05 августа 2002 года Персидский залив, Персия Оперативное соединение "Флотилия 17"

Ночью Персидский залив замирает. Мелководный, теплый — этот кусок моря в окружении раскаленной пустыни и гор является одним из самых желанных кусков мирового океана, если считать в геополитическом смысле. Персидский залив — это нефть, это газ, это глубокая переработка нефти и газа до шестого передела включительно. Персидский залив — это вода с нефтяной, радужной пленкой на ней и частоколом блестящих ректификационных колонн по берегам. Нефть в основном перерабатывают здесь же, и здесь же грузят на танкеры. Далеко в море уходят толстые хвосты труб, по каждой из которых, не пригибаясь, мог бы пройти человек, заканчиваются эти ответвления от трубопроводов — далеко в море. Это так называемые станции, каждая имеет свой сложный буквенный код, обозначающий, откуда эта станция питается и что отгружает потребителям. К станциям ежедневно причаливают танкеры, они столь огромны, что не могут грузиться у берега и всю жизнь проводят на открытой воде, единственный раз они видят сушу во время их постройки. Эти левиафаны, предварительно сбросив из танков балластную воду (никакие штрафы не помогают), ведомые мощными буксирами причаливают к станциям — и живительный черный дождь проливается в их танки. В основном это бензин — миру надо много бензина, мир не может без него жить, а здесь — бензина более чем достаточно. Потом те же буксиры выводят груженый танкер на большую воду, на фарватер — он обозначен длинной цепочкой тральных вех, снабженных фонарями и радиомаяками. Они здесь необходимы, потому что Персидский залив мелководен, полно отмелей и если груженый под пробку танкер напорется на мель, то снять его без разгрузки прямо в море будет невозможно. Современные танкерные команды невелики — обычно это двадцать-двадцать пять человек, большая часть работ на судне выполняется автоматикой. Главный на танкере — капитан, он зарабатывает столько, что часто выходит на пенсию миллионщиком, а за проводку судна в порт быстрее нормы получает премию, достаточную чтобы купить на нее автомобиль. Самый большой бардак обычно бывает у горловины Ормузского пролива — там мало того что фарватер никакой, так еще и полно островов. Танкеры встают в очередь, один за другим, их проводит лоцманское судно, потому что рельеф дна здесь такой, что не помогает никакая автоматика. Каждый год огромные землечерпалки, базирующиеся на Бендер-Аббас и на Мускат, выходят, чтобы углублять фарватер на этом участке — но каждый год все приходится повторять заново.

Сейчас на фарватере было на удивление тихо — старые морские волки, отдавшие здоровье в этих местах припомнить не могли, чтобы не было очереди на проводку. Однако же ее не было — Исламский Халифат объявил эмбарго на поставки нефти — черной крови этих земель. Теперь танкеры грузились только на станциях, идущих от Абу-Даби и от Басры — и то и другое принадлежало русской короне, а она эмбарго не объявляла, даже несмотря на явно недружественные действия объединенного, британо-американского флота. Хуже было другое — страховщики, учитывая нездоровую обстановку в заливе резко взвинтили стоимость страховки, а владельцы танкеров — стоимость фрахта. В пабах Лондона — столице мирового коммерческого судоходства — шутили, что в кой то веки раз в этом году Ллойд[37] сработает без убытков. Большая часть танкеров грузилась теперь на станциях, расположенных на побережье Средиземного моря — и огромная пробка образовалась теперь уже на проход по Суэцкому каналу, который и до этого то был перегружен. Да еще и стоимость продукта там была дороже, потому что в цену входил тариф на перекачку по трубопроводам. В общем и целом — сплошные убытки.

Но пока капитаны танкеров в ожидании проводки через Суэц лаялись между собой, выясняя где чья очередь, пока на Лондонской, Нью-Йоркской, Санкт-Петербургской товарно-сырьевой бирже стоимость базовых товаров — бензина "Нормал"[38] и сжиженного газа "N 1 осушенный" медленно но неуклонно ползла вверх — Персидский залив спал.

Но не весь…

Невидимая в темноте радужная пленка разорвалась, повинуясь грубому насилию — и на поверхности залива появилась голова. Черная голова морского чудища с единым, большим, на поллица глазом стеклянной маски. Дышало чудище через гофрированные, армированные сталью — чтобы не перерезали в безмолвной и жестокой подводной схватке — трубы, ведущие за спину, где уютно устроились баллоны с дыхательной смесью. Чудище замерло, осматриваясь.

Никого. И ничего. Только впереди — остров. Кешм, порт, прикрывающий один из главных портов Персии — Бендер-Аббас. Здесь есть все что угодно — и артиллерия, и авиация на аэродромах и противокорабельные ракеты. В общем — это стратегический объект, который нужно обезвредить. Любой ценой.

Осмотревшись, боевой пловец погрузился.

То же самое происходило в данный момент на всех малых островах, которые в изобилии имеются в Персидском заливе. Форур, Киш, Лаван, все эти острова были признаны ключевыми точками, потому что штаб счел вероятным, что при начале штурма исламские экстремисты могут разлить по поверхности залива нефть и поджечь ее, попытавшись тем самым блокировать фарватер и не дать десантным кораблям пройти в залив. Могли и попытаться взорвать заводы по переработке сжиженного газа — взрыв выйдет очень мощный, несколько килотонн, а материальный ущерб — просто огромным. Поэтому — первыми удар наносили спецназовцы флота с острова Рыбачий в Черном море. В сотрудничестве с разведкой морской пехоты они должны были высадиться на берег и острова[39] первыми, захватить и обезопасить инфраструктуру переработки и отгрузки нефти и газа. Только после этого — в действие должны были вступать основные силы флота, сведенные в десантное соединение N 17.

Семь боевых пловцов из группы подводных средств движения ждали восьмого на глубине примерно метров пять под поверхностью. Они проделали путь больше тридцати километров, выйдя с подводной лодки "Макрель" типа "АМУР-1650", сейчас лежащей на дне где-то на траверзе полуострова Мусандам, в стороне от судоходного фарватера на глубине всего двадцать метров — до рубки можно было донырнуть. Три подводные лодки доставили к берегу тридцать шесть боевых пловцов каждая, оставшиеся — группа надводных средств движения — как раз должна была сейчас спускать на воду свои быстроходные катера с большого десантного корабля, стоящего на траверзе Муската. В вертолетах должны были занимать свои места ударные соединения морской пехоты, которые должны были высадиться ночью и закрепить успех спецназовцев. Пока операция развивалась по плану.

Нырнув, спецназовец безошибочно нашел висящие в мутной воде транспортеры — каждый на четыре человека, с нейтральной плавучестью, способны преодолеть сто морских миль без подзарядки батарей с полным грузом. Полный груз — это четверо, со снаряжением, четыре боевых пловца. В отличие от американского аналога, где двое сидели в открыто кабине, а двое — держались на рукоятки на боку "большого скутера" — здесь у каждого в транспортере было свое место, снабженное маленьким сидением, козырьком и шлангом, для питания дыхательной смесью — при движении спецназовцы дышали смесью со скутера, а не с баллонов.

Молча — боевые пловцы и в жизни молчаливые люди, на глубине не поговоришь — разведчик поднял большой палец. Все в порядке…

Оставив транспортеры на месте — их заберут потом — группа переключилась на дыхание от носимого запаса, выстроилась клином — семь человек и разведчик впереди. Лениво шевеля ластами, ощетинившись автоматами "Морской лев" — у исламских экстремистов не было боевых пловцов, а вот у американцев и британцев, которые стриптизируют[40] в международных водах в Красном море — они были, и мало ли что они задумали именно в этот конкретный момент. К нападению надо всегда быть готовыми, море не прощает ни небрежности, ни ошибок.

Разведчик подал сигнал — внимание, минная опасность.

Мины…

Мина против боевого пловца представляла собой совсем не ту рогатую гадину, которую мы привыкли видеть по фильмам. Это небольшая, ощетинившаяся во все стороны усами, отходящими от тела — цилиндра мина либо подрывается — взрыв ее по силе примерно равен взрыву противопехотной осколочной гранаты, либо поражает боевого пловца разрядом тока. Второе — менее вероятно, потому что надежной системы так и не создали. Либо — просто сообщает на берег о проникновении. В любом случае — ничего хорошего встреча с такими минами не сулила.

Разряжать такую мину смысла не было — но ее можно было просто отбуксировать в сторону, обрезав минреп. Или затопить — она изначально сделана с нейтральной плавучестью, и если добавить на ее корпус груз — она затонет. Разведчик достал специально для этого предназначенную палку, похожую на раскладную автомобильную антенну старого образца — и, стараясь не задеть отходящих от мины усов — прицепил к ней небольшой, но тяжелый магнит. Магнит нарушил плавучесть мины и она, медленно и величественно пошла ко дну.

Разведчик включил сканер (переделанный из гражданского для дайверов, охотящихся на рыбу с подводными ружьями или острогами) — его могли засечь по нему, и включать его было смертельно опасно — но еще опаснее было его не включать. Обвел им вокруг себя, засекая новые мины…

Их было шесть.

Две, находящиеся на самом краю — он просто оттолкнул в сторону, перерезав минреп. Еще четыре — затопил, посадив на них магниты. Потом, еще раз проверив "протраленный" им фарватер — подал знак — следовать строго за мной.

Построившись в колонну, один за другим спецназовцы миновали опасный участок.

Следующим препятствием на их пути стала сеть, причем новейшая, малозаметная, в которой можно запутаться, уже не выпутаться и умереть от удушья — но они точно знали ее местоположение, потому что сами ее и выставляли. Ее они просто раскромсали ножами, стараясь соблюдать осторожность, и страхуя друг друга. Проделав в смертельной для боевого пловца паутине проход, они проплыли через него.

Берег…

Полоса прибоя — самое опасное для боевого пловца место. Это не вода, и не земля — что-то между ними. Если ты снял с себя акваланг или ребризер[41] — то ты беззащитен и если впереди вспыхнет прожектор, ты уже не уйдешь, не нырнешь в спасительную литораль[42] и укрытий, чтобы избежать летящих в тебя пуль — на пляже обычно тоже не бывает. Боевой пловец — он рыба, он ищет спасения в воде, а тут, если их предали, если место высадки знает противник — им не спастись. А что исламские экстремисты делают с попавшими в их руки пленными — все они отлично знали.

Четверо остались в полосе прибоя, волнения почти не было — и они стояли по грудь в воде, безмолвными черными статуями. Несмотря на то, что автоматы они держали на изготовку — они вряд ли бы смогли помочь своим товарищам на берегу, потому что автоматы их — в подводном положении, снаряжены пулями-стрелами, которыми в воздухе нельзя попасть в цель и за пятьдесят метров. Это просто были правила высадки — сначала высаживается первая половина группы, приводит оружие в комплектацию "земля" и прикрывает вторую группу, которая высаживается следом. Этими же правилами предписывалось — в случае, если на берегу засада — ни в коем случае не пытаться помочь тем, кто высадился, а сразу нырять, уходить на глубину. Но все они знали, что если впереди вспыхнет прожектор, и застучат пулеметы, распиная на песке затянутые в резину тела — все они рванутся вперед, чтобы вынести, утащить в воду своих товарищей, живых или мертвых, потому что кодекс чести русского моряка запрещал бросать товарища на погибель. Так, они, скорее всего, погибнут сами — но честь в этом случае — важнее смерти.

