"Инкассатор: До седьмого колена" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей Николаевич)

Глава 9

Юрий вышел во двор и сел в машину, все время чувствуя лопатками устремленные вслед ему подозрительные взгляды. Он развернулся и вывел машину на улицу мимо сложенных в сторонке обломков деревянных ворот. Обломки были аккуратной кучкой свалены слева; справа от широкого проема, который они раньше закрывали, стояла зверски изуродованная серебристая иномарка – кажется, это был «Лексус», но в его нынешнем состоянии утверждать что бы то ни было с уверенностью Юрий просто не мог. Совсем недавно кто-то прибыл сюда весьма эффектным способом, и Юрий сомневался, что это был хозяин дома. Скорее всего, груда выкрашенного в модный серебристый цвет металлолома принадлежала его приятелю, Константину Кудиеву, по кличке Кастет. Недаром там, в кабинете, вид у Кастета был такой, словно он неделю пил без просыпу, а сейчас вот протрезвел и ни капельки этому не рад... Впрочем, на его месте восемь из десяти человек ударились бы в жестокий запой, чтобы так или иначе выйти из него, когда все уже будет позади. Пьяному все равно, живым он протрезвеет или мертвым, вот народ и прибегает к испытанному средству, особенно когда все иные средства уже перепробованы и не дали желаемого результата...

«Что ж, – подумал Юрий, – теперь у этих двоих появилось еще одно средство – я. Каким-то образом они поняли, кто я такой, и решили, что такой союзник им не помешает – по крайней мере, на то время, что потребуется мне на поиски этого их Тучи. Собственно, что значит «каким-то образом»? Медведев уже пять лет в банковском деле и наверняка неплохо знал Цыбу. И история с налетом на банковский броневик ему, конечно же, известна. А продолжение этой истории, с банковским делом уже не связанное, ему, наверное, поведал Кудиев, у которого на морде его волчьей, на бритой его макушке крупными буквами написано; «Бандит». Слухом земля полнится... Вот так-то, Юрий Алексеевич! Вы у нас, оказывается, известная личность! Менты на Петровке интересуются подробностями вашей трудовой биографии, банкиры о вас наслышаны, и даже братва московская о вас друг другу сказки на ночь рассказывает... Нехорошо! А с другой стороны, если бы они меня не вычислили, если бы я остался для них просто человеком с улицы, они бы, наверное, не пошли со мной на контакт. А так – пожалуйста! Вы, Юрий Алексеевич, больше не частное лицо, вы – платный киллер на жалованье у странной компании, состоящей из банкира и бандита... Ну, насчет киллера мы еще поглядим, как карта ляжет. У них по этому поводу свои планы, а у меня – свои. Да и не уверен я, что в конце своих розысков выйду именно на Тучкова. Уж очень он могучий у них получается, с чего бы это вдруг? Аспирант МГУ, математик, без пяти минут кандидат... Как он, такой, не повесился в зоне, вот чего я не понимаю! Ну, не повесился, выдержал, и молодец. Допустим даже, что нечеловеческие условия существования закалили, так сказать, его характер, сделали из тихого математика хорошего бойца... Ох, сомневаюсь я в этом! Ох, сомневаюсь! Никакой характер не помог бы ему достать дорогой иностранный пистолет с глушителем. Для этого деньги нужны, связи... Неужели Кудиев прав, и ему кто-то помогает? Конечно, при удачном стечении обстоятельств там, на зоне, можно снюхаться с нужными людьми, но какой прок паханам от математика? Не художник ведь и не поэт – математик! Что там считать – дни до освобождения? Вшей?»

Спохватившись, Юрий вынул из кармана телефон, включил его и по памяти ввел код. Перед тем как впустить Юрия в хозяйский кабинет, охранник отобрал у него трубку, и Юрий ее выключил, чтобы эта горилла не звонила с его номера бабам и, главное, чтобы не рылась в электронной записной книжке, где хранились телефонные номера людей, о связи которых с Юрием Филатовым его новым работодателям знать было незачем. Как только код был принят, телефон сразу же зазвонил. Юрий бросил взгляд на дисплей и увидел, что звонит Светлов.

«Не терпится господину главному редактору, – подумал он с улыбкой. – Как же, такая история! Целая куча трупов, кровавые надписи на стенах, месть с того света... Из этого, пожалуй, и впрямь можно раздуть сенсацию, вот ему и неймется. Эх! Ну, да что поделаешь? У каждого из нас свои недостатки. Если бы Димочка не был таким прожженным журналюгой, разве имел бы он столько полезных связей? И если бы он не рассчитывал все-таки написать когда-нибудь подробный отчет о моих похождениях, разве стал бы он так активно и, главное, с пользой для дела мне помогать? То-то, что не стал бы! Сложная все-таки штука – жизнь! Колесики в колесиках, как сказал один американский писатель, перевирая Библию...»

