"Последний камикадзе" - читать интересную книгу автора (Иванкин Анатолий Васильевич)

Пожилой шофер искусно вел такси по тесным переулкам, по широким магистралям, где под сенью небоскребов и высотных домов, в удушающем смоге, рычали моторами и визжали тормозами нескончаемые автомобильные стада.

У водителя чуткие руки, движения артистичны, казалось, ведя машину, он наслаждается своей работой и умением. Но отрешенный вид, резкие морщины у сжатого рта говорили, что это не наслаждение, а давно обретенное мастерство, украшенное великолепной реакцией. Рефлексы пожилого водителя были коротки, как вспышка молнии, и пришлись бы впору двадцатилетнему боксеру. Он довольно часто обгонял попутные машины. Но на это его толкала не лихость, а так же давно обретенный расчет и стремление к экономии времени.

Взглянув внимательно на водителя, можно было определить: он из тех, чьи предки поколениями жили в метрополии, не смешивая кровь с иноземцами, не принимая чужих, привычек и традиций. Лицо шофера по европейским стандартам даже красиво. Чуть косой разрез глаз придает ему сосредоточенный, суровый вид, подбородок крепкий, волевой. Лоб крутой и высокий. Одет подчеркнуто опрятно; не ему позволять небрежность — привилегию миллионеров и бесноватых юнцов — хиппи. Почти седая голова водителя заставляла думать, что он немало пережил. Замкнутый вид его не располагал к разговору: на все вопросы — короткие или односложные ответы — и снова молчание.

Вздумайте расспросить о нем его товарищей по работе, узнаете очень мало. «Такахиро-сан? Кажется, воевал. Кажется, одинок. Извините… он так неразговорчив. Но он свой. Работать умеет. Всегда придет на помощь товарищу. Вместе со всеми участвует в демонстрациях и забастовках».

Вот и все, что можно услышать о шофере Такахиро, человеке пятидесяти, а может быть, и более лет. Сложно определить возраст мужчины, если он здоров, мышцы его крепки и морщины залегли только у переносицы да в уголках рта.

При въезде на Гиндзу Такахиро резко затормозил: на огромном кинорекламном щите огненные, словно налитые кровью, иероглифы высвечивали:

«Так сражались сыны Ниппон!»[1]

Над иероглифами — молодой парень в очкастом пилотском шлеме. На его широких плечах — саван. Твердые скулы, широкие брови, сросшиеся на переносице, взлетали к вискам. Взгляд подавляюще жесток. «Итихара Хисаси…» — узнал Такахиро летчика с рекламы.

Припарковав машину к платной стоянке, преодолевая волнение, он зашагал вдруг отяжелевшими ногами к билетной кассе, словно загипнотизированный взглядом парня. Сел в кресло и, глядя на неосвещенный еще экран, подумал: «Неужели это он?»

Весной сорок пятого года в отряд, в котором служил Такахиро, приезжали кинорепортеры, что-то снимавшие своими громоздкими аппаратами. Ему так и не удалось тогда посмотреть отснятые кадры. Из каких же архивов извлекли этот фильм и пустили в прокат, чтобы через многие годы воскресить кошмары прошлого?

На экране отряд «Конго», вооруженный подводными лодками, носителями человекоторпед. Полным составом он выходит из базы в Куре к далеким берегам Гуама. Огромная флотилия катеров и лодок с провожающими заполнила всю акваторию порта. Они шлют восторженные улыбки и крики в адрес водителей человекоторпед, идущих в рейс, из которого не возвращаются. Виновники торжества восседают в самоходных гробах, воинственно потрясая саблями. Их головы обвязаны белыми повязками смертников. На лицах решимость: «Умрем за императора!» На стеньгах подлодок вместе с военно-морскими флагами реют вымпелы «Неотвратимая кайтэн».

Такахиро оглянулся — молодые парни, сверстники тех, чьи ожившие тени метались по экрану, смотрели фильм, лениво пережевывая резиновую жвачку. Но он, обычно невозмутимый Такахиро, сегодня не мог быть бесстрастным.

