной.

  Наконец Адам произнес:

  —  Нет, я не хочу расторгнуть наш договор.

  Джина глубоко вздохнула, почувствовав облегчение. В то же время беспокойство все еще медлило уходить, оставаясь где-то рядом.

  —  Но если так, — сказала она, — тогда о чем ты?

  —  Я думаю, будет в наших общих интересах уточнить сроки соглашения, — пояснил он. — Ты еще не беременна...

  —  Прошло только чуть больше двух месяцев.

  — Да. Но что, если это займет год? Или два?

  Джина ничего не ответила — как раз это-то ее не беспокоило. Чем больше она проведет времени с Адамом, тем больше у нее шансов заставить его поверить, что они подходят друг другу. Что они могут быть вместе.

  —  Я думаю так, — сказал Адам, отбрасывая со лба волосы. — Мы должны установить время для этой нашей попытки.

  —  Попытки?

  Казалось, ее сарказм ничуть не смутил его.

  —  Если через шесть месяцев ты все еще не забеременеешь, мы расторгнем наш брак и наше соглашение.

  —  Ты откажешься от земли, которую жаждешь получить?

  Неужели ему так не терпится поскорее убрать ее из своей жизни? И разве ей не удалось коснуться хоть каких-то его чувствительных струн?

  Ей удалось. Джина знала это. Она чувствовала это каждую ночь. Так почему же он продолжает так отчаянно бороться? Почему все время держит ее возле барьера? Почему намеренно лишает их шанса на счастье вместе?

  И почему она до сих пор здесь? Как может она продолжать любить мужчину, который, не скрывая, даст ей понять, что ждет, чтобы она ушла?

  —  Я найду другой способ получить эту землю. Уверен, твой отец когда-нибудь изменит свое мнение на этот счет. — Засунув руки в карманы джинсов, Адам тряхнул головой. — Поверь, это единственно правильное решение. Какой смысл тянуть? Только создавать лишние сложности для самих себя.

  — Спасибо за заботу.

  Он улыбнулся. Скорее это была не улыбка, а легкое движение губ — своего рода подтверждение. Что-то дрогнуло у нее внутри.

  —  Ты мне нравишься. Джина. Всегда нравилась. И я хотел закончить это дело, пока мои чувства не изменились... Если через полгода ты не забеременеешь, никто из нас ничего не выиграет.

  —  Значит, я тебе нравлюсь?

  - Да.

  Джина сдержала смех. Он любим. Она ему нравится. Большая разница.

  — Нам следует, - сказал Адам, - ограничиться определенным сроком, чтобы мы могли строить планы на будущее.

  —  Конечно, — кивнув, она проглотила слюну, пытаясь подавить горький комок досады. — Ты всегда готов планировать. Неужели тебе никогда не хотелось хоть немного отдохнуть от этого?

  — Джина...

  —  Нет, нет!

  Взмахнув руками, она нервно заходила по комнате, не понимая, на кого была больше зла, на себя или на Адама. Он так чертовки упрям, а кем она является для него? Козлом отпущения?

  — А ты не думал, насколько нелепо это выглядит? Значит, по-твоему, если я не беременна, то надо установить сроки, и это решит все дело. — Джина уронила поднятые руки, хлопнув ладонями по бедрам. — Послушай, а может, тебе следует дать команду моим яйцеклеткам? Что-нибудь такое короткое и милое вроде «Чего вы там медлите? А ну, быстро всем выстроиться в ряд и приготовиться к оплодотворению!» Так?

  Адам нахмурился. Впрочем, на нее это не подействовало. Если и была вещь, к которой Джина успела привыкнуть, так это к его мрачному выражению лица.

  —  Сарказм тут вряд ли поможет.

  — Так же, как и твое предложение. — Она откинула назад голову и посмотрела на него. — Адам, неужели ты не видишь? К чему какие-то сроки? Вес, что нам нужно, — это быть ближе друг другу, а не следить за тиканьем часов.

  Темная бровь поползла вверх.

  —  Мы были близки каждую ночь на протяжении двух месяцев.

  —  Типично мужская психология. Естественно, что секс ты называешь близостью.

  —  Разве не так?

  —  Нет, не так! — Тряхнув головой, она откинула назад волосы. — Что вообще творится с вашим полом?

  —  Подожди минуту...

  —  Нет, это ты подожди минуту. — Сделав длинный вдох, она попыталась успокоиться. — Адам, неужели ты не понимаешь? Мы рядом, но не вместе. Мы спим в одной постели, но потом целый день ты меня не замечаешь. Ночью ты занимаешься со мной любовью, а на следующее утро словно закрываешься от меня. Каким, черт возьми, образом хоть один из нас может почувствовать удовлетворение и расслабиться?

  Черты его лица снова стали холодными и напряженными.

  — Если ты забыла, то хочу напомнить: наш брак не был обычным браком.

  Она приняла драматическую позу, отступив назад и прижав к груди руку.

  —  Правда? Не был? Ух ты! Это многое объясняет.

  Глаза Адама сузились.

  —  Если ты не хочешь обсуждать это нормально...

  — То что? — с вызовом спросила она, постукивая носком ботинка по темному от пыли деревянному полу. — Наймешь кого-нибудь, кто мог бы за меня излагать мои мысли? Нет, подожди. Лучше найми кого-нибудь вместо себя. Тогда тебе даже не придется встречаться со мной до тех пор, пока не наступит время идти в постель, выполнять свой доблестный долг во славу династии Кингов и их ранчо.

  Адам скрипнул зубами. Желваки заходили у него на скулах.

  —  Значит, ты считаешь, для меня заниматься любовью — вроде как выполнять поденную работу?