Сворачивая в боковой проезд и высматривая местечко для парковки, он вдруг подумал, что звонок Светлова подоспел как нельзя более кстати, – не потому, что Юрию хотелось сейчас пообщаться с господином главным редактором, а просто потому, что натолкнул его на очень любопытные размышления. Сенсация, кровавая история, газетная шумиха – все это вызывало смутные ассоциации с театрализованным представлением, разыгранным нарочно, по заранее хорошо продуманному плану. Чем больше Юрий думал об этом деле, тем сильнее ему казалось, что Тучков здесь не при чем. Скорее всего, этого бедолаги уже не было в живых. Лежал, наверное, в какой-нибудь лесной яме, заваленный сухим валежником, в Сибири, в Мордовии или где он там мотал свой срок, а здесь, в Москве, кто-то убирал его знакомых, прикрываясь его именем как щитом...

«Странно, – подумал Юрий, загоняя машину на освободившееся место у бровки тротуара и выключая двигатель. – Они что, сами этого не чувствуют, не замечают? Ведь это же буквально бьет в глаза. Обвинять во всех этих убийствах вчерашнего зэка без кола и двора почти так же смешно, как вешать их на Веригина... Ну, хорошо, согласен, мотив у него был. Но что еще у него было, кроме мотива? Да ничего! Ровным счетом ничего, и в этом вся соль. Такие неглупые люди, как Медведев и Кудиев, должны были это понять почти сразу. Похоже, они были со мной далеко не так откровенны, как мне показалось поначалу. Да и с чего это они станут со мной откровенничать? Им ведь наверняка есть что скрывать, помимо той давней глупой истории со стрельбой возле ресторана... Потому что дружба дружбой, а все-таки банкир и бандит не сидят за одним столом, если их не связывает ничего, кроме воспоминаний золотого детства. Эти двое почти наверняка крутят под шумок какие-то очень любопытные делишки, и покойные Шполянский с Артюховым были, надо полагать, полностью в курсе. И есть еще кто-то, кто находится полностью в курсе их дел, имеет в этих делах какой-то свой интерес и хорошо знает все подробности истории, приключившейся с Тучковым. И он, этот кто-то, сильно за что-то не любит всю эту шайку – настолько сильно, что готов, добираясь до них, покрошить в капусту уйму народу... Черт знает что! «Кто-то» – это кто? Вот ведь впутался-то...»

Телефон, который замолчал было, отчаявшись, опять начал звонить. Попутно он вибрировал и жужжал, как рассерженный шмель в спичечном коробке.

– Да, да, – сказал ему Юрий, – успокойся, уже, уже беру.

Он поднес трубку к уху и ответил на вызов.

– Куда ты пропал?! – закричал ему в ухо рассерженный Светлов. – Битый час не могу дозвониться. Думал, эти крокодилы тебя живьем сожрали...

– Да нет, – засмеялся Юрий, – не сожрали. У них с аппетитом нынче проблемы. Хроническое несварение желудка, поэтому питаются они в основном алкоголем. Такие чудеса творят – любо-дорого глянуть! Ты бы прислал к Медведеву фотографа – может, изловчится щелкнуть то, что от кудиевской машины осталось. Он, Кудиев, то есть, как я понял, решил в гости к другу заехать, да ворот не заметил.

– Ну?! – удивился Светлов. – Сейчас, уже высылаю...

– Эй, эй! – испугался Юрий. – Ты это брось! Я же пошутил! Не хватало еще, чтобы они со злости в нем дырок понаделали!

– Ничего, – деловито сказал Светлов, – он у меня опытный, понимает, что к чему. Щелкнет скрытой камерой, ни одна зараза не заметит.

Стало слышно, как он, отвернувшись от трубки, дает кому-то распоряжение срочно найти фотографа и отправить его по нужному адресу.

– Блин, – сказал Юрий в пространство. – Язык мой – враг... чей-то.

– Я все слышал, – быстро сказал Светлов. – Да не беспокойся ты, Юра, все будет в порядке! Если снимок хороший выйдет, я тебе тоже гонорар выпишу как добровольному информатору...

– Да пошел ты, – с тоской огрызнулся Юрий.

– Я-то пойду, – с угрозой ответил господин главный редактор, – да только ты, грубиян, потом об этом пожалеешь. Ладно, расскажи, как поговорили.

– Прямо по телефону?

– А что? Ты кратенько, подробности меня пока не интересуют.

– В них, Дима, вся соль, так что тут ты не прав. А если кратенько... Ну, в общем, меня наняли. Заказали мне этого Тучкова, представляешь? А у меня, Дима, почему-то стойкое ощущение, что Тучков здесь не при чем. Это просто слово, пугало, которым их кто-то целенаправленно пугает.

– Ну, на то и пугало, чтобы пугать, – философски заметил Светлов. – Что-то я не слышу в твоем голосе энтузиазма. Так ты уверен, что это не Тучков на них охотится?

– Да ни в чем я не уверен! – сердито сказал Юрий. Он злился, но не на Светлова, а на себя – за то, что опять позволил впутать себя в историю, до которой ему, по большому счету, не было никакого дела. – Говорю же, ощущение...

– Ощущение – это хорошо, – сказал Светлов деловито. – Я твоим ощущениям привык доверять. Если бы не твои, как ты их называешь, ощущения, я бы сейчас лежал в земельке и широко улыбался – так широко, как живые не улыбаются.