Однако — не вспыхнули прожектора, не застучали пулеметы. Почему-то командир группы спецназа был уверен, что занявшие остров исламские экстремисты — а вчерашний пролет разведывательного самолета вкупе с данными спутниковой разведки показали, что они там есть — даже не проводят ночной обход береговой полосы, чтобы выявить высадку группы морского спецназа. Это все потому, что они террористы, а не военные. Террористы внезапно нападают и так же внезапно уходят — все это они делают на берегу. Но у них нет ни дисциплины, ни знания того что на самом деле нужно делать, чтобы обезопасить себя от нападения, комплекса ПДМ[43] они не знают, и выполнять его не желают, потому что это банда, а не армия. Типичнее сухопутные крысы, они даже не подозревают о возможности нападения из-под воды, они смотрят на ее зеркальную гладь — и не подозревают, что в водной толще может скрываться их смерть.

Первая группа, отсоединив магазины с пулями-стрелами — их у каждого было по два — присоединила другие, с боевыми патронами, превратив автоматы в оружие для боя на земле. Затем, они рассыпались и залегли на песке, прикрывая высадку второй группы…

Старший группы хорошо знал этот остров — большую его часть занимал нефтеперерабатывающий завод, на который нефть поступала по трубопроводу, перекинутому с суши по мосту. Здесь так же были: лоцманская станция, работающая на проводке танкеров через Ормузский пролив, небольшой аэродром сил береговой охраны и воинская часть, которая в данный момент была занята экстремистами. Экстремистов здесь могло быть до ста человек — нормальное соотношение для спецназа. Но в одиночку они воевать с ними не собирались — они должны были дать сигнал дрейфующим мористее двум скоростным лодкам, на которых размещалось тридцать два боевых пловца из группы надводных средств движения. Сорок бойцов — этими силами уже можно было зачистить остров от экстремистов, обезопасить находящиеся на нем сооружения и обеспечить высадку в Бендер-Аббас основных сил десанта. Кроме того — бойцы ГНСД после зачистки острова должны были — если не случится ничего непредвиденного — снова сесть в свои лодки и участвовать в налете на порт Бендер-Аббас с моря.

Переснарядив оружие и распаковав два пулемета со снайперской винтовкой (сухопутное оружие, транспортировавшееся в водонепроницаемых контейнерах), несколько минут группа лежала недвижно и бесшумно. Нужно было просто привыкнуть к суше, к ее звукам — а заодно и понять, не ждет ли их тут кто с распростертыми объятьями. Когда высаживаешься с литорали на побережье ночью — глаза плохо видят, и надо дать им какую-то адаптацию, прежде чем двигаться дальше. Отлежавшись, командир группы достал небольшую рацию и один раз нажал на кнопку. В этот момент на спутник ушло сжатое до предела сообщение — одна тысячная доля секунды на передачу, ни перехватить, ни запеленговать. Это был заранее оговоренный условный код — высадились удачно, ждем вторую волну десанта. После чего — группа подождала еще немного и двинулась в путь, оставив на берегу приводной маяк. Ожидать вторую группу десанта на берегу — командир первой группы не собирался.

Остров этот был самым большим в Персидском заливе — примерно пятьдесят километров в длину и от трех до пяти — в ширину. Получалось где-то двести — двести двадцать квадратных километров площади, здесь был даже город — Кешм, в котором жили в основном нефтяники и газовики, работающие на расположенных тут объектах инфраструктуры и на танкерной погрузке-проводке. Именно к нему и направлялись спецназовцы, потому что основные силы вошедших на остров боевиков были сконцентрированы там, на производственные комплексы они, судя по изображениям, не совались. Оно и понятно — в химической переработке ни хрена не понимают.

С самого начала спецназовцы взяли темп — передвигаясь не бегом, а быстрым шагом, идеально подходящим для скрытного передвижения по занятой противником местности. Так они могли идти два дня подряд — на учениях было. Каждый в группе знал свои обязанности — один, полузакрыв глаза слушал тишину, второй — смотрел во все глаза, стараясь не пропустить мельчайших признаков опасности, остальные — каждый прикрывал свой сектор огня. Шли они быстро и бесшумно — как тени…

Из всех относительно незанятым был только командир — потому то они и обратил внимание на громаду обнесенного забором нефтеперерабатывающего. Завод, который всегда трудился в три смены, это переплетение труб и колонн, привязанных к стоящим отдельно, полувкопанным в землю огромным емкостям с нефтью, принадлежал на паях русскому товариществу на вере и германскому концерну Degussa, лидеру химической промышленности мира — был настоящей золотой жилой. Он перерабатывал и нефть, и попутный нефтяной газ до четвертой степени переработки, давая прибыль в три рубля в год на вложенный рубль. Нужно быть полным идиотом и варваром, чтобы остановить это — и, тем не менее, завод был остановлен, горело только аварийное освещение, а ворота были выбиты — скорее всего, грузовиком, и его никто не охранял. Командир группы — он хоть и был военным, которому должно быть неважно все это — но он был и русским, и подданным Его Величества, и он понимал, какой вред приносит — всем, казне, народу, Престолу — простаивание без дела такого завода, и какой вред принесет его возможное уничтожение. А ведь эти — люди под черным флагом — запросто могли его заминировать, с них станется. Понимая это, командир раздосадовано покачал головой, не прекращая ни на минуту продвижение к цели.

Вызов нагнал их, когда они уже залегли на окраине города, причем командир рассматривал его через прибор ночного видения, а снайпер — номер четвертый в их группе — обвязавшись для страховки веревкой сноровисто, как ремонтник, забрался на ЛЭП и рассматривал лежащий перед ним город в прицел, пытаясь понять, что там происходит.

— Один-один — я три-один, выйдите на связь!

Командир чертыхнулся — про себя, молча, оторвали от наблюдения — ответил, не отрывая ночного бинокля от глаз.

— Один-один на приеме.

— Два-один и три-один высадились.

— Вас понял, нахожусь на окраине города. Боеконтакта не было.

— Вас понял, укажите по цели-один.

— Цель-один покинута, признаков противника не обнаружен. Провел только внешний осмотр по периметру, как поняли?

— Вас понял. Главный устроил конвейер, два Громовержца будут давать концерт по заявкам. Их общий позывной — Птица, наши позывные они знают.

Использование тяжелых штурмовиков типа Громовержец семь и восемь первоначально было признано слишком опасным — слишком много огнеопасных объектов, один снаряд, попавший не туда — и потом придется тушить неделями. Видимо — решили в самый последний момент, даже не довели до всех исполнителей. До них точно не довели — они лежали на дне в режиме радиомолчания и с невеселыми мыслями, думая, что будет с ними, если какой-либо танкер отклонится от фарватера, или буксир для проводки решит лихо развернуться. Но весть радостная — ни один спецназовец не откажется от поддержки этих оснащенных артиллерийскими орудиями и скорострельными пушками великанов.

— Вас понял, принял решение войти в город, не дожидаясь два-один.

— Один-один, это рискованно.

— Три-один, мы не будем ввязываться в бои. Займем ключевые точки и обеспечим вашу работу…

— Добро, один-один, конец связи.

Закончив с обменом, командир снова обратил внимание на город. Он казался вымершим, хотя нефтяники и моряки обожают развлечься, и насколько он знал — раньше по ночам здесь было море огней. Здесь что — всех выбили? Да быть этого не может.

— Один-четыре, что наблюдаешь?

— Засек три поста. На пределе видимости, примерно полтора клика. На крышах.

— Активность на улицах?

— Не наблюдаю.

— Отработать посты сможешь?

— Так точно.

Командир группы принял решение

— Взять на прицел. Работаешь только по сигналу.

— Принято.

Посты могли быть связаны между собой, могла проводиться перекличка между ними — все-таки на стороне Махди оказалось немало офицеров, а их учили мы же, и соображение что и как делать они не потеряли. Лишний раз рисковать, тем более, когда основным силам — полчаса пути — не стоит.

— Один-один всем! Ориентир — управа, один-четыре — координирует отсюда. До сигнала залечь!

Оружие ГГ из Бремени Империи MASADA с ГП-30

Высадившиеся на остров боевые пловцы Российской Империи имели сразу несколько задач. Первая группа — позывной начинается с единицы — имела задачу разведать место высадки, затем выдвинуться к городу и провести его первичную разведку. Более многочисленные, высаживающиеся с боевых катеров группы — две группы по шестнадцать человек в каждой, в каждой группе было по шесть пулеметов — имели задачи: группа поддержки с позывным, начинающимся на "один" должна была выйти к городу Кешм и занять его до рассвета, либо, если это не удастся — обеспечить высадку на остров дву[43]х рот морской пехоты с вертолетов. Группа с позывным, начинающимся на "три" должна была совершить марш и захватить воинскую часть, которая прикрывала остров, не дать вывести технику и вертолеты из ангаров. Затем, обезопасив воинскую часть — выдвинуться в район нефтеперерабатывающего завода и захватить его, или, по крайней мере, провести разведку и создать условия для его захвата силами морской пехоты. И пока группа два выдвигалась к городу — группа три бросилась вглубь острова, к воинской части.

Они не знали, с чем им придется столкнуться — потому что аналитики, отрабатывающие полученный материал, спутниковые и авиационные фотографии, так и не смогли прийти к однозначному выводу, что там происходит. То ли военные перешли на сторону Махди, что было более чем вероятно — то ли воинская часть занята отрядами террористов. Как бы то ни было — атаковать в лоб было нельзя, надо было сначала разобраться.

Поскольку группа два принадлежала к отряду надводных средств движения — вооружена она была куда лучше, чем группа один. У них на шестнадцать человек было три единых пулемета, две снайперские винтовки — обычная и тяжелая, два бесшумных автомата и девять автоматов с подствольными гранатометами. Плюс — каждый нес по одной реактивной гранате и по три мины типа МОН — на случай, если придется отходить или устраивать минную засаду. Штатная численность воинской части, расквартированной в гарнизоне, за которым они сейчас наблюдали — триста сорок человек, считая гражданский персонал. Тоже нормальное соотношение, учитывая подготовку спецназа.

Наблюдение ничего не дало — только снайперов выставили на позиции, один из них забрался за дерево, другой — на ЛЭП. Снайперы доложили, что нем видят не только активности — но и часовых на постах, что для действующей воинской части было святотатством. Горело только дежурное освещение, да несколько окон.

Аллах велел ночью спать, мать твою…

Прикинув обстановку, командир группы два сам не поленился взобраться на ЛЭП и позаимствовав у снайпера его оружие, внимательно рассмотрел городок. У него уже созрело понимание — что и как делать. План был красивым…

Спустившись по веревке, которую снайпер оставил для экстренной эвакуации на землю, командир обрисовал круг над головой — общий сбор.

