"Печаль Гота Одина" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

300–302 гг.

Зима нехотя отступала, сопротивляясь изо всех сил. Почти каждый день, с утра до вечера, бушевала пурга, перемежавшаяся ледяным дождем. Но те, кто жил на хуторе у реки, а вскоре и их соседи, постепенно перестали обращать внимание на непогоду, ибо с ними был Карл.

Поначалу он возбуждал подозрение и страх, однако мало-помалу люди уверились, что его приход не предвещает бед. Они благоговели перед ним, и преклонение это не уменьшалось, а, наоборот, возрастало. Виннитар сказал, что такому гостю негоже спать на скамье, словно простому воину, и уложил его на мягкую перину. Он предложил Карлу самому выбрать женщину, которая согреет ему постель, но чужестранец учтиво отказался. Он ел, пил, мылся и справлял нужду, однако находились такие, кто утверждал, что он притворяется, чтобы его считали человеком, тогда как на деле не испытывает ни голода, ни других потребностей.

Разговаривал Карл негромко и дружелюбно, хотя иногда в его голосе проскальзывало высокомерие. Он смеялся шуткам и сам зачастую рассказывал забавные истории. Он ходил пешком, ездил на лошади, охотился, приносил жертвы богам и наравне со всеми веселился на пирах. Он состязался с мужчинами в стрельбе из лука и в борьбе, и никто не мог победить его. Играя в бабки или в настольные игры, он нередко проигрывал; молва немедленно приписала его проигрыши стремлению уберечься от подозрения в колдовстве. Он беседовал с любым, будь то Виннитар, никудышный работник или крохотный мальчуган, внимательно слушал и был добр со слугами и животными.

Но души своей он не открывал никому. Не то чтобы он был угрюмым и замкнутым, вовсе нет. Он сочинял слова и клал их на музыку, и та зажигала сердца слушателей, как никакая другая. Он жадно внимал сказаниям, легендам и песням и не оставался в долгу, ибо ему было о чем поведать: казалось, он исходил весь белый свет, не пропустив ни единого укромного уголка. Он повествовал о могущественном и сотрясаемом внутренними неурядицами Риме, о его правителе Диоклетиане, войнах и суровых законах. Он рассказывал о новом боге — том, что с крестом; готы слышали о нем от бродячих торговцев и от рабов, которых порой продавали так далеко на север. Он говорил о заклятых врагах римлян, персах, и о чудесах, которые те творят. Он щедро, вечер за вечером, делился своими знаниями о южных землях, где всегда тепло, а у людей черная кожа, где рыщут звери, которые сродни рыси, но размерами с медведя. Он рисовал углем на деревянных дощечках изображения других зверей, и готы разражались изумленными восклицаниями, потому что рядом со слоном и зубр, и даже троллий конь казались едва ли не козявками. По словам Карла, у восточных пределов располагалось королевство, что было больше, древнее и великолепнее Рима или Персии. Кожа людей, которые его населяли, была оттенка бледного янтаря, а глаза как будто косили. Чтобы обезопасить себя от диких племен с севера, они выстроили стену, длинную, как горный хребет, и кочевники стали им не страшны. Вот почему гунны повернули на запад. Они, сокрушившие аланов и донимавшие готов, были лишь соринкой в раскосом глазу Китая. А если двигаться на запад и пересечь римскую провинцию, которую называют Галлией, то выйдешь к Мировому Океану — готы слышали про него в преданиях, — а сев на корабль, покрупнее тех, что плавают по рекам, и плывя за солнцем, попадешь в земли мудрых и богатых майя…

Еще Карл рассказывал о людях и об их деяниях — о силаче Самсоне, прекрасной и несчастной Дейрдре, охотнике Крокетте… Йорит, дочь Виннитара, словно забыла о том, что достигла брачного возраста.

Она сидела среди детей на полу, у ног Карла, и слушала, а глаза ее, в которых отражалось пламя, светились двумя яркими звездочками.

