Уголь-живец

Я лишь мельком увидел отсвет Угля в зеленых глазах Фенго, но с этой памятной ночи мне больше не было покоя. Я чувствовал силу этого угля, и подозревал, что она неизмеримо превосходит мой дар огненного зрения или способность видеть то, что происходит вдали от меня или вовсе в ином времени, будь то прошлое или будущее.

Я постоянно кружил над кольцом вулканов, пытаясь догадаться, в котором из них спрятан Уголь. Странный оранжевый огонь с синей сердцевиной и зеленым ободком сверкал в моих снах, прожигал желудок. Его могущество одновременно очаровывало и страшило меня.

Я многому научился у Фенго. Он показал мне, как разводить костер из остывших углей, лежавших в мерцающих россыпях по сторонам склонов вулкана. Он научил меня плавить в огне слитки золота и серебра, и придавать им различную форму после того, как те остынут. Но самого Фенго больше всего интересовало не золото и не серебро, а твердые камни, в которых были заключены частицы того, что он называл «глубокими металлами».

Фенго догадывался, что эти металлы можно извлечь из камня, если развести достаточно жаркий огонь. Но для такого огня годились только самые горячие угли, не успевшие коснуться земли. Глаза Фенго начинали светиться всякий раз, когда он заговаривал о таких углях.

— Гранк, если мы сумеем выплавить крепкий металл и научимся придавать ему форму, — тут он обычно замолкал, переводя дыхание, — ты просто не представляешь, насколько изменятся наши жизни!

Мы с Фенго были нужны друг другу. Я добывал для него угли, а Фенго учил меня ремеслу обработки металлов, в котором волки были особенно искусны. Кроме этого, Фенго умел потрясающе обрабатывать кости. Порой он выгрызал на них целые сложные орнаменты, а иногда обгладывал концы костей до невероятной остроты, так что они становились острее любых ледяных мечей. Мне было ясно, что примерно то же самое можно было сделать и с металлом.

После памятного первого путешествия я еще не раз возвращался в Далеко-Далеко. Лишь несколько сов в Ниртгаре знали о том, куда я исчезаю. Во время моего отсутствия король Храт и королева Сив связывались со мной через своего верного посланца Джосса, который передавал мне последние новости или сообщал, что очередное возобновление войны требует моего немедленного возвращения.

За это время я узнал много полезных сведений, которые, по моему глубокому убеждению, в недалеком будущем должны были сослужить хорошую службу королю Храту и его королевству. Вот только ловля горящих углей в воздухе никак мне не давалась. Постоянные неудачи приводили меня в отчаяние и однажды, не выдержав, я горько посетовал Фенго:

— Я ничего не понимаю, Фенго! Почему у меня ничего не получается? Ведь я столько раз подлетал совсем близко, — тут я поднял лапу и, соединив два передних когтя, пощелкал ими в воздухе. — Но каждый раз все срывается!

Фенго, до сих пор спокойно лежавший на камне, вдруг вскочил и замер в напряженной позе. Хвост его вытянулся в одну линию со спиной, тяжелый взгляд устремился на меня, а из глотки вырвалось низкое рычание. Признаюсь, у меня оборвался желудок. За все время моей дружбы с Фенго он ни разу не вел себя со мной подобным образом. Сейчас он угрожал мне, в этом не было никаких сомнений! Его поза, вздыбленный загривок, взгляд и рычание были типичным поведением вышестоящего волка по отношению к нижестоящему. Но почему он вел себя со мной так? В конце концов, я был благородной совой, а значит, ничуть не уступал Фенго по знатности!

— Что это значит?

Я попытался твердо выдержать его взгляд, но у меня ничего не получилось. Отсвет угля полыхнул из глаз Фенго, как будто зрачки его на миг обратились в пламя. Я опустил глаза. Более того, я уронил голову на грудь и на какую-то долю секунды я — сова! — согнулся в позе покорности, традиционной для волков низшего ранга.

— У тебя ничего не получится до тех пор, пока ты не выбросишь из головы Уголь Углей!

— Но послушай, Фенго… Ведь этот уголь не зря называется совиным. Я сова, а значит, нет ничего странного в том, что меня постоянно преследует мысль об Угле Углей!

— Этот уголь предназначен не для тебя, Гранк, — сказал Фенго. — По крайней мере, пока.

— Пока? — переспросил я, ожидая, что он скажет мне что — нибудь еще.

— Ты многому научился, Гранк, — после долгого молчания проговорил Фенго. — Но ты знаешь еще не все. Будь у меня крылья, я смог бы летать в термальных потоках гораздо лучше тебя. Ты настолько помешался на совином угле, что не обращаешь внимания на структуру ветра. Жар вулканов придает ветру форму, запомни это. Жар формирует воздух в невидимые мосты, он строит воздушные лестницы, пики, горы, туннели и коридоры. Когда ты научишься ориентироваться в пространстве горячего воздуха, ты сам поймешь, как поймать уголь в полете.

Фенго был прав. Я оказался невнимательным учеником в этой огненной стране.

Тем временем Фенго опустил хвост и расправил вздыбленную на загривке шерсть.