Собрались — кругом, достали карту, засветили ее тусклым светом фонаря с красным светофильтром.

— Занимаем позиции у ангаров. Здесь… здесь и здесь. Устанавливаем мины, дабы обезопасить подход. До команды. Основная задача — вскрыть ангары, проверить технику. Это — будет наш козырь в игре.

Любой из группы должен был уметь водить любую боевую технику, которая только была на вооружении. Захватив ее, они теряют преимущество в скрытности — но приобретают — в огневой мощи. Там должны были быть тяжелые бронетранспортеры, можно завести два или три из них, тогда у них будет прекрасная огневая поддержка. Остальное нужно заминировать.

— Кто сможет вскрыть ангары?

— Я…

— Отлично — ты и вскрываешь. Последние шесть номеров вскрывают ангары, минируют технику, а два или три бронетранспортера проверяют на предмет готовности. Заводиться — только по сигналу. Остальные — занимают позиции, цель — казармы. Наша задача — занять оружейку, подавить сопротивление, если таковое будет. Снайперы и группы огневой поддержки при необходимости помогут нам. Не забыть — на каждую машину маяк на броню, не будем рисковать. Все, приступаем, господа. С нами Бог!

— За нами Россия!

Группа просочилась на территорию части как раз рядом с ангарами — напротив них. Проволоку — част была горожена высоким забором из сетки-рабицы — просто перекусили, сканер ничего не показал, никаких скрытых средств охраны и сигнализации. Опасности впереди не было, если бы была — предупредили бы находящиеся на господствующих точках над местностью снайперы. Все шло настолько хорошо, что это было даже подозрительно…

Небольшая часть группы отделилась от общего строя, направилась к мехпарку части — это были закрытые ангары с воротами, они стояли друг напротив друга, а между ними — бетонированная площадка. Можно было вырезать дыру в стене, можно было сбить замок — но шестой поступил проще. Замок был обычным, кондовым, амбарным, без изысков. Шестой достал набор ключей — его он носил всегда, на всякий случай, стараясь не греметь, попробовал один, второй… почти подошел десятый. Дальше он просто надел на ответную часть ключа, сделанную под шестигранник нечто вроде трубы — и навалился со всей своей богатырской силой. Через несколько секунд — замок бессильно хрустнул…

Один за другим спецназовцы проникли внутрь, включили фонари — со светофильтрами, даже здесь, в закрытом помещении. Лучи их высветили длинные ряды техники, стоящей в полной боевой готовности. Часть была кавалерийская — а это значит, ни одной единицы гусеничной техники, только внедорожники и бронетранспортеры. Для условий Персии — в самый раз.

Знаками командир отдал приказания — двое вскрывают и проверяют технику, четверо минируют оставшуюся…

— Внимание! Машина по фронту от вас, от ворот части! Две машины! Две машины!

Они едва успели упасть на бетонку — спрятаться здесь было негде — голяк, вертолетные пустые площадки. Начали отползать… хорошо, что темно, машины идут с включенными фарами — значит, в темноте ничего не увидят.

Машины свернули к городку…

— Похоже, что-то затеяли…

Это уж точно… две машины посреди ночи.

— Три-тринадцатый три-первому — задача один выполнена.

— Принято, вопрос три-восемь, что наблюдаешь, доложи!

— Три-один, автомобили остановились у одного из зданий военного городка, на грузовиках вооруженные люди, как поняли?

— Вас понял, вопрос — являются ли вооруженные люди военными?

— Никак нет, больше похожи на гражданских.

— Принято, продолжайте наблюдение.

Немного подумав, командир переключил рацию на другой канал — связь с оперативным штабом, находящемся на большом десантном корабле.

— Главный, я три-один. Находимся на исходной. Прошу прикрытия, до команды огня прошу не открывать.

— Три-один, переключаю на птиц. Птица-семь направляется к тебе, связь напрямую.

— Вас понял, Главный. Птица-семь, прошу выйти на связь.

— Птица-семь на связи, мы наблюдаем вас.

— Птица семь, включаю маяк, подтвердите, что видите его.

Командир группы достал из кармашка разгрузки маяк — размером он был примерно с дамскую пудреницу, включил его и бросил в сторону здания мехпарка. Маяк ударился об стенку и отскочил на бетон.

— Птица-семь, вопрос — вы видите маяк?

— Положительно, третий, наблюдаем вспышки рядом с большим ангаром.

— Птица-семь, отсчет от ангара, в ангаре находятся наши люди, стрелять по ангару запрещаю, как поняли?

— Вас понял, отсчет от ангара, по ангару вести огонь запрещено.

— Верно, восточнее ангара, примерно полклика — здание казарм, около него грузовики и движение, подтвердите, что видите цель.

— Минутку… да, подтверждаем. Цель видим, активное движение.

— Птица семь, прошу произвести поиск, радиус километр от цели и доложить результат. Нас интересует любая активность.

— Минутку, третий…

Командир группы еще не решил, что делать. С одной стороны — рисковать людьми, когда казарму можно просто уничтожить глупо. Одно из правил — никогда не посылай человека туда, куда можно послать пулю.

С другой стороны — не будет ничего хорошего в том, что артиллерийский разрыв в районе казарм поднимет на ноги весь остров.

— Третий, наблюдаем активность. Снайпер, на одной из вышек ЛЭП, примерно клик восточнее вас. Еще один на дереве чуть севернее.

— Птица семь, это союзник, повторяю — это союзник. Снайперам — обозначить себя, мать вашу!

Командир был зол, прежде всего, на себя — не предусмотрел, и горячие парни на летающей артиллерийской батарее могли бы запросто врезать по обнаруженным снайперам.

— Минутку… снайперы обозначили себя… подтверждаю — вижу союзников.

— Птица-семь, мы собираемся угнать несколько боевых машин и оказать поддержку другим группам, машины пометим маяками. Прошу держать под прицелом указанную цель, если оттуда будет открыт огонь — цель уничтожить.

— Вас понял, третий. Мы над вами.

Это радует…

Командир переместился в ангар, почему-то сразу почувствовал себя спокойнее под крышей. Громовержцы внушали ужас всем — и тем, по кому они работали, и тем, кого они поддерживали, просто вторые не спешили в этом признаваться. Постоянное ощущение того, что над тобой висит пятьдесят тонн алюминия, стали, пушек и приборов наблюдения, что там, кто-то в высоте сидя в кресле оператора и попивая кофе, рассматривает тебя, букашку на земле в термооптический прибор наблюдения, и ты для него — просто изображение на экране монитора. А он для тебя — Бог, потому что если он нажмет кнопку, то где-то там, в небесной выси автоматическая пушка изрыгнет порцию снарядов и они долетят до земли за несколько секунд, и тебя больше не будет. От этого самолета не скрыться и не защититься, как бы ты не был подготовлен. Если поступит приказ — он найдет тебя и убьет.

К командиру подошел два — двенадцать, старший группы минирования.

— Десять минут — доложил он.

— Какая техника меньше всего шумит?

— То есть? — не понял он

— Если мы заведем технику, какая будет меньше всего шуметь? На чем бы ты поехал, если бы желал бесшумно свалить отсюда?

Старший группы включил фонарик, прошелся лучом по ровному ряду техники…

— Я бы взял вот это. Легкий бронетранспортер, он весит всего восемнадцать тонн, но у него есть пушка. Я бы вообще выкатил его отсюда на руках и только тогда завел. Скажем, за ангаром. Если заводить в помещении — то стенки сыграют роль своеобразного резонатора. А если на улице, да еще за ангаром — то это могут и не услышать.

— Сможем выкатить?

— Если все навалимся, то сможем. Там управление как на автомобиле, нужно только поставить на нейтраль.

— Тогда приступаем. Сколько нужно машин для всей группы?

— Хватит и двух.

Две машины, открыв ворота, выкатили на руках, оттолкали на ангар. Первым делом пометили маяками, чтобы случайно не попасть под удар. Никто в казармах — ни те, кто приехал, ни те, кто там был до этого — так ничего и не заметили.

— Главный — всем, доложить статус и готовность!

— Группа-один, нахожусь на окраине города, статус пассивный. Боеконтакта не имею.

— Группа-три, нахожусь на территории воинской части, статус пассивный, боеконтакта не имею. Боевая техника обезврежена, имею две мобильные вооруженные единицы, готов действовать.

— Птица-семь, нахожусь над воинской частью, скопление агрессоров под прицелом, готов действовать.

— Птица-восемь на подходе, РВП пятнадцать минут.

— Главный всем! Фаза один завершена. Фаза один завершена. План по фазе два меняется. Назначаются группы четыре и пять, вертолетный десант, огонь по сигналу. Группа три выдвигается на объект "завод" и захватывает его. Активность — по сигналу общий, повторяю — активность по сигналу общий!

MASADA без гранатомета

Группа два-один, относящаяся к группе надводных, а не подводных средств движения предпочитала скорость и огневую мощь скрытности. Боевые лодки, каждая из которых была снабжена четырьмя подвесными моторами, дрейфовали неподалеку от острова, каждая из них была закрыта маскировочной сетью и больше походила, если не всматриваться, на зеленый островок, которые во множестве выносит в Персидский залив течениями Тигра и Ефрата. Вот только торчащий из-под маскировочной сети ствол пулемета несколько не гармонировал с мирным видом двух неспешно дрейфующим по темным, покрытым мутными радужными разводами пролитой нефти водам залива. Получив сигнал, пришедший из космоса, с висящего на околоземной орбите спутника связи, лодки пришли в движение, пошли на восток, оставляя за собой белые буруны воды. Прямо на ходу спецназовцы частично сбросили с лодок масксети — чтобы ничего не мешало действовать пулеметчикам.

Хвала Аллаху, милостивому и милосердному, господу всех миров…

Так начинается Коран, основная книга для более чем миллиарда жителей этой планеты. Как ни странно — в ней не призывают к убийствам, взрывам, террору. Увы, Коран родился в те времена, когда народам пришлось бороться за выживание, и основным средством этой борьбы стал меч. Появились сборники хадисов — высказываний и деяний пророка Мухаммеда (с.а.с.), переданные через вторые, третьи а то и четвертые руки. Сразу возникли сомнения в их достоверности, а передано было их столь много, что даже кодифицировать их на первых порах не представлялось возможным. В этих хадисах уже содержались прямые призывы убивать.

Коран, для многих людей действительно является конституцией, глупо это не признавать. Удивительно только то, как эти люди, в основном богобоязненные, ходившие в мечеть по пятницам — быстро взяли в руки автоматы. Стоило только рухнуть власти — жестокой и ненавидимой многими, но все же обеспечивающей какой-то порядок — как рухнули и запреты для множества людей, людей иногда образованных, хорошо зарабатывающих. Разом они превратились в варваров, зверей, убийц, делающий зикр на земле, уже скользкой от крови. Возможно, в этом заключается трагедия Востока — двадцать первый век и век двенадцатый там отделяет друг от друга стенка тоньше человеческого волоса.

