"Угол падения" - читать интересную книгу автора (Андреева Наталья)Глава 2 НЕСЧАСТЛИВОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЯ ПЕРВОГОИрина Сергеевна Серебрякова сидела в том же углу дивана. Любимый пушистый платок до подбородка укутывал ее расплывшееся тело, взгляд не отрывался от пустой бутылки, придерживающей белое полотенце на углу стола. Алексею не хотелось к ней сейчас лезть с вопросами, но выхода не было. — Ирина Сергеевна, я должен вас побеспокоить. — Да, я готова, — откликнулась она, как будто последние полчаса только и делала, что ждала, когда с ней захочет побеседовать работник уголовного. выска Леонидов. — А к чему, простите, готовы? — переспросил он удивленно. — Вы же сказали, что хотите побеседовать. — Да. Где уединимся? В вашем номере? — Там Нора. Леонидов осмотрелся: Пашиной красавицы среди присутствующих дам действительно не наблюдалось. — А чего она, чаю не хочет? — Нора сейчас ничего не хочет, вы сами подумайте, разве ей до людей? Паша ведь был ей не чужой, сама помню, как когда-то… — Она споткнулась о неприятное воспоминание, но сдержалась. — Лежит, знаете ли, лицом к стене, в одеяло закуталась. Бедная девочка… — Переживает, не иначе. Такая существенная финансовая потеря, — не сдержался Алексей. — Ну, зачем же вы так? Давайте пройдем в ту боковую комнату. — Она кивнула на дверь под номером двадцать один. — А кто сюда заселился? — Никто. Должен был один из шоферов с женой, но он неожиданно заболел, накануне заезда в санаторий. Деньги за путевки не вернули, и ключ вчера выдали. Помните, мы вчера сюда сложили вечером продукты и спиртное из моей машины? Леонидов вообще смутно помнил вчерашний вечер и уж тем более не отследил, где поместили многочисленные запасы. — Ключ у вас? — Там, должно быть, открыто. А ключ вчера вечером Паша, кажется, забрал. — Паша? — Да, он занимался разгрузкой продуктов. «А спиртное прямо в себя разгружал, не иначе, — прикинул Леонидов. — Надо будет ключик поискать в его карманах». В двадцать первом горой были навалены сумки и коробки с деликатесами, которых Алексей с семьей не мог позволить себе даже по самым большим праздникам. — Да тут целый маркитантский обоз! — воскликнул Леонидов, оглядывая батарею разнокалиберных бутылок. Две кровати из трех были разобраны, на тумбочке стояла открытая неполная бутылка водки, два стакана, початый пакет апельсинового сока. — Здесь кто-то ночевал? — спросила Серебрякова. — Боюсь, этот товарищ был не в единственном числе. Между прочим, удобное местечко, и к столу вылезать не надо, все под рукой. Кто-то воспользовался. — Да, похоже. — Присядем, Ирина Сергеевна, не стесняйтесь. Я вот в это кресло, если позволите. Соку не хотите? — Нет, спасибо. Я готова ответить на все ваши вопросы, Алексей Алексеевич. — А сами никакую версию случившегося выдать не хотите? — Да, я нечто подобное предполагала, но произошло совсем не то, что я ожидала, понимаете? Мне казалось, что жертвой мог стать Валера Иванов, именно с ним связаны все конфликты на фирме. — Знаете, и мне так осенью показалось. Значит, убийца промахнулся, выбирая жертву? Но принять Павла Петровича за Валерия Валентиновича можно только в полной темноте и то не на ощупь. — Я пыталась после того, как вы мне рассказали о результатах расследования, что-то исправить… — Глебова, например, взяли назад, пообещали после Рождества вызвать на работу Анечку Барышеву. Попытка обратиться к славному прошлому, так я понимаю? Но разве можно что-то вернуть? По-моему, тот «Алексер» давно кончился. — Да, но мне так захотелось возродить в магазине ту атмосферу, которая была, когда они только начинали дело, все работали вместе, но без увольнения Валеры это было невозможно, а без него развалилось бы то, что уже есть. Я не могла решиться на такой шаг, понимаете? — И вы решили Валерия Валентиновича не трогать, а вместе с ним и группу родственников-блюдолизов. И что, ваши меры дали какой-нибудь результат? — Трудно сказать. Вернулись Глебов, Ольга Минаева, секретарша моего покойного мужа… — Да, я ее помню. На какую работу вы ее рекомендовали? — В помощь Паше. Он сам попросил, знаете, ведь много дел, касающихся фирмы, перешло к нему после смерти Александра. — И Павел Петрович попросил просто помощницу или конкретно Ольгу? — Ну, он намекнул, что глупо тратить время на обучение кого-то постороннего. — Разумно. — Потом он же попросил за Аню Гладышеву. — Что-то раньше я в нем такого благородства не замечал. С чего вдруг такие перемены? Еще кого пытался вернуть? — Тут-то как раз и возник конфликт: чтобы взять на работу еще одного менеджера из уволенных, надо было куда-то пристроить Сашу Иванова. И продавец у девочек явно получался лишний. Валерий уперся: ни туда ни сюда. В коллективе заговорили о том, что он выживет Глебова из фирмы. А Борис — фанатик. Он без своей работы что без воздуха. Естественно, Паша вступился за Борю, Валера — за свою команду. В итоге фирма раскололась на два лагеря. — Состояние «холодной войны»? — Да не такой уж холодной, бывало и горячо. Доходило до таких разборок! Девочки у нас очень темпераментные. — Чьи же, Балерины или Пашины? — Танечка Иванова может за себя постоять и Лиза. — Это такая высокая, полная? Женщина с веслом? — Крупная девочка. Вы всегда все утрируете, Алексей. — А Эльза? — Кассирша? Та спокойная. Но, знаете, я ее недолюбливаю. Несмотря ни на что, я предпочитаю иметь дело с открытыми, быть может, даже с шумными людьми, но не с такими тихонями, которые пакостят из-за угла. Ходит такая дрянь, сплетни потихонечку собирает. У нее даже досье на каждого составлено, компромат своего рода. — А вы откуда знаете? — Она пыталась мне его подсунуть. Знаете, такое подробное описание всех промахов ее коллег. Сплетни, слухи, домыслы. Неприятная девушка, для меня по крайней мере… — Как вы прореагировали на досье? — Вежливо дала понять, что не одобряю поступки подобного рода. — А кого Эльза хотела утопить? — Глебова, конечно, Олю, Марину. Но добиралась она да самого Паши. — Вот как? А он-то ей чем не угодил? — Я не собираю сплетни, спросите лучше у нее. — Я правильно вас понял: с Павлом Петровичем состояла в конфликте добрая половина фирмы? Во-первых, господин управляющий Валерий Валентинович. Во-вторых, его воинственно настроенные родственники. В-третьих, чем-то