"Месть" - читать интересную книгу автора (Льюис Сьюзен)

ГЛАВА 35

Она сидела одна и смотрела в окно на рассвет. Лицо ее было бледно, на сердце лежала свинцовая тяжесть. Рядом в колыбели был ее младенец. Он больше не плакал. Он молчал уже давно. Его лицо, когда-то такое теплое и нежное, стало теперь холодным и потрескалось. Пушистые реснички свалялись.

Она не знала, что теперь делать. Она не могла больше думать, мысли ее застыли, как те фотографии, что лежали у нее на коленях. Она больше не разглядывала их. Ей было трудно повернуть голову.

Где-то, совсем неподалеку отсюда, рушились судьбы и разбивались сердца. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, словно от ее души и тела осталась одна оболочка. Скоро она перестанет существовать. Исчезнет даже оболочка.

Она склонила голову и горько зарыдала. Мучительно сознавать, как разрушается ее психика и надвигается безумие.

Она протянула руку к окну, словно хотела прикоснуться к восходящему солнцу. Пальцы ее провели по стеклу, отделяющему ее от жизни. Широко раскрытыми глазами она смотрела на видневшиеся вдали деревья. Голые ветви на фоне кроваво-красного неба походили на кровеносные сосуды, снабжающие кровью ее мозг — корявые, сухие и жалкие. Они нуждались в любящей руке природы, и для них настанет весна. Но для нее уже ничего не будет, совсем ничего.

На следующее утро в половине десятого Кирстен вывели через черный ход Скотленд-Ярда, посадили в машину и повезли в суд. Там ее ждали Джеймс Хеллерман и Эрни Шор, адвокат по уголовным делам. Через час после того, как объявили сумму залога, Хеллерман отвез ее домой.

Когда они приехали, он вошел в дом вместе с ней. Кирстен была бледна и устала до изнеможения, но все же выглядела лучше, чем вчера вечером. События после девяти утра круто изменились, чем и объяснялись ее временный душевный подъем и радостное ощущение свободы. Голос на кассете опознали — он принадлежал тому самому человеку, который дал показания против нее. Поэтому Эрни Шор довольно легко убедил мирового судью, что Кирстен, как она и утверждала, — жертва преступного сговора. Когда они покидали здание суда, Шор шумно ликовал, уверенный в том, что скоро с Кирстен снимут все обвинения.

Трудно сказать, понимала ли Кирстен все, о чем говорилось, но щеки ее чуть порозовели, и, если Хеллерман не ошибался, в глазах засветился слабый огонек надежды. Однако пока никто из них не знал, что за человек давал показания, хотя Ковски сам препроводил его назад в Скотленд-Ярд, как только опознали голос, записанный на пленку.

Теперь, когда Кирстен разжигала камин, Хеллерман предложил ей приготовить что-нибудь поесть. Улыбнувшись, она отказалась и продолжала возиться с камином, пока в нем не разгорелось веселое пламя.

Наконец, Кирстен села в кресло. Хеллерман ждал, что она заговорит, но Кирстен молчала. Тогда он сказал:

— Кто бы ни был этот человек, ясно, что именно он снабжал Диллис Фишер информацией. Но он ли совершил эти убийства — это другой вопрос. Возможно, уже сегодня к концу дня мы узнаем кое-что еще. То, что он споткнулся на таком пустяке, как магнитофонная запись, никак не вяжется с блестящим осуществлением убийств. Однако за эту небрежность ему придется дорого заплатить.

— Как вы думаете, — тихо спросила Кирстен, — есть ли надежда, что меня оправдают до завтрашнего слушания в суде дела об опекунстве?

Загорелое лицо Хеллермана выразило сострадание и восхищение. Поистине удивительно, что она, несмотря ни на что, беспокоится прежде всего о Лоренсе.

— Сомневаюсь, — сказал он. — Даже если каким-то чудом вас сразу же оправдают, может возникнуть еще одно осложнение. Лоренс думает, — нет, он убежден, — что Руби как-то связана со всем этим. После того как Лоренса вызовут в полицию, Руби тоже допросят, как его мать… Впрочем, мне незачем объяснять вам это…

Он заметил, как побледнела Кирстен. Она вдруг прикрыла рот рукой и помчалась в ванную.

Ее довольно долго не было, и Хеллерман подумал, не надо ли пойти и посмотреть, все ли с ней в порядке. Впрочем, он знал, что никто не может помочь женщине на ранней стадии беременности. Хеллерман очень сочувствовал Кирстен: сейчас на нее обрушилось слишком много. Неудивительно, что она чуть не потеряла сознание, когда ей предъявили обвинение. Страшно подумать, как испугалась она в тот момент за себя и своего ребенка. Хеллерман был уверен, что Лоренс не знает о беременности, он и сам узнал об этом от полицейских после того, как Кирстен осмотрел врач. Пока он никому об этом не скажет — не в его правилах вмешиваться в такие интимные дела.