Их было трое на этом посту управления, перс, немец и русский. В этом было что-то символичное: три представителя разных стран, разных народов и национальностей на посту управления одного из крупнейших нефтеперерабатывающих заводов мира, больше похожем на пульт управления космического корабля. Три сына своих народов — потому что завод этот принадлежал на паях персидской казне, русской казне, германскому концерну Degussa и множеству мелких акционеров, в основном русских и немцев, потому что акции этого общества котировались на Московской бирже, крупнейшей по обороту в Европе. Все они проработали на этом посту больше пяти лет и были высококвалифицированными специалистами, каждый из них имел высшее профильное образование и какое-либо дополнительное, тоже высшее. Приходя на работу, они обменивались шутками, спрашивали друг у друга "как дела, как семья", иногда даже отдыхали вместе. Для каждого из них комплекс был больше, чем просто место работы, переплетение труб и ряды ректификационных емкостей, он был все равно, что живой человек, четвертый в их команде. Могли ли они думать, что один из них копит в душе черную злобу и ненависть, и ждет того дня, когда он сможет проявить свое истинное лицо?

Русский — Алексей из Екатеринодара — был мертв, он лежал у самого входа, потому что он кинулся к аварийной кнопке, когда в комплекс ворвались боевики, и Джавад убил его, несколько раз ударив ножом в спину. Зигфрид тоже получил два удара ножом, но пока был жив. Пока…

Комплекс, подобный тому, который был выстроен на острове Джазирех-и-Кешм взорвать, конечно, можно, но для этого потребуется не меньше вагона взрывчатки. Строили его не дураки, строили лучшие строители подобных комплексов, германский строительный концерн и они более чем хорошо продумали защиту от возможных случайных, и даже преднамеренных саботажных действий. Но никто не мог подумать, что на пульте управления комплексом может оказаться человек, знающий этот комплекс, и делающий все, чтобы сознательно его уничтожить. Даже с учетом того, что самому ему — уже не уйти.

Все просто. Достаточно выпустить попутный нефтяной газ, который в большом количестве находится здесь для последующей переработки, подождать, пока он смешается с воздухом и потом подорвать небольшие зажигательные бомбы в нескольких точках. Получится импровизированная гигантская топливно-воздушная бомба, мощности равной тактическому ядерному заряду.

Зигфрид, который кое-как перевязался обрывками рубашки, зашевелился на своем кресле, где он сидел. Джавад связал ему руки, но убивать не стал, ему было приятно сознавать то, что неверный будет здесь с ним до самого конца. Он хотел не просто взорвать завод, и направиться к Аллаху — но он хотел, чтобы хоть кто-то из неверных понял, зачем он это делает.

— Джавад… — сказал Зигфрид слабо, но отчетливо — прекрати это. Ты же человек.

Джавад не ответил, выведя на монитор картинку с камер, призванных контролировать состояние производственного процесса и работу немногочисленного технического персонала, он методично просматривал картинку в поисках малейших признаков опасности.

Немец так ничего и не понял. Рациональный, как и все немцы, он просто не мог понять, кем надо быть, чтобы уничтожить комплекс, который строили несколько лет, и который стоит больше миллиарда золотых рублей. В его голове это просто не укладывалось.

— Убей меня, сохрани все это. Чем тебе все это помешало.

— Ты так ничего и не понял — бросил Джавад.

— Я не могу понять. Ты же не варвар.

Слово это завело Джавада, он бросил смотреть за камерами, повернулся

— Варвар?! Ты говоришь — варвар?! Я знал, что вы все втихаря считаете меня варваром.

— Я… никогда так не считал. Но зачем ты ведешь себя как варвар?! Это же ваше, этот завод стоит на вашей земле. Даже если в твоей стране произошел переворот, все это потребуется новой власти.

— Наши предки жили без этого. Проживем и мы.

— Зачем тебе все это.

— Зачем?! Ты так и не понял — зачем?! Я мусульманин, и я делаю это во имя устранения неверных. Вы неверные, пришли сюда, чтобы воровать кровь нашей земли. Вы пришли сюда, чтобы делать шлюхами наших жен и дочерей. Вы пришли сюда, чтобы насаждать свою веру! Вы пришли для того, чтобы ограбить всех нас! Наши города полны харама, правоверные угнетаются только потому, что они правоверные! Наши жены не хотят рожать детей, вот к чему привело ваше ядовитое присутствие. Только когда все это сгорит, все то, что принесли вы на эту землю — мы сможем стать прежними!

В числе прочих, на остров вместе с боевиками армии Махди проникли два человека. Оба они были такими же, как остальные правоверные — спешно отращивали бороды, раздобыли где-то оружие, повязали на голову черные платки с шахадой. Оба они говорили на фарси, на арабском, хорошо знали сам Бендер-Аббас и его окрестности. Во время любой революции на поверхность всплывает немало самой разной мути — и поэтому им не составило никакого труда проникнуть на остров.

Целью их был завод.

Это была "группа ноль", которой не было в плане операции, который раздали командирам специальных групп. Всего два человека, но от них зависело все, жизнь и смерть всех остальных групп, потому что в случае подрыва завода на острове никто бы не остался в живых, и возможное продолжение операции по захвату Бендер-Аббаса. Эти люди уже покинули остров, они, кстати, даже не имели воинских званий — а были агентами МВД, которых в критической ситуации удалось найти и активизировать.

По выполнению группами специального назначения "фазы один" и занятию исходных для "фазы-два" на одном из судов крейсирующего в Аденском заливе оперативного соединения семнадцать человек нажал кнопку, и по всему заводу хлопнули несколько приглушенных взрывов. Одни из них вывели из строя магистральную ЛЭП, питающую завод — напряжения по ней уже не подавалось, но так, вывели из строя, на всякий случай. Вторые уничтожили все резервные генерационные мощности, расположенные на самом заводе, полностью обесточив его. А поскольку завод не мог управляться без помощи электричества — в тот же момент сработала аварийная защита всех систем завода, сделав подрыв его почти невозможным.

Джавад был такфиром. Так назывались люди, которые в своей агрессивной ненависти дошли до самого края, до того, откуда нет возврата. Такфиры были современными асассинами, убийцами, которым ради достижения своих кровавых целей разрешалось переступать через самые запретные табу ислама. Мужчины — такфиры могли пить, курить, служить в муртадских силах безопасности, убивать правоверных. Женщины — такфиры — носить короткие юбки, спать с несколькими любовниками, делать аборты, пить спиртное. Они жили в большом и ярком мире, тяжело и страшно ненавидя его, и мечтая о том моменте, когда их жизнь оборвется яркой вспышкой взрыва или под пулями сотрудников служб безопасности. Нормальному человеку, привыкшему к тому, что его окружают нормальные, вменяемые, рациональные люди сложно было даже представить образ мыслей этих людей, их считали сумасшедшими, но на деле причиной всего было не сумасшествие, а ненависть.

Джаваду повезло, ему не пришлось пить водку и убивать правоверных. Он просто жил нормальной, обычной жизнью неверного, ходил на работу раз в четыре дня, потому что смена на объекте длилась двадцать четыре часа, купил себе дом и машину, по выходным он ходил в кафе с супругой и двумя детьми, встречался там с другими неверными, пил пиво, а иногда и чего покрепче. Ему запретили даже приближаться к мечети и совершать намаз, делая ду'а только сердцем, а не устами. Его история считалась историей "нового перса" — выходца из самых низов из захудалой деревеньки юго-востока, сумевшего поступить в русскую школу и благодаря этому выбиться в люди, добиться успеха. Только Аллах знал, как он их всех ненавидел…

Они — разодетые, накрашенные, холеные — господа мира, ни во что не верящие. Подчиняющиеся тагуту и платящие ему подати. А некоторые даже лицемерно говорящие "Ля Илляха Илля Ллаху" Помнят ли они хоть на минуту о том, что их сердца и их драгоценные жизни — между пальцев Аллаха, и стоит лишь шевельнуться?

Он жил только ради этого момента. Ради момента, когда он один, воин Джихада уничтожит то, что тысяч крестоносцев строили годами, и с чем миллионы крестоносцев связали свой успех. Если каждый сделает как он — крестоносцев больше не будет.

И тут прямо под залом, где он находился в ожидании своего триумфа, что-то хлопнуло, и экран погас.

Не веря своим глазам, он посмотрел на экран, потом на пульт управления — сейчас должно было подключиться резервное питание, загореться красным панель индикаторов, сейчас должен заработать генератор, подать ток… ну же, ну…

Но генератор не заработал. Завод — умер.

И ту немец захохотал. Он смеялся страшным, каркающим смехом, и на его губах пузырилась кровь.

— Ну, что… — спросил он, отхаркиваясь кровью — помог тебе Аллах? Ля Илляха Илля Ллаху, Джавад!

— Замолчи!

Джавад подскочил к своему старому другу и с размаха полоснул ему лезвием по горлу, во все стороны брызнула кровь — на него, на пульт, на пол. Потом он стал нажимать на все клавиши подряд, моля Аллаха, чтобы он оживил завод, ведь Аллах над всякой вещью мощен! Потом он начал кромсать ножом клавиши и пульт управления, разрезая в кровь свои пальцы, и нож сломался.

Потом он вонзил осколок ножа себе в живот и резко дернул, задохнувшись от боли. В таком мире он больше не хотел жить.

Так его и нашли ворвавшиеся в зал через полчаса русские спецназовцы.

Главный — всем группам! Приказ — общий, повторю: приказ — общий!

Зрелище было — как на ночной дискотеке. Это было бы даже забавно, если бы не было столь опасно. Одна группа военно-морского спецназа решила атаковать и захватить целый город. И они всерьез собирались сделать это!

В окулярах приборов ночного видения лазерные целеуказатели, установленные на каждой единице вооружения группы кроме снайперских винтовок то упирались в небо, то перекрещивались как шпаги фехтовальщиков. Небо в приборах было зеленым, город — темным…

Снайпер, имевший позывной один-четыре — довольно удобно устроился на перекладине ЛЭП, вскарабкавшись туда, как обезьяна, и втащив за собой снайперскую винтовку. Снайпер, среди прочих талантов должен уметь удобно устраиваться в любом месте — вот он и устроился на одной из перекладин, положа винтовку со сложенными сошками перед собой так, что цевьем она лежала на еще одной стальной перекладине. Примерно прикинув возможность упасть, снайпер подстраховал себя, достав веревку и привязав ею себя к опоре ЛЭП. Повыше, он привязал к опоре прибор наблюдения от прицельного комплекса — небольшая, примерно со школьный пенал пластиковая коробочка с отходящей в сторону гибкой антенной. Удивительно — но эта кроха могла определить температуру и влажность воздуха, давление, высоту над уровнем моря, направление ветра — и все это внести в небольшой баллистический компьютер, чтобы рассчитать поправку. Североамериканцы дошли только до того, что прицепили к прицелу нечто, напоминающее наладонный компьютер, куда снайпер должен был вводить данные для стрельбы.

Пальцем.

