"Тайная жизнь непутевой мамочки" - читать интересную книгу автора (Нилл Фиона)

Глава 7 Бутерброд всегда падает маслом вниз

Больше всего я начинаю ценить Тома, когда его нет рядом. Без него температура в домашнем котле мгновенно взмывает к точке кипения. Мне недостает его способности делать все разом: насыпать кукурузные хлопья в чашки и вливать туда молоко за завтраком, по порядку развешивать три пальто у входной двери и класть упакованные завтраки сверху над каждым; особенно же остро мне недостает сверхъестественной способности Тома обнаруживать точное местоположение ключей. Сегодня мне больше всего не хватает именно этого.

Рано утром Том отбыл в Милан. Я — очень, кстати, неохотно — заперла за ним дверь на два оборота.

— Это совершенно недоступно моему пониманию, как человек может оставлять не один, а, по меньшей мере, два раза в неделю ключи торчать во входной двери снаружи! — прошептал он мне в ухо, склонившись над кроватью, чтобы поцеловать на прощание. — Удачи тебе на выборах! Если ты победишь, то, по крайней мере, тебе будет позволено приходить в школу с Фредом и отпускать его там одного. — Но затем он переменил свое мнение. — Но если ты проиграешь, неудача может быть к лучшему. Это хороший побудительный мотив.

В восемь часов десять минут, на десять минут 10 раньше обычного, я выстраиваю детей у передней двери — меня распирает от чувства хорошо выполненного долга. Неплохо. Очень неплохо! Библиотечные книги — на месте. Обувь — на месте. Пальто — на месте. Ключи от дома… Так… Где ключи? Ключей нигде не видно. Стараясь не впадать в панику, я обыскиваю прихожую. Ключей нет. Я молю провидение, чтобы оно вмешалось. Я обыскала карманы пальто, сумку, ящики на кухне. Нигде ничего.

— А в холодильнике? — кричит сверху Джо. — В последний раз они были там, мама, помнишь?

В холодильнике пусто.

— Может быть, тебе следует порыться в своем гип-покампе? — руководит моими действиями Сэм. — В секторе, ответственном за память.

— А это как? — спрашиваю я, потрясенная.

— Нам нужно вскрыть твой мозг, — отвечает он.

— С этим уже поздно, — бормочу я.

Я заставляю детей вывернуть карманы и с особым пристрастием расспрашиваю Фреда — от него можно ждать всего. Он смотрит на свои ботинки и виновато переминается. Затем мы все — я впереди, они за мной несемся на кухню, и я вываливаю содержимое мусорного ведра на пол — на тот случай, если Фред выбросил их туда. Такое уже бывало.

Запах невыносимый. Вонь от протухшего мяса конкурирует за превосходство с тошнотворно приторным запахом подгнивших фруктов. Дети зажимают рты руками и в гнетущей тишине наблюдают за своей матерью, роющейся в отбросах нескольких дней давности. Двумя пальцами я извлекаю из недр ведра зловонный остов цыпленка — вдруг ключи застряли внутри? Но нет, из него выпадают лишь заплесневелые куски хлеба и сыра, твердые, как морская галька. Я задерживаю дыхание и пытаюсь не дышать так долго, как только могу, затем бегу к вытяжке, делаю вдох и вновь приникаю к клоаке. Мои руки покрыты налипшими чайными листьями из разорвавшегося заварочного пакетика.

— А вы знаете, что в нищих странах дети роются в мусоре на ужасных свалках, выискивая что-то, что можно было бы продать или съесть? — говорю я под взглядом трех пар наблюдающих за мной глаз. — Нам очень повезло. — Не похоже, чтобы я их в этом убедила.

— Мама? — Я вопросительно смотрю на Сэма. — А когда мы умрем, можно ли нас всех похоронить в мавзолее, как египтян, тогда мы всегда могли бы быть вместе…

— Мысль очень интересная. Не возражаешь, если мы поговорим об этом позднее? — отвечаю я.

— Тогда, может быть, нам надо сделать специальное место для ключей? — предлагает Джо.

Я прекращаю поиски, и какое-то время сижу на полу — среди всего этого мусорного натюрморта. Итак, ключи от дома пропали, и поскольку дверь заперта на два оборота, мы находимся в заключении. Я произношу это несколько раз громко вслух, как заклинание, сжав руками виски, надеясь на божественное провидение.

В отчаянии я звоню Кэти.