– Опять двадцать пять за рыбу деньги, – проворчал Юрий, очень не любивший вспоминать давнюю историю, на которую в данный момент намекал господин главный редактор. – Ты по делу звонишь или тебе просто язык не с кем почесать?

– Я звоню по делу, – строго сказал Светлов. – И дело у меня, заметь, огромной важности. Надо бы встретиться, Юрий Алексеевич. Я тут для тебя кое-что накопал, и этакое-что, друг мой, очень хорошо твои ощущения подтверждает. Это тем более ценно, что, начиная искать, я ничего о твоих ощущениях не знал, да и у тебя их еще, как я понимаю, не было... Только это, брат, не по телефону.

– Поросенок тебе брат, – с горечью сказал Юрий. – Я ему все выложил как на духу, а он мне кукиш в ответ показывает! Поманил дитятю конфеткой, а конфетка под замком?

– Ничего, – сказал жестокий Светлов, – до вечера как-нибудь потерпишь.

– Почему до вечера? – возмутился Юрий.

– Потому что до конца рабочего дня осталось всего ничего, каких-то три часа. Я, в конце концов, работаю, зарабатываю хлеб свой в поте лица своего, не то что некоторые. Мне, Юра, как минимум, надо еще посмотреть, что мой фотограф по твоей наводке нащелкает.

– Угу, – сердито буркнул Юрий. – Заодно проверь, в каком виде он оттуда вернется и вернется ли вообще...

– Типун тебе на язык, – сказал Светлов. – Если хочешь, приезжай в редакцию, вместе посмотрим, что получится.

– Я сначала пообедаю, – сказал Юрий. – Люблю я, понимаешь, это дело – обедать. Посижу в ресторане, подумаю, мяса какого-нибудь закажу, коньячку...

– Жестоко, – сказал Светлов с горечью. – Жестоко и несправедливо. Художника обидеть может каждый! Ну, да что с тебя, с киллера, возьмешь... Эх! Пойти, что ли, к тебе в подручные? Надо с женой посоветоваться, у нее практической сметки больше.

– Ага, и ума тоже. Все, потей, художник слова, а я в ресторан поеду.

– Садист, – сказал Светлов и отключился.

– Сам такой, – сказал Юрий в молчащую трубку и спрятал телефон.

Улыбка, вызванная общением с жизнерадостным главным редактором, медленно сползла с его лица. Туманные разглагольствования Светлова о какой-то информации, якобы подтверждающей его ощущения, вызвали у Юрия беспокойство – тоже туманное, неявное. Принимаясь за свое самодеятельное расследование, он был уверен, что после первых же шагов упрется в глухую стену, которую ему придется брать штурмом. Но никакой стены перед ним не было, дело раскручивалось будто само по себе, и притом с воистину волшебной легкостью. Сначала Одинцов, бритый мент с его ненормальной, патологической откровенностью, потом Медведев и Кудиев, принявшие его чуть ли не с распростертыми объятиями, а теперь вот, стоило только у него зародиться каким-то смутным подозрениям, сразу же подоспел Димочка со своей находкой... Интересно, что же он там нарыл? И сам ли он это сделал, или ему кто-то ненавязчиво помог найти именно то, что нужно?

Юрия так и подмывало, плюнув на все, немедленно отправиться в редакцию «Московского полудня» и вытрясти из господина главного редактора все, что тому удалось разузнать. Однако он решил для разнообразия выдержать характер, да и лишний раз обдумать результаты дневной встречи со своими «работодателями» действительно не мешало. Поэтому Юрий сделал именно то, чем дразнил Светлова: поехал в ближайший ресторан и там убил почти два часа, сначала дожидаясь заказанного обеда, а потом неторопливо его употребляя под сонными взглядами изнывающих от безделья официанток. За едой он добросовестно пытался думать, но информации у него было маловато, и ничего толкового он не придумал, а только лишь разозлился на Светлова, у которого нужная ему информация имелась и который не захотел ею вовремя поделиться. Впрочем, Юрию тут же подумалось, что, если бы Светлов ему все рассказал по телефону, времени на обед у него могло и не остаться. Уж очень быстро все происходило – просто-таки подозрительно быстро...

Он прикончил второе, залпом выпил кофе, расплатился со скучающей официанткой и вышел под теплый и редкий, совсем летний дождик, который как-то незаметно собрался над Москвой, пока он обедал.

В редакцию Юрий приехал минут за сорок до окончания рабочего дня. Журналисты – народ непоседливый, и Филатов никогда не мог заранее угадать, застанет он в редакции толпу суетящихся писак, превращающую длинный коридор с расположенными по обе стороны кабинетами в подобие растревоженного улья, или его встретит тишина и безлюдье.