Термооптический прибор на таком расстоянии уже не "брал картинку", а вот ночной прицел еще работал. Это тоже искусство снайпера — быть на грани, выбрать такую позицию, чтобы с одной стороны быть за пределами поражения основных огневых средств противника, а с другой стороны видеть противника и иметь возможность работать. Никогда не стоит стремиться максимально сблизиться с противником для обеспечения гарантированного поражения, как бы ты не умел маскироваться. Тот, кто забывал про это — уже был похоронен под залпы почетного караула.

— Один-четыре, доложи

Снайпер машинально перевел прицел на окраину города, там где заняли позиции бойцы специального отряда.

— Один-четыре, готов.

— Один-четыре, вопрос — видишь противников перед нами?

Снайпер добросовестно осмотрел пространство перед штурмовой группой.

— Один-один, в поле зрения противников нет.

— Тебя понял, мы вызываем Птицу-восемь. Обозначь себя. Через три минуты начинай работать посты, если не поступит другого приказа. Дальше — свободная охота.

— Тебя понял, один-один.

Три минуты…

Опытный командир никогда не требует от снайпера поразить противника немедленно, если к этому не вынуждают чрезвычайные обстоятельства. Любому снайперу нужно время, чтобы подготовиться к выстрелу.

Снайпер закрыл глаза, с силой вдохнул, начал медленно считать до пяти. Только когда досчитал — вдохнул воздух. Потом проделал это еще раз — лишний кислород в крови весьма отрицательно сказывался на точности выстрела.

Застывший как лед, прозрачный как вода… Застывший как лед, прозрачный как вода…

Снайпер был родом из Сибири, как и большинство метких стрелков в армии и флоте. Он был русским, потомком первопроходцев. Тайга — это место, где не выжить без оружия. Если хочешь, чтобы шкурку подстреленного тобой соболя, а это почитай мягкое золото — приняли за максимальную цену, нужно бить прямо в глаз. Обычная винтовка сибирского охотника — двустволка, один ствол спортивный, пять и шесть, второй — гладкий, двадцатый или даже тридцать второй калибр. Гладкий ствол — для охоты и самообороны. Опытный сибирский охотник тридцать вторым — может свалить гуся или утку на лету, пулей уложить медверя-шатуна.

Все с первого выстрела. Вот и скажите — каким профессионалом надо быть, и как точно стрелять, чтобы уложить медведя из такого оружия.

В армии было другое оружие, сейчас снайпер пользовался полуавтоматической винтовкой, сделанной по схеме Драгунова, но под патрон от Стрелы. С этой винтовкой он брал медведя в Сибири выстрелом с тысячи метров.

Река, текущая по каменным перекатам. Медведь запускает лапу в кипящий поток ледяных струй — и на воздух вылетает, бьется большая темно-красная рыбина.

Соболь, бегущий по ветвям, переливающийся под лучами скупого сибирского солнца мех и черно-белая лайка с загнутым крючком хвостом, азартно преследующая его.

Волк, пристально смотрящий тебе в душу своими желтыми, умными глазами.

Снайпер открыл глаза. Цель — люди на крыше одного из зданий — были в перекрестье светящегося ярко-белым прицела…

Выстрелы услышали — с такого расстояния они кажутся щелчками кнута, причем установить, откуда стреляют почти невозможно. Пуля летит быстрее скорости звука, и когда прилетает звук — дело уже сделано.

Серия — восемь, восемь выстрелов один за другим. Восемь выстрелов — и восемь попаданий.

— Один-четыре, цели поражены.

— Принято. Один-четыре, продолжай наблюдение.

— Группа один это Птица-восемь, мы вошли в квадрат — офицер управления огнем решил первым выйти на связь — кажется, вы нам работы не оставили.

— Птица — восемь, работа есть всегда. Прошу сделать круг над городом и сообщить, есть ли цели, заслуживающие вашего внимания.

— Группа один, прошу уточнить по целям.

— Птица-восемь, нас интересуют крупные скопления агрессоров, особенно недалеко от нас или по фронту от нас и бронетехника.

— Птица-восемь вас понял.

В городе, судя по всему, от выстрелов так никто и не проснулся. Ах да, Аллах велел ночью спать.

— Группа один видим активность у площади и у мечети. Наблюдаем пять мобильных единиц, враждебных.

— Птица восемь, вопрос — вы можете их уничтожить?

— Группа один, положительно, мы можем их уничтожить.

— Птица восемь, мы пометили себя маяками, у нас снайпер севернее нас примерно на клик, вопрос — вы видите его

— Группа один положительно, мы видим вас и снайпера.

— Птица восемь, все цели к югу от нас являются противниками. Прошу уничтожить всех агрессоров к югу от нас.

— Группа один положительно, начинаю работать.

Где-то в небе самолет изрыгнул огонь, идя по кругу над городом нефтяников и газовиков Кешм — и возмездие обрушилось на землю.

— Один-четыре что видишь?

— Наблюдаю большой переполох, в городе разрывы, в одном месте как будто боеприпасы рвутся.

— Птица-семь, начинаю работать.

— Три — всем единицам группы! Залечь!

Сам "дважды третий" бухнулся на бетон, когда первые снаряды, выпущенные кружащимся над головой самолетом, достигли казармы и, пробив ее крышу, рванули внутри. Зрелище было жутким — большое, темное здание вдруг как бы вспыхнуло огнем изнутри, огонь брызнул из всех окон разом. Потом град снарядов обрушился на стоящие около здания казарм транспортные средства, бьющие с неба красные молнии, били то в один то в другой грузовик, и каждый из них загорался, летели какие-то куски.

— Три-один всем, свободный огонь.

Где-то в стороне плюнула огнем зенитная установка — пропустили! — но тут же замолчала. За спиной один за другим взревели мощные дизельные двигатели выкаченных заранее из мехпарка бронетранспортеров.

На том месте, где только что работала зенитка, вспух яркий ком артиллерийского разрыва — снаряд с белым фосфором, канонеры с артиллерийского самолета не захотели оставлять зенитку, пусть и приведенную к молчанию, видимо снайпером, на произвол судьбы.

Первый вовремя откатился с дороги бронетранспортера, вскочил на броню, стукнул прикладом.

— Водила, охренел? Двигай, давай!

С запада уже доносился нарастающий рокот — несколько вертолетов морской пехоты, заранее перелетевших с вертолетоносцев на наземные базы на другом берегу Персидского залива уже приближались к острову.

Дорога от воинской части вела прямо на завод, они не видели еще один грузовик, стоящий у КП — но с воздуха его, конечно же, видели. Проломив с ходу шлагбаум КП, они проехали мимо горящего остова АМО и вырвались на дорогу. По ним никто не стрелял.

— Топи к заводу!

Завод был единственной проблемой — о применении тяжелых штурмовиков там не могло быть и речи, завод был одной большой бомбой. Завод нужно было брать штурмом и зачищать "вручную", при том, что опасностей на этом заводе было более чем достаточно. Один неверный выстрел…

Остров Джазирех-и-Кешм от материка отделяет тонкая полоска воды, протяженностью в узких местах меньше километра. А сам остров Джазирех-и-Кешм является не одним островом — а группой, состоящей из двух островов на общем основании. Между большим и малым островом — малый меньше большого в десять раз — тонкая полоска застоялой воды, можно вброд перейти.

На остров ведут два моста. Большой, на две полосы движения в каждую сторону, он идея напрямую с материка на большой остров и считается основным — и малый. Там всего одна полоса движения в обе стороны, но он построен не для того, чтобы пропускать транспорт, а для того чтобы по нему на материк шли нефте, газо и продуктопроводы, дорога для машин здесь всего лишь вспомогательная.

Большой мост охраняла группа боевиков, у них был даже бронетранспортер, но они поставили его так, что пушка могла только простреливать мост и то, что на подъездах к нему, но не могла поражать цели, находящиеся на воде. Поэтому, когда две скоростные вооруженные лодки влетели в узкий пролив, направляясь к мосту, боевики ничего сделать не смогли.

На броне бронетранспортера дежурил Ахмад, он уже успел за сегодняшний день убить неверного во имя Аллаха, пострелять из своего автомата и принять дозу героина, которую эти правоверные почему-то харамом не считали. Сидя на броне, с автоматом на коленях, он увидел несущиеся по воде тени, стремительно приближающиеся к мосту, и подумал, что у него начались галлюцинации.

Но все-таки решил пострелять.

Он вскинул автомат, и даже успел выпустить очередь в пустоту, прежде чем очередь крупнокалиберного пулемета сбила его с бронетранспортера на землю. Потом специальные патроны — по типу танков, с подкалиберной вольфрамовой оперенной стрелой, очень дорогие — пробили броню бронетранспортера и вывели его из строя.

— Аллах Акбар!

Боевики поднялись от истошного крика, извещающего от опасности, но было поздно. Пулемет молчал, работал автоматический гранатомет, накрывая разрывами берег — это было похоже на хлопушки, которые любят взрывать на рождество, вот только рвались они на самой земле…

Воистину Акбар…

Лоцман — так называлась должность рулевого на малой скоростной лодке — ювелирно притер лодку к берегу, та запрыгала армированными резиновыми баллонами по скопившемуся у берега илу и грязи, начала тормозить. Спецназовцы флоты на ходу прыгали с лодки, проваливаясь, где по колено, а где и по пояс, держа оружие над головой, выбирались на берег — но ни один оружие в грязь не уронил. С одной из лодок бухал АГС, уже на прикрытие, сопротивления с берега не оказывалось, мертво стоял пушечный БТР, он не горел, но был капитально выведен из строя. Там, где прошелся АГС, было только что-то дурно пахнущее, изорванное осколками.

— Чисто!

— Чисто!

Двое, с пулеметом перебежали дорогу и залегли с противоположной ее стороны, направив ствол пулемета в сторону завода — оттуда быстрее всего могло подойти подкрепление.

— Проверь машину!

— Есть!

Один из спецов бросился к БТР — возможно, хоть он и был обездвижен, но автоматическая пушка могла работать.

— Внимание группе два, мобильная единица двигается со стороны воинской части, возможно, враждебная. Поправка — две единицы, возможно враждебных, северное направление.

Лодки немедленно дали задний ход, выгребаясь из болотистого затона, чтобы иметь возможность маневра и обстрела, дороги из крупнокалиберных пулеметов. Спецназовцы залегли по обе стороны дороги, рассредоточившись так, чтобы не мешать друг другу. У каждого из них была одна одноразовая реактивная граната. Этого было достаточно, чтобы остановить целую колонну бронетехники, учитывая, что у спецназа в казарме установлен специальный лазерный тренажер и стрелять на нем из различных видов вооружения они учатся каждый день минимум по два часа — это не считая натурных стрельб, для которых на автомат, к примеру, выделяется по тридцать патронов. В день…

— Господин майор, там флаг — вдруг крикнул один из спецов, который вел наблюдение через прибор ночного видения.

— Какой?

— Наш флаг! Наш! — на русских флагах, используемых армией, имелась специальная отметка, видимая только в прибор ночного видения. Такие вот высокотехнологичные флаги. Хорошо, что догадались взять с собой и развернуть.

