"Сокровище Черного моря" - читать интересную книгу автора (Студитский Александр Николаевич)

Глава 13. СТОЛКНОВЕНИЕ

Ольга распахнула окно, высунулась навстречу свежему ветру, дувшему с моря. Заходящее солнце окрашивало синеву Севастопольской бухты в лиловый цвет. Небо сияло нежным золотистым светом…

И вдруг она вздрогнула от мощного окрика, загудевшего внизу:

— Дома хозяин?!

Ольга взглянула вниз. У подъезда, широко расставив ноги и закинув голову назад, стоял Калашник.

— Есть кто-нибудь? — опять крикнул он. — Что у вас там случилось?

— Проходите, Григорий Харитонович! — крикнула в ответ Ольга с радостным возбуждением. — Прямо на второй этаж!

Калашник пинком ноги распахнул дверь и скрылся внутри здания. Ольга отошла от окна. Неожиданный визит Калашника всколыхнул старые мысли, которые столько раз возникали у нее в разговорах с ним. Итак — биология или химия? Ей не терпелось рассказать этому скептику, как живое вещество может содействовать физико-химическим процессам.

Тяжелые шаги Калашника послышались на площадке лестницы и застучали по коридору. Ольга раскрыла дверь лаборатории.

— Сюда, Григорий Харитонович!

Калашник протянул руку.

— Где же ваш… хозяин? — спросил он, заходя в лабораторию. — Куда он так неожиданно скрылся?

— В Батуми, — ответила Ольга. — У нас ведь несчастье. Погиб один из наших сотрудников — Крушинский. Утонул.

— Да, я слыхал об этом… И Смолин все еще там? — удивился Калашник. Да уж две недели с тех пор прошло…

Ольга промолчала.

— Ну, а у вас как дела? — загрохотал Григорий Харитонович, расхаживая по лаборатории. — Вижу, вижу, аппаратура знакомая. Это вы хорошо приспособили. Для параллельного анализа? Правильно. Молодец!

Ольга вдруг заколебалась, говорить ли Калашнику о своем открытии или воздержаться. Она не знала, как к этому отнесется Смолин. Но соблазн был очень велик. Ведь это, в сущности, будет сражением — в защиту ее учителя против его самого активного противника… И она решилась;

— А, знаете, Григорий Харитонович… — начала она, и собственный голос показался ей чужим. Она вспомнила сокрушающее выступление Калашника на съезде биогеохимиков, и вдруг увидела себя глазами этого маститого, сурового ученого маленькой-маленькой, совсем крошечной.

— Что знаю? — спросил Калашник, продолжая ходить по лаборатории…

Отступать уже было нельзя. Да и никогда не простила бы себе Ольга такого позорного малодушия.

— С некоторыми поправками… — она почувствовала, что у нее пересыхает горло, ваш метод извлечения золота из морской воды может оказаться рентабельным…

— Что такое? — повернулся к ней Калашник. — С какими поправками?

Теперь было уже легче. Ольга взяла со стола свои листки, раскрыла тетради контрольных анализов и рассказала быстро и сбивчиво, как добилась она сокращения затрат энергии при осаждении золота. Калашник слушал ее, нахмурясь, шумно дыша, теребя и пропуская сквозь пальцы свою маленькую бородку. Изредка он прерывал ее рассказ неопределенными восклицаниями:

— Так… так… Ну и что же? Правильно… Так… Так… Да что вы? Ах, ты, черт!.. Ну, ну?.. Так…

Ольга кончила, отчаянно краснея, и только тогда решилась поднять взгляд на Калашника. Он тоже был красен, то и дело лохматил свои волосы рукой и вытирал пот на лбу большим синим платком.

— Ну, девушка! Задали вы мне задачу. Что же вам сказать… С одной стороны — возразить нечего… Все, что дает результат, — следует использовать… С другой…, впрочем, это уж мое… об этом не стоит. — Он нахмурился и снова зашагал по лаборатории. — Конечно, лабораторный опыт одно, а опыт в производственном масштабе — совсем другое. Здесь, дистанция огромного размера. Но попробовать, может быть, и стоит. Я, со своей стороны, готов предоставить вам свою аппаратуру в Феодосии. Десять цилиндров по сто литров. Пожалуйста…

Он неожиданно остановился и посмотрел на Ольгу через плечо. — Если, конечно, позволит ваш Парацельс, — закончил он язвительно.

— Не знаю, — прошептала Ольга, опять густо краснея.

Калашник в раздумье поскреб подбородок.

— А скажите, Ольга Федоровна, — лицо его вдруг просветлело, — не приходило ли вам в голову использовать для предварительной обработки воды не размозженные ткани водорослей, а живые растения?

Ольга широко открыла глаза.

— Как? Я вас не понимаю…

— Эх, вы, а еще биолог, — покрутил головой Калашник. — Ну, представьте себе, что в ваших сосудах не сорванные и разрезанные куски растений, а нормально растущие водоросли. Понимаете?