— Вылези из окна гостиной! — советует она. — Позвони в школу и предупреди, что опоздаешь, потому что кое-что забыла. Это прозвучит более правдоподобно, чем правда. Только обойдись без подробностей, а то что-нибудь ляпнешь не то, и все всё узнают.

— Как дела с архитектором? — любопытствую я — возможно, не вовремя, но с момента нашего последнего разговора прошло уже два дня. — Хотя бы вкратце.

— Мы пошли к нему, и все кончилось тем, что я провела с ним весь уик-энд, но сегодня я чувствую себя отвратительно. Думаю, что за последние три ночи мне вряд ли удалось поспать более восьми часов, и то с помощью химии. А также меня волнует то, что… э-э… в общем, у нас был экзотический секс на первом же свидании.

Тому я об этой детали, пожалуй, не упомяну. Он и так всю субботу и воскресенье разглагольствовал о преимуществах воздержания в первый месяц завязывающихся отношений.

— Кровопролитные подробности я изложу позже, — добавляет Кэти.

— Кажется, мне уже и этого достаточно, — говорю я, доставая из кухонного ящика запасные ключи от машины.

Дети в восторге — они получили приказ лезть через окно. Почему бы родителям не практиковать подобные вылазки чаще? Надеюсь, никто нас не видит, в особенности потенциальные грабители, ибо мне придется оставить окно открытым до тех пор, пока я не вернусь. То же самое касается и соседей, чьи дети ходят в ту же самую школу: подобные действия вряд ли приличествуют высокоорганизованной матери-домохозяйке, которая к тому же собирается победить на выборах, чтобы играть важную роль в жизни школы и тем самым — некую роль в развитии образования в этой стране.

— Это даже лучше, чем «Миссия невыполнима», мама! — говорит Сэм, проскальзывая сквозь узкую створку в нижней части окна и приземляясь на траву. Они стоят в саду перед домом, все держась за руки, ибо абсолютно безошибочно чувствуют: сейчас один из тех моментов, когда семье надо сплотиться. Вот так, сплоченно, они и наблюдают, как я пытаюсь вылезти из окна. Я закатала рубашку и футболку под самую грудь, чтобы уменьшить объем талии, и, извиваясь, пролезаю медленными толчками, останавливаясь, чтобы втянуть живот.

— Нам надо было натереть твой живот маслом, мама, — говорит Сэм, протягивая мне руку. — Я видел, как это делали в «Блу Питер»[33].

— Чтобы мамы пролезали в окна? — спрашивает Джо.

— Нет, чтобы помочь выброшенным на берег тюленям на побережье Шотландии, — глубокомысленно поясняет Сэм, в то время как я продираюсь сквозь заросли на цветочной клумбе.

В приподнятом настроении оттого, что мне удалось сохранить хладнокровие в кризисной ситуации, в машине я соглашаюсь включить на полную громкость диск с лучшими музыкальными темами из фильмов о Джеймсе Фонде. Мы опаздываем. Приблизительно за пятьдесят метров до игровой площадки удача оставляет меня: двигатель глохнет, и автомобиль останавливается посредине темы из фильма «Человек с золотым пистолетом». Мы сели на мель. Указатель уровня топлива в баке — на нуле. Поток машин начинает объезжать нас и спереди, и сзади. У меня появляется чувство отстраненного сознания, словно я наблюдаю за чьей-то чужой жизнью.

— Мама, тут мы сами не справимся! — резонно восклицает Сэм, понимая, что ждет нас дальше.

Я звоню по мобильному телефону Тому и спокойно объясняю ему ситуацию.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я на пути в Милан! — кричит он в трубку.

— Что бы ты сделал в такой ситуации? — умоляюще спрашиваю я.

— Я никогда бы в ней не оказался! — отвечает он.

Нетерпеливые водители, включая Само Совершенство через две машины позади нас, начинают беспорядочно сигналить. Я выхожу из машины, открываю капот «пежо» и делаю вид, что ковыряюсь в двигателе.

— Кажется, разрядилась батарея! — кричу я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Есть у кого-нибудь провода большого сечения?

Я была бы незаменима во время военного конфликта, в оказании медицинской помощи на линии фронта, в преодолении последствий стихийных бедствий. Только вот в житейских мелочах я не очень-то удачлива, думаю я про себя, выкручивая свечи и протирая их тряпкой. Но к несчастью, именно эти мелочи и определяют всю мою жизнь. Я старательно ищу в карманах что-нибудь острое: при таком стечении обстоятельств мои манипуляции с двигателем — единственное, что может меня оправдать в глазах невольных свидетелей. Все, что угодно, лишь бы мне не пришлось признаться, что у меня кончился бензин.