— Послушай, что я тебе скажу, Гранк, — очень тихо начал он. — Вспомни все, что ты знаешь о ветрах, которые рождаются надо льдом в твоем родном Ниртгаре. Ты прекрасно ориентируешься в небе своей родины, тебя не остановят никакие катабатические ветра. Ты знаешь свой воздух, тебе ведомы все ветры над Великими Северными Водами. Но теперь ты должен точно также изучить природу обжигающих воздушных потоков в краю Далеко-Далеко.

В ту же ночь я начал свое обучение. Я понял, что воздух над вулканами состоит из множества слоев, как толща горы. У каждого из этих слоев есть свои отличительные черты, свои формы и особенности.

Я изучил их все, я научился распознавать каждый поток теплого воздуха, поднимающийся над вулканом перед извержением, каждый столб раскаленных газов, из которых на высоте формируются удивительные термальные подушки.

Я узнал, что как раз между верхушкой такого столба и его подножием находится область, наиболее богатая самыми разными углями. Оказалось, что огненные колонны сильно отличаются от огненных вихрей, закручивающих вокруг себя спирали раскаленного воздуха. Для себя я назвал эти вихри «огненными торнадо». Как выяснилось, торнадо были гораздо беднее углями.

Я изучил структуру пламени, его сердцевину и внешнюю часть, а также давление, которое оно создает в окружающем воздухе. Я узнал, что в таком воздухе есть прохладные карманы с воздушными каналами, по которым стремительно перемещаются летящие угли.

С каждой ночью я узнавал все больше и больше, чувствуя, что постепенно приближаюсь к своей цели. Более месяца я изучал структуру ветра, и вот однажды ночью, перед самым рассветом, я поднялся в нижний слой термальной подушки и стал внимательно следить за фонтаном углей, клокотавшим на вершине столба раскаленного воздуха. Я уже знал, что нельзя охотиться за всеми углями сразу. Нужно было выбрать один уголь и нацелиться на него, как на дичь.

Так я и поступил. В тот же миг я почувствовал небывалую уверенность. Мне показалось, будто передо мной раскрылся широкий проход, ведущий прямо к выбранному углю. Я сорвался с термальной подушки и стремительно взмыл к вершине воздушной колонны. Клацнул клювом.

Я даже не обжегся.

Я поймал уголь!

— Живец! — послышалось внизу. Это Фенго вскрикнул от радости. В ту пору я не знал, что значит «живец». Фенго высоко подпрыгнул, пламя вулкана окрасило оранжевым светом его лохматую серую шкуру, но он не замечал ничего вокруг. Он в неистовой радости скакал по земле, снова и снова выкрикивая это странное короткое слово. Когда я спросил его, что оно означает, Фенго ответил:

— Не знаю. Просто вырвалось, и все.

Потом я узнал, что в порыве великой радости слова часто сами собой срываются с языка. Иногда в них есть смысл, иногда нет. Мы с Фенго переглянулись и рассмеялись, и с тех пор стали называть пойманные угли «живцами».

Никогда не забуду тот миг, когда я опустился на землю с зажатым в клюве углем и положил перед Фенго свою добычу. Он долго смотрел на уголь, излучавший мерцающие волны жара. Потом вдруг снова подпрыгнул, и луна посеребрила его и без того серебристую шерсть. Запрокинув голову, он громко завыл дикую, свирепую, ночную волчью песнь. Так он пел и скакал, подпрыгивая все выше и выше, прерываясь только для того, чтобы прокричать:

— Гранк! Теперь ты — охотник за углями! Ты ловец углей. Ты — углелов! Угленос!

Угленос. В тот раз я впервые услышал это диковинное слово, но сразу понял, что лучше не скажешь. Я был угленосом. Первым угленосом.

После поимки первого живца для меня начался новый этап изучения огня. Благодаря постоянным извержениям я мог набрать столько углей, сколько нам было нужно для работы. Вскоре я научился не только летать в потоках раскаленного воздуха, но следовать траектории полета углей. Научился угадывать время их падения.

Мы с Фенго разводили самые разные огни и экспериментировали с камнями, содержавшими в себе крупицы металла. Впрочем, мы занимались не только этим.

Однажды ночью я поймал полевку, и мы с Фенго решили, забавы ради, поджарить ее на углях. Горелая шерсть на вкус оказалась еще противнее, чем на запах, зато мясо было совсем не дурным, и даже ароматным. Мы сделали нужные выводы, и когда я в следующий раз поймал мышь, Фенго ловко спустил с нее шкуру, оставив одно мясо. Вот это было настоящее лакомство!

Так начались наши бесчисленные кулинарные эксперименты. Впрочем, на мой вкус, жареное мясо все-таки суховато. После долгого употребления жареного начинаешь скучать по свежей крови.

Зато опыты с песком я до сих пор считаю наиболее интересным нашим экспериментом. Здесь годился лишь определенный вид песка, который мы брали из ям вокруг вулканов. После того, как мы нагревали его до очень высокой температуры, с песком начинали происходить поразительные изменения.

Песчинки плавились и спекались друг с другом, а остынув, эта странная масса становилась прозрачной, как чистейший лед Ниртгара. Мы с Фенго назвали свое изобретение блеском. Мы оба были в восторге от этого открытия, но для меня оно имело очень неприятные последствия. Честно говоря, я до сих пор стыжусь того, о чем хочу рассказать. Я не могу вспомнить об этом без отвращения к самому себе.

Любезная сова, читающая мою исповедь! Я должен быть честен с тобой, поэтому расскажу обо всем без утайки.