Сегодня в редакции было относительно спокойно, только за одной из дверей незнакомый мужской голос, надсаживаясь, орал что-то неразборчивое в телефон да из комнаты верстальщиков доносились взрывы хохота – господа компьютерные гении, судя по некоторым признакам, опять хлестали кофе и развлекались анекдотами. Все здесь было Юрию если не мило, то, по крайней мере, хорошо знакомо, и всякий раз, попадая сюда, он испытывал странное чувство возвращения домой, особенно с тех пор, как перестал здесь работать. Здесь было полно людей, которые знали его и относились к нему тепло, по-дружески. Испытывать эту дружбу на прочность Юрий, пожалуй, не рискнул бы, но он довольствовался тем, что имел – возможностью ответить на веселое приветствие, пожать чью-то руку и немного постоять в коридоре, болтая о пустяках. При том образе жизни, который вел Юрий Филатов, эти мелочи порой переставали казаться такими уж незначительными.

Никого не встретив, он прошел по коридору пятого этажа, с некоторым усилием преодолел желание заглянуть к верстальщикам, всегда вызывавшим у него живой интерес полной непостижимостью и загадочностью своей профессии, и толкнулся в дверь, украшенную латунной табличкой с глубоко выгравированной надписью «Главный редактор». Выше таблички поблескивали желтым металлом цифры номера – 513, и Юрий вспомнил, как покойный Мирон, предшественник Светлова на посту главного редактора, жаловался, что журналисты – народ суеверный, и потому кабинет под несчастливым тринадцатым номером поневоле пришлось занять ему, главному здешнему начальнику.

В номере, как обычно, было накурено, хоть топор вешай. За широким окном по загаженному жестяному карнизу, с шумом оскальзываясь и утробно воркуя, бродили голуби. Господин главный редактор сидел во вращающемся кожаном кресле с высокой спинкой и, задумчиво копаясь в жидкой каштановой растительности у себя на подбородке, читал какой-то текст, видневшийся на мониторе его компьютера. Он оглянулся на звук открывшейся двери, рассеянно кивнул Юрию и сказал, глядя в экран:

– Садись, я сейчас заканчиваю.

Юрий отодвинул легкий стул на хромированном стальном каркасе и сел боком к столу, положив локоть на разбросанные бумаги. Светлов не глядя взял из переполненной пепельницы дымящуюся сигарету, азартно затянулся два раза и сунул сигарету на место. Юрий громко зевнул – он терпеть не мог, когда кто-то рядом работал, а ему приходилось сидеть без дела.

– Сейчас-сейчас, – повторил Светлов. – Может, ты кофе хочешь? Чайник на подоконнике, «Нескафе» в сейфе, сахар тоже...

– Ты мне еще стрихнину предложи, – буркнул Юрий. – «Нескафе»... Как вы тут пьете эту дрянь? Да еще в таких количествах...

– Жизнь такая, – не отрывая взгляда от экрана, рассеянно сказал Димочка. – Динамичная у нас жизнь, понимаешь? Некогда нам возиться с кофемолками и кофеварками, а кофеина и в растворимом кофе предостаточно...

– Куда катится мир? – с сильно преувеличенными горечью и возмущением возгласил Юрий. – Растворимый кофе, фаст-фуд, макароны мгновенного приготовления, секс по телефону, замужества по Интернету...

– Ага, – сказал Светлов, не отрываясь от чтения. – Или клонирование, например... А то вот еще, на днях история приключилась. Ехали это мы на дачу и видим: возле придорожного кафе стоят два «МАЗа». Новенькие такие тягачи, видно, прямо с завода их гонят. Ну, и для экономии солярки, наверное, взяли и погрузили один на другой, прямо на раму. Представляешь, как это выглядит? И вот моя наследница, прелестное создание трех лет от роду, мне заявляет: «Папа, а у них теперь маленькая машинка родится? Она будет в магазине игрушек жить, пока не вырастет?»

Юрий фыркнул.

– Ну и воспитание! – сказал он с изумлением, которое было притворным только наполовину. – Многое же она в свои три года повидала!

Светлов закончил читать, сохранил файл и убрал его с экрана.

– Ничего особенного она не повидала, – сказал он, вместе с креслом разворачиваясь к Юрию. – Просто на собак однажды во дворе наткнулись во время этого дела. Она в слезы: собачки дерутся, папа, разними! Ну, пришлось объяснить, что они не дерутся, а делают то, от чего у них потом щенки появляются. Это год назад было, я думал, она забыла напрочь, а она, видишь, поднесла папе сюрпризец... Я чуть с дороги не съехал, ей-богу. Хорошо, что Лиды с нами не было, она бы нам устроила воспитательный момент.

– Да, – сказал Юрий, – дела... Между прочим, ты говорил, что у тебя тоже есть для меня сюрприз.

– Ну, сюрприз не сюрприз... – Светлов покашлял в кулак, закурил новую сигарету. – Так, кое-какая информация к размышлению. Я все сидел, думал, чем бы тебе помочь, а потом решил вспомнить молодость и заняться чисто журналистской деятельностью – не сидеть вот в этом кресле, дергая за ниточки, а немного побегать по городу, поговорить с людьми. Словом, я разузнал адрес, по которому Тучков проживал до ареста, и разыскал пару человек, которые помнят и его, и его мать. Мать у него умерла, пока он сидел... – Юрий непроизвольно дернулся, как от укола, Светлов чертыхнулся и сказал: – Прости. Правда, извини, я не подумал... Просто ты такой, знаешь... ну, весь будто из железа. Это у меня был один знакомый – инвалид, руки нет по самое плечо. Так он научился так себя вести, что все вокруг об этой его инвалидности забывают – то на велосипеде предложат прокатиться, то замечание сделают: почему, мол, одет неаккуратно, галстук твой где? Черт, что я несу?