На дороге, ведущей от школы, появляется Прирученный Неотразимец. Он идет своим мягким неторопливым прогулочным шагом. Гипса на его руке нет.

— Проблемы? — интересуется он, подходя ближе и заглядывая под капот. Он напоминает мне ковбоя. Вернее, не только он, на ковбоев бывают похожи все городские мужчины, когда им представляется редкий шанс проявить свои мужские качества. Он даже одет в клетчатую рубаху. С его языка слетают такие слова, как «прокладка», «свеча зажигания» и «карбюратор». Однако его руки остаются глубоко в карманах джинсов, которые настолько свободны, что я могу видеть краешек выглядывающих сверху серых трусов. Я отвожу взгляд, мы оба таращимся под капот.

Само Совершенство присоединяется к нам с другой стороны.

— Это бессмысленно, — говорю я, сама еще не поняв, по какому поводу.

— Что? — поднимает голову Неотразимей.

— «Ригби и Пеллер»[34], — сообщает мне поверх капота Само Совершенство, выразительно глядя мне в глаза.

— Это юридическая фирма? — озадаченно уточняет Прирученный Неотразимец. Его, кажется, не тронул этот осмотр. Он начинает снимать грязный чехол с распределительной цепи двигателя. Я по-прежнему не убеждена, что он знает, что делает. Но, по крайней мере, я могу за ним спрятаться. Он протягивает что-то вымазанное маслом нашей помощнице. Ее наманикюренные пальцы все в смазке.

— Немного похоже на одно из парафиново-масляных средств «Мишлен», — умозаключает Само Совершенство, подозрительно глядя в мотор.

В зоне видимости появляется Буквоедка. Она пытается придать чертам своего лица выражение лицемерного сочувствия — между бровями морщина, рот слегка приоткрыт, но ей так и не удается сделать незаметным откровенное самодовольство.

— О, бедняжка! — восклицает она, оглядывая образовавшуюся из-за нас пробку. — Вы живете так близко, что могли бы ходить пешком.

— А каблуки? — живо реагирует наша привлекательная мамочка, в раздражении постукивая каблучками туфель от Кристиана Лабутена.

— Как же вы тогда водите машину? — озадачивается Буквоедка.

— Очень просто. В тапочках. А туфли надеваю здесь, — отвечает Само Совершенство.

Появляется директриса, чтобы разобраться, из-за чего шум и всеобщее столпотворение.

— Здравствуйте, миссис Суини, — приветствует она меня. — Я уже издали узнаю вашу машину.

— Что ты делаешь, мама? — кричит Сэм, опуская стекло.

Ох, я и забыла, что у меня в машине дети.

— Я нашел ключи! Они были за спинкой сиденья! Здорово, правда? — кричит Джо из другого окна.

— Замечательно, дорогой! — кричу я в ответ.

Дорога наполняется звуками песни «Никто не делает это лучше тебя».

— Скажи «Бэби, ты самый лучший»! — кричит в ответ Джо.

— Какие услужливые дети, — холодно произносит Буквоедка.

Могу поклясться, мысленно она составляет опись всех этих происшествий.

— Приглуши музыку, мы не слышим друг друга и не можем обменяться мыслями! — кричу я нарочито весело.

— Но тебе не нужно обмениваться мыслями, тебе нужно просто пойти и принести из гаража бензин, — возражает Сэм. Он всегда отличается здравомыслием.

Все застывают на своих местах.

— Ты хочешь сказать, что у вас кончился бензин? — спрашивает Прирученный Неотразимец, хватаясь за голову выпачканными в масле руками.

— Это именно то, о чем я говорила, — с сарказмом произносит Буквоедка. — Будет катастрофа, если ее изберут в родительский комитет. Никакой надежности!

— Послушайте, я отведу детей в школу, — говорит Прирученный Неотразимец.

— Спасибо, — бормочу я, пока Сэм и Джо наперегонки вылезают из машины.

— А я довезу вас до гаража, — предлагает Само Совершенство.

— А я организую людей, чтобы откатили машину к обочине, — завершает благотворительный список директриса.

— А я пойду готовить мою победную речь для сегодняшнего вечера, — задирает нос Буквоедка и оставляет нас стоять на тротуаре.

