Путешествие двенадцатое В БОМБЕЙ!

Помнишь ли ты? Или не помнишь? Тот самый день, когда ты продала в поезде свои маленькие кусачки для ногтей? Еще до окончания путешествия ты уже поняла, что эти кусачки были непростыми. Ты, конечно, успокаивала себя: ногти вырастут — можно обрезать их ножницами, а потом отшлифовать пилкой. Но где-то в самой глубине души ты ругала себя: теперь нечем обрезать ногти, теперь тебе придется подчиняться их росту, теперь тебя повлечет в том направлении, куда они растут.

Ты помнишь, как вы встретились в поезде? С тех пор прошло уже больше двадцати лет. Ты помнишь эти глаза, напоминающие перевернутый треугольник? Может быть, ты скажешь, что не помнишь это странное лицо. Сколько лиц способен запомнить человек — тех лиц, что ты повстречал во время путешествия двадцать лет назад? В любом случае ты вряд ли забыла тот мартовский день, когда ты села в ночной экспресс, отправлявшийся по маршруту Патна — Бомбей. Впрочем, термин «ночной экспресс» вряд ли применим в данном случае. Ведь прежде чем прибыть в Бомбей, тебе пришлось провести в этом поезде целых две ночи. Это, собственно, был не экспресс, а просто поезд, который ехал себе и ехал, пока не наступала ночь, это был способ въезжания в уютную ночь.

Ты ведь, наверное, помнишь, как невыносимо долго пришлось ждать, пока билет не очутился в твоих руках. Перед кассой на вокзале Патны выстроилась длиннющая очередь, солнце жгло нестерпимо. Белый хлопок, покрывающий стройные спины индийских мужчин, промок от пота и приклеился к коже. Очередь извивалась змеей, которая разбухала перед кассой. Сколько времени ты уже здесь? Ты даже не можешь посмотреть на свои часы. Всякий раз, когда ты надевала их на руку, тебе говорили: «Продай! Сколько стоит?» Часы были дешевыми, но их необычная форма привлекала внимание. Так что тебе пришлось спрятать их на дно чемодана. Впрочем, узнавать, сколько сейчас времени, не имело смысла. За тот месяц с небольшим, что ты пробыла в Индии, ты распрощалась с привычкой смотреть на часы. Было вполне достаточно знать, что ты находишься здесь давно. Может, тридцать минут, может, час, а может, и полных два. Тебе казалось, что время никак не влияет на длину очереди. Наверное, кто-то влезал без очереди. На вокзале множество людей ходили туда-сюда, кто-то из них пересекал очередь поперек, так что если кто-то и протискивался без очереди, то заметить это тебе было нелегко. Почему вот только не возмущается тот человек, перед которым кто-то протиснулся? Ему что, взятку дают?

Ты варишься в жаре, тело тяжелеет. Людская очередь — это змея. А змее негоже становиться короче. Змея под названием «вечность» свернулась кольцом. А на ней уселся Вишну. На змее сидит, скрестив ноги, индийская красавица — широко открытые глаза, толстые щеки и губы, шелковые одежды — коричневые, красные, розовые. В правой руке она держит нечто похожее на небольшую пластинку. В левой — раковина размером с авокадо. На пластинке и раковине красноватые отсветы — будто ты на дискотеке. Да, именно так: Вишну — это новейшая поп-звезда, которая с помощью раковины открывает новую страницу в истории рока. Эти мысли проносятся в твоей голове, ты подаешь голос: «Плохо, что змея не становится короче».

Змея — это очередь за билетами. Ты сама сейчас не знаешь, почему уподобила очередь змее. Ты поймешь это гораздо позже.

Длина змеи бесконечна. Ты выглядишь обеспокоенной. Что-то не так?

В те времена ты была небогатой и у тебя всегда находились причины для беспокойства. Хватит ли у тебя денег на билет? В любом случае тебе надо добраться до Бомбея. Авиабилет от Бомбея до Сингапура лежит у тебя в рюкзаке. В Сингапуре живет твой дядя. Он говорил: если тебя сюда занесет, я всегда дам тебе подработать в своем офисе. Так что когда доберешься до аэропорта в Бомбее, можно будет успокоиться. В крайнем случае можно ведь и поголодать до самого самолета. Вопрос в том, достанется ли тебе билет на поезд. Намокшие от пота рупии выглядят неубедительно. Поскольку ты иностранка, тебе, наверное, станут навязывать билет первого класса. Что ты ответишь, когда тебе скажут: билеты в вагоны второго и третьего классов уже кончились? В этой стране можно достать все — даже слоновьи яйца. И человеку, который сдается сразу, не стоит рассчитывать на приобретение билета. Индийцы лопочут со страшной скоростью, многие хорошо владеют английским. Сумеешь ли ты справиться с ними? В такой жаре мозги плавятся, язык прилипает к гортани. Что делать? Тебе становится противно от собственной трусости — ты даже радуешься, что никак не доберешься до кассы. Одно беспокойство рождает другое, спокойного времени не бывает никогда. Обычно говорят: «Помолимся о спокойствии». Но что делать человеку, которому молиться некому?

