Глава 53

Сидя за столом Братства в VIP-секции «ЗироСам», Джон Мэтью напивался. Основательно так напивался. Вдрызг.

Прикончив свое неизвестно какое по счету пиво за пять минут, он заказал «Ягер Бом».

Куин и Блэй, к их чести, ничего не сказали.

Было трудно объяснить парням, что заставляло его так нажираться. Единственное очевидное объяснение — это расшатанные нервы. Он оставил Тора в особняке, спящим в той кровати, как в гробу; и хотя их воссоединение являлось прекрасным событием, но все же Брат вернулся отнюдь не добровольно.

Джон не переживет, если снова потеряет его.

И потом, эта странная проекция Лэша добавила Джону уверенности в том, что он теряет свой драгоценный рассудок.

Когда подошла официантка с коктейлем, Куин сказал:

— Он хочет еще пива.

«Я тебя люблю», показал Джон знаками своему приятелю.

— Ну, ты возненавидишь нас обоих, когда по возвращении домой тебя вырвет, словно разбрызгиватель на площадке для гольфа. Но, как говорится, живи моментом?

«Так точно». Джон опрокинул стопку, но та не опалила горло, не опустилась в его желудок жгучей массой. Но, с другой стороны, все логично. Лесной пожар не напрягала какая-то зажигалка Зиппо.

Куин был прав. Вполне вероятно, его прополощет. Собственно говоря…

Джон вскочил на ноги.

— О, черт, вот мы и приехали, — сказал Куин, поднимаясь следом.

«Я пойду один».

Куин постучал по цепочке на своей шее.

— Больше нет.

Джон уперся кулаками в стол, навис над ним и обнажил клыки.

— Что за хрень? — зашипел Куин, когда Блэй начал быстро оглядывать другие столики. — Ты что, твою мать, делаешь?

«Я пойду один».

Куин посмотрел на него так, будто собирался возразить, но затем усадил свою задницу на место.

— Отлично. Вперед. Только прикрой свою пасть.

Джон пошел прочь, удивляясь, почему никто в клубе, за исключением него не замечает, как пол раскачивается маятником, словно в парке развлечений. Прежде чем войти в коридор с приватными ванными, он передумал, свернул налево и прокрался мимо вельветовой веревки.

С другой стороны VIP-секции, он продвигался сквозь плотную толпу с грацией буйвола, задевая людей, врезаясь в стены, наклоняясь вперед, а потом резко назад, чтобы окончательно не расстелиться. Поднявшись по ступеням на промежуточный этаж, он толчком открыл дверь в мужскую уборную.

У писсуаров стояли два парня, еще один — у раковины, и Джон, не встречаясь с ними взглядом, двинулся к дальним кабинкам. Он открыл кабинку для инвалидов, но отступил, почувствовав себя скверно, и вошел во вторую с конца. Он запер дверь, а его желудок в это время словно готовил цементную смесь, сжимаясь так, будто собирал продовольственную посылку к отправке срочной авиапочтой.

Дерьмо. Почему он просто не пошел в приватную ванную в задней части VIP-секции? Ему и правда было нужно, чтобы эти парни слушали, как он общается с ихтиандром?

Черт… возьми. Он в натуре нахлестался.

На этой ноте, он повернулся и посмотрел в туалет. Унитаз был черным, как почти все в «ЗироСам», и Джон не сомневался в его стерильности. Рив содержал свою вотчину в чистоте.

Ну, не считая проституток. Наркотиков. И бухгалтерии.

Окей, место было вычищено с иголочки, но это не касалось уголовного кодекса.

Джон откинул голову на металлическую дверь, закрыл глаза, и тут вылезла истинная причина его пьянки.

Что, вашу мать, служило мерилом мужчины? Сражения? Количество отжимов лежа? Осуществленная месть?

Была ли мерилом способность держать себя в руках, когда весь мир качался, словно карточный домик? Или любовь к кому-то, даже зная о вероятности того, что тебя могут покинуть навечно?