обиженная дама по имени Эльза. Следующие два пункта занимает своими объемами мощная Елизавета. Еще недовольные были? — Да не Пашу я хотела защитить, когда обратилась к вам. Поймите это. Все, что случилось, похоже на трагическую случайность. Я всегда симпатизировала Павлу, и, честно говоря, его бы я больше послушала, чем Иванова, если бы дело дошло до «или — или». — Вот поэтому-то именно он, а не Валера лежит сейчас мертвый на первом этаже, — Он мог и сам упасть, и наткнуться случайно на этот проклятый угол. — А вот с этим могу поспорить: на угол попал случайно, а вот толкнули его умышленно. — Но без намерения убить. — Не скажите. С ненавистью толкнули, это уж точно. А всякая ненависть подразумевает под собой желание устранить физически вызвавший ненависть предмет… И видите, как кому-то крупно повезло. Извините за черный юмор. И за то извините, что мне уже второй раз в жизни приходится заниматься проблемой вашего алиби, Ирина Сергеевна. Прямо рок какой-то. Сами-то вы спать во сколько ушли? — Грех на вас обижаться, Алексей. Вы всегда с таким виноватым видом задаете этот вопрос. Я ушла спать сразу после того, как Илья увел спать Катюшу. — Мадам Калачеву? — Именно. Вы должны это помнить. Я видела, как вы еще вовсю в это время развлекались. — Так хочется покраснеть, Ирина Сергеевна, но голова уж очень болит. Но верьте, что мне очень и очень стыдно. Одно только могу сказать в свое оправдание: честно отработаю свою путевку, найду убийцу и передам в лапы правосудия. — Я вас не упрекаю. У меня и в мыслях не было, чтобы вы весь вечер стояли у каждого за спиной и периодически грозили пальцем: «Не убий». Просто надеялась, что ваше присутствие остановит убийцу и не произойдет того, что произошло. Хотелось поверить в то, что общее веселье всех примирит. — Хотели мира, а получили… Да не решается ни один конфликт путем грандиозной пьянки, увы. Ладно, Ирина Сергеевна, доказать чье-то алиби в пылу пьяной вакханалии невозможно, остается надеяться, что народ начнет что-то вспоминать. Кстати, как там насчет обеда? Может, ваша повариха покормит, так сказать, на дому? Неохота по сугробам лазить. Смотрел я сегодня на эту даму очень внимательно, похоже, она о Павле Петровиче сожалеть не будет. А он, бедняга, как к ней относился? — Знаете, что странно: он ведь ее просто не замечал, а на днях вдруг попросил уволить, причем в очень категоричной форме. — На каком основании? — Мол, много кладет себе в карман. Но это глупо: кто из поваров не приворовывает? Конечно, она брала себе и оставшиеся продукты, и с деньгами было нечисто, но все в меру. — Воровать в меру. Это хорошо. А, простите, кто эту самую меру определил? — В меру, это когда другим остается достаточно, чтобы на подобное воровство закрывать глаза. — Так. И что же вы ответили Павлу Петровичу? — Сказала, что если на то пошло, то решение всех кадровых вопросов я могу переложить на него, пусть сам занимается подбором и увольнением сотрудников. — Короче, развязали руки? — Я не сижу целыми днями в офисе и тем более не обедаю. Ему виднее. — Значит, Корсакова после Рождества у вас больше работать не будет? — Ну, теперь, думаю, вопрос о ее увольнении отпал. Кто будет заниматься поисками новой поварихи? Если у Паши и была какая-то кандидатура, то теперь это уже не актуально. — Прекрасно! Вы плодите подозреваемых со скоростью один в пять минут. Проще было бы назвать тех, у кого не было повода лишить фирму коммерческого директора, осталось только выяснить, не было ли у Павла Петровича махинаций с бухгалтерией и любовных связей на стороне. Кстати, мы забыли про красавицу Нору. Как развивался их роман с Павлом? — Еще раз повторяю, что я не собираю сплетни. Это охотно расскажут вам другие. Желаю успеха. — Так, значит, действительно что-то было. Ну, с любовными связями я как-нибудь разберусь сам, это мой конек. А как насчет бухгалтерии? — Не имею претензий. У Юлии с Павлом проблем не было. — Кстати, она хорошо зарабатывает? — А в чем дело? — Это ведь она приехала на новенькой «восьмерке»? Сама за рулем — смелая дама. Это ее личная машина? — Ведь не иномарка. Юле без конца приходится ездить в банк, по делам, и я довольна, что она обходится без служебной машины. — А про ее зарплату не скажете? — Приличная зарплата. Цифры называть не буду, скажу только, что не задаюсь вопросом, на какие деньги куплена эта машина. — Что ж, вопрос исчерпан. Пока мне не о чем вас больше спросить, вы' меня и так основательно загрузили. — Я всегда готова вам помочь, чем могу. — Воспользуюсь непременно. — Серебрякова подавляла его своей вежливостью и правильностью речи. Леонидов вслед за Ириной Сергеевной вышел в холл, застав там вполне мирную картину: молодой человек, которого он вчера запомнил как просто Колю, наливал пиво себе и Андрею Липатову, Барышев сверлил глазами дырку в фанерных перилах балкона, Корсакова вместе с Тамарой Глебовой носила в комнату напротив посуду, у окна курили секретарша Марина и Наташа из бухгалтерии. Остальные, видимо, разбрелись досыпать. Серебрякова сразу прошла к себе, проведать Нору. Вот кого Леонидов мечтал хорошенько потрясти! Лежала она, закрывшись в комнате, неспроста, и уж наверняка не из-за переживаний о потерянной неземной любви. С девушками этого типа Алексей уже сталкивался: бурно оплакивать они могли только уплывшие из рук деньжата, а вместо сердца Бог вложил им в прекрасную грудь некий блестящий, как железо, камень, из которого делают популярные дешевые украшения. Гематит, кажется, называется. В общем, что-то связанное с кровью, у Саши были такие бусы, по его мнению, и Алексей давно покушался их выкинуть. Сергей Барышев встал, как только Алексей кивнул ему на дверь в свой номер. — Только там сейчас наши феи чирикают. — А мы их попросим с детьми прогуляться. — Ага, пусть роют снежные пещеры. — Им полезно. — Леонидов распахнул дверь. — Девочки! Идите-ка подышите воздухом, а заодно и оцените спасательные работы. Вблизи уже должен быть слышен шум моторов. — Выпроваживаете? Думаете, мы будем вас подслушивать? Ну и ладно. — Слегка надувшись, женщины стали собираться. Саша крикнула Сережку, надела на него пуховик и сапоги, плотно обернула шарфом шею. Когда компания удалилась, Леонидов полез в тумбочку, где с вечера предусмотрительно