ДЕНЬ ТРЕТИЙ

1. Я в очередной раз просыпаюсь, в очередной раз разочаровываюсь, но все оказывается не так уж плохо.

Ощущение пустоты рядом. От этой пустоты я и проснулась. Постель еще хранила тепло мужского тела, пробывшего здесь остаток ночи. Никаких звуков — ни из ванной, ни из кухни. "Ну, начинается, — подумала я. — Вариант с литерой "в": пришел, трахнул — и ушел".

Я поплелась в душ и уже заворачивалась в свой впечатляющего цвета халат, когда услышала, как наверху кто-то пробует рояль — пара аккордов, гамма до-мажор. Пауза — и мягкий баритон: "О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней…" Я поднялась в мансарду. Громов аккомпанировал себе, сидя на каком-то ящике. Он еще и поет… Никогда не слышала, чтобы этот романс исполняли мужчины. Рояль не настраивали сто лет, но звучал он прекрасно. Вот пусть Громов и музицирует — мне у рояля после его размашистого исполнения нечего делать. Меня, девочку из приличной семьи, учили игре на фортепьяно, и инструмент у меня был, но, способная слушать, воспринимать и ценить музыку, я оказалась совершенно не способна ее воспроизводить. А петь у меня выходило еще хуже, чем играть на пианино, и от меня отстали, оставив в моем распоряжении фигурные коньки, краски и книги. Это я к тому, что петь с Громовым дуэтом — no pasarАn.

Последние тютчевские строки Гр-р пропел с особым чувством: "О ты, последняя любовь! Ты и блаженство и безнадежность…" Он еще и сентиментален! А по виду не скажешь…

— Хотел разбудить тебя жестоким романсом. Не получилось?

— Получилось, получилось…

Гр-р уже обнимал меня, заглядывая за воротник халата:

— Слушай, а где те потрясающие черненькие штучки, что я видел на тебе вчера утром?

Женщины! В каком бы возрасте и как одиноки вы бы ни были, заведите сексуальное белье! Невозможно угадать, когда наступит тот самый случай, и оно вдруг срочно понадобится! Я же поклялась себе, что сразу после ветеринара отправлюсь на поиски самого роскошного пеньюара, а потом потренируюсь ходить в стрингах.

Завтрак в компании был внове как для меня, так и для Громова. Я суетилась на кухне в обычном своем виде — джинсах и футболке. Гр-р смел уже половину пирога с сыром (по опыту знаю, что на следующий день он еще вкуснее) и почти все сациви. Даже не буду спрашивать, что он любит, — голодный мужик любит все, и всего побольше. Голод Гр-р был просто зверским, последний раз он ел, наверное, сутки назад, да еще ранение, потеря крови, плюс ночь любви, когда ему было не до еды… Я решила не задавать никаких вопросов, пока Громов ел. Но он, как только перестал жевать, сам спросил:

— А почему ты рычала ночью?

— Я? Рычала??

— Ыгы, — это означает "ага", просто Громов отправил в рот следующий кусок пирога.

— Р-р-р-р-р, — вот так ты рычала…

— Да не р-р-р, а Гр-р! Я тебя так называю с тех пор, как впервые прочитала вывеску твоего бюро. Про себя зову, конечно… Извини, ночью вырвалось… Это неосознанное…

— А я так надеялся, что это осознанное проявление страсти…

— Так и думай, когда я буду называть тебя Гр-р.

Мужик — он и есть мужик, ему только проявление страсти и подавай… Я не стала развивать тему страсти:

— Все-таки скажи, что с тобой случилось?

— Бандитская пуля. Ничего особенного, ну, поцарапало слегка. Не навылет же, и кости целые…

— Поцарапало… А свитер весь в крови был…

— А ты-то откуда знаешь, что я в свитере был? Я его надел уже после того, как от тебя вчера ушел. Кто тебе растрепал?

— Да никто… Знаю и все…

Опять я в дурацкой ситуации, как уже случилось в 1909 году: рассказать, как все было на самом деле, — не поверит, и кто бы поверил? Гриша, мне было видение! Если он не сбежал после картины стрингов в халате цвета обезьяньей попы, то услыхав эти слова, он точно сделает тете ручкой. Соврать? А что тут можно придумать? Что я там была? Что мне кто-то позвонил?