— Отставить! Всем — отставить!

Господи, какие везде придурки…

Головной бронетранспортер тормознул, тяжко фырча двигателем, на броне сидели военные. Один из них подал знак, известный каждому спецу — рукой себя за горло, и тут же большой палец вверх, знак одобрения. Сигнал "я свой", условный жест подаваемый, когда опознание каким-либо другим образом исключено. Дрогнула земля, из-под спешно накинутой на себя маскировочной сети поднялся один из спецов.

— Двойка?

— Да… а вы?

— Тройка.

— Б…, могли бы постреляться. Управление мышей не ловит.

— Могли бы.

— Мы к заводу выдвигаемся. На броне. Есть желающие?

Офицер, командовавший группой два, повернулся к обездвиженному БТР.

— Что там, с броней?

— Пушка и пулемет исправны, АГС — тоже. Но сама машина выведена из строя, если только вручную башню крутить.

Наличие такого мощного огневого средства делало ненужным присутствие в этой точке сразу двух экипажей, при наличии пушки должен был справиться и один.

— Один экипаж пойдет с вами. Мелентьев!

— Я!

— Бери всех своих и на броню. Вливаешься в третью группу.

— Есть.

Офицеры посмотрели на виднеющийся неподалеку завод. Темная, непонятная громадина, емкости и трубы между ними, чем-то похоже на огромное, выброшенное на сушу животное.

— Удачи, браток…

— Хватает. Нам нужна победа…

Еще пару десятилетий назад, в конце семидесятых, военные теоретики покрутили бы пальцем у виска, если бы им было сказано, что можно силами небольшой группы флотского спецназа, в два экипажа — зачистить город, в котором не меньше тридцати тысяч жителей. Раньше, активные действия любых родов войск вообще сопровождались почти неизбежными потерями, существовали даже нормы потерь на те или иные операции. Последней по настоящему контактной операцией стал Бейрут, после чего была принята программа развития вооруженных сил империи, которую некоторые называли "никогда больше". Впервые была поставлена задача многие операции, особенно против слабовооруженных инсургентов проводить без потерь вообще. Офицерам, которые считали ниже своей чести вызывать артиллерию и авиацию для поддержки против "всяких маргиналов" жестко объяснили, что невыполнение новых директив будет караться увольнением от должности и переводом в тыл, считать портянки. Кто-то согласился, кто-то ушел к казакам — те воевали по старинке, и возможностей поазардовать там было до черта.

Громовержец, которых в ВВС Империи было уже тридцать штук, ангелом ада парил над спящим еще городом, проводя разведку и выбирая цели. Это была одна из новых машин, только три года назад вступившая в строй. Ее отличием от старых машин прежнего поколения был полный отказ от калибра двенадцать и семь — только тридцатимиллиметровые пушки, одна из которых была двуствольной, а вторая — шестиствольной, от противотанкового штурмовика[44], и оборудование разведки — теперь оно было не только усовершенствованным, но и совместимым с терминалами разведки, которые были внизу, у пехоты. Соответственно Громовержец мог не только наносить удары — но и вести разведку, обмениваясь информацией с пехотой внизу. Громовержцы вообще были признаны самым ценным самолетом фронтовой авиации, и их, до конца седьмого финансового года должно было быть заказано еще десять единиц, частично заменяя ими более уязвимые боевые вертолеты как средство непосредственной поддержки пехоты[45]. Боевые вертолеты оставались на вооружении, но переделывались исключительно под узкую роль — охотников за бронетехникой.

— Город вымер что ли… — мрачно сказал оператор наведения, наблюдая за обстановкой внизу.

Работа оператора систем наведения теперь упрощалась — самолет, благодаря новой системе управления огнем мог запоминать и сопровождать одновременно сто целей, классифицируя их по признаку опасности, причем изображение накладывалось не на карту как раньше, а прямо на изображение местности под самолетом. Дружественные силы обозначались условными значками синего цвета, силы противника — красными — оператор, орудуя джойстиком, подводил курсор к цели, нажимал на кнопку, командуя "запомнить", после чего система сама пыталась опознать тип цели, сравнивая имеющееся изображение с банком данных. Если это не удавалось сделать — оператор присваивал тип цели принудительно. Признак "свой-чужой" вводил только оператор вручную, самостоятельно определять принадлежность цели самолету не доверяли.

А город и в самом деле казался вымершим. Это был город нефтяников и газовиков, благодаря тому, что он находился на острове, здесь разрешался любой харам, из тех, которые запрещались на "большой земле", в том числе кабаре, и, увы — дома терпимости. Здесь же, были построены два отеля, но успехом они совершенно не пользовались, и немудрено. Рядом проходили танкеры, в Персидский залив сбрасывали балластную воду из нефтяных танков — конечно же, с остатками нефти. Ну и какой может быть отдых на черном от нефти песке, который омывает вода, переливающаяся всеми цветами радуги.

— Три на пять. Вооруженный автомобиль — сказал офицер разведки, в задачу которого входила разведка целей и передача информации как офицеру управления огнем, так и разведывательным группам. Для удобства экран был разделен как шахматная доска — на квадраты, чтобы можно было быстро объяснить, где что находится. Потому разговоры на борту Громовержца сильно напоминали разговор шахматистов или шашистов над клетчатой доской.

— Есть. Статус — враг.

На ползущей на экране панораме появился еще один условный красный значок.

— Куда все делись? — вдруг спросил офицер управления огнем

— В смысле?

— Ну… лето же. Должны были быть люди. Город как вымер.

— Может, спят?

— Может… прошли полный круг.

— Все отметили?

— Что проявится — загасим по потребности.

Офицер управления огнем щелкнул по микрофону, закрепленному на горле, чтобы были свободны руки, привлекая внимание.

— Управление огнем, первичную разведку провел, готов к работе.

— Кабина, санкции нет, повторяю — санкции нет. Уходим на второй круг, проведите повторную разведку.

— Управление огнем — принял.

Картинка вышла за пределы города, потянулась нищая, почти голая, необрабатываемая земля, линия вышек ЛЭП. На одной из вышек мигал синий квадрат, показывая местоположение снайпера дружественных войск.

— Вызовем?

Офицер разведки переключил связь на внешний закрытый канал.

— Снайпер группы один, как принимаете?

— Принимаю отчетливо, назовитесь.

— Птица над вами. Вопрос — наблюдаете активность на цели?

— Один-четыре, положительно, три группы на крышах, наблюдение. Прошу оставить их мне.

— Птица, принято. Нас беспокоит обстановка, отсутствие активности на цели. Город как будто вымер. Вопрос — что-то наблюдаете подозрительное?

— Один-четыре, ответ отрицательный. Вам сверху виднее.

— Птица, понял, спасибо. Конец связи…

Офицеры разведки и управления огнем переглянулись.

— Возьми один квадрат и пропаши его на максимальном увеличении — сказал офицер управления огнем — не нравится мне это.

Работа была прервана, так толком и не начавшись.

— Кабина, есть санкция на уничтожение всех разведанных целей, подтвердите.

— Управление огнем, санкцию подтверждаю. Прошу сместиться немного влево.

— Кабина, принял, вхожу в вираж.

Картинка на экране дрогнула, пошла в сторону.

— Пошла работа — офицер разведки смотрел на индикатор в верхней части экрана, там фиксировалось поражение целей. Цифра уменьшалась — кто-то уничтожал уже разведанные цели, система это отслеживала, чтобы не наносить повторного удара

— Время и нам… Перезарядка, кабина доложите готовность.

— Перезарядка, индикаторы на зеленом, питание на орудия подано.

— Кабина отказов нет.

На этом самолете вместо полуавтоматической системы минометного калибра 120 миллиметров была установлена старая добрая 122 миллиметровая гаубица с удлиненным стволом, она питалась новейшими, пока еще никуда кроме Громовержцев не поступавшими снарядами со сгорающими гильзами. Это упрощало перезарядку гаубицы и снимало проблему с израсходованными гильзами. Система сама опознала наиболее опасную цель — ей был АМО с установленной в кузове спаркой калибра 37 миллиметров, единственная цель, которая теоретически могла нанести ущерб Громовержцу. Бухнула пушка, самолет чуть дрогнул — и на том месте экрана, где только что зловеще мерцал треугольник значка "зенитная установка" стало расплываться белое, бесформенное облако разрыва.

— Есть!

Заработали обе пушки, при разведанных целях канониру теперь уже не приходилось каждый раз наводить пушку на цель, система сама выбирала цель, канонир нажимал красную кнопку — и цель уничтожалась оружием, которое опять таки выбирала автоматика исходя из типа целей, остатка боезапаса на орудиях, нагрева стволов и множества других параметров.

Пулемет на автомобиле. Палец жмет красную кнопку, на экране на мгновение появляется светлая линия — трассеры — и автомобиль взрывается, разлетаясь на куски. Огонь на экране кажется белым пятном.

Костер, около костра люди, с оружием. Очередь — и все расплескивается, как будто балующийся мальчишка бросил камень в весеннюю лужу. Только белые искры в разные стороны разлетаются.

Подозрительная активность на крыше высотного здания — этот город вообще не похож ни на что другое, скопище современных зданий посреди голой, нищей земли, есть даже такие, какие можно причислить к небоскребам. Очередь — и то, что система опознала как крупнокалиберный пулемет, неосторожно выставленный на крыше — летит вниз вместе с кусками бетона и обслугой. А вот нечего на вертолеты пытаться охотиться.

— Внимание… Центральная и прилегающие! Три и четыре по вертикали!

Новые засветки — там уже люди. Много людей. Враждебных, многие стреляют наугад, в темное небо — это не русская территория, у шахиншаха никогда не было таких самолетов, и они не знают, что Громовержец так не достать. Когда этот самолет над тобой — остается только бежать.

Вспышками засверкали "небоскребы" — два двадцатиэтажных здания, построенных у самой воды на общем основании — так вот в чем дело! Они ожидали вертолеты и поставили на верхних этажах несколько пулеметов! Сейчас они лихорадочно били выстрелами стеклянные панели повышенной прочности, которыми были облицованы эти здания, чтобы получить какой-то сектор обстрела — заранее панели не сняли, опасались выдать себя. Вот… один голос подал… а вспышка то, вспышка… Не иначе 14,5 ДШК[46]… Или 15, кажется в армии шахиншаха такой калибр и был. Серьезная штука, так то и его тут достанут…

Ночной прицел на таком расстоянии не брал, снайпер быстро снял его, "пробил" дистанцию для огневых точек дальномером — две триста! Почти на пределе для этого патрона. Примерно прикинув поправки в уме, он прицелился на пять человеческих ростов выше пульсирующего пламени…

Змея, зигзагами плывущая по темной, стоящей воде лесного озера… Орлан, парящий над водной гладью в поисках неосторожной добычи…

Пуля легла ниже, искоркой сверкнула на темной поверхности стеклянной панели. Снайпер прицелился на шесть человеческих ростов выше, снова нажал спуск. Потом, только дождавшись, пока винтовка успокоится — еще раз.