запрятал бутылку хорошего вина. — Смотри: мускат! Сахару, зараза, тридцать пять процентов. Сироп, елки! Похмелимся? — А пить из чего? Стаканы-то в холле. Сходить? — Ни-ни! Не стоит оказывать дурное влияние на общественность. Сейчас крышку от мыльницы принесу, да подай ту пластмассовую штуку от лака для волос. — Колпачок, что ли? — Его, родимый. — Воняет же. — Ничего, пойдет под мускат. Я эту штуку сейчас с мылом помою. — Тогда ты из него сам и пей. — Ладно, как гость, можешь пользоваться привилегией в выборе посуды. Будешь потом мыльные пузыри ртом пускать. — Классное занятие! С детства обожаю. Они разлили мускат в мыльницу и колпачок от лака для волос. В тумбочке нашлась пара мандаринов. Потом глотнули из импровизированных стаканов. Барышев скривился и закашлялся: — Ш-ш-ш… — Ш — што? — Ну ты злодей, Леонидов! — Я тебя предупреждал. Между прочим., мне тоже невкусно. Знаешь, какую гадость бабы себе на голову льют? — Иди ты, отравитель. — Ладно, будем считать, что водные процедуры закончены. Вернемся к нашему хладному телу. Передо мной список присутствующих в этой экспедиции граждан. Итого тридцать человек. Минус пятеро детей — остается двадцать пять. Себя с Сашей я тоже исключаю, если только я не лунатик и не осуществляю под воздействием сна свои заветные мечты, но поскольку это маловероятно, получается еще минус два. Теперь о вас, Барышевы: во-первых, я тебе доверяю. Во-вторых, вы спали в угловой комнате и рано ушли. Так что получается еще минус два. — Ну, спасибо, благодетель ты наш. — Не за что, цветы можно прямо в номер. Итого получается: двадцать три минус два равно двадцати одному. — В первом классе ты, Леонидов, наверняка на пять учился? — Только в первом… Серебрякову тоже в общем-то можно исключить. — И самого убитого, надеюсь, тоже. — Да, елки, даже забыл, для чего вся эта арифметика. Остается девятнадцать душ, у шестерых из которых уже обрисовался веский мотив. Нора тоже под большим вопросом. — Ей-то какой навар? — Пока определенно сказать не могу, но что-то там есть, видел вчера, как они с Пашей по разным углам сидели. Кстати, как только все эти сугробы разгребут, надо будет добраться до главного корпуса и просмотреть кассету с записью вечера. — А где кассета? — У меня в кармане. Сейчас уберу в тумбочку вместе с бутылкой, надо прятать от грабителей такие ценные вещи. Итого: шесть человек имеют видимый мотив, остальные скрытый. В таких делах, как правило, стоит только поглубже копнуть. В учреждений, где зарплата коммерческая, да и очень приличная, нет места любви и братству, тем более сейчас, когда народ за место под солнцем глотку перегрызет, когда каждый сам за себя. — А Пашины люди? Их ты со счетов не сбрасываешь? Они-то его лелеять были должны, как нежный цветок орхидею. — А если кто-то притворялся, что он Пашин человек, а сам делал ставку на Валеру? — Ну ты прямо раздул тайны мадридского двора. Король и его свита, толкающая друг друга в зад. — А ты у своей жены спроси, как ее в свое время убрали из «Алексера», она тебя просветит. Серебрякова, между прочим, сама мне сейчас призналась, что некая Эльза ей досье на всех пыталась всучить. — Эльза, Эльза… Погоди, это та самая белесая дамочка с прической каре? Действительно, на немку похожа. Гестапо в действии. Та еще сучка. Анька моя ее терпеть не может, даже не поздоровалась вчера. — Да таких, можно сказать, в упор не видишь, а они живут и процветают. Валера и мадам Иванова за нее горой, я это еще осенью заметил. — С чего предлагаешь начать? — С обеда, конечно. Похоже, что дорогу жизни уже расчистили, слышишь, за окном шумят моторы. И действительно, в комнату ввалились румяные, засыпанные снегом Саша и Анечка. — Мужчины, вас приглашают на обед. — Пойдем, Сергей, а то у меня желудок склеился. — Леонидов встал, хмыкнул, как бы прочищая горло. — О чем это вы, мужчины? — поинтересовалась Саша. — Да мы тут так, мылись. — И причесывались… Когда Барышев вышел вслед за женщинами, Алексей открыл тумбочку, посмотрел на кассету, выдвинул ящик и сунул кассету поглубже, так чтобы создалось впечатление, будто ее хотели спрятать, и аккуратно закрыл дверцу. «Кто ищет, тот непременно найдет», — подумал он, выходя из комнаты. Метель на улице немного утихла. Небо напоминало слежавшуюся вату, зато снег радовал своей свежестью, пушистостью и белизной. Леонидову он напомнил взбитый белок, в котором гигантская десертная ложка процарапала глубокую борозду. По этой борозде цепочкой тянулись жертвы вчерашней пьянки: Манцев на ходу захватывал голыми руками снег и тер опухшее лицо, озорная Марина пыталась подловить его сзади и сунуть за шиворот холодный комок. Наконец ей это удалось, Манцев взревел и ринулся на нее тигром, они заорали и повалились в сугробы. — Веселится народ. Не очень-то и скорбят об усопшем, — вздохнул Алексей. — Отдыхать приехали. Жизнь-то продолжается. — Слушай, Сергей, я, кажется, дверь в комнату забыл закрыть. — Что, за свои миллионы опасаешься? — У меня там осталась действительно ценная вещь — джинсовые штаны. Погоди, я мигом. Леонидов не спеша вошел в холл и стал подниматься на второй этаж. У самых дверей в холл, где вчера резвилась веселая компания, он столкнулся с внушительной фигурой Валерия Иванова. Господин управляющий с каменным лицом прошел мимо. «Не переусердствовал ли в демонстрации равнодушия?» — заинтересовался Алексей, бросаясь в свой номер. Кассеты в тумбочке не было. «Не верю! Неужели разобрались на высшем уровне, без привлечения низшего звена? Точно! Умыкнул видеозапись вчерашнего вечера, а это уже является косвенным свидетельством вины. Не клептоман же он в самом деле?» Алексей пошел обратно к ожидавшему на улице Барышеву. — Ну что, на месте ценный предмет одежды? — Все в порядке. Далеко нам топать? — Туда, где вчера ключи от комнат брали. Главное административное здание санатория вытянулось вдоль забора тремя кирпичными этажами. Если в архитектуре коттеджей еще проглядывали претензии на оригинальность, то опередивший их в дате рождения каменный монстр полностью соответствовал совковым стандартам. Он с нескрываемым отвращением всасывал в огромный стеклянный рот прибывающих людей: мол, чего суетитесь, вкусного все равно ничего не получите. Еда полностью соответствовала первому впечатлению от строения: старательно обезжиренное меню было явно составлено с одной целью: уберечь граждан отдыхающих от целлюлита, много было только чая, поскольку вода все равно в организме не задерживается и к тому же в кранах ее полно. Кормили отдыхающих похожие на кукол с выбеленными перекисью волосами официантки, развозя тарелки на металлических столиках, напоминавших больничные каталки. Леонидов с Александрой пожевали салат из капусты и морковки, похлебали харчо и полностью съели второе, ибо разбавленное водой пюре лилось в желудок так легко и непринужденно, что остановить его было невозможно. После горячего чая, который немного скрасил малоаппетитный обед, Леонидовы пошли занять очередь у гардероба для себя и Барышевых, поскольку Сергей имел привычку съедать все, что стояло на столе, и за себя и за жену. Когда он наконец наелся, очередь за переданной на хранение одеждой уже достигла окошка в чугунной витиеватой решетке. — Ужинать пойдем? — подмигнул Барышев. — Если выживем после обеда. По мне — так лучше сухим серебряковским пайком обойтись. — Ладно, пока наши женщины в фойе книжки смотрят, пойдем и договоримся с администрацией о просмотре кассеты. — Не выйдет. Я ее пожертвовал в фонд нуждающихся в любительской видеопродукции. — Это как?! — Оставил в тумбочке в надежде, что виноватый захочет ее изъять, так оно и получилось, вроде ловли на живца. Ну, соскучился человек по рыбалке, а сейчас зима, трудно понять, что ли? — А если на этой пленке зацепка, по которой можно вычислить убийцу. — Пойми, посторонний сразу не увидит того, что для убийцы очевидно. Не переживай, Серега, пойдем лучше отдохнем от приема пищи. — У вас, у сыщиков, конечно, свои методы, можете эксперименты ставить, все, что угодно, но тогда уволь меня из помощников. — Ладно, хватит психовать, пойдем, надо с чего-то начинать. — Милиция приедет, она и начнет. А я сюда отдыхать приехал. Пойду высплюсь. — Иди, иди. Может, проспишься — подобреешь. Барышев, подхватив под руки Аню и Сашеньку, повел их к дверям. Леонидов лениво побрел следом. Иногда он и сам не понимал, зачем совершает те или иные поступки, и будет ли от них прок, но словно бес толкал его под руку. Алексей называл это интуицией, жена — очередным заскоком. Алексей посмотрел на спины удаляющихся друзей и жены, оглянулся и не спеша свернул в елочки. Оказываясь на природе, он всегда норовил коснуться ствола дерева, листвы, чтобы убедиться, что на свете еще существует нечто не из асфальта и камня. Побродив среди холодных душистых стволов, набрав полные кроссовки снега, он немного успокоился и вернулся в коттедж. Войдя в свою комнату, Леонидов обнаружил, что она пуста. Жена и Сережка где-то гуляли, им дома осточертело сидение в четырех стенах. Алексей лег на перекрахмаленное, жесткое белье и подумал, что меньше всего ему сейчас охота куда-то идти и общаться с гражданами отдыхающими. Хотелось просто полежать и подождать, может, все разрешится само собой, придет к нему в комнату, например, человек и скажет, что так, мол, и так, я столкнул Пашу с балкона, не нарочно, а так, по пьяни. И, откровенно говоря, Леонидов эту версию охотно поддержал бы, тем более что все были изрядно под хмельком и смутно припоминали события предыдущего вечера. Было только одно маленькое «но»: одного из присутствующих Алексею не хотелось выгораживать, а именно он и был, похоже, причастен к случившемуся. «Я докажу, что Пашу толкнул Иванов, и успокоюсь. Надо только найти кассету, которую он взял, и свидетеля, который непонятно почему до сих пор не объявился. Свидетель — он всегда есть. А вот промолчать этот случайный очевидец мог только в том случае, если принадлежал к команде управляющего, Пашины люди давно бы уже прибежали». Алексей никак не мог отключиться. Им овладело странное состояние, когда человек очень хочет спать, изнемогает от усталости, но заснуть тоже не в силах — из-за огромного нервного напряжения. Он ворочался, подминая под себя подушку, пока не услышал в коридоре шаги и веселые женские голоса. Алексей подумал, что это Саша, она его успокоит, и тогда он, возможно, заснет, и выскочил в коридор. Но это были Наташа Акимцева и Марина Лазаревич. Они пристраивались у окна с пачкой сигарет и бутылкой темного пива. Леонидов задвинул свою сонную меланхолию в самый дальний угол души и пошел работать. С улыбкой донжуана на вынужденном отдыхе он подступил к двум очаровательным феям. Девушки и впрямь были хороши — длинноногие, с тонкими талиями. — Здравствуйте, девушки! — Мы сегодня уже встречались, — засмеялись они. — Пива не хотите? У Леонидова в желудке мускат, замешенный на лаке для волос, до сих пор сражался с водянистым пюре, и Алексей нашел в себе силы вежливо отказаться. — Можно, я просто с вами постою? — Мы же курим. — А я не курю, но вдыхаю. Токсикоманю потихоньку, а в таком приятном обществе эффект просто потрясающий. — Комплименты делаете? — заулыбались девушки. — Предположим… А где ваши неотразимые мужчины? — Пошли выяснять насчет бассейна. Здесь, оказывается, все по расписанию, да еще обязательный медицинский осмотр. — Что смотрят? — озабоченно осведомился Леонидов. — Ноги. На предмет грибка. — Врач, конечно, мужчина? Я бы тоже посмотрел кое-какие ножки, на предмет грибка, естественно. — Ха-ха! Мы не против. — Тише! — Алексей оглянулся с видом заговорщика — Жена где-то рядом. Поэтому давайте о другом… Жалко вам Павла Петровича? — Еще бы! Наверное, из санатория надо прямо на биржу труда отправляться, теперь Валера просто всех скушает. Или Норке компанию составим, будем вместе богатых покровителей искать, она тоже в минусе. Что-то и не появлялась сегодня, даже не обедала, аппетит небось пропал! — Как же, была без пяти минут жена, а теперь женщина без определенного занятия, так, что ли, девочки? — Жена! Если ее заставить работать, как нас, с девяти до семи, от нее ничего- не останется. К тому же Паша ей уже почти дал отставку. — А вы откуда знаете? — Он от Норы бегал последнее время, — фыркнула Марина. — Просил меня отвечать, что уехал в банк или на переговоры, а Норка его доставала. Даже в офис приезжала караулить. — Он что, не мог прямо сказать девушке, что не собирается дальше поддерживать с ней отношения? По натуре ведь Паша джентльмен. — Попробуйте избавиться от такой пиявки, как Нора! Во-первых, ей