Порой Карл отлучался, говорил, что ему надо побыть одному, и пропадал на несколько дней. Однажды, несмотря на то что он запретил ходить за ним, за Карлом увязался паренек, еще юный, но уже умевший выслеживать дичь. Домой он возвратился очень бледный и пробормотал, что Седобородый ушел в Тивасов Бор. Готы отваживались появляться там лишь в праздник середины зимы, когда они приносили под соснами три жертвы Победителю Волка[6] — коня, собаку и раба, чтобы он прогнал стужу и мрак. Отец мальчишки выпорол сына, а разговоры затихли сами собой.

Если боги не карают пришельца, лучше не доискиваться, в чем тут дело.

Карл приходил обратно в новом платье и непременно с подарками. Пустяковые на первый взгляд, они поражали воображение, будь то нож с необычно длинным стальным лезвием, роскошный пояс, оправленное в медь зеркало или хитроумный садок для рыбы. Постепенно на хуторе не осталось ни единого человека, который не обладал бы тем или иным сокровищем. На все вопросы Карл отвечал: «Я знаю тех, кто это делает».

Весна продвигалась все дальше на север: таял снег, река взламывала ледяной панцирь, набухали и распускались почки. Из поднебесья доносились крики перелетных птиц. В загонах слышалось тоненькое мычание, блеяние и ржание.

Люди, щурясь от ослепительно сверкавшего солнца, проветривали дома, одежды и души. Королева Весны, восседая на влекомой быками повозке, вокруг которой танцевали юноши и девушки с гирляндами из листьев и цветов на головах, возила от хутора к хутору изображение Фрийи, чтобы богиня благословила пахоту и сев. Молодые сердца бились чаще и веселее.

Карл уходил по-прежнему, но теперь возвращался, как правило, в тот же день. Они с Йорит все больше и больше времени проводили вместе, гуляли по лугам и бродили по лесам, вдали от любопытствующих взглядов. Йорит как будто грезила наяву. Салвалиндис упрекала дочь в том, что она пренебрегает приличиями, — или она ни во что не ставит свое доброе имя? Виннитар успокоил жену; сам он не спешил с выводами. Что касается братьев Йорит, они хмурились и кусали губы.

Наконец Салвалиндис решила поговорить с дочерью. Она привела Йорит в помещение, куда женщины, если у них не было других занятий, приходили ткать и шить. Поставив девушку между собой и широким ткацким станком, словно чтобы она не сбежала, Салвалиндис спросила напрямик:

— С Карлом, верно, ты ведешь себя иначе, чем дома? Ты отдалась ему?

Девушка покраснела и потупилась, сцепив пальцы рук.

— Нет, — прошептала она. — Я с радостью поступила бы так. Но мы только держались за руки, целовались и… и…

— И что?

— Разговаривали. Пели песни. Смеялись. Молчали. О, мама, он славный, он добр ко мне. Я еще не встречала такого мужчину. Он говорит со мной так, будто видит во мне не просто женщину…

Салвалиндис поджала губы.

— Твой отец считает Карла могучим союзником, но для меня он — человек без роду и племени, бездомный колдун, у которого нет ни клочка земли. Что он принесет в наш дом? Подарки с песнями? А сможет он сражаться, если на нас нападут враги? Что он оставит своим сыновьям? Не бросит ли он тебя, когда твоя красота увянет? Девушка, ты глупа.

Йорит стиснула кулаки, топнула ногой и воскликнула, заливаясь слезами — скорее в ярости, чем в отчаянии:

— Придержи язык, старая ведьма!

И тут же отшатнулась изумленная, пожалуй, не меньше Салвалиндис.

— Так-то ты разговариваешь с матерью? — опешила та. — Он и впрямь колдун и навел на тебя чары. Выкинь его брошь, швырни ее в реку, слышишь? — Тряхнув подолом юбки, Салвалиндис повернулась и вышла на двор.