Когда Кирстен вернулась, осунувшаяся и измученная, Хеллерман ласково улыбнулся ей.

— Как Лоренс? — спросила она.

— Сегодня я с ним еще не разговаривал, — ответил Хеллерман, — но вчера он очень волновался. Его, конечно, тревожит завтрашнее судебное слушание, но прежде всего сейчас он беспокоится о вас.

— Передайте ему, что со мной все в порядке, хорошо? Скажите, чтобы Лоренс не волновался за меня.

Хеллерман вскоре ушел, и Кирстен закуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь. Если бы она поговорила с Лоренсом или услышала его голос, ей стало бы легче, но адвокат просил Кирстен не делать этого. Кирстен немного успокаивало то, что полиция уже склоняется к тому, что она не имеет никакого отношения к убийствам. Полицейские напали на след того, кто это сделал. Неужели Лоренс прав, и это Руби, подумала она. Но Кирстен не хотелось думать об этом… За последние сутки произошло так много всего, что она была не в состоянии этого осмыслить. Но какое же счастье было услышать вчера от Хеллермана, что Лоренс любит ее! Кирстен очень боялась, что он будет винить ее во всем, ведь из-за этого он вряд ли получит опекунство над Томом.

Наверное, ей, как и Лоренсу, придется смириться с тем, что Пиппа увезет Тома. Если бы Том был ее ребенком, Кирстен не могла бы любить его больше, и мысль о том, что его отберут, разрывала ей сердце. Одному Богу известно, что чувствует Лоренс. Ничто не заполнит пустоту в жизни Лоренса после отъезда Тома. Даже ребенок, которого она носит под сердцем.

Проезжая по улицам южного Лондона, Лоренс думал только о том, что ему сейчас предстояло. Он не позволит себе вспоминать о вчерашней встрече с Пиппой, он вспомнит об этом позднее. Сейчас он должен четко определить, что скажет Руби. Но как, если его подозрения подтвердятся, обуздать свой гнев и не поступить с этой проклятой Руби так же безжалостно, как она поступила с ними?

В машине зазвонил телефон. Хеллерман сообщил ему, что Кирстен уже дома. Лоренс немедленно соединился с ней.

— Я уже начал беспокоиться, — сказал он, услышав ее голос.

— Я принимала душ. Как ты?

— Все хорошо. А как ты?

— Уже лучше. Как Том?

У Лоренса комок встал в горле.

— Лоренс? Ты меня слышишь?

— Конечно. С Томом все в порядке.

— Где ты сейчас?

— Еду к Руби.

— Хеллерман передал мне твои слова. Лоренс, ты в этом уверен? Я имею в виду…

— Нет. Не уверен, — прервал он ее. — Поэтому я и хочу поговорить с ней, прежде чем заявить в полицию. Они тебе рассказали, как это было сделано?

— Нет. Ты, наверное, уже знаешь, что это как-то связано с сухим льдом, но, по словам Ковски, «это похоже на идеальное убийство». Думаю, они никогда не расскажут нам, как это было сделано. Правда, они говорили, как это действует на человека.

— А именно?

— Очевидно, состав поражает прежде всего голосовые связки, поэтому жертва не может позвать на помощь. Все происходит за несколько секунд. Потом наступает паралич и не проходит и минуты, как человек умирает. Все это бывает только в закрытом помещении, но при поступлении кислорода состав утрачивает свои свойства. Ковски говорит, что придумать такое мог только тот, кто знаком с естественными науками.

— Значит, специалист по эффектам, рабочий сцены, да практически любой, кто имеет дело с этим составом. Или специалист, который исследует все, о чем пишет, и готов проверить все сам. Полагаю, мы скоро обо всем узнаем, главное, оставайся дома. С тобой действительно все в порядке?

— Конечно. Я пока несколько ошарашена, но после разговора с тобой мне стало лучше.

— Попробуй немного поспать. — Лоренс размышлял, стоит ли говорить ей о своих опасениях, и решил все-таки сказать: — Любимая, запри все двери. Не хотелось бы пугать тебя, я почти уверен, что ты в безопасности, но лучше не испытывать судьбу.

— Что ты хочешь сказать?

— Мне кажется, что смерть Джейка была случайностью. Канистру сухого льда приготовили для кого-то другого…

— Лоренс, ты пугаешь меня. Значит, кто-то может прийти сюда и попытаться…? Может, мне не стоит здесь оставаться? Может, лучше уйти?