целыми днями нечего делать, а во-вторых, нечего терять. Она такие спектакли в офисе устраивала! — Как интересно! Расскажите. Марина поправила прическу и облизнула губы. От выпитого пива щеки ее зарумянились, и она с большой охотой поведала следующее: — Когда я говорила Норе, что Паша в банке или еще где-нибудь, она тут же являлась в офис. Охрана пускала любовницу коммерческого директора беспрепятственно. Последнее время он, правда, поумнел и приказал ее заворачивать. Но эта дамочка прорвется через любые кордоны. Караулила его в торговом зале или на улице. Она' обожала эффектные и неожиданные появления. Самые душераздирающие сцены происходили в его кабинете, за закрытыми дверями, но я-то слышала! Нора устраивала бурную сцену ревности, попрекала какой-то шлюхой, к которой Паша якобы таскается, ссылаясь на деловые поездки. — У него действительно появилась другая женщина, и Нора узнала, кто она? — Конечно. Выследила любовничка. Дама оказалась замужней и весьма обеспеченной. Нора постоянно угрожала, что донесет ее мужу. Пашу аж трясло от ее воплей. — Да мало ли рогоносцев! Пусть бы и рассказала. — Но муж этой дамочки — партнер по бизнесу, друг Серебряковой. Фирма весьма в нем заинтересована. — А как его имя? Марина замялась: — Все-таки я еще на работе, понимаете? — Охраняете коммерческие тайны? Ладно, я и сам уже догадываюсь. А дама эта часто Павлу звонила? — Только на сотовый. Он запирался в кабинете, когда с ней разговаривал. — Серьезное дело. — Только вы зря думаете, что Пашу из-за этого убили. Норка не сумасшедшая, она только пугала. Могла, конечно, чужими руками все организовать, но чтоб сама… Пашу Валера столкнул. : — Вы это видели? — Нет. Мы спали. Так наплясались вчера, что даже на любовь сил не осталось. — Да что вы? Такие молодые, энергичные… — Зато мальчики у нас не энергичные. Я своего Кольку едва отволокла. Он так напился, что мне пришлось ночевать у Ольги. — Так он все равно заселился с младшим Ивановым. Вам, Мариночка, и места у них в комнате не было. — Вот как раз там, куда я отволокла Николая, младший Иванов и близко не наблюдался. Не знаю, может, под утро объявился? Я сама как пришла, так и упала, ничего не слышала, спала, что называется, без задних ног. — А где же все-таки был ночью Александр Иванов? — Спросите что-нибудь полегче. Все так перемешались вчера! Ночевали совсем не там, куда заселилиеь. — Ну, спасибо, обрадовали. Значит, лишь бы вещи куда-нибудь кинуть, а там можно мигрировать как захочется? Этот спал не там, куда поселился, комната, которая должна быть пустой, оказалась самой популярной. Женщины отправляются не к своим мужчинам. Короче, черт знает что. Ваши соседки тоже с кем-то поменялись местами? — Кто, Эльза с Елизаветой? Смеетесь! Лизу даже танцевать никто не приглашает, а Эльза так умирала по Паше, что над ней давно уже все смеются. — Да что вы? Любвеобильный мужчина был этот коммерческий директор. — Просто красивый. Знаете, многие девушки мечтают о принце на белом «мерседесе» с кучей денег и смазливой физиономией. Паше неплохо удавалась эта роль. — А вы разве не мечтаете? — Мы работаем, мечтать особо некогда. Труд на чужое благо лучше всего избавляет от ненужных иллюзий, тем более если у тебя обычные для всех девушек данные. — Эльза тоже работает. Разве не так? — Она так поглощена своей карьерой, что видит только работу и дом. А природа требует свое! Значит, надо найти подходящий объект прямо на рабочем месте, вот она Пашу и приглядела. — А он? Отвечал взаимностью? — Кому? Наш Паша не мог снизойти до романа с рядовой женщиной. Представляете этого роскошного красавца под руку с Эльзой в ее неизменной затрапезной кофте? — Она же прилично зарабатывает, неужели не может хорошо одеться? — Не знаю, куда Эльза девает деньги. Она скрытная, никому про свои личные дела никогда не рассказывает, но похоже, что Паша ее здорово отшил. — Как она себя повела? — Да никак. По ней не поймешь. — А судя по тому, что рассказала Ирина Сергеевна, решила отомстить. Ну ладно, похоже, ребята возвращаются. Черт с ней, с этой дамой. А что, девушки, если я тоже пойду с вами в бассейн смывать похмелье? — Конечно. Потом в волейбол можем поиграть! — Почему же не в теннис? — Народу слишком много, надо всех привлечь. Мы поклонники массового спорта. Девушки заспешили к своим кавалерам. И тут Леонидов увидел, что Ирина Сергеевна Серебрякова вышла из своей комнаты и зашла в соседнюю, где расположились Калачевы. «Значит, Нора сейчас одна. Похоже, пора прервать ее затянувшуюся истерику». Алексей бросился к одиннадцатой комнате. Дверь угловой комнаты была заперта изнутри. Леонидов сначала тихонько поскреб ее, а потом настойчиво застучал: — Нора, открой! Хватит давить на жалость: я-то тебе все равно не верю. Ответом был лишь скрип кровати. — Гражданка Прохорова, откройте представителю законной власти. Елена Сергеевна, будьте благоразумны! В замочной скважине заскрежетали ключи. Дверь резко распахнулась. — Опять ты? Сколько ты мне, сволочь, нервов попортил! Я вот доберусь до твоей жены! — взвизгнула слегка помятая дама в пошлых розовых кружевах. Леонидов увернулся от двери и оттеснил Нору в комнату. — У тебя что, пунктик особый — всем обо всем доносить? Родители в КГБ при Сталине не работали, случайно? — Ублюдок милицейский! Пошел ты… — Дура! — Леонидов толкнул ее на мятую постель. — Хочешь, наверное, как Лана, закончить молодую жизнь в роли задушенной свидетельницы. Думаешь, люди слепые, не понимают, какой цирк ты тут изображаешь? — Хам, быдло, нищий огрызок! — Стареющая шлюха! Психопатка! Оба перевели дух. Леонидов с опаской приблизился к шипящей женщине. — Все? Но это было далеко не все. Возле его носа вдруг мелькнули длинные сиреневые ногти. Алексею с трудом удалось их перехватить, она оцарапала руки, но зато он спас глаз. — Врезать тебе, что ли, девушка? Соображаешь, куда когти свои суешь? Давай успокаивайся. Ты как стресс снимаешь: пьешь, колешься, нюхаешь? Или просто на балалайке играешь по ночам? — Ты бы заткнулся, ищейка милицейская. Дай сумочку, там пузырек с таблетками. — Ого! — присвистнул Леонидов, увидев название. — Не удивительно, подруга, что ты такая нервная. Тебе нужен доктор, а не исповедник. — Дай сюда. — Она рванула к себе таблетки. — Захочешь настучать, можешь