  —  А разве не так? — спросила она и тут же пожалела об этом. Никогда не стоит задавать вопрос, если думаешь, что ответ может тебе не понравиться. Но было уже поздно. Да, ей казалось, ему нравилось заниматься с ней любовью. Ну а что, если она ошибалась? Что, если он делает это только для того, чтобы завершить осуществление их сделки? Что, если даже в постели она не может к нему приблизиться? Так ли ей нужно узнать ответы? И неужели единственный способ все выяснить — это бросить ему открытый вызов? — Мы заключили договор, — продолжала она, надеясь всем сердцем, что он опровергнет ее сомнения, — и ты приходишь ко мне каждую ночь, чтобы поставить галочку в своем бизнес-плане.

  — В этих твоих словах уже вообще нет ни капли смысла, — невесело усмехнулся Адам.

  —  Нет? Ну, так скажи, что ты хочешь меня, Адам. Скажи, что это для тебя нечто большее, чем просто обязанность. Большее, чем способ получить этот чертов кусок земли. — Она приблизилась к нему еще на один шаг, чувствуя тепло его тела. — Приведи доказательства, что я не права. Если я для тебя не только средство — докажи мне это.

  Мерно падали секунды. Жар разгорался в глубине темных глаз Адама. Джина почти испугалась — уж не толкнула ли она его слишком далеко?

  И вдруг он обхватил Джину за спину, прижался к ней всем телом и с такой силой впился в приоткрывшиеся от изумления губы, словно хотел вытянуть из нее все соки.

  Адам не мог дышать.

  Нахлынувшая внезапно ярость утонула в горячем море желания. Джина шире открыла рот, и язык Адама скользнул в его влажную глубину. Он отдавал и брал, захватывая от нее как можно больше, как будто вся жизнь его зависела только от этого.

  Как противоречиво в ней все! Такая мягкая, но в то же время способная постоять за себя. Даже перед ним. Нежная, но обладающая огненным темпераментом. Она перевернула всю его жизнь. Внесла хаос в установившийся годами порядок. Заставила его слишком много чувствовать. Слишком многого хотеть.

  Она была опасна.

  И с этой мыслью Адам вытащил себя из-под колдовских чар и прервал поцелуй, словно утопающий, всплывший на поверхность за последним глотком воздуха, прежде чем покинет этот мир навсегда. Когда он отпустил ее, она покачнулась и сделала шаг назад, чтобы удержать равновесие.

  Адам боролся, чтобы впустить воздух в свои горящие легкие. Боролся, чтобы унять пульсирующую боль внизу живота и почти безумное желание поддаться этой настоятельной потребности. Наконец он почувствовал, что опять может говорить.

  — Ты не обязанность. Джина. Но все равно это только временно. Это не может быть постоянным.

  Боль метнулась в ее глазах, но он не мог позволить смутить себя этим. Он должен держаться того курса, который наметил, когда вступал в сделку. Сделку, что потрясла все его спокойное существование.

  —  Почему, Адам? — ее голос был мягок, несмотря на страдание в янтарных глазах. — Почему ты не хочешь ничего чувствовать? Ведь ты был женат. И любил Монику.

  Огненный жар в его теле сменился леденящим холодом.

  — Ты ничего не знаешь.

  — Так скажи мне! Как я могу знать, что ты думаешь, если ты не говоришь со мной. Пусти меня к себе.

  Адам тряхнул головой, подыскивая слова. Он не хотел, чтобы у них было что-то еще, кроме этой безличной сделки, с которой они начали. Его прошлое было не больше, чем прошлым. Его прошлым. Он не принимал решений на основе вины, или боли, или каких-либо других эмоций, что могли смутить разум и исказить суждение.

  Он управлял собственной жизнью, как управлял своей частью семейного бизнеса Кингов. Со спокойной, холодной рассудительностью.

  — Эти фотографии в холле... — Джина смотрела на него с молчаливой мольбой, — фотографии по всему дому. Тебя и твоих братьев. Кузенов. Но...

  Адам знал, что она собирается сказать, и весь сжался в ожидании удара.

  —  Но Моники и Джереми нет нигде. Почему, Адам?

  Он заставил звучать свой голос холодно и отстраненно:

  — Ты предпочла бы, чтобы я наполнил весь дом этими снимками? Думаешь, я хотел бы смотреть на фотографии своего сына и вспоминать, как он умер? Какое приятное времяпрепровождение, черт возьми!

  —  Конечно, нет. — Она сжала его локоть обеими руками, и он почувствовал их тепло, проникшее глубоко внутрь пего. — Но как же ты мог вот так от всего отгородиться? Как ты мог заставить себя забыть собственного сына?

  Он не забыл Джереми — маленького мальчика со светлыми волосами, такими же, как у Моники, и с темными глазами Адама. Малыш улыбался, почти всегда улыбался — по крайней мере так он запомнился Адаму. Но это было его. Личное. То, чем он не хотел делиться ни с кем.

  Адам медленно отвел от себя руки Джины и отступил в сторону.

  — То, что я не окружил себя их фотографиями, вовсе не значит, будто я мог или хотел бы их забыть. Но я не живу воспоминаниями. Прошлое не должно вмешиваться в мое настоящее. Или же в мое будущее. — Он заставил себя отстраниться от того разочарования, которое заметил в глазах Джины. Она должна понять, что он не искал любви. И если она позволила себе надеяться на большее, ведь это не его вина, верно? — У нас деловое соглашение, Джина. Ничего больше. Не ожидай от меня того, чего я не могу тебе дать. Тогда, возможно, мы оба получим то, что нам нужно.