— Да, пожалуй, поезжай к моим родителям. Вызови такси и поезжай туда. Отец со мной, а Тея и Том сейчас дома.

— Но…

— Прошу тебя, Кирстен, сделай это. Мы уже почти подъезжаем к дому Руби. Я позвоню тебе позднее.

— Хорошо. Я по тебе скучаю.

— Я тоже.

Остановив машину перед многоквартирным домом, Лоренс взглянул вверх на грязные окна квартиры Руби. Отец молча сидел рядом с ним. Они с трудом решились на это. Если они ошибаются, то Руби будет глубоко оскорблена, но если они правы…

— Полагаю, сначала нужно узнать, дома ли она, — сказал Дон.

Лоренс взглянул на него.

— Прошло более получаса с тех пор, как ты позвонил ей и предупредил о нашем приезде, — продолжал Дон. — Наверное, в новостях уже передали об освобождении Кирстен.

Элен сидела за рулем своего видавшего виды дешевенького «ситроена». Она медленно продвигалась в густом потоке машин по центру Лондона, но это не портило ей настроения. Она даже что-то мурлыкала себе под нос. После того, как Дэрмот отправился в Скотленд-Ярд давать показания и туда снова вызвали Диллис, Элен выехала из гостиницы в Блумсбери и вернулась к себе. Она пила кофе, когда услышала в выпуске новостей, что Кирстен выпущена под залог. Собрав кое-какие вещички, Элен сунула их в машину и сразу же отправилась к Кирстен.

Итак, Кирстен освободили, думала Элен, и с нее самой снято подозрение. Будь это иначе, ее снова вызвали бы в полицию.

Она посмотрела в зеркало заднего обзора, словно ожидая увидеть преследующую ее полицейскую машину. При мысли об этом ее начали злить бесконечные пробки. Можно было бы, конечно, объехать центр по Набережной Виктории — поток машин там меньше. Тогда ей удалось бы выяснить, преследуют ее или нет, и в зависимости от этого решить, ехать ли ей к Кирстен или окольными путями отправиться домой. Она подумала, что разумнее вернуться домой, ведь неизвестно, впустит ли ее Кирстен. Но все же… Может, стоит попробовать — при сложившихся обстоятельствах ей нечего терять.

— Молю Господа нашего простить вас, ибо вы не ведаете, что творите, — торжественно провозгласила Руби. — Возложите на меня крест, который я понесу по улицам Лондона и на котором можете распять меня за грехи, не совершенные мною…

Дон в недоумении смотрел на женщину, на которой был недолго женат. Она родила ему сына, которого он любил, и с годами изменилась так, что сначала Дон даже забыл о цели своего визита. Какой красавицей когда-то была Руби, какой гордой и непокорной — и как разбила Дону сердце, когда предпочла ему и Лоренсу свою карьеру. Теперь не осталось и следа ни от былой красоты, ни от гордого достоинства. Измятый, весь в пятнах шелковый костюм, беспорядок в комнате, выцветшая обивка мебели — все это свидетельствовало о полном равнодушии к жизни. Правда, Руби с прежней лихостью опрокинула стакан джина. Дон едва сдержал улыбку.

— Лоренс, сын мой, — со вздохом произнесла Руби, — если бы ты пришел ко мне раньше, если бы ты поговорил со мной, когда я тебе звонила, я могла бы сказать, кто причиняет тебе все это зло. Но никто не хочет меня слушать. Меня игнорируют как ребенка, который живет внутри меня.

— Руби, — сурово сказал Лоренс, — не надо говорить загадками, ладно? Если тебе известно, кто убил Анну и Джейка, то, ради Бога, скажи нам.

— Все происходит так, — продолжала она, — как предсказала «кокосовая девица»: виной всему ребенок, который живет внутри каждого из нас. Его никто не замечает, все воспринимают его, как нечто само собой разумеющееся. И ему ты позволил растить и воспитывать своего сына…

Лоренс окаменел. Дон хотел что-то сказать, но Лоренс остановил его жестом. Руби несла Бог знает что, она совсем свихнулась, это было ясно… Но потрясение и недоверие уступили место страху, когда Лоренс вспомнил один вчерашний телефонный разговор, сразу же после его возвращения из Скотленд-Ярда.

— Боже милостивый! — пробормотал он и, оттолкнув Руби, начал набирать номер.

— Что происходит? — воскликнул его отец. — О ком ты говоришь, Руби?

— Об этой проклятой Мери Поппинс, — ответила Руби. — О ком же еще?