— Мой голос вы все равно получите, — улыбается мне Само Совершенство, пока я закрепляю детское кресло с Фредом на заднем сиденье ее автомобиля. — Школьная жизнь была бы намного менее скучной, если бы за нее отвечали вы.

Двусмысленный комплимент! Но я слишком поглощена изучением задней части кабины, чтобы возразить. Прежде всего тут есть телевизионные экраны, вмонтированные в спинки кресел, и целая коллекция дисков, каждый лежит в соответствующем футляре в небольшом отсеке позади ручного тормоза. За каждым сиденьем — прозрачный кофр с карманами различной формы и разного размера. В одном лежат ручки. В другом — бумага. Есть тут и книги. Все размещено в строгом порядке и симметрично. Очень приятно для глаз.

— Думаю, это, скорее, Пит Мондриан[35], чем Трэси Эмин, — говорит она, продолжая мне улыбаться, когда я забираюсь на пассажирское кресло рядом с водительским. — Но только это работа моей няни.

Я захлопываю дверь, и наступает молчание. Мне кажется, что я в другой галактике, здесь даже пахнет по-другому! Я глубоко вдыхаю и закрываю глаза. Еще даже нет девяти.

— Смесь розмарина и лаванды, — слышу я. — В зависимости от настроения я использую разные ароматы. Этот, например, называется «Чашка ароматного чая по дороге в Марракеш».

Я фыркаю от смеха, но гостеприимная хозяйка не шутит.

Она вынимает из перчаточного ящичка и вручает мне «Рискью ремеди»[36] от доктора Баха. Если бы она достала оттула завод по производству кастрюль или тарелку засахаренного желе, как из пещеры Аладдина, я бы не сильно удивилась.

— Хотя не думаю, что найдется кто-то, знающий противоядие от этой женщины, — усмехается она.

Мы едем в ближайшую автомастерскую, я покупаю канистру бензина, и она отвозит меня назад к машине. Все очень просто. Если бы только был кто-то, кто бы меня организовывал, все могло бы быть совсем по-другому.

Позже в этот же день я запираюсь в ванной комнате, чтобы подготовиться к предстоящему вечеру. Я размышляю о том, каким образом это утреннее несчастье может повлиять на события. С одной стороны, оно дало повод Буквоедке распространять обо мне ложные слухи, в которых я представала бы в анекдотических ситуациях, демонстрирующих мою некомпетентность. С другой стороны, оно указывает на мою человеческую обычность, чего в ней-то как раз и нет.

Когда Том отсутствует, я могу сколь угодно долго предаваться омовениям. Сегодня я к тому же размокала в лавандовом масле, которое любезно вручила мне утром Само Совершенство со словами: «Вам оно требуется больше, чем мне». Я чувствую, как оно пропитало мою кожу, так что, если вспотею, стану сладкой, а не соленой от пота. Внизу моя свекровь Петра занимается детьми.

Пока наполнялась ванна, я поговорила с Томом. Его голос звучал бодро и весело. Он уже побывал на объекте, и подрядчики наконец-то приступили к земляным работам для закладки фундамента под его библиотеку. Он сообщил также, что читает сейчас небольшой рассказ какого-то аргентинского писателя — ему дал его коллега.

— Невероятно! Рассказ об идее строительства библиотеки в образе вселенной: несколько сомкнутых шестиугольников! Именно так я и задумал это здание!

Я предприняла попытку выслушать его монолог, отчасти потому что уже целую вечность не слышала, чтобы Том с таким энтузиазмом говорил о проекте, но большей частью из-за того, что это могло бы оказаться полезным в разговоре с Неотразимцем.

— А рассказ этот не был экранизирован? — спросила я с затаенной надеждой.

— Нет, — ответил Том, видимо, удивленный моим вниманием. — Это короткий рассказ, и главное действующее лицо — сама библиотека. Как бы то ни было, желаю тебе удачи сегодня вечером, Люси, если ты уверена, что это именно то, чего ты хочешь!

Я моментально лишаюсь мужества и не знаю, что ответить.

— Послушай, я уверен, что бы ни случилось, это будет незабываемо! Мне пора, мы собираемся совершить налет на мини-бар перед обедом.