– Ладно, проехали, – сказал Юрий и тоже закурил. – К делу, к делу давай.

– Так вот, – бросив на него последний виноватый, извиняющийся взгляд, продолжал Светлов, – одна разговорчивая старушка мне рассказала, что у Тучкова была невеста, некая Марина Суворина. Очень они, по слухам, друг друга любили. На суд к нему она почему-то не пришла, и, по словам соседки, мать Тучкова, Ирина Гавриловна, несколько раз ей жаловалась, что ее Андрея все забыли – и друзья, и даже невеста, за все эти годы ни одного письма ему не прислали...

– Очень сильная любовь, – заметил Юрий. – Какой-то он, честное слово, неудачливый. Насчет его друзей мне давно все ясно, так мало этого, у него еще и невеста такая же!

– Невеста из того же теста, – задумчиво кивая головой, срифмовал Светлов. – Не знаю, Юра. Чужая душа – потемки... В общем-то, сам подумай – ну что она должна была делать? Девушка из хорошей семьи, которой с детства внушили, что муж – это прежде всего кормилец и защитник. Ведь ему десятку дали, Юра, а она его всего на два года моложе! Представь: встречает она его у ворот зоны, ему тридцать восемь, ей – тридцать шесть, молодость прошла, и впереди ничего хорошего. И потом, ведь того чекиста действительно он убил. Неважно, кем он его считал, важно, что убил. Преднамеренно... Такое, Юра, не каждая любовь выдержит. Ну, и друзья его, надо понимать, в уши ей разного напели. О родителях я уже и не говорю, ты же знаешь, как это бывает, особенно в так называемых благополучных семьях из высшего общества...

– Короче, – сказал Юрий, которого слова Димочки опять больно задели за живое, о чем тот, к счастью, даже и не подозревал. – Ты зачем это все мне рассказываешь? Ты это в газете своей напечатай, сойдет за мелодраму... Какое все это имеет отношение к делу? Тоже мне, новость! Тучков, оказывается, тоже был человеком и к тридцати годам надумал наконец жениться... А что невеста его не дождалась, так я таких историй еще в армии по самое некуда наслушался. Солдаты любят про такие дела под гитару песни петь – собственного, сам понимаешь, сочинения... «Получил твое письмо, в нем не понял ничего. Пишешь ты: «Устала ждать». Как тебя понять?» Или, как там еще... «Ковыляй потихонечку, а меня позабудь. Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь».

– М-да, – сказал Светлов, – высокая поэзия. Народ сер, но мудр... Так вот, Юра, тут и впрямь все вышло как в солдатской песне про несчастную любовь. Года не прошло с тех пор, как Тучкова посадили, а его невеста благополучно вышла замуж. И как ты думаешь, за кого?

– Ну? – сердито спросил Юрий.

– За Медведева! – торжествующе объявил Светлов. – За того самого, с которым ты сегодня так долго и плодотворно общался. Причем со слов соседки Тучкова у меня сложилось впечатление, что ей было по большому счету наплевать, за кого именно из друзей Тучкова выходить замуж. Просто Шполянский к тому времени уже был в первый раз женат, Кудиев торговал ворованными машинами – не тот уровень, сам понимаешь, – а Артюхов, Даллас, разъезжал по городу на «Харлее», весь в черной коже, в ковбойских ботинках, с волосами до пояса и вечно без гроша в кармане. Ну кого ей было выбрать? Ясно, что остановилась она на Медведеве – спокойном, надежном и вдобавок принимавшем участие в той истории только как очевидец событий, а не их участник. Эта соседка, с которой я беседовал, гуляла на их свадьбе и говорит, что невеста была бледная и невеселая и что «горько» приходилось кричать подолгу – не хотела она с ним целоваться, понимаешь?

– Ну и что? – сказал Юрий, делая вид, что не понимает, к чему клонит господин главный редактор. – Подумаешь, целоваться не хотела. Сперва не хотела, а потом подумала и захотела. У них ведь дочь, ты в курсе?

– Циник из тебя, Юра, как из бутылки молоток, – сказал Светлов. – У тебя же на лице написано, что эти твои слова тебе самому противны. Давай-ка не будем отвлекаться. Я вот что подумал: а что, если она это нарочно сделала?

– Что? С женихом на свадьбе целоваться не захотела?

– Ну, Юра, я же просил... Я имею в виду, что, если она нарочно вышла замуж за этого Косолапого? Так сказать, с дальним прицелом? Ты сам подумай: ведь после того, что случилось, ей на этих людей даже смотреть, по идее, должно было быть противно. А насчет замужества такая завидная невеста, как Марина Суворина, могла не беспокоиться – только пальчиком помани, как женихи толпой на папины денежки сбегутся. Да и сама она, говорят, очень даже ничего, не страшная...