— Опять тайна?

Я почувствовала обиду в голосе Громова. А кто бы не обиделся? Он к бабе со всей душой, а та — недомолвки, тайны, секреты… Но, с другой стороны, я же не придумываю!

— Гриша, я ждала тебя, волновалась, и, правда, просто увидела — сначала твое лицо в темноте, потом будто вспышка, стена облезлая, куст какой-то или дерево, а потом — ты за левое плечо держишься, и кровь на твоих пальцах, и на рукаве — большое пятно…

— А ты случайно на часы не посмотрела?

— Посмотрела… Одиннадцать ноль семь было…

— Если тебе действительно никто не рассказывал, то поздравляю — ты у меня ясновидящая… А скажи, вопли твои позавчера — из той же оперы?

— Тогда вообще не я была. А я в это время в 1909 году на труп налетела…

— Я читал, что как отсутствие секса, так и его избыток может сорвать у человека крышу. У тебя какая из двух причин?

Теперь обиделась я:

— Сам дурак… Я не понимаю, что происходит, чертовщина какая-то. И рассказать никому не могу, потому что выглядит как бред. Вот тебе рассказала — и что? Ну отведешь ты меня к психиатрам, так они все как один заявят, что у меня деменция прекокс!

— Что у тебя?..

— Деменция прекокс… Шизофрения по-нашему… А я не идиотка!

— Как известно, шизофреники — далеко не идиоты.

— Знаешь что, Громов, ты теперь лучше уйди, не зли меня. Не веришь — не надо…

— Нина, я ж следак, а это тоже диагноз. Я должен разобраться, найти рациональное объяснение.

— Ну и разбирайся… у себя в конторе.

— Нет, с тобой я буду разбираться не в конторе. Мы пойдем сегодня вечером в ресторан, и там я буду с тобой разбираться. И не делай такое лицо — я тебя приглашаю отметить начало нашей новой жизни. Я не хочу, чтобы ты думала, что ошиблась, выбрав меня. И будь уверена, я во всем разберусь.

В ресторан, так в ресторан… Уходя, Громов заявил, что уже лет пять не ел ничего вкуснее того, чем я его угощала. Интересно, что же такое он ел пять лет назад, что было вкуснее моего пирога? Или это был намек на то, что ему никто не готовил пять лет — то есть пять лет жил без бабы? И опять фирменный громовский поцелуй — неторопливый, обстоятельный, губы горячие и сухие.

2. Я развиваю бурную деятельность, а Гр-р не может объяснить того, что видит собственными глазами.

Вернувшись на кухню, я обнаружила сидящую на столе Морковку, которая с вожделением таращилась на блюдо с пирогом. Нет, моя девочка, это не для кошек. И вообще, кошкам на столе делать нечего… Я, конечно, знала, что если она захочет, то снова залезет на стол, — все кошачье племя имеет такую привычку, сколько бы некоторые кошатники ни утверждали, что конкретно их питомцы этого не делают. Делают, и еще как! Знавала я одного кота, ему было строго сказано: "Чтобы мы тебя рядом со столом не видели!" Кот таскал еду под прикрытием свисающей клеенки. Протянет лапу — и котлета его. Гениальный ход: кота никто не видит, а про одну лапу разговора не было. Мне попалась тактичная кошка — не высовывалась, пока я не осталась одна. Морковка получила свой завтрак, а я стала думать, где тут может быть ветеринарная клиника. Город я знала плохо, а своего детектива напрягать не хотела — у него и без меня дел хватает — работа, на перевязку еще надо… И тут я вспомнила о дядьке с фордом, который привез меня сюда полгода назад. Я нашла его визитку, позвонила и договорилась, что он заедет за мной через час.

Проходя мимо двери Тюни, я прислушалась — ни звука. Постучала — тишина. Тюнин кот не заорал. Почему так скоро опустело жилище Тени? Я бы хотела еще поговорить с ней — у меня родились новые вопросы…

Словоохотливый шофер, радуясь клиентке, пересказал все городские сплетни и за десять минут домчал нас с кошкой до заведения "Дружок", где Морковка произвела впечатление на девушку-ветеринара, которая двадцать раз спросила, какой породы Морковка, удивляясь ее необычной шкурке:

— Какая жалость, что ее стерилизовали — такое удивительное животное могло положить начало новой породе кошек…

Вот это новость, а я и не заметила шрама на кошкином животе… Где же и когда Тюня умудрилась найти эту кошку, практически не выходя из дому, если кошке месяцев девять, а операцию ей сделали месяц-полтора назад?