…На экране возник строй неправдоподобно юных пилотов, совсем мальчишек. Занялось столь же юное, раннее утро. На фоне рождающегося дня замерли тупоносые самолеты, разрисованные драконами и лепестками цветущей сакуры. Летчики из отряда смертников «Горная вишня» получают предполетный инструктаж. Перед строем — молодой капитан-лейтенант с усталыми глазами зрелого мужчины. Правильные черты лица, высокий лоб — истинно благородный самурай, капитан-лейтенант Ясудзиро Хаттори! На нем белый шарф. Грудь украшает орден Золотого коршуна — награда за высокую летную доблесть. В руке — фляга с рисовой водкой. Он подходит к пилоту, стоящему на правом фланге. Погребальный костюм пилота выделяет его из строя офицеров, одетых в обычную форму. Это заместитель Ясудзиро Хаттори лейтенант Итихара, тот самый Итихара Хисаси, чье мужественное лицо с подавляющим, жестоким взглядом высится сейчас на фасаде кинотеатра.

Лейтенант облизал пересохшие губы, отрешенно взглянул куда-то мимо командира, с трудом изобразил улыбку и с поклоном принял последнюю чашку сакэ. Ему, молодому, сильному, полному кипучей энергии, остается жить не более сорока минут. Прощальная церемония заканчивается. Ясудзиро Хаттори подает команду, и летчики, стремительно разбегаясь, занимают кабины своих самолетов. Сначала медленно, затем бешено вращаются винты. Капитан-лейтенант отбрасывает пустую флягу и выхватывает саблю:

— Банзай! За императора! — Сверкающая сабля показывает направление взлета.

Очередная группа камикадзе[2] уходит в последний полет, чтобы таранными ударами топить корабли американского флота, вошедшие в воды метрополии…

Такахиро, как во сне, вышел из зала и медленно побрел к своему автомобилю, придавленный тяжким грузом воспоминаний. Он мчался через город, затем крутил по серпантину спускающейся к морю автострады. Остановив машину у прибрежных камней, сошел к самой кромке прибоя и опустился на песок. Прошлое, от которого он бежал столько лет, настигло его властно и неотвратимо. Память понесла его против течения времени…


А в те же дни, по другую сторону океана, побывал на просмотре японо-американского фильма «Тора-Тора-Тора!»[3] Чарлз Мэллори, «розовый» журналист, изгнанный из солидных журналов за причастие к движению борцов за мир и прекращение войны во Вьетнаме. И фильм вызвал у него не меньшую, чем у японца, бурю воспоминаний.

Американский, журналист ничего не слышал о токийском шофере. Но тесен мир… И волею судеб, а если быть точнее, по воле «сильных мира сего» пути Чарлза и Такахиро скрещивались неоднократно. Не один раз они смотрели друг на друга через остекление коллиматорных прицелов, нажимая на гашетку управления огнем. Только необычное везение помогло им сохранить жизнь, и только чистая случайность помешала низвергнуть друг друга с сияющих небес в темную океанскую бездну…


Глава девятая

В первый день операции «Кикусуй» на американские корабли обрушились 355 самолетов камикадзе, «Божественный ветер» превратился в настоящий тайфун, но далеко не все экипажи достигли цели. Часть их перехватывалась и уничтожалась на дальних подступах к кораблям. Другая часть гибла, напоровшись на плотную завесу зенитного огня. Некоторые смертники не достигали цели, падали в океан из-за отказа до предела изношенной техники.

Были и такие, что в последний момент от страха теряли контроль над собой и сваливались в штопор. Сказывалась и низкая техника пилотирования — не все камикадзе попадали своими самолетами в жизненно важные центры корабля, бились о борт или надстройки, не принося им существенного вреда. Вследствие всего этого потери американцев были намного ниже, чем ожидало японское командование.

И лишь отдельные фанатики, прорвавшись сквозь огонь истребителей и зениток, наносили такой огромный ущерб американцам, который был не под силу даже сотне самолетов, действующих обычным способом.