Секс?

Окей, было серьезной ошибкой закрыть глаза. Или начать думать. Он разлепил веки и уставился на черный потолок с вставленными в него, похожими на звезды, лампами.

Выключилась вода. Смыли два писсуара. Дверь в клуб открылась и закрылась, потом операция повторилась.

Раздалось сопение через две кабинки от него. И еще. Потом — шорох и протяжное «ооооох». Шаги. Шум проточной воды. Чей-то маниакальный смех. Очередной раз открыли и закрыли дверь.

Один. Он остался один. Но это ненадолго, потому что кто-нибудь скоро обязательно зайдет.

Джон опустил взгляд на черный унитаз и велел желудку перейти к действиям, если тот хотел избавить его от смущения впоследствии.

Очевидно, он не хотел. Или может… да. Нет? Черт…

Он уставился на туалет, ожидая, когда сработает рвотный рефлекс, но, осознав, где находится, мгновенно забыл о своем желудке.

Он родился в туалетной кабинке. Его произвели на свет там, где перебравшие люди прочищали желудок… предоставленный самому себе матерью, которой он никогда не знал, и отцом, который не догадывался о его существовании.

Если Тор снова исчезнет…

Джон резко развернулся, но не смог заставит свои пальцы отпереть замок, чтобы выбраться наружу. С возрастающей паникой, он сражался с черным механизмом, пока тот, наконец, не сработал. Вылетев в уборную, Джон метнулся к двери, но так и не добрался до нее.

Над каждой из шести раковин висело зеркало в золотой оправе.

Сделав глубокий вдох, он выбрал ближайшее к выходу и встал перед ним, впервые встречаясь со своим «взрослым» лицом.

Его глаза были прежними… того же синего цвета, той же формы. Все остальное он не узнавал, ни жесткую линию подбородка, ни мощную шею или широкий лоб. Но глаза были его.

Так он думал.

«Кто я», губами произнес он.

Обнажив передние зубы, он наклонился к зеркалу, рассматривая клыки.

— Только не говори, что не видал их раньше.

Он обернулся. Хекс стояла напротив двери, практически закрыв их наедине.

На ней была та же одежда, что и всегда, но он смотрел на нее так, будто впервые видел эту обтягивающую майку или кожаные штаны.

— Я видела, как ты ввалился сюда. Просто решила убедиться, что ты в порядке. — Ее серый взгляд не дрогнул, и он мог поспорить, что выражение ее глаз никогда не выдает ее реакциию на происходящее. Взгляд женщины был, как у статуи — ясный и хладнокровный.

Как у невероятно сексуальной статуи.

«Я хочу трахнуть тебя», произнес он губами, забив на то, что выставляет себя придурком.

— Да?

Очевидно, она читала по губам. Или по члену, потому что, Бог знал, его дружок поднял в джинсах руку и приветственно помахал.

«Да, хочу».

— В клубе полно женщин.

«Именно тебя».

— Думаю, тебе будет лучше с ними.

«А я думаю, тебе будет лучше со мной».

Откуда, блин, взялась это самоуверенность, он не знал. Было ли это самомнение подарком Божьим или же рожденной выпивкой тупостью, он воспользуется им.

«На самом деле, я в этом уверен».

Он намеренно скользнул большими пальцами за пояс джинсов и медленно подтянул их. Его эрекция стала видна также, как и наружная обшивка у дома, и когда ее глаза опустились вниз, он знал, что открылось ее взору: размер его члена соответствовал его росту в шесть футов и семь дюймов. И это без эрекции. В возбужденном состоянии он был огромным.

О, а вот мы и не слишком похожи на статую, подумал он, когда ее взгляд, не вернувшись к его лицу, слегка вспыхнул.