Йорит заплакала, но приказание матери не исполнила.

А вскоре все переменилось.

В день, когда лил проливной дождь и Донар раскатывал по небу на колеснице, высекая топором слепящие молнии, к Виннитару примчался гонец. Он едва не падал из седла от усталости, бока полузагнанной лошади бурно вздымались.

Воздев над головой стрелу, он крикнул тем, кто устремился к нему по заполнявшей двор грязи:

— Война! Вандалы! Вандалы идут!

Его отвели в залу, где он предстал перед Виннитаром.

— Я послан моим отцом, Эфли из Долины Оленьих Рогов, а он узнал обо всем от Дагалейфа Невиттассона, человек которого бежал из сражения при Лосином Броде, чтобы предупредить готов. Но мы и сами уже заметили зарево пожаров.

— Значит, не меньше двух отрядов, — пробормотал Виннитар. — Рановато они в этом году.

— Им что, не надо сеять? — спросил один из его сыновей.

— У них в избытке рабочие руки, — вздохнул Виннитар. — К тому же я слыхал, что их король Хильдерик сумел подчинить себе вождей всех кланов. Выходит, войско их будет больше прежнего и наверняка подвижнее. Как видно, Хильдерик вознамерился захватить наши земли, чтобы накормить своих псов.

— Что же нам делать? — пожелал знать закаленный в битвах старый воин.

— Созовем соседей и тех, кого успеем, того же Эфли, если он еще жив. Соберемся, как и прежде, у скалы Братьев-Конников. Может, нам повезет, и мы столкнемся с не слишком многочисленным отрядом вандалов.

— А что станется с вашими домами? — подал голос Карл. — Вандалы обойдут вас и нападут на хутора, а вы будете дожидаться их у своей скалы. — Он не стал продолжать, ибо и без слов было ясно, что последует: грабежи, насилие, резня, угон молодых женщин в рабство…

— Придется рискнуть, иначе нас уничтожат поодиночке, — произнес Виннитар. Пламя в очаге выбрасывало длинные языки, снаружи завывал ветер, стучал по крыше дождь. Взгляд вождя обратился на Карла. — У нас для тебя нет ни шлема, ни кольчуги. Может, ты раздобудешь их себе там, откуда приносишь подарки?

Карл не пошевелился, только резче обозначились черты его лица.

Виннитар сгорбился.

— Что ж, принуждать я тебя не стану, — вздохнул он. — Ты не тойринг.

— Карл, о, Карл! — воскликнула Йорит, невольно выступая вперед.

Мгновение, которое показалось собравшимся в зале очень и очень долгим, седобородый мужчина и юная девушка глядели друг на друга, потом он отвернулся и сказал Виннитару:

— Не бойся, я не покину друзей. Но ты должен следовать моим советам, какими бы странными ты их ни находил. Ты согласен?

Люди молчали, лишь пронесся по залу звук, похожий на шелест ветра в листве.

— Да, — промолвил, набравшись мужества, Виннитар. — Пускай наши гонцы несут стрелу войны дальше. А мы с остальными сядем за пир.

О том, что происходило в следующие несколько недель, достоверных сведений не имеется. Мужчины сражались, разбивали лагеря, снова сражались, возвращались или не возвращались домой. Те, кто вернулся — а таких было большинство, — рассказывали диковинные истории. Будто бы по небу носился на коне, который не был конем, воин с копьем и в синем плаще. Будто бы на вандалов нападали ужасные твари, а в темноте зажигались колдовские огни; будто бы враги в страхе бросали оружие и бежали прочь, оглашая воздух истошными воплями. Всякий раз готы настигали вандалов на подходах к какому-нибудь хутору; отсутствие добычи приводило к тому, что от войска короля Хильдерика откалывались все новые и новые кланы. Словом, захватчики потерпели поражение.