В фойе ветклиники я обнаружила прилавок, где было выставлено все, что могло понадобиться "дружкам", и набила кошачьим скарбом большую коробку. Теперь у Морковки был собственный туалет, мешок наполнителя для него, башня, чтобы лазать и точить когти, домик для спанья, миски для воды и для еды и сама еда, а также прописанные ветеринаром витамины. Девица за прилавком, заподозрившая во мне платежеспособного покупателя, пыталась навязать нам с Морковкой шлейку для прогулок, набор кошачьей косметики, искусственную мышь и горшок с пучком травы в нем — кошачью мяту. Посчитав, что кошек украшает скромность, я не стала покупать Морковке косметику и все остальные излишества. Кошку отвезли домой, где она немедленно приступила к исследованию своего туалета, а я с помощью все того же шофера добралась до самого крутого в Энске универмага. Я расплатилась с водителем — неизвестно, сколько времени займет поиск сексуального пеньюара. А вдруг я захочу примерить еще что-нибудь? Короче, шопинг! Через два часа я вывалилась из магазина, нагруженная пакетами и с мыслью, что ни разу в жизни я так не отрывалась с покупками… просто оргия! Свободные такси в Энске по улицам не ездят, а поджидают клиентов на специально отведенных для этого местах. Возле универмага такого места не было. Я опять вызвала спасателя в лице водителя форда. По-моему, катая меня, он за одни день заработал, как за неделю.

Проходя мимо Тюниной двери, я снова постучала, и снова мне ответом была тишина. Я поднялась на свой второй этаж, свалила все пакеты в спальне и, полюбовавшись на Морковку, которая рыжей сосулькой висела на своей когтеточильной башне, позвонила Громову. Он был на месте и не очень занят. Я сообщила, что спускаюсь к нему.

— А, может, я к тебе поднимусь?

— Гр-р, я по делу! — я положила трубку. Сексуальный маньяк…

Громов встретил меня в подъезде, со стороны черного хода, и я подвела его к двери Тюни.

— Давай зайдем.

— Зачем? Что-то случилось?

— Не знаю, но ее там нет.

— Вышла. Мало ли, куда ей может понадобиться пойти…

— У нее кот сторожевой — воет, когда в дверь стучат.

И я постучала в дверь еще раз. Тишина.

— А Тюне идти некуда: Луизы нет, обслуживать некого, а ей самой ничего не надо, она даже за продуктами не ходила, я ей приносила. Давай дверь откроем. Для этого что, участкового надо звать? Только мне кажется, что эта квартира, как и сама Тюня, ни в каких органах не упоминается.

— Ну, Тюня, может, и человек без паспорта, и без регистрации живет, властями позабытая, но квартира-то — объект, подлежащий учету. Пойдем, в базу залезем…

Про ментовские базы данных все слышали, но видел их далеко не каждый. Пиратские диски с адресами-телефонами граждан, распространяемые подпольно, отстают от реальности лет на двадцать. Из-за плеча Громова я смотрела, как выполняется поиск, а через три минуты мы уже знали, что среди жителей Энска в возрасте старше 50 лет нет ни одной Устиньи. И вообще в Энске нет ни одной Устиньи. Еще через две минуты мы распечатали план первого этажа строения за номером 3 по улице Водопроводной. Квартиры Тюни на плане не было. Все остальные помещения указаны, как положено — обозначена толщина и длина стен, местоположение дверей и окон. Выходило, что первый этаж нашего подъезда — это лестничная клетка и квадратные метры, принадлежащие Г-р-р. И все.

— Ну, предлагай рациональное объяснение, — съехидничала я.

— Все проще простого — в плане ошибка.

— А давай измерим длину и ширину твоей конторы…

— А давай!

И мы на четвереньках, сталкиваясь лбами, натыкаясь на мебель, проползли по конторе Громова с полуметровой линейкой в руках — он не захотел ждать, когда я принесу из мансарды рулетку, оставленную строителями. Квартиру Гр-р мы не измеряли — Громов и так знал ее длину и ширину. Вместе получилось пятнадцать на двадцать метров, включая подъезд — ровно, как на плане. Для Тюниной квартиры не оставалось места.