Она смотрела на него, электричество искрилось между ними, и он откинул свое прошлое. Существовало только настоящее. И в настоящем она, заперев эту треклятую дверь, позволит ему зарыться между ее ног. А потом он трахнет ее стоя.

Ее губы раскрылись, и он ждал ее ответа, будто пришествия Божьего.

Ее рука резко взметнулась к наушнику, и она нахмурилась.

— Черт. Мне нужно идти.

Джон оторвал бумажное полотенце из держателя на стене, достал из кармана ручку и написал крайне наглые слова. Прежде чем она вышла, он подошел к ней, всучив накарябанное на листке в ее руку.

Она посмотрела на бумагу.

— Хочешь, чтобы я прочла это сейчас или позже?

«Позже», сказал он.

Дверь он открывал в более трезвом состоянии. А на его лице сияла нахальная улыбка в стиле «Я — мужик».

Когда Лэш снова появился в фойе дома своих родителей, то какое-то время стоял неподвижно. Он чувствовал себя так, будто тело сжали между двумя пластами парафинированной бумаги и прошлись утюгом, словно он был опавшим листком, который подобрали и законсервировали, и не без боли.

Он взглянул на свои руки. Согнул их. Хрустнул шейными позвонками.

Начались уроки его отца. Они будут встречаться регулярно. И он был готов к обучению.

Сжав кулаки, затем, разжав их, он пересчитал трюки, которыми обладал. Эти приемы… не были таковыми, на самом деле. Вовсе не трюки. Он был чудовищем. Чудовищем, которое только начало осознавать пользу чешуи на теле, огнедышащего рта или шипов на хвосте.

Это напоминало время после его превращения. Он должен был выяснить, кем он сейчас являлся, и как функционировало его тело.

К счастью, Омега поможет ему. Как и любой заботливый отец.

Собравшись с духом, Лэш повернул голову и посмотрел на лестницу, представляя себе Джона.

Было приятно снова встретить своего врага. Очень трогательно.

Холлмарку пора выпустить серию «мстительных» открыток, которые можно послать тому, кому впоследствии будет адресована месть.

Лэш осторожно встал, и медленно повернувшись, осмотрел помещение, подмечая старинные напольные часы в углу парадной двери, картины маслом и хлам, поколениями хранимым и оберегаемый его семьей.

Затем посмотрел в сторону столовой.

Лопаты, подумал он, лежали в гараже.

Он нашел парочку лопат, выстроенных в ряд у стены рядом с перфорированной плитой, на которой висели садовые совки и ножницы.

Выйдя наружу, он с удивлением обнаружил, что было все еще темно, ведь время, проведенное с Омегой, казалось вечностью. А может, уже настало завтра? Или послезавтра?

Лэш направился во внутренний дворик и выбрал место под дубом, отбрасывающим тень на широкие окна кабинета. Пока он копал, его глаза время от времени поглядывали на оконные стекла и комнату за ними. Нелепо подмечать такое, но диваны все еще были в пятнах крови. Будто они могли испариться из шелковых волокон.

Он выкопал одну могилу в пять футов глубиной, семь футов — длиной, и в четыре — по ширине.

Образовавшаяся куча земли оказалась больше, чем он ожидал, и пахла она, как газон после ливня — мускусом и сладостью. Хотя, сладость мог источать и он.

Занимающая на востоке заря заставила его отбросить лопаты и выпрыгнуть из ямы. Действовать нужно быстро, опережая восход солнца. Что он и сделал. Сначала он уложил своего отца. Затем мать. Он устроил их в позе ложки, отец обнимал мать со спины.

Он посмотрел на них.

И удивился тому, что должен был закопать тела прежде, чем приведет сюда еще одну эскадру лессеров, чтобы очистить место, но все же. Эти двое были его родителями в первой половине его жизни, и хотя он говорил себе, что плевать на них хотел, это было не так. Он не позволит этим лессерам осквернить их гниющие тела. Дом? Да, пожалуйста. Но не тела.