Злобный огонек в темном прогале последнего этажа погас. Он прицелился еще раз, сделал три выстрела один за другим — и погасил соседний огонек.

И тут что-то ударило его со свирепой силой атакующего кабана в грудь, так что он задохнулся от боли. Выпустил винтовку — та не упала вниз, а повисла. Рот стремительно наполнялся чем-то теплым, соленым…

Сокол, стремительно пикирующий на несущегося во весь опор по степи зайца… Увы — и соколы могут промахнуться. А промахиваются они — только один раз.

Огненный стол разрыва осколочно-фугасного снаряда встал в самом начале главной улицы города — а потом тридцатимиллиметровые, осколочно-фугасные снаряды перепахали всю улицу вместе с брошенными машинами, мечущимися, стреляющими во все стороны боевиками. Увы — но одна пуля, пущенная из пулемета наугад в темную, враждебную ночь все же нашла свою цель, пролетев целый километр. Как воевать совсем без потерь — еще никто не придумал.

Офицер управления огнем смотрел на экран, на растерзанный по его воле город, на горящие во многих местах пожары, на перемешанные с асфальтом человеческие останки на главной улице, на воронки от "главного калибра". Не сказать, чтобы это ему нравилось — но еще меньше приятного видеть сгоревшую колонну, попавшую в засаду в горном дефиле. Он пришел в ВВС с земли, и знал, как это все выглядит, раз посмотришь — и рыцарские предрассудки напрочь отмирают. Пусть лучше умирают чужие солдаты, чем свои.

— Группа один, можете продвигаться вперед. Город зачищен.

— Птица, принято, вопрос — вы прикроете нас?

— Группа один, положительно, мы останемся и прикроем вас. Обозначите цель — и мы ее уничтожим.

— Птица, спасибо.

Проведя перекличку по связи, командир первой группы понял, что оставленный у них за спиной снайпер не отвечает. Попытались рассмотреть точку через прибор ночного видения, и то, что увидели — не понравилось. Отправив двоих проверить, жив ли еще четвертый, и если жив, то оказать ему помощь, командир группы приказал остальным членам группы выдвигаться в город.

Город был страшен, особенно его главная и основная улица. Все здания остались целыми, в них могла быть опасность — а вот улица была перепахана. В самом ее начале канониры с самолета положили осколочно-фугасный снаряд, оставивший на асфальте воронку и перекрывший путь из города тем, кто мог бы попытаться из него выбраться — а потом прошлись по всей длине улицы тридцатимиллиметровыми осколочно-фугасными. Разбито было все — машины, асфальт, люди. Люди — те, кто выскочил на улицу в поисках опасности, были большей частью разорваны на куски. Все это — искореженные машины, разрытый асфальт, вонь, неровности под ногами, какие-то твердые как камни, какие-то пружинящие, на каких-то можно было поскользнуться — все это могло вывести из строя и очень хорошо подготовленного, много чего повидавшего человека.

Не выдержал командир — лица у всех были замотаны шемахами, арабскими платками — он достал носовой платок, щедро полил его спиртом из маленькой фляжки, какую выдавали на каждое задание, а по возвращении выливали, потому что пить выданное таким образом было дурной приметой, сунул себе под нос. Остальные поспешно последовали его примеру.

— Разбиться на пары. Проверить здания!

Стекло хрустящее под ногами… Неверные блики на стенах — отблески пожаров… Следы от пуль — с неба того не видно, с неба город просто кажется вымершим, а вот вблизи это видно отлично. Следы от пуль и снаружи зданий и внутри…

Но — ни одного трупа.

Группы из двух человек каждая, прикрывая друг друга, осторожно поднимаются этаж за этажом — вверх. Везде — выбитые двери, где-то выломанные, где-то через двери стреляли — но ни одной целой. Во многих помещениях — а постоянно здесь никто не жил, здесь были только офисы, гостиницы и инфраструктура для туристов и дежурных смен на нефтеперерабатывающем заводе — следы от пуль и на стенах, и на мебели. И кровь — она во многих помещениях, следы крови не только на полу, но и на стенах.

Такое ощущение, что сам сатана развлекался здесь, не меньше. Осколки выбитых взрывами стекол лежат на степенях, на уже подсохшей крови — а ее здесь много. Когда грохот взрывов уже утих — становится слышен другой звук, неумолчный и надоедающий.

Мухи…

Один из офицеров решился доложить.

— Один — девять, наблюдаю, многочисленные следы крови, кровь вся высохла. Ни одной живой души. По-моему здесь уже нет никого живых.

— Один-Главный, всем наружу! Продвигаемся по улицам!

У зданий-"близнецов" их обстреляли — из нескольких стволов, сверху, с этажей здания — но они к чему-то подобному были готовы. Не могло все идти гладко до конца и последние из защитников этой части острова, увидев перебегающие в темноте фигурки бойцов, решили пострелять. Но они не учли того, что у спецназа имелись прицелы-термовизоры, которые могли видеть даже сквозь стены — а вот у боевиков не было ничего кроме старых автоматов. Залп из носовой тридцатимиллиметровой пушки Громовержца окончательно убедил боевиков, что они сделали глупость.

Двое из бойцов были ранены, один из них довольно тяжело — их затащили внутрь. Командир группы один доложил о ситуации и получил приказ выдвигаться на крышу одного из зданий и дать оттуда сигнал, после чего их должны были снять прямо с крыши вертолетами. Задание посчитали выполненным, потому что для сплошной зачистки территории нужны части морской пехоты, спецназ для сплошных зачисток не приспособлен и делать этого не должен.

Света в здании не было, зато были растяжки, хорошо видимые в приборы ночного видения. Сняв две из них, они продвинулись к лифтам, надеясь там же найти и лестницы, которых в этом здании не могло не быть. Уже у самых лифтов один из спецназовцев отсигналил — опасность — и группа рассыпалась, ощетинившись стволами на все стороны света.

Командир группы встал на колено рядом с целящимся куда-то бойцом.

— Что?

Вместо ответа боец передал винтовку, на которой был установлен тепловизор, показал пальцем, куда надо смотреть. Командир вскинул винтовку, ожидая увидеть светлый силуэт притаившегося за дверью или стеной противника, но вместо этого он увидел…

— Пресвятой Бог…

Даже у опытного, много повидавшего офицера волосы встали дыбом, а за шиворот будто сунули кусок льда. За дверью кто-то был — но он был не теплее, а чуть холоднее окружающей поверхности. И находился он в странной позе, чем-то это было похоже на знаменитый рисунок человека Леонардо да Винчи.

Это не двигалось — но понять, живо оно или нет — было невозможно.

На автомате помимо тепловизора был установлен подствольный модуль двенадцатого калибра, командир группы прицелился и трижды, раз за разом нажал на спуск. На модуле была насадка — "утконос", формирующая широкую полосу с разлетом картечи по горизонтали, три выстрела один за другим едва не раскололи дверь, за которой было это — пополам. Затем офицер, не опуская автомата, приблизился, стволом толкнул дверь, готовый отскочить в сторону.

— Господи…

На обратной стороне двери был человек. Верней то, это осталось от человека.

Его распяли.

Командир группы сглотнул слюну, вздохнул — и пожалел об этом. Жуткая смесь остатков спирта с платка, которым он закрыл нос, и запаха разложения — едва не вывернула его наизнанку. Это был первый труп гражданского, который они здесь нашли.

За тобой — отряд. Раскисать ты не имеешь права…

Со стороны вестибюля раздался шум. Обернувшись — нервы были на пределе, он дошел до того, что положил палец на спусковой крючок, не видя цели — он увидел тех, кого он посылал за четвертым. Один нес его самого на плечах, второй прикрывал их, а за спиной у него была снайперская винтовка четвертого.

Двухсотый… Этого только не хватало…

— Начинаем движение по лестнице! Три человека в авангард — вперед!

Второй раз их обстреляли на девятнадцатом — там еще были живые террористы, духи — они так и не поняли, что русские могут видеть сквозь тьму. Их было несколько человек — но проиграли и они…

Головной дозор, авангард поднимался по лестнице, она была достаточно широкой, потому что таковы были пожарные правила — пожарная лестница должна была быть такой ширины, чтобы пропускала двух людей с носилками. Первым делом они увидели растяжку — тонкая, едва заметная нить, все же видимая в ночном прицеле. Снимать ее здесь не стали — некогда было, да и снимать опасно, ловушка могла быть с сюрпризом. Поэтому, один из бойцов авангарда достал небольшой баллончик и прямо там, где была растяжка, провел на стене длинную черту распылителем. Это была специальная краска — нарисованные ей знаки можно было видеть только в прибор ночного видения, и она входила в снаряжение каждого солдата. В русской армии существовал целый язык условных пометок, а то, что не входило в этот язык, можно было написать просто словами. И только идущий первым перешагнул растяжку — как откуда-то выкатилась граната, запрыгала по ступеням…

Первый спас всех, кто шел следом за ним — он прыгнул, сбив всех с ног, и они покатились по ступенькам до следующей лестничной площадки. Проволока, которую они заметили, оказалась прикрепленной не к гранате, а к мине направленного действия с гранатным четырехсекундным запалом — тот, кто шел по лестнице за эти четыре секунды успел бы подняться как раз под удар. И шедший за ним — тоже. Но они лежали, мина и граната взорвались одновременно, но осколки мины и большая часть осколков гранаты прошли выше, а оставшиеся — принял Первый. Тот, кто шел третьим оказался внизу и упал так неудачно, что сломал руку — а вдобавок ко всему этому через стену, разнося внутреннюю, непрочную перегородку в хлам — ударил крупнокалиберный пулемет…

Второй, так и не поняв, почему Первый вдруг повернулся и прыгнул на него, ведь он не видел гранату — оказался единственным, кто не пострадал в этой ситуации. Но и действовать следовало незамедлительно — следом могла прилететь еще граната, а может и не одна.

Высвободившись, он с колена дал очередь вверх, только для того, чтобы не допустить прорыва скрывающихся на этаже боевиков на лестницу, где они добили бы всех троих и заняли выгодную позицию для дальнейшего отражения атаки. Снизу, громко топая, понимались несколько человек — подмога…

— Это я! — сказал второй по-русски, чтобы не словить пулю ненароком.

Пулемет наверху замолк, один было дернулся, второй остановил его — может быть, там наверху на то и рассчитывают.

Первый был тяжело ранен, но жив, третий ушел вниз сам, там ему начали делать шину на руку — разбираться пока с этим было некогда. Санитар и еще один боец стащили первого в относительно безопасное место, санитар приложил руку к месту на шее.

— Жив…

Один из бойцов достал гранату, затем еще одну, выдернул одну за другой обе чеки. И тут, в этот самый момент — пулеметная очередь ударила по двери на пожарную лестницу восемнадцатого этажа, сбивая с ног еще одного из спецназовцев.