— Сколько стоит билет?

— Вам куда?

— В Бомбей.

— Бомбей далеко. И билеты туда дорогие. А я еду повидаться с женой, — произносит Вишну. — Вот ее фотография.

С этими словами Вишну достает из бумажника потрепанную фотографию. Получается, что Вишну — мужчина? Удивительно! Ты пристально вглядываешься в его лицо, а не в фотографию. «Когда тебе поклоняются, приходится употреблять косметику, поэтому становишься похожим на женщину». Ты не можешь прийти в себя, а Вишну говорит спокойно и с улыбкой: «Жену звать Лакшми, она небожительница». — «И жена у вас тоже очень красивая», — произносишь ты, разглядывая фотографию. «И жена у вас» звучит смешно, поскольку этот самый Вишну, как ни посмотри, все равно выглядит настоящей красавицей.

— Видишь, что сыплется из руки моей жены?

— Не совсем. Кажется, это деньги.

— Верно. Она очень богатая. Поэтому-то я на ней и женился. И еще я очень люблю трахаться. С самых давних времен в Индии было очень много монахов. Множество юношей не любили женщин, и им не нравилось зарабатывать деньги. Но у меня другой характер. Я женился и разбогател. А у тебя денег много?

— Мало. Не знаю, хватит ли на билет. Что делать, если денег не хватит? Может, продать часы? Или послать телеграмму дядюшке — пришли, мол, денег. Это тоже выход. Но твое беспокойство все равно никуда не уходит. Ты стала такой неуверенной. Если бы не эта неуверенность, мы бы, наверное, не познакомились. По мере приближения к кассе атмосфера неуверенности все более сгущалась.

Сама очередь вызывала чувство неуверенности. До этого времени возможная нехватка денег не беспокоила тебя. Вчера ты прилетела в Патну из Катманду рейсом «Роял Непал». Велорикша предложил отвезти тебя в дешевую гостиницу, и ты согласилась. Всем своим весом он налег на педали, и коляска медленно тронулась. Вдруг твой взгляд остановился на его голых ногах, крутивших педали. Его ляжки сияли, как мокрый базальт. Когда он выехал на широкую улицу, рядом появилась желтая коляска авторикши. Она обогнала вас с ужасным треском. В коляске сидели толстая женщина в розовом сари и двое мальчиков в коротких штанишках.

Когда доехали до гостиницы, навстречу вышел служащий — длинные ресницы, брови полумесяцем. Он сам расплатился с рикшей — узкая ладонь, длинные пальцы. «Позвольте ваш паспорт». Отдав паспорт, ты вышла на улицу, поела бобов с соусом кари. Возвратилась в гостиницу, получила паспорт. Ты заранее поместила его в обложку с цветочками — чтобы, не раскрывая, сразу можно было узнать его. Не открывая паспорта, ты прошла в свою комнату.

В комнате было темновато — там имелось только одно крошечное окно. Оно было зарешечено — как в камере. Решетка предназначалась для воров, но у тебя осталось такое ощущение, что ее поставили для твоего заточения. От серого цементного пола несло плесенью. Сюда не проникал солнечный свет, было прохладно — вполне уютно. Измученная жарой и потом, ты швырнула рюкзак на пол и бросилась на кровать. Стены были чем-то измазаны. При пристальном вглядывании пятна грязи приходили в движение. Или это насекомые? Тебе вовсе не хотелось знать, что это за твари, ты отвела глаза. На стене возле кровати красовалась сделанная шариковой ручкой надпись по-английски: «Эта гостиница очень хорошая». Сразу под этими словами была надпись по-японски, которая на первый взгляд выглядела как перевод первой. Однако только на первый. «Если хозяин гостиницы предложит вам купить по дешевке хороший фотоаппарат, лучше этого не делать». Впервые за этот день ты рассмеялась.

Несмотря ни на что, спалось хорошо. Проснувшись, ты подумала: сегодняшний день предназначен для покупки билета на поезд. Других дел не было. За время пребывания в Индии ты привыкла не строить обширных планов.