– Даже наоборот, – сказал Юрий. – Я ее видел краем глаза. Очень аппетитная дама, вся в бриллиантах. Но она и без бриллиантов хороша, тут ты прав.

– Ну, вот видишь! Теперь смотри: папа работает большой шишкой во Внешторге, в дочери души не чает, помогает ей, чем может, а может он многое... Муж тоже очень неплохо зарабатывает – вице-президент банка, и не какого-нибудь захудалого, а столичного «Ариэля», правая рука самого Шполянского. Денег куры не клюют, живи и радуйся! А она вдруг, ни с того ни с сего, отдает дочь в детский сад и идет работать. Зачем? Почему?

– Надоело дома сидеть, – предположил Юрий. – Тем более что к мужу она, по твоим собственным словам, особой нежности никогда не испытывала.

– Да! – с энтузиазмом подхватил Светлов. – Вот именно! Надоело на рожу его постылую смотреть, да? Предположим, по заграницам раскатывать на мужнины деньги тоже надоело, и вообще она старается иметь с ним как можно меньше общего, у них даже спальни разные...

– Господи! – воскликнул Юрий, искренне пораженный, но отнюдь не тем фактом, что супруги Медведевы, оказывается, спят в разных комнатах. – Это-то ты откуда знаешь?

– Справки наводил, – самодовольно признался Светлов. – Пришлось, конечно, слегка потратиться, но зато результаты каковы! Пальчики оближешь!

– Пальчики облизывать негигиенично, – сказал Юрий. – Хоть у дочери своей спроси, ей в детском саду это наверняка объяснили. А ты только и можешь, что рассказывать ребенку, откуда игрушечные машинки берутся...

– Это к делу не относится, – сказал Светлов. – И вообще, ты все перепутал, я ей про собачек объяснял, а про машинки она уже сама скумекала. Ну, так что? Мы, значит, разобрались в том, почему богатая наследница и очень богатая жена вдруг бросила все и пошла работать, да?

– Предположим, – осторожно сказал Юрий, которому в словах Светлова и особенно в его тоне почудился какой-то подвох. – Ну и что?

– А то, психолог ты мой драгоценный, что теперь нам предстоит понять, почему она, такая уставшая от созерцания постылой физиономии нелюбимого супруга, устроилась работать его личным референтом!

– Что? – опешил Юрий.

– А что? – делано изумился Светлов. – По образованию она экономист, языки знает, компьютером владеет, и внешность у нее подходящая. Чем не референт? Четыре года отработала, если хочешь знать...

– Значит, твоя версия о том, что она ненавидит мужа и вышла за него нарочно, чтобы ему навредить, высосана из пальца, – упрямо сказал Юрий. – Спокойно! – воскликнул он, увидев, что Светлов хочет возразить. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Но есть хоть одно реальное свидетельство того, что, работая в банке, она ему как-то напакостила? Молчишь? Не понимаю, почему непременно надо во всем обвинять женщин.

– А я не понимаю, почему ты не хочешь разуть глаза и посмотреть на то, что суют тебе прямо под нос, – сказал Светлов. – Я же ничего не утверждаю, я просто строю версии. Согласись, Марина Медведева идеально подходит под составленный тобой самим словесный портрет. Подробности той давней истории известны ей до мелочей, причины не любить друзей Тучкова у нее есть – ну, ладно, могли быть в том случае, если она действительно любила этого своего Тучу, – привычки и секреты Медведева и остальных она отлично знает, и денег у нее хватит на то, чтобы нанять хоть батальон киллеров... Под твое описание не подходит лишь то, что она женщина, а с женщинами ты у нас не воюешь. Но даже это говорит в пользу моей версии! В случае чего ее заподозрят самой последней, когда уже будет поздно...

– Ну, не знаю, – сказал Юрий недовольно.

– Так ведь и я не знаю! Но посмотри, как все складно получается. Девушка она умная, непростая и, решив отомстить, сразу же вырабатывает долгосрочный план – для начала черновой, в самых общих чертах, потому что на продумывание деталей времени у нее предостаточно, целых восемь лет. Чтобы быть как можно ближе к объектам своей мести, она выходит за одного из них замуж, а потом даже устраивается на работу в банк, которым ее муж руководит вместе со Шполянским. Это дает ей отличную возможность выведать все их секреты, узнать номера счетов, пароли все что угодно. Затем она увольняется из банка. Почему? Да потому, что уже узнала все, что хотела, и теперь может обирать банк, не выходя из дома, по Интернету. Деньги она перекачивает на номерной счет, а когда Тучков освобождается, она его прячет, убирает всех его обидчиков одного за другим, а потом бежит с любимым за границу и живет у теплого моря, не зная забот и проблем... Ее никто не ищет, потому что все, кто мог быть в этом заинтересован, умерли страшной смертью. Тучкова ищут, но не там, где он находится, а там, где его давно нет. Они меняют имена, обзаводятся новыми паспортами, покупают белоснежную виллу на берегу теплого моря и живут долго и счастливо, а потом умирают в один день... Как тебе версия?

