"Легенда о Красном Снеге" - читать интересную книгу автора (Тихомирова Лана)

Глава седьмая. О предложении сделанном долгу без надежды на сердце, но тронувшее его

Занка уже третий танец проводила с корн-принцем. Ее нисколько не смущало недовольство, не скрываемое даже натянутой для видимости улыбкой Сорокамоса. Насколько он умел очаровывать женщин, настолько умел, и отталкивать, но Занка прилипла намертво.

В ее голове складывался кое-какой план, в котором корн-принц должен был стать пешкой, но для этого ей нужен был Микаэлос, добраться до него было не просто, он хвостом

сновал за Аланкой.

Когда очередной танец кончился, Занка подошла к Микаэлосу.

Начался менуэт.

Презирая все правила этикета, Занка увела Владыку танцевать.

Микаэлос согласился, но улыбка на его лице была какой-то странной.

Менуэты в Лирании славились тягучестью и длительностью. Не всякий придворный осмелился бы танцевать этот тяжелый средневековый танец. Занка и Микаэлос танцевали, она молчала, ожидая, когда заговорит владыка. Он же заставлял себя ждать.

— Вы неплохо танцуете этот танец, мадемуазель, — наконец сказал он.

— Спасибо, — с обворожительной улыбкой сказала Занка.

— У меня сегодня удивительный день, — мечтательно начал Микаэлос, — Мне довелось танцевать с двумя интереснейшими дамами королевства.

Занка одарила его еще одной обольстительной улыбкой и прожурчала какую-то благодарность.

— Я имею в виду вас и мадемуазель Аланку, — уточнил Микаэлос, с той же странной улыбочкой.

— Что в ней может быть интересного. Простая горничная, — с напускным высокомерием сказала Занка.

Микаэлос чувствовал в ней хватку, не простую, ту силу, которая требует русла, которую нельзя просто так оставлять резвиться на свободе. Владыка глубоко задумался.

— Вы, мадемуазель, вероятно, большой специалист по плетению интриг, — осторожно сказал он, — для вас открывается большое поле для деятельности.

Эту фразу Занка не удостоила внимания настолько умело, что Микаэлос даже поверил в это.

С лицом полным чистой невинности Занка сказала:

— Я вижу, вы разбираетесь в людях, — и почувствовала, как вздрогнула рука владыки.

— И вы можете кое-что рассказать мне о корн-принце? — продолжала Занка.

— Могу, — кивнул владыка, — я очень рад, что он станет наместником, его светлость мне очень симпатичны. Он принесет нам долгожданный мир и спокойствие. К сожалению, я

сужу о людях лишь по политическим способностям, а это не слишком интересно молодой даме, — видя разочарование на лице Занки, сказал Микаэлос.

— От чего же?

— Политика не ваша стихия, вы будете как рыба в воде, там, где идет холодная война.

Занка изобразила на лице, что не понимает о чем речь, но, впрочем, не стремится понять.

— Тот край нуждается в покое и мире. Ему нужны такие люди, как Сорокамос Теорга на месте и Павлес Теорга в столице. Сорокамос молод. Но у него твердая рука, он не

обременен сердечными делами, по крайней мере, он не предает им такого значения, как его старший брат. О его светлости идет слава сластолюбца, а в таких людях всегда

горит любовь к одному единственному человеку. Сорокамос либо не нашел еще ту единственную, либо его любовь осталась безответной.

Занка рассмеялась.

— Я сделаю так, что он женится на мне.

Микаэлос не скрыл крайнего удивления.

— Вы так в этом уверены.

— Увидите.

Микаэлос пристально изучал Занку.

— Мне положительно сегодня не везет. Я старею. Уже второй раз за сегодня я ошибаюсь в людях, — вслух заметил он.

Занка это фразы не поняла, но переспрашивать не стала.

— С вашими способностями это вполне возможно, если только не вмешаются обстоятельства, вы еще не управляетесь с ними, — заметил Микаэлос.

— Я хочу власти, — Занка приоткрыла маску невинности.

Микаэлос повел бровью.

— Я вижу, вы так сильно хотите власти, что пойдете по трупам.

— Цель оправдывает средства.

— Боюсь, у вас ничего не выйдет, — нахмурился владыка. — Вы раба своих желаний. Вы сильная личность, но…

— Пусть и так, пока мне ничего не мешает. С места, на котором сидит корн-принц, легко попасть на трон, — рассуждала Занка.

— И вы не боитесь говорить этого мне. Вы ведь меня не знаете совсем.

— Вы можете быть мне полезны.

— И почему я вам буду помогать.