Всякий раз, когда я начинаю волноваться из-за предстоящего, я подставляю ноги под горячий кран и держу до тех пор, пока это становится настолько невыносимым, что любые проблемы отступают. Моя кожа сморщивается, следы от растяжек на животе краснеют так сильно, что я приобретаю пятнистость расплавленного сыра стилтон. Я давно отреклась от своего живота. Он обречен на существование в темноте, навсегда спрятанный от посторонних глаз. Теперь я понимаю, почему пожилые леди имеют обыкновение закутывать себя во всякие бельевые приспособления с молниями и шнуровками, чтобы лишить свободы отбившиеся от рук части тела.

Под водой мои груди приятно упруги. Это мои надежные подруги, заслуживающие доверия союзницы в случаях, когда мне необходимо возродить уверенность в себе и ощущение молодости. Остальные части моего тела пошли против меня, и потребуются годы, чтобы обуздать эти революционные элементы и взять под контроль. Наиболее вероятный сценарий — медленное падение моей власти. Иногда я изо всех сил пытаюсь восстановить форму и сбросить несколько фунтов. Но избавление от излишков плоти требует такой степени самоконтроля, которой мне просто не достичь.

Когда я выплываю из ванны и бросаю взгляд на электронные часы, то понимаю, что в запасе у меня осталось менее получаса. За это время я должна собраться и дойти до школы. Электронный будильник Тома выглядит бесконечно одиноким и покинутым, сиротливо тикая на прикроватном столике, отвергнутый в пользу стареньких металлических часов с кроличьей мордой и истрепанными ушами, которые Том взял с собой. Осталось светлое овальное пятнышко на слое пыли на том месте, где они стояли, и я представляю себе их нелепое водворение в номере минималистского отеля в Милане. Том и не подумает спрятать их в шкаф, если к нему зайдут его коллеги. Скорее всего, они решат, что очень мило со стороны средних лет мужчины путешествовать с будильником восьмилетнего сына. А на тех молодых одиноких женщин, о которых он упомянул однажды вечером, это произведет особое впечатление.

Одна из величайших головоломок жизни такова, что формула «мужчина плюс дети» неизменно означает нечто большее, чем просто сумму этих слагаемых, увеличивая значение обеих составляющих, тогда как в уравнении «женщина плюс дети» первая обычно теряет в цене. Чаще всего она непривлекательна — внешне, внутренне, сексуально.

Может быть, это звучит неправдоподобно, но я никогда не беспокоилась относительно того, что Том будет обольщен и собьется с пути истинного во время подобной поездки. Размышлять о таких перспективах мне кажется занятием мелочным, тогда как есть множество более насущных забот. Кроме того, он вообще столь поглощен своим проектом, что все постороннее воспринимает как досадную помеху. «Дьявол в деталях», — всегда говорит он. Планы должны быть досконально проработаны, и в них должны быть учтены мнения инженеров-проектировщиков и клиентов, а их требования отнюдь не редко бывают диаметрально противоположны. Так что Том в последнее время никогда не бывает охвачен страстью больше, чем когда занимается таким вот крупным муниципальным проектом, как этот. Несколько лет назад двухэтажные стеклянные расширения и перестройка чердаков еще могли бы его удовлетворить, но для такого архитектора, как мой муж, размер определенно имеет значение; сейчас его внимание мог привлечь лишь дом в целом — не меньше.

Вот бы и мне ритм повседневной жизни доставлял такое же удовлетворение! Возможно, немного ответственности несколько освежит во мне ощущение смысла жизни.

Три минуты, ушедшие на вытирание, истекли, и мне нужно принять решение, что надеть. Я выбрала из разбросанной на полу одежды черный с длинным с рукавами и V-образным вырезом топ, правда, не сразу — он оказался под кроватью, и я долго искала его. Облачившись, наконец, в желаемое, я натягиваю привычные джинсы и чувствую себя готовой; накрашусь уже по дороге.

Мне звонит Петра:

— Люси, ты можешь опоздать.

Я несусь по лестнице, прыгая через две ступени. Она стоит внизу, окруженная внуками. Лицо у нее укоризненное. Она не одобряет уход невестки вечером без супруга, даже если та идет на школьное собрание. Я тихо радуюсь, что еще не успела наложить косметику.

— Не разобрать ли мне белье? — осторожно спрашивает она. — Или погладить? Что делает Том, если не находит утром готовой рубашки?

— Ну, он либо гладит ее сам, либо, если действительно нет времени, покупает по дороге новую. — Я не особенно вдумываюсь в то, что говорю. — И в самом деле, будет здорово, если вы покорите эту вершину. Не помню, когда я в последний раз видела дно бельевой корзины.