Это было все, чего добились боевики — разъяренные спецы выбили дверь на восемнадцатый этаж, навстречу автоматному и пулеметному огню забросили гранату-вспышку, а потом рванули внутрь, зачищая восемнадцатый этаж. Это здание было построено по каркаскной технологии, все внутренние перегородки были легкими и термооптический прицел "брал" их на раз. Боевиков было трое, двоих, в том числе пулеметчика истребили в коридоре, еще одного — в комнате, куда он забежал, пытаясь спастись. Нашли и лаз, которым пользовались террористы — несколько этажей было пробито насквозь, и был повешен трос, чтобы перемещаться с этажа на этаж, минуя лестницы. Запас удачи у террористов кончился, они попытались бросить гранату, но та упала на этажи ниже, а при следующей попытке погиб метатель гранат. Зато несколько гранат спецназовцев, заброшенных как в баскетбольное кольцо оказались весьма кстати — это отвлекло террористов и позволило другой группе прорваться по лестнице вверх и атаковать. Атаковали без промедления, просто забросали гранатами. Потом прошли дальше…

Уже с тремя тяжелоранеными и одним двухсотым — ближний бой всего за один этаж здания удвоил потери — они подняли на последний, двадцатый этаж зданий, потом, разминировав лестницу — на крышу. Уже светало, на горизонте, в той стороне, где был восток, занималась заря. С той стороны было нагорье, и горный хребет как будто подсвечивался снизу, это выглядело, как будто у гор была корона или нимб. Совершенно потрясающе.

На севере, там, где была воинская часть — шумели вертолетные моторы, едва заметно мерцали огоньки — шло десантирование морской пехоты на ВПП воинской части, северо-восточнее, на территории нефтеперерабатывающего завода шел бой, даже не бой, а перестрелка.

Потом гул вертолетных винтов стал приближаться к ним и командир группы понял, что это за ними. Достав шашку с зеленым дымом, он огляделся.

— Сломать вон те антенны! Живо! — приказал он

Конечно — вряд ли такие антенны доставят проблемы при посадке — но береженого Бог бережет…

Вертолет — это был флотский Сикорский-59, транспортно-десантный вертолет — приблизился к ним, завис над самим зданием, еще один завис выше и правее, готовый прикрыть огнем. Места в вертолете было впритык, даже с небольшим перегрузом…

Первым делом на лебедке подняли раненых и тело убитого. Потом поднялись сами. Вопреки требованиям устава десантный отсек был пустым, не было выпускающего, не было пулеметчиков. Видимо, при высадке на территорию воинской части десантировали всех.

Командир группы нашел свисающее справа, у откидного сидения пулеметчика переговорное устройство внутренней связи с наушниками, подключился.

— Как прошла высадка!?

— Нормально! Высадились, там сопротивления совсем не было! — сказал второй пилот в ответ вас куда?

— Нас домой!

— Домой далеко!

— Тогда до "Колчака!"

— Добро! Готовы?

— Готовы!

— За пулемет встань на всякий случай!

— Пулемет принял!

Светало — был тот самый момент, когда солнце за горами уже вошло в свою силу, а здесь была еще ночь, даже не ночь, а какая-то серая хмарь, покрывающая весь мир — последние мгновения ночи. На земле росли, причудливо извиваясь, тени — явный признак нового дня.

Вертолетчик так и не стал поднимать машину выше, чем было — вместо этого они понеслись над самой землей на северо-запад, навстречу крейсирующей в заливе эскадре, словно убегая от солнца, от наступающего по всем фронтам дня.

Командир группы так и сидел за пулеметом, двери закрыли, но у пулеметчика оставался обзор, потому то он и увидел все это. Увидел — и не поверил своим глазам.

— Стой! — заорал он словно извозчику, потому что уставные команды разом вылетели из его головы — подай назад.

— Что?!

— Назад, говорю!

Вертолет нырнул к земле, верней уже к воде

— Опасность? Где?!

— Отрицательно! Просто развернись и пройди тем же маршрутом!

— Зачем?!

— Надо! Когда скажу — зависни!

Вертолет начал разворачиваться, на миг мелькнул идущий проливом супертанкер — они шли почти что на уровне его рубки, потом они снова развернулись навстречу разгорающемуся дню.

— Ниже и медленнее! Давай!

— Ниже не могу, опасно!

— Тогда иди, как идешь!

Приближалась береговая черта, офицер до боли в глазах всматривался в берег, боясь увидеть то, что он увидел мельком, боясь осознать.

— Медленнее. Медленнее!

Нет, все было на месте. У самого берега, в мутной нефтяной жиже, прибитые волнением от проходящих танкеров, на поверхности покачивались тела. Убитые люди — их сбросили в воду, но не рассчитали, что волнение здесь постоянное, к берегу, от проходящих танкеров — и большую часть сброшенных в воду убитых волнами прибьет к берегу.

— Ё… — пилот тоже заметил происходящее

Офицер, командир группы — он был майором, вот-вот должен был получить подполковника — до боли сжал рукоять пулемета. Он не был злым или жестоким человеком, он просто выполнял приказы и старался выполнять их как можно лучше. Он не творил зла, если этого не требовала обстановка — да и не являются злом действия, направленные на защиту своей страны. Если бы ему, к примеру, предложили поучаствовать в расстреле — он с негодованием отказался бы, несмотря на то что в боевой обстановке готов был стрелять в противника и убивать его. Но сейчас он хотел именно этого — расстрелов. Им сказали, что они должны обеспечить безопасность своей страны и освободить персидский народ от гнета агрессивной религиозной тирании — но он был неглупым человеком, и понимал, что те вещи, которые происходят в Персии — массовые расправы, переполненные стадионы, где расстреливают, кровавый религиозный фанатизм — они невозможно без благожелательного согласия большинства населения. Но сейчас он понял, что если уничтожить это большинство, уничтожить всех поголовно, за то что они сделали или намереваются сделать — это тоже будет справедливо. Потому что за то, что он видел, за сотни, даже тысячи трупов, качающихся на воде должны ответить все. И не должно быть никому прощения…

Серое дымное копье реактивной гранаты вытянулось от проходной завода к головному бронетранспортеру, но ушло много выше — возможно потому, что за миг до этого сидевшие на броне стрелки обрушили на комплекс проходной шквал огня. Забухала тридцатимиллиметровая пушка — очень мощное и точное оружие, позволяющее с расстояния в пару километров попасть в отдельно стоящего человека. Здание проходной — довольно массивное, из солидных бетонных блоков окуталось искрами, дымом, а потом что-то грохнуло и из окон плеснуло пламенем.

Засвистели, защелкали пули — боевики были и в самом комплексе.

— Отставить! Стоп! Укрыться за броней! Снайперам начать работу!

Бронетранспортеры остановились один недалеко от другого, бойцы посыпались с брони, прикрываясь ею от пуль.

— Огонь только по видимым целям!

Пули били по броне, с одного из резервуаров работал пулемет.

Бабахнула короткой очередью автоматическая пушка, просверкнуло, вспыхнуло именно там, где только что зло мерцал огонек пулемета.

— Отставить! Угроза взрыва!

Территория нефтеперерабатывающего комплекса — здесь нельзя действовать Громовержцу, здесь вообще нельзя применять тяжелое вооружение, и даже от легкого может случиться пожар. Определенную свободу действий имеют только снайперы.

Бухнула винтовка, потом еще раз.

— Их там человек десять — оторвался от прицела снайпер — как минимум. Пока не будет непосредственной опасности — они не высунутся.

— Гранатометы?

— А как без них…

Командир принял решение.

— Группа! Слушай мою команду! Снайперы поддерживают огнем отсюда! Остальные, под прикрытием брони выдвигаются к комплексу и уничтожают противника в ближнем бою. Стрелять только по ясно видимой цели, трассирующие патроны не использовать.

Первыми под раздачу попадут бронетранспортеры. Это не тяжелые, обвешанные решетками монстры, способные выдержать моноблочную кумулятивную гранату, это гости из семидесятых. Тогда казалось, что не за горами большая война, и защищенность приносили в жертву мобильности, основной функцией бронетранспортера считалась доставка пехотных подразделений к полю боя. Какие фугасы, какие гранаты — разве успеет отступающий противник заминировать дороги фугасами? Да мы его…

Война же пришла — но не такая как ожидали. Страшная и грязная. А эти бронетранспортеры — у них лобовая броня едва выдерживает ДШК, а борт можно проткнуть даже современным бронебойным патроном снайперской винтовки.

Потом, как подожгут броню — хана придет и остальным. Это террористы могут бить шквальным огнем вовне комплекса, это террористы могут применять противотанковые гранатометы — им же надо выверять каждый выстрел.

И выхода иного — тоже нет…

— Вперед!

Бронетранспортеры поползли вперед на малом, самом малом газу, прикрывая своим стальным телом бегущих под прикрытием брони спецназовцев — как обычную пехоту. По ним стреляли — но пока так… чтобы проявить присутствие. Пока за них всерьез и не брались…

Первый бронетранспортер начал разворачиваться на девяносто градусов, въезжая на ведущую прямиком к комплексу дорогу — как позади бухнула винтовка.

— Минус один, гранатометчик — доложил один из снайперов.

В тот момент все поверили, что может быть — и обойдется. Может быть снайперы — все же прикроют их, не дадут прицельно стрелять по броне и они сумеют сблизиться с противником, ворвутся в периметр — а там уже инициатива перейдет к ним, потому что в ближнем бою им равных здесь нет.

За спиной снова отчетливо стукнули, с интервалом в долю секунды еще две снайперские винтовки, бронетранспортер стальным жуком упрямо пер вперед, они бежали за ним пригнувшись, их обдавало горячим солярным выхлопом и они думали, что вот-вот — и все. Они прорвутся…

Не получилось.

Как только головной бронетранспортер поравнялся с разрушенным зданием КПП — оно моментально исчезло. Больше сотни килограммов тротила, моментально превратившись в облако раскаленных газов, двигающееся со скоростью превышающей скорость звука, смели и опрокинули головной бронетранспортер, и тех, кто за ним прятался. Второй бронетранспортер устоял — но живых почти не осталось и там, слишком сильно ударила взрывная волна.

Ошибка, когда, опасаясь взрыва емкостей с продуктами нефтепереработки и, самое опасное — с попутным газом — решили штурмовать завод только наземными силами, без авиационного компонента, используя специальные, хорошо подготовленные отряды глубинной разведки как пехоту — обошлась предельно дорого — в семнадцать убитых. Но и боевикам торжествовать не пришлось — тем, кого не уничтожили снайперы, жить оставалось недолго. Два вооруженных вертолета, прикрывавших высадку десанта на летное поле без команды пошли в сторону завода. Это были "Черные акулы", В-80, почти несбиваемые "летающие танки", вооруженные тридцатимиллиметровыми пушками от боевой машины пехоты. Встреченные огнем и даже гранатометными выстрелами — они не уклонились, пошли в атаку и точным огнем пушек за несколько минут подавили все цели, какие там были, вызвав несколько очагов пожаров, два сильных — но взрыва так и не было. Задача была выполнена, остров — зачищен.

Вот только погибших было — уже не вернуть.

Штурмкарабин Калашникова вариант 1