– Это не версия, – угрюмо буркнул Юрий, – это целый роман. Дешевый, рассчитанный на экзальтированных домохозяек. Обратись с ним на телевидение, заработаешь кучу денег.

– Экий ты, право, упрямец, – раздосадовано сказал Светлов. – Ну, покажи мне человека, который лучше Марины Медведевой удовлетворял бы выдвинутым тобой самим требованиям!

– То, что мы его до сих пор не нашли, вовсе не означает, что его нет, – сказал Юрий. – А твоя сказочка про месть, рассчитанную на десять лет вперед, меня как-то не впечатляет. В жизни так не бывает, Дима. Не понимаю, ты что, «Графа Монте-Кристо» на днях перечитывал?

– Графа, говоришь? – потеряв терпение, переспросил Светлов. – Говоришь, не бывает? Ладно! – Он схватил трубку внутреннего телефона, ткнул пальцем в какую-то клавишу и отрывисто бросил в микрофон: – Зайди!

Через минуту дверь открылась, и в прокуренный кабинет вошла Лидочка Светлова, супруга господина главного редактора и журналистка вверенной ему газеты.

– Это что за тон? – возмущенно спросила она с порога и просияла, заметив Юрия: – Ой, Юрий Алексеевич, здравствуйте! Какими судьбами?

«Так я тебе и сказал, – подумал Юрий. – Если узнаешь, во что я опять втянул твоего драгоценного супруга, живо перестанешь улыбаться!»

– Здравствуйте, Лида, – сказал он, изображая улыбку. – Вот шел мимо, решил заглянуть, проверить, как у вас тут дела.

Господин главный редактор у него за спиной издал неопределенный звук, похожий на хрюканье.

– Да какие у нас тут могут быть дела, – махнула пухлой ладошкой Лидочка. – За новостями охотимся, вот и все дела. А...

– У нас к тебе вопрос, – перебил жену Светлов. – Мы тут поспорили, и нам нужен совет независимого эксперта. Если угодно, консультация...

– Я слушаю, – сразу сделавшись серьезной, сказала Лидочка. – Говори-говори, я сейчас.

С этими словами она обошла стол и с треском открыла фрамугу. В прокуренный кабинет потоком хлынул свежий воздух, заставив висевший под потолком табачный дым испуганно заклубиться.

– Ну, что у вас за глобальные проблемы? – спросила Лидочка и села, тепло улыбнувшись Юрию.

– Прекрати строить глазки этому неандертальцу, – строго сказал господин главный редактор, – он все равно ни черта не понимает в женской психологии. Вот скажи нам, вернее, ему: что бы ты стала делать, если бы кто-то из моих знакомых подставил меня, подвел под длительный срок тюремного заключения, а потом предложил тебе руку и сердце?

– Это смотря кто, – кокетливо сказала Лидочка.

– Ох, получишь ты у меня дома, – пообещал Светлов. – Я тебя серьезно спрашиваю!

– Серьезно? – Лидочка озабоченно нахмурила выщипанные в ниточку брови. Выглядело это довольно потешно, и Юрию стоило большого труда не улыбнуться. – Серьезно я о таких вещах стараюсь не думать, слишком уж это страшно, сразу плакать хочется. Не знаю... Убила бы, наверное.

– Ну-ну, – сказал Юрий. – Так уж сразу и убила!

– Да нет, конечно, не сразу. – Лидочка смешно наморщила лоб. – Сначала, наверное, попыталась бы добиться справедливости, доказать, что он ни в чем не виноват, что его подставили... А если бы не получилось, тогда, наверное, и вправду убила бы. Подобралась бы поближе, может быть, в самом деле, даже замуж вышла бы за того, кто это сделал, а потом... Сначала отравила бы жизнь, чтобы пожалел, что не его в тюрьму забрали, а потом убила бы.

– Ого, – сказал Юрий, стараясь скрыть за шутливым тоном замешательство, в которое его вверг ответ кроткой, безобидной, милой и приветливой со всеми без исключения Лидочки. – А с вами, оказывается, шутки плохи!

– Шутки со мной хороши, – встрепенувшись, будто после дурного сна, улыбнулась Лидочка. – Только какая же это шутка?

– Все, спасибо, ты свободна, – не скрывая торжества, сказал Светлов.

– По-моему, кто-то сегодня просто мечтает остаться без ужина, – куда-то в пространство задумчиво проговорила Лидочка.

– Без обеда кто-то уже остался, – сказал Светлов со вздохом. – Какой смысл быть женатым, если тебя отказываются даже кормить?

– Что значит – даже? – возмутилась Лидочка. – В чем, интересно, тебе еще отказывают?

Она явно была не прочь еще немного поболтать, но, взглянув на Юрия, осеклась.

– Извините, – сказала она, – я, наверное, мешаю, у вас тут дела. Да и у меня еще работы на час, самое меньшее... Я пойду.

– Что вы, Лидочка! – неискренне запротестовал Юрий.

– Вот-вот, иди, – сказал Светлов.