— Понимаю, — просияла Ольга. — До этого почему-то я не додумалась. Она остановилась соображая. — Дело в том, что в наших аквариумах вода для этого не подходит. В одних — проточная вода. Мы ежедневно берем ее для анализа, и я не замечала, чтобы энергии требовалось меньше. А в других искусственно повышенные концентрации золота.

— Так, позвольте, — загудел Калашник. — Это же в ваших руках устроить такой бассейн!

— Я не знаю, как будут жить водоросли в стоячей воде.

— А, ну, идемте, посмотрим.

Он тяжело загрохотал по ступенькам вслед за быстро спускающейся вниз Ольгой.

Комнату заливал тревожный пурпурный свет, льющийся из огромных, саженных стекол аквариумов. Они были густо заполнены разросшимися и переплетающимися ветвями филлофор. Ветви светились таким ослепительным, раскаленно-красным цветом, что глазам было больно смотреть.

— Необычайное развитие красного пигмента фикоэритрина, — объяснила Ольга. — Днем мы затеняем аквариумы, ведь филлофора растение глубоководное, тенелюбивое — и открываем вечером, когда свет уже неярок.

— Как же без света? — спросил Калашник.

— Глубоководные растения обходятся голубыми коротковолновыми лучами. Эти лучи проникают сквозь толщу моря… Красный цвет Помогает поглощать эти лучи. Вот, смотрите.

Ольга тронула рычаг на мраморной доске. Послышалось гудение. И сейчас же красный свет померк и сменился густым пурпурно-фиолетовым сиянием. Калашник увидел сеть тонких и прозрачных трубок, тесными рядами пронизывающих воду аквариума. От них исходили едва видимые трепетные, фиолетовые лучи.

— По длине волны эти лучи близки к ультрафиолетовым, — объяснила Ольга. — В малых дозах они способствуют росту растения. Большие дозы смертельны. Поэтому мы не даем большой интенсивности, чтобы не погубить культуру.

— А как вы регулируете интенсивность света? — с неожиданной живостью заинтересовался Калашник.

Ольга кивнула на мраморную доску, не спуская руки с рычага. Чуть заметно она продвинула рычаг вперед. Свет в трубках сгустился. Растения приняли пурпурно-черную окраску.

На доске вспыхнула красная лампа. Сейчас же Ольга сдвинула рычаг назад.

— Десять минут при такой интенсивности света, — сказала она, — и эти лучи убьют все живое.

— Однако, — Калашник усмехнулся, — вы рискуете…

Ольга подняла брови, но не ответила. Ей послышались какие-то звуки из коридора. Она приоткрыла дверь, просунула в нее голову, прислушалась. Было тихо. Она вышла в коридор, подбежала к лестнице, постояла, напряженно слушая, несколько минут, и снова вернулась к Калашнику, застывшему у стекла аквариума.

— Ну, а… как с накоплением золота? — спросил Калашник.

— Думаю, что рано или поздно Евгений Николаевич добьется того, что нам нужно. Пока еще накопление идет недостаточно интенсивно, но оно уже в двести раз превышает свойства исходной формы.

— Алхимия!.. — пробормотал Калашник, отходя от стекла и оглядываясь по сторонам. Ну, так вот. Я полагаю, что любой из аквариумов можно приспособить для ваших опытов. В каждом концентрация живого вещества такая, что вода, очевидно, будет быстро насыщаться этим вашим… ферментом.

— Да, да, — ответила Ольга машинально. Сердце ее забилось. Ей почудилось, что она слышит голос Смолина. Она уже не понимала, что говорил Калашник. Да, это его голос… Звуки шагов на лестнице. Дверь распахнулась.

На пороге появился профессор Смолин. Он бросил быстрый взгляд на Ольгу, перевел глаза на Калашника. Лицо его стало каменным.

— В чем дело, Ольга Федоровна? — спросил он резко. — Почему здесь посторонние?

Ольга вспыхнула. Смолин никогда не говорил с ней таким тоном. Она посмотрела на него умоляющим взглядом. Но Калашник предупредил ее.

— Ольга Федоровна показывала мне культуры по моей просьбе, — сказал он угрюмо. — Я не подозревал, что вы можете иметь что-либо против этого. Впрочем… это ваше дело.

Он стремительно пошел к двери, так что Смолин невольно посторонился.

— Это, конечно, мое дело, — с яростью повторил он слова Калашника. Но я не понимаю смысла таких посещений при вашем… отношении к моей работе. И имею право трактовать его определенным образом.

Калашник остановился в дверях. Повернул посеревшее, искаженное лицо к Смолину.

— Полагаю, что это посещение будет последним, — сказал он хрипло. Можете трактовать его, как хотите!

Он оттолкнул стоящего на дороге Петрова и вышел, хлопнув дверью.