Так когда же ты продвинешься вперед? Все ли змеи имеют отношение к вечности? Или только эта змея, которую Вишну использует в качестве пьедестала? Ты возвращаешься к реальности — очередь короче не стала. Вишну испарился, теперь ты видишь Шиву. Вокруг его шеи трижды, словно ожерелье, закручена змея. Глаза с тяжелыми веками распахнуты, губы — красные, лицо — женское, но на обнаженном торсе отсутствуют женские груди, одни бугры мышц. Фазаньи крылья скрывают причинное место, ниже — мощные ноги. Хоть лицо и женское, а все-таки это мужчина.

— Плохо, что очередь не кончается.

— А ты ее уничтожь.

— Не могу.

— Отчего же?

— Мне не позволяют моральные убеждения.

— А ты избавься от них.

Хотя Шива и велел сделать так, но уничтожить очередь ты не могла. Вместо этого ты прошла в начало очереди и попыталась пролезть вперед. От одного этого тебе стало стыдно. Ты влезла перед стоявшим возле самой кассы стариком в тюрбане. Он поглядел на тебя, но ругаться не стал, только по-доброму усмехнулся.

Ты купила билет в вагон третьего класса. Ты все беспокоилась, что кассир скажет: «В наличии только первый класс», но, возможно, из-за купленного в Непале простенького платья тебя приняли за непалку. И все равно денег почти не осталось. Хватит только на лепешку и чай. Ты размышляешь о подвижниках-аскетах, которые добровольно отказываются от пищи. На самом-то деле таких подвижников много, так что совсем не страшно, что у тебя нет денег на еду.

В общем, в конце концов тебе удалось купить билет, и тем же вечером ты села на поезд. Напротив сидел плотный мужчина с усиками — рубашка с короткими рукавами цвета хаки, брюки, сандалии. Рядом с ним — женщина в сари персикового цвета, на лбу — красная точка. Супруги с довольным видом глядели на тебя. Рядом с ними расположился тощий мужчина. На верхней полке величаво, словно тюлень, возлежала старуха, завернутая в сари. Ты сама сидела возле окна и сквозь решетку видела людей, висевших на вагоне. Возле тебя располагалась девочка в розовом синтетическом платьице с кружавчиками. Судя по росту, ей было годика три, но лицом она напоминала взрослого человека; она хмурилась, время от времени ее взгляд застывал на тебе. Напротив нее сидели ее мать и пожилой мужчина с бородкой и в белом хлопковом балахоне. Бородатый завел беседу со стоявшим в коридоре мужчиной примерно одних с ним лет. У него были тонкие ноги. Через какое-то время он устал стоять и, потеснив всех, занял место на твоей скамейке. В вагоне было страшно жарко, ты сидела не двигаясь, но все равно пот катился градом, разъедал глаза.

Наконец-то поезд подошел к какой-то станции. Назойливые голоса торговцев сливались в общий гам. На поднятом одной рукой подносе — холодные лепешки. Сладкий запах чая. Ты подзываешь кивком продавца, сквозь решетку показываешь на лепешку, протягиваешь деньги. Чувствуешь себя как в тюрьме. Треугольный конвертик лепешки вкусно хрустит. Начинка — из картошки. Покупаешь и чаю в грубой глиняной чашечке. Мужчина с усиками радостно спрашивает: ну что, вкусно? Получив утвердительный ответ, он говорит: «Индийская кухня — лучшая в мире». Он учит тебя: когда выпьешь чай, брось чашку о землю, чтобы она разбилась вдребезги, а иначе какой-нибудь злодей может найти чашку и навести на тебя порчу, может даже убить. «С помощью таких вот детских приемов он обезвреживает чертей и черных магов», — думаешь ты. «Из какой вы страны?» Без колебаний отвечаешь: из Японии. В те годы ты ничуть не сомневалась в своей идентичности: ты женщина, ты из Японии. Тогда человек с усиками просит показать японский паспорт: редкостная, мол, вещь, никогда не видел. И тогда ты великодушно достаешь свой паспорт из пакетика на теле и протягиваешь ему. Мужчина с детским любопытством надувает щеки, перелистывает странички все до одной, произносит со смехом: ваши японские буквы очень трудные, ни одной не знаю. «Что вы, что вы — японские иероглифы вовсе не трудные», — говоришь ты в шутку и открываешь паспорт. Тут руки словно парализует. Там наклеена чужая фотография! Напоминающая по форме каштан стрижка, может быть, и похожа на мою, но все равно это мужское лицо. И написано там вовсе не по-японски, а на каком-то невиданном языке. Какие-то завитушки. Никогда таких не видела. Как это могло случиться? Жена усатого, кажется, сообразила, что что-то здесь не так, — что-то встревоженно лопочет ему. «Что случилось?» — спрашивает он тебя. «Нет, все в порядке», — отвечаешь ты и закрываешь паспорт.