не дергаться, у меня есть рецепт. — Ну да, и письменное разрешение родителей. Не сомневаюсь, что уж бумагами ты запаслась. Нора открыла пузырек дрожащими от нетерпения руками. — А запить, Елена Сергеевна? — Сок в тумбочке. — Отлично! Кусаться больше не будем? — Иди ты… — Ругаешься ты как-то без выдумки. Неужели это ты Пашу отправила в тот полет? — Делать мне нечего. Я раньше тебя спать ушла. — И спокойно легла и уснула? — Докажи, что не так. — Я-то докажу. Не одна же ты по ночам в поисках возлюбленного гуляешь, сильфида ты моя неугомонная. Я даже догадываюсь, кто составил тебе компанию. — Что, все утро в пепельницах копался или в помойном ведре? — Ну, твоя работа куда грязнее моей. Не сразу же ты вылезла в дорогие шлюхи, была наверняка и дешевкой. Ты Пашу чем шантажировала? Угрожала рассказать о ваших с ним постельных упражнениях или на видео снимала? Это сейчас самый распространенный вид шантажа. Таблетка подействовала. Нора начала успокаиваться. — Ничего я не собираюсь тебе докладывать, Леонидов. — Я и без тебя знаю, что у Павла Сергеева была связь с Калачевой… И прошлой ночью вы друг друга попеременно пасли. Не могла ты спокойно уснуть, пока соперница караулила свою до чертиков напившуюся собственность. — Сволочь. — Язык у тебя без костей. Может, подумаешь и будешь отвечать на конкретные вопросы? Когда Калачев увел свою жену, ты спать пошла? — Да. — А потом решила проверить на всякий случай? Вернулась и увидела ее с Павлом Петровичем? — Да. — Знаешь, Елена Сергеевна, моя жена уже в пятом классе учит детей отвечать на вопросы развернутыми предложениями. Постарайся вспомнить детство. Кто еще в это время бодрствовал? — Не помню. Эльза с Лизой, кажется, еще сидели, — зевнув, сказала Нора, — Манцев, Маринка со своим мальчиком. Этот смазливый плейбой тоже крутился возле какой-то юбки. И Пашка со стервой Катькой обжимался. — Ты что, скандал устроила? — Ха! Стану я зря эмоции расходовать. Просто вывела Катьку в боковую комнату поговорить. — Поговорили? — Она плохо соображала, мычала как корова. Катька вообще много пьет, когда мужа нет поблизости. Я пробовала ее трясти, но что толку объясняться с невменяемой? — И долго ты с ней общалась? — Я сразу поняла, что у них уже ничего не получится в эту ночь, позвала мужиков, и мы ее отвели обратно к мужу. — И ты спокойно удалилась спать? — Ну хорошо. Еще мы. с Катькой выпили на брудершафт, и я бросила в ее стакан свою таблетку, чтобы скорее отрубилась. Устраивает? — Ты что, ненормальная? А если бы ей стало плохо? — Как видишь, не сдохла. Ненаказуемо. — Больше никому свое зелье не бросала? — А что? — У меня осталось бы гораздо меньше подозреваемых. Неужели Калачева выпила, да еще на брудершафт? — Ты знаешь, что пьяные склонны мириться с заклятыми врагами. Кайф у них такой особый. Ну а теперь, если закончил свои расспросы, уходи, я посплю. — Скоро машина приедет и катафалк. Ты в город поедешь? — Поеду. Должен же кто-то сообщить его родителям. Да и не совсем я ему чужая, надо подумать о похоронах. Отпустишь, следователь? — Убирайся. Думаю, что неделю здесь никто и не выдержит, все разбежимся. Пропали серебряковские денежки. — А ты за нее не переживай. И если хочешь знать мое мнение, то это Иванов Пашу кокнул. — Все это утверждают, но никто не видел. Ты-то с чего на управляющего хочешь наехать? — Не твое дело. Но против него я все, что угодно, покажу. — Ты злишься, что фирма из рук уплыла? Да, знатная была кормушка. — А почему была? — Просто, похоже, смерть Павла Петровича свела твои дивиденды к нулю. — Это только ты так считаешь. Но я в тираж еще не вышла. Я еще им всем покажу! Мое время только начинается, запомни это, мент. Леонидов счел нужным запомнить на всякий случай этот факт. Нора уже засыпала: норовила упасть то на подушку, то в его объятия. Он понял, что больше ничего от Норы не услышит, и вышел из комнаты. Когда Алексей выходил из одиннадцатой комнаты, неожиданно приоткрылась дверь в соседнем двенадцатом. Испуганная мадам Калачева высунула в проем двери голову. Леонидов хотел было пройти мимо, но женщина выскочила и вцепилась в его рукав: — Я знаю, эта шлюха грязью меня поливала, такого про меня наговорила! Поверили, да? Нашли кого слушать, да она готова упечь меня на всю оставшуюся жизнь. — Послушайте, Екатерина Леонидовна, не надо так кричать. Храните свои тайны, тем более что муж где-то поблизости. — Илья пошел записываться в бассейн вместе с до-"черью. Зайдите, прошу вас. — А разве Ирина Сергеевна не там? — Леонидов кивнул в сторону комнаты. — Была, но только что ушла. Алексей понял, что она не отстанет, придется ее выслушать. Ох, не любил он откровений подобных дамочек, был уверен, что Калачева в собственное оправдание будет поливать всех остальных грязью. В люксе царил полный бардак. Екатерина Леонидовна не привыкла обходиться без домработницы. Вещи валялись где попало. Недопитые стаканы сока и пустые пакеты соседствовали с разбросанной повсюду дорогой косметикой и детскими игрушками, женский бюстгальтер висел рядом с детскими брюками, мужские несвежие носки валялись прямо посреди потертого ковра. Леонидов вздохнул и очистил себе кусочек стула, заметив при этом кружевные женские трусы на его спинке. Калачеву неубранное белье не смущало, видимо, в ее глазах Леонидов числился по классу обслуги, которой хозяева не стесняются. Алексея опять замутило от вчерашнего перебора спиртного, а больше от предстоящего разговора. Он не ошибся: на своей территории Екатерина Леонидовна обрела уверенность и барские манеры. — Вы не должны выслушивать мнение таких' женщин, как эта… — Калачева выразительно кивнула на стену соседнего номера. — Они подлежат уголовной ответственности за-проституцию и не могут влиять на позицию органов, ведущих следствие. — А что, порядочную женщину от проститутки отделяет только штамп в паспорте? Насколько я знаю, Елена Сергеевна сожительствовала только с одним человеком, чего о вас, простите, сказать нельзя. — Как вы смеете! Кто я и кто она? Категорически заявляю: все, сказанное этой шлюхой, — ложь, грязная и отвратительная ложь! — Увы, позвольте с вами не согласиться. Ведь я вас вспомнил, Екатерина Леонидовна. Вернее, вашего мужа, бывает иногда просветление. Мучился вчера весь вечер, сам не ведая того, но — вспомнил! В сентябре, когда я расследовал дело об убийстве Серебрякова, он подтвердил, факт передачи взаймы денег Павлу Сергееву, который тогда подозревался в убийстве. Чтобы доказать свою непричастность, Павлу Петровичу пришлось рассказать мне о вашей с ним связи. Говорил он и о том, что именно вы уговорили мужа выручить его в трудный момент и дать необходимую сумму в долг. — Это ложь! Мы просто друзья! — Показания Сергеева запротоколированы и подшиты к делу. Да и Нора вас выследила, а она хоть и занимает менее значимое положение в обществе, чем вы, но пользуется такими же гражданскими правами. Перед законом все равны — и порядочные женщины, и… — Леонидов не стал уточнять, кто в данном случае есть кто, но Калачева обиделась: — Что вы себе позволяете? Вы ничего не посмеете сказать! Мое имя должно остаться вне этой грязи. — К чему такая патетика? Значит, вы персона осо-бая-и можете прелюбодействовать не скрываясь, но обсуждать это никто не смеет? Взять, например, вчерашний вечер: не очень-то вас беспокоили вопросы чести, когда вы весьма нескромно вели себя в кругу молодых девчонок. — Это мое дело. — Теперь, когда ваш любовник мертв, придется все же публично потрясти грязное бельишко. Хорошо же вы его попачкали, коли так боитесь. — Вы непорядочный человек, не джентльмен. — Так и вы, милая дама, не леди: леди так себя не ведут. Что это? Ноги задирали, приставали к приехавшему с другой женщиной, мужчине, пили водку. А? И Сергеев ваш хорош: когда запахло жареным, заложил всех с потрохами. Если вы полагаете, что мужчины вашего круга всерьез могут претендовать на звание порядочных, это просто смешно. Богатые люди порядочными не бывают. Они столько раз заключают сделки с собственной совестью, что она становится их партнером, а не судьей. — В вас зависть говорит, господин милиционер. Вы сами ничего не добились, вот и травите тех, кто в состоянии оплачивать дорогие привычки. — Да, в том числе и любовника. Сергеев ведь вам недешево обходился. Между прочим, в том памятном разговоре в начале сентября он мне признался, что не знает, как от вас избавиться. Просто деньги были очень нужны. Лицо женщины исказилось, куда делись интеллигентные манеры и лоск! — Ты, козел! Я бы тебя… — Ее словарный запас оказался куда круче, чем у Норы. Вот что значит образование! Леонидов терпеливо выслушал все, что почерпнула из фольклора мадам Калачева. — Вы очень образно выражаете свои мысли, вполне в духе порядочных людей. Мне осталось только выяснить точку зрения на все это вашего супруга. Она взвилась, как почуявшая кнут кобыла. — Постойте! Да, я признаю свою связь с Павлом. Но она закончилась три месяца назад. Нора не там искала, ее драгоценный Паша не ко мне на свидания ездил. Леонидов насторожился. — У Сергеева была еще женщина, ради которой он бросил вас и хотел бросить Нору? А вы не врете, Екатерина Леонидовна? — Да. То есть нет, не вру. Я просто не хотела радовать эту проститутку тем, что уже не сплю с Павлом. И потом, после того как она все выложила Илье, мне стало наплевать на ее шантаж. — Как выложила? — Очень просто. Приехала к нему на работу, записалась на прием и все, что накопала, выложила. — Что-то после этого изменилось в вашей семейной жизни? — Ничего особенного. Похоже, Илья и так обо всем догадывался. Я, конечно, покаялась, пообещала, что больше ничего такого не будет, он простил. У нас ведь очень прочный брак, ребенок. Илья меня любит. — Чего же вы в таком случае в санаторий приехали? — Серебрякова пригласила, мужу идея понравилась, я обрадовалась, что смогу увидеть Павла. Мне кажется, я по-прежнему любила его. Так что думайте, вернее, можете думать что угодно. — Значит, ваш муж был инициатором этой поездки? — Только не думайте, что он имеет отношение к смерти Павла Петровича. Я была в комнате и могу подтвердить, что Илья никуда не отлучался. — Ну да. Особенно после того, как Елена Сергеевна подбросила вам в бокал таблетку, чтобы окончательно вырубить. Из вас получился невероятно ценный свидетель. — Какая еще Елена Сергеевна? — Нора, какая еще? По паспорту ее Еленой Сергеевной зовут. — Что? Эта дрянь… — Неужели не помните, как пили с «дрянью» на брудершафт? Калачева вся сжалась, сидя на неубранной кровати. — Это не Илья. Не рассказывайте ему, что я сидела с Павлом в ту ночь. — Это вы помните? — Скорее, догадываюсь. Инстинкты, они, знаете, не подводят. — Я постараюсь обсудить с вашим мужем эту тему как можно деликатнее, хотя я и не джентльмен. А кто все-таки эта женщина, ваша соперница? — Не знаю. Похоже, что они работали вместе. Кто-то с фирмы. — Зачем же тогда были свидания? — А где им, по-вашему, любовью заниматься? Уезжали якобы в банк или на совещание. Проще же, когда в любовницах секретарша? — Значит, это Марина? — Не знаю. Я не выясняла точно. Мало ли на фирме красивых девочек… — Выбор есть. Вы уезжать пока не собираетесь? — Собираюсь. Я сама платила за свою путевку, но что значат эти гроши по сравнению с удовольствием от вас избавиться. — А вот это не так-то просто сделать, если вы действительно причастны к случившемуся. — Леонидов вдруг услышал за окном шум моторов, незнакомые голоса и скрип снега возле коттеджа. — Что ж, похоже, коллеги приехали. Прервем нашу приятную беседу, Екатерина Леонидовна. Желаю вам поскорее прийти в себя. Голова-то болит? — Хам! — Я вам о здоровье, а вы мне о воспитании. Нескладно как-то получается. — Испытывать терпение Калачевой Леонидов больше не рискнул и исчез за дверью люкса. В холле было шумно. Герои вчерашнего вечера неуверенно жались по стенкам, наблюдая, как пространство посередине заполняется приехавшими сотрудниками милиции. Большинство из них было в штатском, но мелькали и погоны. Распоряжался действиями группы молодой человек в звании старшего лейтенанта. — Еще не вечер, а вы уже прибыли, — сказал, приблизившись к нему, Леонидов. — Поздравляю! Не ожидал вас так скоро, поэтому решил совместно с товарищами отдыхающими убрать тело в номер' покойного. — Кто вы? — ощетинился старший лейтенант и скользнул взглядом по мятым леонидовским штанам. — Оперуполномоченный Московского уголовного розыска капитан Леонидов Алексей Алексеевич. Угодно мои документы? — Угодно. — Коллега принялся внимательно изучать удостоверение, потом козырнул, но любезности у него