— Люси, думаю, если бы ты могла назначить один день для стирки, а другой — для глажки, все проблемы бы отступили, — говорит мне свекровь.

Интересная теория! Но не та, которую хочется немедленно реализовать, думаю я про себя.

— Она выиграла очко, мама! — Это, как всегда, Сэм, в попытке мне помочь.

— Я могу остаться до завтрашнего утра, если хочешь, и помочь тебе рассортировать белье, — говорит Петра, открывая входную дверь и выталкивая меня в неласковый вечерний холод. — Удачи. Наверное, это неплохо, что ты собираешься взять на себя новые обязанности, хотя меня волнует, как ты будешь со всем справляться.

Я решаю ехать на машине — это ограничит прием спиртного, если я действительно пойду в паб, к тому же мне требуется зеркало, чтобы накраситься: я сделаю это на светофоре.

В тяжелые двери школы я вхожу последней. И останавливаюсь в холле, чтобы посмотреть на рисунки детей. Они рисовали себя, и я ищу автопортрет Джо. Меня поражает то, что в отличие от других детей, которые нарисовали свои головы непропорционально большими по сравнению с туловищем и беспомощными конечностями, рисунок Джо, во-первых, маленький, пожалуй, вполовину меньше, чем у всех остальных. А во-вторых, в нем огромное количество деталей: веснушки, зубы, ноздри, кудряшки, красные губы и даже маленькая родинка на подбородке. Сама же голова крохотная. Что бы это могло значить? Должно быть, это связано с какими-то страхами, что он станет совсем маленьким. Но Джо не намного отстает в росте от одногодков. Надо поговорить с учительницей и, может быть, позвонить Марку, он должен сказать что-нибудь толковое по этому поводу. Дети не его специализация — у него нет даже пока своих, — но он никогда не отказывается поболтать о подсознании племянников.

У меня пищит телефон, и я открываю текстовое сообщение. От Эммы. Ей требуется безотлагательная беседа по поводу новой запутанной ситуации в ее сверхсложной любовной жизни. Очень мило! Она не помнит о том, что значит для меня сегодняшний вечер, хотя и была свидетельницей того, что Кэти добавила мне еще одну заморочку к уже существующей замысловатой коллизий.

— Видишь ли, я балансирую на грани того, чтобы потерпеть крах или стать столпом общества, — шепчу я в телефон, чтобы ей стало ясно: долгой болтовни у нас не получится — я должна вжиться в роль респектабельной мамаши троих детей.

— Ах, как жаль, Люси, я просто не знаю, как быть! — Она почему-то шепчет.

И я представляю ее стоящей в углу офиса спиной к столу. Хотя она отделена от других собственной стеклянной раковиной, дверь туда всегда открыта, и она убеждена, что журналисты, которые, естественно, имеют большой опыт по части чтения материалов вверх тормашками на всех соседних столах, обладают также врожденной способностью читать и по губам.

Я удаляюсь в детский туалет в дальнем конце холла, готовая к ее кризисной ситуации. Здесь очень холодно. Окна полуоткрыты, но этого все равно недостаточно, чтобы выветрился стойкий запах хлорной извести и мочи. Моча преобладает, определяю я. Чтобы дать свой краеугольный совет, я захожу в кабинку с невысокими стенками и сажусь на краешек крохотного унитаза, придерживая одной ногой дверь с низко привинченной латунной ручкой, чтобы она не открывалась. Мне слышно, как родители по одному проходят в классную комнату для голосования.

— Люси, помнишь, я рассказывала тебе, что у Гая были фантазии насчет секса втроем, с двумя женщинами? — шепчет Эмма.

— Так зовут твоего банкира? — уточняю я.

Она никогда не упоминала его имени. Еще один признак того, что их отношения переходят в новую фазу! Она не ответила на вопрос.

— Он перестал говорить об этом некоторое время назад и перешел к разговорам о сексе в общественных местах, однако внезапно снова стал одержим прежней идеей!

— Это фантазия каждого мужчины — секс с двумя женщинами, — я еще сильнее наклоняюсь вперед, продолжая шептать в телефон, — особенно женатого мужчины, отца четверых детей. Но это не означает, что он действительно будет заниматься этим. Во всяком случае, ты никогда не должна соглашаться на такое, даже под влиянием момента.