— Но она же там есть! Как это получается, что ее нет? Метров двадцать куда-то делись…

— Может, измерим дом снаружи? — моему ехидству не было предела. Не все мне одной сталкиваться с непознанным. Теперь, по крайней мере, Гр-р не будет считать меня сумасшедшей.

— Я сам взломаю дверь…

И мы пошли ломать дверь. Но этого не потребовалось — никакой двери не было. Я почему-то даже не удивилась. Громов же стоял, как громом пораженный, и ему было не до каламбуров.

— Была же дверь… Я десять лет ходил мимо и видел — и дверь, и то, что внутри. Не заходил никогда, но видел же! — Громов шлепнул ладонью по стене. — Ты посмотри, штукатурка везде одинаковая. Нет следов, что дверь заделали только что…

— Интересно, как можно заделать дверной проем бесшумно и молниеносно — мы же здесь с тобой торчали все время… И потом, даже непостижимым образом заделанная дверь не объясняет, куда делась Тюнина квартира…

Я не стала рассказывать Гр-р о том, что представляла собой Тюня. Возможно, ее квартира тоже была тенью — какая-нибудь наведенная галлюцинация, чары, морок и тому подобная хрень. У Гр-р оставалось все меньше возможностей объяснить происходящее рационально. Когда он начнет "разбираться" со мной, эти возможности будут равны нулю — меня иррациональное уже обступило со всех сторон.

— Гриня, твое предложение насчет ресторана еще в силе? Да? А у тебя есть смокинг? Я буду в очень вечернем платье…

3. Я изображаю шикарную женщину и удивляю Громова, как он утверждает, не в первый раз.

Оставшееся до ресторана время я потратила на придание себе сногсшибательного вида. Как-то так получалось, что перед Громовым я появлялась все в джинсах да в джинсах. Халат — не в счет, как и вчерашнее платье, которое он даже не успел рассмотреть, потому что стянул его с меня, не успев зайти — в полутемной прихожей. Я же говорю — сексуальный маньяк…

За пять минут до назначенного времени я была готова поразить Гр-р если не насмерть, то до немоты. Апогеем моего шопингового безумства было леопардовое манто, по сравнению с которым платье за штуку баксов — просто мелочь. Хотя и платье стоило особого внимания, так как не просто подчеркивало мои достоинства, а еще и намекало на существование чего-то более интересного, чем то, что на виду.

Явившийся минута в минуту Громов картинно пал на одно колено и преподнес мне орхидею. И где он ее взял в Энске? Здесь в цветочных ларьках самое крутое — желтые розы.

— Нина, у меня нет слов! Давай никуда не пойдем! Я боюсь, меня мужики линчуют за то, что ты со мной…

— Не надейся, что я тебя послушаюсь и останусь. Триумф должен быть полным: я хочу ловить восторженные взгляды, а тебя пусть терзает ревность.

Я и не предполагала, что в провинциальном Энске может быть ресторан такого класса — с отменной кухней, безупречным обслуживанием и шикарным интерьером в стиле модерн (теперь-то меня можно считать спецом по этому стилю — я же прямиком оттуда). Громова и тут знали все, и эти все беззастенчиво пялились на меня. Видно, действительно, с бабой его давненько не видели, и всем было интересно, кого же он водит по ресторанам. Я заставила себя перестать дергаться от перешептываний и завистливых взглядов разнообразных представительниц слабого пола и расслабилась — мой спутник в роскошной черной тройке не обращал никакого внимания на окружающих вообще и на дам в частности. Потягивая свой любимый кампари со льдом — ни капли сока, я вас умоляю! — я слушала классный рэгтайм — импровизацию на тему "The Entertainer" Скотта Джоплина. Немолодой исполнитель, как мне показалось, играл исключительно для себя, а не для аудитории.

— Обрати внимание на человека за фортепьяно — это мой друг. Он хозяин этого ресторана.

Эк, куда меня занесло… Я ли это — серая мышь-литредактор? Красавец-любовник с замашками сибарита сейчас представит мне своего друга-ресторатора… Но я тоже вам не хухры-мухры… В леопардовом манто…

Собрав заслуженные аплодисменты, ресторатор-музыкант направился к нам.