В дверях Лидочка столкнулась с лохматым и седым, тощим, как жердь, человеком, на груди у которого болтался большой фотоаппарат в черном чехле из синтетической ткани. Фотограф был одет в джинсы, клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами и в безрукавку защитного цвета, сверху донизу усеянную карманами разнообразного размера и назначения.

– Чтоб тебя, Дима, с такими твоими заданиями! – закричал он с порога. Лицо у него было кирпично-красным не то от раннего загара, не то от злости. – Чуть на куски не порвали, насилу ноги унес! Как будто это не разбитая машина, а стратегический оборонный объект. Оборзели эти новые русские! Хозяева жизни, мать их так и не так! Извини, Лида, я тебя не заметил. С такой работой, Дима, мне молоко за вредность положено! Ну их всех в глубокую задницу, этих нуворишей! Уйду я от тебя. В «Комсомолку» уйду, они меня давно сманивают, там спокойнее, хоть и платят поменьше... А, Юрик, привет! Жалко, что тебя со мной не было, ты бы этим придуркам пыль с ушей отряхнул. Помнишь, как бывало?..

Юрий с улыбкой пожал его костлявую ладонь. Светлов тем временем полез в сейф и выставил на стол полбутылки коньяку и стакан. Юрий отметил про себя, что господин главный редактор взрослеет на глазах и понемногу начинает перенимать методы работы с людьми своего предшественника Мирона – те самые методы, которые он раньше так горячо критиковал как абсолютно недопустимые.

– Возраст у меня уже не тот, чтобы лбом орехи щелкать! – продолжал разоряться фотограф. У него были роскошные, слегка тронутые сединой усы с закрученными кверху кончиками, которые сейчас воинственно топорщились. – Тем более для тебя, молокососа. Если я за полвека воровать не научился, что же я теперь – не человек?

– Человек, человек, – спокойно сказал Светлов и подвинул к нему бутылку и стакан. – Получай свое молоко.

Фотограф увидел коньяк, и суровые черты его лица немного смягчились.

– Нас этим не купишь, – проворчал он, беря тем не менее бутылку и наклоняя ее над стаканом. – Тем более в рабочее время. Это он меня нарочно спаивает, – обратился он к Юрию, – чтобы потом было за что уволить.

Светлов ловко подставил под горлышко палец и поднял его кверху, воспрепятствовав фотографу наполнить стакан до краев.

– Сначала снимки, – сказал он, отбирая у фотографа бутылку и пряча ее обратно в сейф.

– Да там смотреть не на что! – возмутился фотограф и, подмигнув Лидочке, ловко опрокинул в себя стакан. – Эх, хорош коньячок! – крякнул он, расправляя указательным пальцем усы. – Хоть чему-то ты у покойного Мирона научился. И то хлеб, как говорится.

– Ничего себе хлеб, двадцать долларов бутылка! – сказал Димочка. – Давай, Сеня, не томи.

– Сеня, давай, Сеня, давай, – проворчал фотограф, расчехляя свой «Никон». – Полвека живу и только это слышу: «Сеня, давай!» Хоть бы кто-то сказал: «На, Сеня!»

Продолжая бормотать, жаловаться и напропалую хвастаться своими творческими достижениями и тем, как его уважают и ценят в «Комсомолке», фотограф Сеня размотал шнур, вставил один его конец в корпус фотоаппарата, а другой подключил к системному блоку компьютера.

– Давай, Дима, – сказал он и язвительно поправился: – В смысле, на.

Светлов фыркнул и включил программу просмотра изображений. На плоском экране монитора возникла знакомая Юрию картина: широкий проем в кирпичном заборе, груда переломанных досок с одной стороны и исковерканная, смятая машина – с другой. Качество изображения было просто потрясающее, как в очень хорошем иллюстрированном журнале.

– Отличное качество, – похвалил Светлов.

– Ну так! – горделиво сказал фотограф Семен. – Техника хороша, одна коробка почти полторы штуки баксов затянула. И потом, надо понимать, у кого она в руках!

Правда, съездил, можно сказать, зря. Нашу публику разбитой машиной не удивишь. Вот разве что... Стой, стой, верни предыдущий!

Светлов послушно щелкнул кнопкой мыши, возвращая на экран предыдущий снимок.

– Может, вот этот сойдет, – сказал фотограф.

– Что это?! – воскликнул Светлов, и в его голосе Юрию послышался неподдельный испуг.

Юрий взглянул на монитор через его плечо и поначалу не заметил ничего экстраординарного. На экране был «Лексус» Кудиева, снятый крупным планом: развороченная передняя часть, спущенное колесо, некрасивая вмятина на заднем крыле, торчащая из разбитого бокового окна расщепленная вдоль доска... Потом он увидел, и у него перехватило дыхание.

– Ё-моё, – сказал он, когда снова смог говорить.

На более или менее уцелевшем борту машины чем-то острым – вероятнее всего, гвоздем, подобранным здесь же, у разнесенных в щепки ворот, – было крупно нацарапано вкривь и вкось: «ДО СЕДЬМОГО КОЛЕНА».