— Ну, я думала, это только фантазия, и была не прочь поддерживать ее! Однако он позвонил и сообщил, что пригласил девушку, которую он нашел на каком-то интернет-сайте, и что она придет сегодня вечером. Жене он сказал, что уехал в Париж. И что мне делать? — Она в совершеннейшем смятении.

Какое-то мгновение я раздумываю.

— Скажи ему, что ты съела бразильский орех и у тебя сыпь. Это позволит тебе выиграть время, а затем мягко заставь его перенести все на более поздний срок, до тех пор, пока ты окончательно не решишь, что передумала. К тому же неплохо бы понять, что он в ней нашел. Ты не хочешь себе ее представить? Я тебе позднее перезвоню.

Я выключаю телефон и еще несколько секунд сижу, чтобы успокоиться. Потом слышу у раковины шум. Здесь кто-то есть! Я осторожно встаю в полный рост, чтобы выглянуть поверх двери. Я действительно не одна. Шум производил Прирученный Неотразимец. Он снял велосипедный шлем и рубашку и с расстояния не более двух метров теперь предъявлял миру в моем лице свой в хорошем состоянии торс, покрытый слабым загаром. К счастью, в тот момент, когда я его обнаружила, его голова была скрыта рубашкой. Я невольно ахаю и, потрясенная, прихлопываю рот рукой, ныряя вниз. Но дверь не достает до пола! Он может увидеть мои ноги.

Я вскакиваю на унитаз и приседаю. Однако менее чем через минуту мои ноги начинают нестерпимо болеть, так что мне приходится стиснуть зубами собственный кулак и кусать костяшки пальцев в попытке заглушить боль в икрах и верхней части бедер. Моля об освобождении из этого лилипутского кошмара, я думаю, что не заслуживаю такой участи. Интересно, когда он вошел? Если мне повезло — везение, кажется, сейчас не на моей стороне — это произошло в момент окончания моего разговора с Эммой.

Я приподнимаюсь и снова бросаю взгляд поверх двери, готовая сразу же нырнуть вниз. Я застаю его в тот момент, когда он снимает велосипедные штаны, чтобы надеть джинсы. На нем те самые серые трусы, которые я мельком видела нынче утром. Вопреки намерению я смотрю на него достаточно долго и успеваю заменить, что вся эта велосипедная одержимость подарила ему сильные, крепкие ягодицы.

Я делаю движение спрятаться, но теряю равновесие и сваливаюсь со своего насеста. Он оборачивается и осторожно открывает дверь в мою кабинку.

— Люси, ради Бога, что вы здесь делаете? С вами все в порядке? — Он наклоняется надо мной и протягивает мне руку. Другой рукой он поддерживает свои джинсы. Его рубашка совершенно расстегнута, и, когда он вытаскивает меня из тесного пространства унитаза, мое лицо касается его живота. Это очень интимный момент, но я не чувствую ничего, кроме ужаса и смущения. Это больше похоже на короткое замыкание, чем на начало контакта.

— Я репетировала свою торжественную речь, — говорю я, отряхивая джинсы и стараясь не смотреть на его нижнее белье.

— Она столь сногсшибательна? — улыбается он.

Я вылетаю из туалета и выхожу на улицу, на игровую площадку, чтобы немного отдышаться.

Когда я вхожу в класс, собрание уже идет, и единственное свободное место — это детский стульчик между нашей Самим Совершенством и Прирученным Неотразимцем. Под взглядом присутствующих я пробираюсь к этому месту. Что там происходит рядом с учительским столом у доски, мне не видно.

Неотразимец смотрит на меня сверху вниз, все еще улыбаясь, но теперь его улыбка уже смущенная.

— Вы пропустили голосование, Люси! Она выиграла с минимальным преимуществом. Вас выбрали секретарем, меня казначеем. — Он бросает тревожный взгляд на Буквоедку. — Она вселяет в меня страх.

Само Совершенство наклоняется и подтверждает, что голосовала за меня, — только забавы ради, думаю я.

— Пожалуйста, могу я попросить вашего внимания? — одергивает нас Буквоедка. — Люси, вы, вероятно, хотите сделать записи для отчета? — педагогически произносит она, передавая мне бумагу и ручку.

— Полно, не обращайте внимания, Люси, — шепчет мне в ухо Неотразимец, — я слышал, что любовь втроем — банальная мужская фантазия. Вы все еще хотите пойти куда-нибудь выпить? Мне, например, это просто необходимо, после всего этого.