Вожди готов во всем повиновались Скитальцу, который предупреждал их о передвижениях врага, говорил, чего ожидать и как лучше выстроить отряды на поле боя. Он, обгонявший на своем скакуне ветер, призвал на помощь тойрингам гройтунгов, тайфалов и амалингов, он сбил спесь с высокомерных и заставил их слушаться.

Со временем все эти истории смешались с древними преданиями, и правду невозможно стало отличить ото лжи. Асы, ваны, тролли, чародеи, призраки и прочие легендарные существа — сколько раз участвовали они в кровавых распрях людей? В общем, готы в верхнем течении Вислы вновь зажили мирной жизнью. За насущными заботами об урожае и хлопотами по хозяйству о войне скоро забыли.

Но Карл возвратился к Йорит как победитель.

Жениться на ней он не мог, ибо у него не было родни. Однако среди зажиточных готов бытовал обычай брать себе наложниц, и это не считалось чем-то постыдным, если, конечно, мужчина мог содержать женщину и детей. К тому же, Карл был Карлом. Салвалиндис сама привела к нему Йорит после пира, на котором из рук в руки перешло множество дорогих подарков.

По приказу Виннитара его работники срубили на том берегу деревья, переправили их через реку и построили дочери вождя добротный дом. Карл велел сделать ему отдельную спальню; кроме того, в доме имелась еще одна комната, куда не было доступа никому. Карл частенько захаживал в нее, но никогда не пропадал там подолгу и совсем перестал ходить в Тивасов Бор.

Люди перешептывались между собой, что он слишком уж заботится об Йорит, что не пристало взрослому мужчине вести себя, как какому-нибудь влюбленному мальчишке. Однако Йорит оказалась неплохой хозяйкой, а охотников посмеяться над Карлом в открытую как-то не находилось.

Большинство обязанностей мужа по дому он передоверил управителю, а сам добывал необходимые вещи или деньги, чтобы покупать их. Он сделался заправским торговцем. Годы мира вовсе не были годами затишья.

Коробейники, число которых заметно возросло, предлагали янтарь, меха, мед и сало с севера, вино, стекло, изделия из металла, одежду, керамику с юга и запада. Карл радушно принимал их у себя в доме, ездил на ярмарки, ходил на вече.

На вече, поскольку он не был членом племени, Карл только смотрел и слушал, зато потом, вечерами, оживленно обсуждал с вождями те вопросы, из-за которых драл глотки простой народ.

Люди, равно мужчины и женщины, дивились ему. Прошел слух, что похожего на него человека, седого, но крепкого телом, часто видели в других готских племенах…

Быть может, именно его отлучки были причиной того, что Йорит понесла не сразу; хотя, если разобраться, когда она легла в его постель, ей только-только миновало шестнадцать зим. Так или иначе то, что она в тягости, сделалось заметным лишь год спустя.

Йорит, хоть ей приходилось несладко, буквально лучилась от счастья. Карл же вновь поверг готов в изумление — теперь тем, что переживал не столько за дитя, сколько за будущую мать. Он кормил Йорит заморскими плодами и запретил ей есть соленое. Она с радостью подчинилась, заявив, что так проявляется его любовь.

Тем временем жизнь продолжалась. На похоронах и поминках никто не осмеливался заговорить с Карлом, ибо от него веяло неизвестностью. Главы родов, выбравших его, откровенно изумились, когда он отказался от чести быть тем, кто провозгласит новую Королеву Весны.

Впрочем, вспомнив его заслуги перед готами, былые и настоящие, ему это простили.

Тепло; урожай; холод; возрождение; возвращение лета… Йорит приспела пора рожать.

Роды были трудными и продолжительными. Она стойко терпела боль, но лица женщин, которые помогали ей, были мрачными. Эльфам не понравится, что Карл настоял на неслыханной чистоте в спальне; а ведь он хотел еще — мужчина! — сидеть рядом с роженицей! Да ведает ли он, что творит?