— Это Володя. Владимир Леонидович Шпиндель.

Я поперхнулась кампари и уставилась на ресторатора. Брюнет. Больше ничего общего с ТЕМ Шпинделем у этого нет. Шпиндель приложился к моей ручке и отвесил пошловатый комплимент:

— Гришка говорил, что потерял голову из-за соседки, но я не верил, что это возможно, а теперь и сам вижу, что да, легко слететь с катушек от такой женщины.

Шпиндель повел нас на экскурсию. То есть экскурсия была для меня, Громов и так все знал. Оказалось, в ресторане предусмотрены и кабинеты, и отдельный бар, и бильярдная, которую открывали исключительно в особых случаях. Мы с Гр-р как раз были таким случаем. Мужчины испросили разрешения "сгонять партейку". Я уже давно поняла, все, что делал Громов, он умел делать хорошо. В бильярд он тоже играл неплохо, уж лучше Шпинделя. Видимо, у того неспособность к бильярду сидит в генах — что-то мне не верится, что этот Шпиндель и тот — просто однофамильцы… С такой редкой фамилией? Шпиндель вылетел почти всухую. И тогда я взяла у него кий:

— Можно мне попробовать? Как надо держать палку?

Я лукавила: как обращаться с кием, я знала и русский бильярд любила. Громов собрал шары и на полном серьезе прочел мне лекцию на тему "Как играть в американку". Мужики ухмылялись, предвкушая, какие звуки я буду издавать, лупя мимо шара, и какое при этом делать лицо. Видела я, как мужчины реагируют на играющих в бильярд дам — позы, которые приходится принимать за бильярдным столом, менее всего наталкивают мужчин на мысли об игре. А если учесть, какое на мне было платье… Короче, Кама-Сутра отдыхает! Как дама, я получила право первого удара. После третьего забитого шара, Громов понял, что я его дурачила. Восьмой, последний, шар я положила в лузу абриколем. Конечно, я рисковала, даже профи редко отваживаются на такой удар, но мне безумно хотелось удивить Громова… Отскочив от борта, биток точно попал по нужному шару.

— Гринька, ты мне должен сто баксов! — радостно завопил ресторатор. — Нина, вы знаете, мы с ним поспорили! Я ему сказал, что он ни за что не выиграет, а он не верил!

Я посмотрела на Гр-р. В его взгляде читалось желание использовать бильярдный стол не по назначению. Мы еще посидели втроем за столиком, потом Гр-р и Шпиндель "сбацали" (по их выражению) в четыре руки "что-нибудь" из Джоплина (по моей просьбе), потом Шпиндель "сбацал" танго, а мы с Громовым не столько танцевали, сколько он прижимал меня к себе.

Уже в машине Громов сказал:

— Ты меня все время удивляешь — с самого первого дня знакомства. Есть такое, чего ты не умеешь?

— Я НЕ умею гораздо больше, чем умею… Не умею кататься на велосипеде, например. Я отвратительно играю на фоно и совершенно не умею петь. Плаваю я только вдоль берега, там, где мелко. Водить машину я тоже не умею…

Я вспомнила, как мой бывший муж учил меня водить машину. Это был первый и единственный урок вождения. Мы ехали на старенькой "жиге" по пустой степной дороге. Почему бы мне не попробовать? Я села за руль. "Это тормоз. Это газ. Жми на газ!" Я нажала. Жму. Машина едет все быстрее. Я жму — другой команды же не было! "Брось!" Что бросить-то? Я бросила все — убрала руки с руля, а ноги — с педалей. Перегнувшись через меня, муж выкрутил руль, чтобы машина не съехала в кювет, а когда она остановилась, скомандовал: "Вылезай!" Больше я за руль не садилась.

Громов так ржал, что остановил джип. Нет, в машине — это перебор. Даже если три часа ночи, и кругом ни души… Я же говорю — сексуальный маньяк!

— Гр-р, дома я надену те штучки, которые ты хотел на мне видеть…

— Дурочка, одно другому не мешает… Сейчас — это сейчас, а дома — это дома!

Дурочка… Я веду жизнь, не соответствующую возрасту…