Так, старший пилот Цай Томи, чьи опаленные документы нашли на месте взрыва, ухитрился на пикировании загнать свой «нуль» в люк носового самолетоподъемника «Энтерпрайза». От взрыва бомбы и самолета погибло более сотни человек экипажа, а сам авианосец был выведен из строя до конца войны.

Средний счет уносимых жизней, по данным американской статистики, был 1: 50 в пользу камикадзе. С целью сохранения высокого морального духа моряков американское командование умалчивало о тактике японских летчиков-смертников. Цензура строго следила, чтобы сведения о камикадзе не просочились в печать… И все-таки слухи о загадочных самураях, добровольно оседлавших крылатые бомбы, возникали повсюду и нагоняли на американских моряков страх и ужас.

Американцы понесли чувствительный урон в кораблях, но исход битвы за Окинаву был в их пользу. Атаки смертников продолжались до 22 июня — дня окончания «Кикусуй». Всего за это время камикадзе произвели 1500 вылетов, потопив 26 кораблей и 164 серьезно повредив.

Отряд «Горная вишня» участвовал в операции лишь вначале: к середине апреля летчики остались без самолетов — в людских резервах империя никогда не испытывала недостатка, а вот техники явно не хватало. На аэродроме сиротливо стояли две сильно изношенные учебные машины, но из-за отсутствия бензина учебные полеты проводились очень редко. Пилотам «Горной вишни» жилось пока вольготно. В ожидании часа, когда их жизни потребуются империи, молодые люди убивали скуку фехтованием, игрой в шахматы или борьбой сумо, а в дни получки они наводняли домики гейш, публичные дома.

Но в начале мая на аэродроме появился первый самолет-снаряд «Ока-11», тайно доставленный ночью.

Ясудзиро собрал по тревоге все свое немногочисленное войско и построил его вдоль взлетно-посадочной полосы. Капитан 2 ранга, прибывший вместе с самолетом «Ока-11» в сопровождении офицера контрразведки, рассказал летчикам о новой технике и о методике ее боевого применения, затем капитан-контрразведчик, расстегнув мундир и сняв фуражку — чтобы подчеркнуть свое независимое положение перед старшим. по званию, — сдернул чехол, и перед пилотами предстал небольшой самолетик, стоявший на неуклюжих транспортировочных колесах.

Это был одноместный моноплан с коротким, шестиметровым фюзеляжем и еще более короткими крыльями. Самое необычное, что сразу бросилось в глаза, — отсутствие воздушного винта. Этот первый (и последний) реактивный самолет, который пришлось увидеть камикадзе, имел пороховой двигатель, развивающий за 15 секунд на планировании необычно высокую для того времени скорость — почти 900 километров в час.

Летчики, как загипнотизированные, смотрели на чудо-бомбу.

Монотонным голосом капитан 2 ранга повторил заученные и надоевшие ему слова:

— Самолет «Ока-11» не может взлететь самостоятельно. К району боевых действий его доставит торпедоносец «мицубиси». Приблизившись к американской эскадре, летчик отцепляется, выбирает себе цель, включает ПРД[51] и пикирует на нее под углом порядка 50 градусов. На огромной скорости он легко прорывается и через заслон истребителей, и через заградительный зенитный огонь.

Через два дня занятий капитан 2 ранга со своим аппаратом и спутником от контрразведки убыл в другой отряд. А личный состав «Горной вишни» в ожидании массового поступления «Ока-11» вернулся к прежним развлечениям.

Поступление самолетов-снарядов затягивалось; не прилетали и их носители — торпедоносцы «мицубиси». Безделье, как ржавчина, начало разъедать дисциплину отряда. Вести с полей сражений о победах американцев не способствовали поддержанию высокого морального духа. Теперь, когда Ясудзиро служил в Ивакуни, неподалеку от Хиросимы, он находил возможность часто видеться со своей семьей. Раз, а иногда и два раза в неделю он, оставляя за себя заместителя Итихара Хисаси, спешил туда, где его ждали родители, жена и маленькая дочурка. В кругу семьи он забывал на время о своих полупьяных камикадзе, о приближающемся последнем, роковом вылете.