Пока поднималось солнце, и лучи пробивались сквозь плотную листву дуба, Лэш сделал один звонок, а затем вернул землю туда, где она была изначально.

Срань Господня, подумал он, закончив закапывать. После всех перестановок, место и, правда, выглядело как могила с куполообразной крышей.

Он возвращал лопату, в гараж, когда услышал, как первая машина подъехала к парадной двери. Два лессера вышли из автомобиля, когда на подъездную дорожку заехал второй седан, а за ним — Форд Ф-150 и минивэн.

Зашедшая в дом его родителей группа лессеров пахла невероятно сладко.

Последним появился передвижной дом U-Haul, которым управлял Мистер Д.

Когда Старший Лессер возглавил компанию, и началось мародерство, Лэш поднялся наверх и принял быстрый душ в своей бывшей спальне. Обсыхая, он направился к своему шкафу. Одежда… одежда… почему-то шмотки, которые он носил в последнее время, больше не вдохновляли его. Он достал костюм от Прадо.

Период его армейского минимализма прошел. Он больше не был тренирующимся солдатиком Братства.

Ощущая себя адски сексуальным, он подошел к комоду, открыл шкатулку с украшениями, и…

Где, вашу мать, его часы? От Джейкоб и Ко, с бриллиантами?

Что за чертовщина…

Лэш оглянулся, понюхав воздух в комнате. Переключился на зрение в синих тонах, чтобы следы всех, кто прикасался к его вещам, окрашивались розовым, так, как научил его отец.

На комоде были свежие, невыразительные следы, более четкие, чем те, что он оставил несколько дней назад. Он снова сделал вдох. Джон… Джон и Куин были здесь…. И один из этих жалких ублюдков взял его гребаные часы.

Лэш схватил охотничий нож со стола, с яростным криком послал его через комнату, и он воткнулся лезвием в его черную подушку.

В дверном проходе возник Мистер Д.

— А? Что такое…

Лэш резко повернулся и пригвоздил парня своим пальцем, не указывая на него, а используя один из подарков своего настоящего отца.

Но потом он сделал глубокий вдох. Опустил руку. Поправил костюм.

— Приготовь мне… — ему пришлось очистить голос от злости. — Приготовь мне завтрак. Я хочу поесть на террасе, а не в столовой.

Мистер Д ушел, и спустя десять минут, когда у Лэша перестало двоиться в глазах от ярости, он спустился вниз и сел перед отличным подносом с беконом, яйцами, тостом с джемом и апельсиновым соком.

Очевидно, Мистер Д собственноручно выжимал апельсины. Что, учитывая отличный вкус напитка, было достаточным оправданием для того, чтобы не изжарить придурка прямо до его армейских сапог.

Остальные убийцы собрались в дверях, наблюдая за его трапезой, будто тот им фокусы показывал.

Когда он сделал последний смачный глоток из чашки, один из них спросил:

— Что ты, мать твою, такое?

Лэш вытер губы салфеткой и спокойно снял пиджак. Встав, он расстегнул пуговицы на своей бледно-розовой рубашке.

— Я — ваш гребаный король.

И тут он, распахнув рубашку, усилием мысли разрезал грудину вниз, до самого живота. Его ребра широко раскрылись, и, обнажив клыки, он выставил напоказ черное, бьющееся сердце.

Лессеры синхронно отпрыгнули назад. Один хрен даже перекрестился.

Лэш невозмутимо закрыл рану на груди, застегнул рубашку и сел в кресло:

— Еще кофе, Мистер Д.

Ковбой пару раз тупо моргнул, производя впечатление овцы, столкнувшейся с задачей по математике.

— Да… да, сэр.

Снова взяв свою чашку, Лэш посмотрел на побледневшие лица перед ним.

— Добро пожаловать в будущее, господа. А сейчас шевелите задницами. Я хочу, чтобы вы расчистили первый этаж до прихода почтальона в десять-тридцать.