не прибавилось. — Вообще-то это наша территория, капитан. Как вы здесь оказались? — Я не претендую на чужие лавры. А здесь в качестве отдыхающего, друг хозяйки и устроительницы этого мероприятия. В роли свидетеля до сих пор выступать не приходилось, но всегда готов. — Тело зачем распорядились убрать? — Вы не поняли, старший лейтенант, я здесь ничем и никем не распоряжаюсь. Просто мы сочли целесообразным избавить детей от подобного зрелища. Для вас я все старательно заснял на видео- и фотопленку и сохранил под почти стерильным полотенцем орудие преступления в виде стола. — Почему это стол — орудие преступления? — Покойник упал с балкона и ударился об угол. Приглашайте экспертов и можете начинать. — Чего уж тут теперь делать экспертам? Где тело? — Пожалуйста, вот ключ. — Леонидов быстро достал из кармана железную бирку с ключом от комнаты номер один. — Первый этаж, с лестницы сразу налево. Старший лейтенант начал отдавать распоряжения сотрудникам. Несколько часов группа оперативников мучила себя и отдыхающую публику, пытаясь восстановить вчерашние события. Наконец пришла очередь и Алексея. Они прошли в боковую комнату, которую старший лейтенант облюбовал для бесед с сотрудниками фирмы «Алексер» и остальными отдыхающими. Старший лейтенант достал бланк протокола и стал записывать данные Леонидова. Тот наконец не выдержал: — Я не услышал, как ваше имя и отчество, коллега, извините. Старший лейтенант нехотя оторвался от бумаг, пробормотал не вполне разборчиво: — Оперуполномоченный Семеркин Вячеслав Олегович. — И какие выводы вы делаете из происшедшего, Вячеслав Олегович? — Я вас допрашиваю или вы меня? — Давайте, Слава, не будем играть в детскую песочницу: мы взрослые люди, занимаемся одним делом. Произошло все на вашей территории, но люди из Москвы дело могут запросто забрать. К тому же народ приехал сюда отдыхать. Может, оставите несчастных в покое? — Я должен все оформить как положено. Не каждый день от несчастного случая умирает один из руководителей крупной фирмы. — Значит, вы пришли к выводу, что это был несчастный случай? — А что? Все свидетели показали, что Сергеев был пьян, на ногах не держался, часто ходил на балкон покурить. Не удержал равновесие, свалился, наткнулся на стол. Эксперт констатировал, что смерть наступила от удара о тупой предмет. На столе кровь и частички мозгового вещества. Думаю, это несчастный случай. — Не собираюсь вас разубеждать. — Конечно, будет вскрытие, повторный допрос свидетелей. А больше я здесь задерживаться не собираюсь. — Правильно. Забирайте тело, женщину покойного коммерческого директора и — с Богом! — Значит, вы тоже считаете, что это был несчастный случай? — Как частное лицо предпочитаю не иметь версий. Несчастный случай так несчастный случай. — А вот некий Барышев Сергей Сергеевич говорит, что вы уже начали собственное активное расследование и что-то говорили о разорванной рубашке покойного и синяках. Это правда? — Показалось. Показалось господину Барышеву, что я проявил к смерти Павла Петровича некий особый интерес. Чего только с похмелья не почудится, старший лейтенант. Так ведь? А с людьми я действительно разговаривал, да с какими людьми-то: с женщинами! Утешал, уговаривал, от истерики отпаивал. Публика нервная. — Значит, Барышеву показалось? — Несомненно. — Что ж, тогда мы поедем. Я здесь нашу беседу записал, подпишите протокол, Алексей Алексеевич. Знаете где? Леонидов с удовольствием поставил неразборчивый крючок там, где всегда заставлял расписываться других. «Всегда полезно почувствовать себя в шкуре того, кого обычно мучаешь сам: масса новых впечатлений. Теперь, пожалуй, стану добрее», — усмехнулся он про себя и вышел вслед за Семеркиным. После разговора со старшим лейтенантом, Алексей решил заглянуть к Норе… Девушка явно что-то скрывала: уж больно уверенно она держалась, явно чувствуя за спиной чью-то поддержку. Возле дверей серебряковского люкса Леонидов неожиданно столкнулся с Костей Манцевым. Тот почему-то мгновенно отвел глаза и начал оправдываться: — Вот, хотел помочь чемодан донести. — Понятно. Конечно, разве можно оставлять беспомощную девушку одну… в таком горе. Значит, у нее все в порядке?. — Да, все нормально. — Манцев обернулся и крикнул куда-то вглубь: — Нора, я взял чемодан. Из комнаты донеслось невнятное воркование, и Алексей передумал туда заходить. Суета в холле уже улеглась: приехавшие сотрудники милиции покинули коттедж, отдыхающие оживились. Одна только Нора уезжала из санатория, остальные решили задержаться на пару дней, до похорон Сергеева. Леонидов удивился, что к Норе не присоединилась Калачева, но, видимо, так решил сам господин преуспевающий бизнесмен Илья Петрович. Наконец тело понесли в «скорую», кое-кто пошел рядом с носилками, наблюдая, как отправится в местный морг коммерческий директор, так любивший красивую жизнь и дорогие вещи. Одна красивая вещь, впрочем, полезла в ту же машину, правда брезгливо поджав накрашенные губы: Нора привыкла ездить на переднем сиденье шикарных автомобилей и чувствовала себя не в своей тарелке на жесткой лавочке фургончика. Леонидов краем глаза успел увидеть, как она обменялась многозначительными взглядами с Манцевым и быстро сунула ему в руку какую-то бумажку. «Что бы это значило и кого она одурачила?» — усмехнулся про себя Леонидов, продолжая наблюдать за остальной публикой. Ирина Сергеевна Серебрякова выглядела расстроенной больше других. Она-то охотно прервала бы отдых, но долг удерживал ее рядом с коллективом и с Леонидовым, которому Серебрякова обещала помочь в поисках истины. Сотрудники «Алексера» прекрасно понимали, что версия несчастного случая удобна всем, но ничего не объясняет. На улице было темно, метель прекратилась, но мороз крепчал. Молодежь отчаянно замерзала в куртках и легкой обуви. Когда машины наконец тронулись в путь, многие откровенно вздохнули с облегчением и побежали в коттедж. На первом этаже сразу стало спокойнее, вместе с источником скорби исчезло и напряжение. Леонидов воспринимался теперь как свой, пострадавший, причастный к общим неприятностям и не имеющий отношения к следственной работе. Алексей был доволен, ревнивый коллега невольно.„ помог ему стать незаинтересованным в расследовании лицом. Теперь ему было легче, гораздо легче… |
||
|