Наверное, в гостинице перепутали паспорта. Интересно, что это за человек на фотографии? И почему у него точно такая же обложка на паспорте? А может, в гостинице подменили паспорт намеренно? И тогда нет смысла возвращаться в Патну — своего паспорта обратно не получишь. Все равно у тебя нет денег, чтобы вернуться туда. Так что остается ехать в Бомбей. Ничего другого: сидеть на своем месте в этом поезде, пронзающем ночь, с грузом невиданного алфавита, доставшегося тебе от незнакомого юноши. Неужели усатый ничего не заподозрил? Он что, принял тебя за мужчину? Ведь в этой стране женщины не путешествуют в одиночку. Ну что ж, мужчина так мужчина.

Тесно, лечь нельзя — хоть и настала ночь, ты продолжаешь путешествие сидя. Только ты задремала, как стало еще теснее — люди из коридора начали потихоньку вползать в купе. И ног уже протянуть нельзя.

Вдруг ты просыпаешься. Перед тобой — худая рука. Вместе с твоим криком усатый мужчина, что сидел напротив, ударил по этой руке. Рука отдернулась и исчезла за окном. Человек, который висит на поезде и путешествует за бесплатно, просунул свою тонкую руку сквозь решетку и хотел что-то стащить. Что именно? Ты смотришь вокруг. Усатый мужчина курит дешевую сигару. Наверное, рука тянулась за ней. В животе заурчало от голода.

Через какое-то время ты снова проснулась. Спина промокла, становится жарче. В ноздри бьет аммиаком. Кажется, ребенок рядом с тобой описался. Хочешь встать, но не можешь. Несколько человек свернулись на полу калачиком. Встать и переодеться — неохота. Мокрый или сухой — не имеет значения. Тут ребенок заголосил, мать стала ему выговаривать. Ребенок противный, но вдруг ты проникаешься сочувствием и гладишь его по головке. Легонько проводишь пальцами по волосикам. Сила звука заметно уменьшилась. Ты вспоминаешь, что у тебя есть какие-то конфетки — они называются «Кокос», — шаришь по карманам, берешь ребенка за руку, вкладываешь в ладонь. Ребенок замолкает. Товарищи по моче. Отправляешь конфету себе в рот.

В этот момент с верхней полки свешивается голова. Глаза — как перевернутый треугольник. «У тебя кусачки для ногтей есть?»

Кому это могли понадобиться кусачки посреди ночи? Японец, к примеру, ночью ногтей стричь ни за что не станет — плохая примета. В такой ночной стрижке ногтей есть что-то неприятное. Но ты шаришь в своем рюкзаке в поиске кусачек, а внутри тебя самой твои твердые принципы дают трещину. Может, это и вправду хорошее дело — стричь ногти посреди ночи. И стричь ногти в поезде тоже, наверное, не так плохо. Наконец-то ты нащупываешь ножницы и протягиваешь их в опущенную сверху руку. Теперь слышно их пощелкивание.

— А кусачки у тебя что надо. Может, продашь? — снова свешивается голова.

— Нет, я ведь тоже иногда стригу ногти.

— Но ты ведь в Индии не навсегда. Приедешь домой — новые купишь. В Индии все есть, что человеку надо, только ножниц нет. Продай, а?

Ты вспоминаешь, что денег у тебя совсем нет. Продашь ножницы — заработаешь мелочовку хоть на одну еду.

— Хорошо. А сколько рупий ты мне дашь?

— Видишь ли, рупий у меня как раз нет.

— Не поняла.

— Я тебе вместо рупий билет на поезд дам. Это билет непростой — волшебный. С этим билетом ты всегда на поезд сядешь.

— Что значит «всегда»?

— Это путешествие кончится — за ним сразу настанет следующее. Закончится это — за ним другое. Вот так и будешь всегда путешествовать.

В эту ночь ты подарила себе вечный билет. Вместе с тем ты лишилась гордого права именовать себя «я». Ты утеряла право называть себя «я». Ты теперь — всегда «ты». С этой ночи ты стала объектом для описания, и теперь ты стала вторым лицом, обреченным на бесконечные скитания в поезде.