Карл дожидался в комнате за стеной. Когда явились гости, он, как полагалось, выставил на стол мед, но видно было, что ему невмоготу. Когда, уже под ночь, они ушли, он не лег спать, а просидел в темноте, не смыкая глаз, до рассвета. Время от времени из спальни к нему выходила повитуха. При свете лампы, которую держала в руке, она углядела, что он то и дело посматривает на ту дверь, к коей не подпускал никого из домашних.

На закате второго дня повитуха в очередной раз вышла из спальни. Друзья, окружавшие Карла, смолкли. Из свертка на руках повитухи донесся писк. Виннитар испустил крик. Карл поднялся, ноздри его побелели.

Женщина, встав перед ним на колени, развернула одеяло и положила на земляной пол, к ногам отца, крошечного мальчугана: весь в крови, он сучил ножками и плакал. Если Карл не возьмет ребенка, она унесет его в лес и бросит на съедение волкам. Карл подхватил малыша, даже не глянув, все ли с ним в порядке, и прохрипел:

— Йорит? Как Йорит?

— Отдыхает, — сказала повитуха. — Ступай к ней, если хочешь.

Карл отдал ей сына и кинулся в спальню. Женщины, бывшие там, расступились. Он наклонился к Йорит. Лицо ее было бледным, глаза запали, лоб блестел от пота. Увидев над собой возлюбленного, она сделала такое движение, словно тянулась к нему, и улыбнулась уголками губ.

— Дагоберт, — прошептала она. Этим родовым именем она желала назвать своего сына.

— Конечно, милая, — проговорил Карл. Не обращая ни на кого внимания, он поцеловал ее. Йорит закрыла глаза.

— Спасибо тебе, — пробормотала она еле слышно. — Я родила сына от бога.

— Нет…

Вдруг Йорит вздрогнула, прижала руку к животу, открыла глаза — зрачки были расширенными и неподвижными. Тело ее обмякло, дыхание сделалось затрудненным.

Карл выпрямился и выбежал из спальни. Достав из кармана ключ, он отпер запретную дверь и с грохотом захлопнул ее за собой.

Салвалиндис подошла к дочери.

— Она умирает, — проговорила жена вождя. — Спасет ли ее колдовство? Или повредит?

Дверь распахнулась. Пропуская вперед своего спутника, Карл забыл затворить ее. Люди разглядели некий металлический предмет. Кое-кому вспомнился скакун Карла, на котором он летал над полем битвы. Кто схватился за амулет, кто поспешно начертал в воздухе знак, оберегающий от злых духов.

Карла сопровождала женщина, одетая, правда, по-мужски — в переливчатых брюках и такой же рубахе. Черты лица выдавали в ней иноземку: широкие, как у гунна, скулы, короткий нос, золотистая кожа, прямые иссиня-черные волосы.

Женщина несла в руке какой-то ящик.

Они ворвались в спальню. Карл выгнал из комнаты готских женщин, вышел вслед за ними, запер дверь в помещение, где стоял его скакун, и повернулся к людям, которые в страхе отпрянули от него.

— Не бойтесь, — выдавил он, — не бойтесь. Я привез мудрую женщину. Она поможет Йорит.

Ожидание затянулось. Наконец незнакомка выглянула из спальни и поманила к себе Карла. Увидев ее, он глухо застонал, подошел к ней на негнущихся ногах и позволил провести себя внутрь. Вновь установилась тишина. Потом послышались голоса: его — гневный и страдающий, ее — ласковый и умиротворяющий. Языка, на котором они говорили, никто из готов не понимал. Когда они вышли, вместе, Карл выглядел постаревшим на много лет.

— Кончено, — произнес он. — Я закрыл ей глаза. Приготовь ее к погребению, Виннитар. Без меня не хороните.

Они с мудрой женщиной скрылись за запретной дверью. На руках повитухи зашелся криком Дагоберт.