— У вас не будет выбора, — сверкнула глазами Занка. Владыка поймал себя на том, что без стыда разглядывает Занку, и герцогиня ему очень и очень нравится. Он так

смутился, что даже перепутал фигуру танца.

— Право слово, вы необычайная женщина. У вас абсолютно мужская хватка. Но все равно у вас ничего не выйдет. Нашим землям нужен мир, люди устали от войны, крестьяне

хотят домой, к земле. А вам нужна новая война.

— Вы из меня монстра сделали, — рассмеялась Занка. — я родилась в деревне, мой отец фермер, я знаю, что нужно крестьянам, и я могу им это дать, но зачастую, чтобы

изменить что-то в низших слоях, нужно кардинально поменять власть наверху.

— Вы не высокого мнения о своей сестре?

Занка задумалась.

— А что вы можете сказать о ней?

— Она мать. Женщина по своей природе всегда мать, но ваша сестра ею родилась, при такой королеве народ будет словно младенец, любимый и балованый ребенок.

— Она не политик!

— Вы правы.

— Она слаба!

— Но у нее есть надежная опора.

— Я могу сделать лучше.

Микаэлос задумался. Бог весть, о чем он думал, но, наконец, он ласково сказал:

— Вы правы, мадемуазель!

Занка недоверчиво посмотрела на него.

— Не сверлите меня взглядом! Я не способен был бы играть с таким серьезным противником, как вы.

Микаэлос снова встретил колючий недоверчивый взгляд.

Он приятно улыбнулся ей.

Занка видела владыку насквозь, но не могла прочесть его мыслей, внимательно понаблюдав за ним, она смягчилась и наградила его одной из своих обворожительных улыбок.

— И с чего же мы начнем? — спросил владыка.

— Для начала необходимо выйти замуж за корн-принца. Затем стоит разобраться с разбойниками, которые терзают вас…

— Ох, раз уж речь зашла об этом, то я должен вам рассказать, одну легенду.

— Я слушаю вас.

— На востоке провинций, в самых непроходимых лесах стоит замок. В замке обитает дух мальчика, это последний король людей. У него был брат. Два ребенка. Один жесток,

второй тих и безобиден. Однажды они играли в балюстраде, и случайно младший брат толкнул своего старшего, тот упал с балюстрады и умер. Добрый брат отрекся от трона и

ушел в эти края, где женился на лебедь-девице, а его сын основал род Теорга, победив людей в долгой кровопролитной войне. Бендос I Теорга согнал людей в леса и оставил

там. Дух мальчика, обитающий в замке, не успокоится, пока род Теорга будет на троне. У нас считается, что разбойники, приходящие с востока, идут именно из этого замка

направляемые этим мятежным, злобным духом.

— Спасибо, что просветили меня, — задумчиво сказала Занка.

— С ним нельзя договориться.

— Но можно дать ему желаемое.

— Но в легенде не сказано, что будет. У нее нет конца.

— По логике вещей это дитя, забрав желаемое, уйдет туда, откуда взялся.

— Возможно, — сказал Микаэлос, — а возможно и нет.

— За это я не люблю легенды, в них конец всегда не прописан.

Бесконечный менуэт никак не собирался подходить к концу. Сорокамос менуэтов не любил, но сейчас он по достоинству оценил преимущество менуэта — его длину. Он решил поговорить с Аланкой, так как обстановка располагала к душевной беседе. Но горничная будто испарилась после мазурки.

"Наверное, хлопочет по делам", — подумал герцог.

Он вышел на узенький балкончик, по бокам зала и поигрывал костяным шариком, когда заметил приближающуюся к балкону Аланку. Она летела со стороны парка. Подлетев, она встала на перила и спрыгнула на балкончик, и только потом заметила Сорокамоса.

— Простите, ваше сиятельство, — она сделала книксен.

Сорокамос поигрывал шариком и соображал. Что же ему всегда нравилось в Аланке? Не красива, в полном смысле этого слова, не сдержана на язык. Правда, сильная,

преданная, как собака, ядреная, как в деревне говорят, и бедра у нее широкие, что прекрасно. Но… было еще какое-то неуловимое "но", которое влекло его к горничной

сильнее всего — грациозность, выдержка, ясность мыслей, рассудительность, которых он больше ни у одной женщины никогда не встречал, и очень доброе сердце, и еще

бешеное чувство долга.

Он полюбил ее в тот самый вечер, когда она оставила его в своей комнате, заботясь не о себе, а о его репутации "сердцееда". При дворе рассудили, что уж если он, корн-

принц, смог "сломать" Аланку, то равных ему нет. В тот вечер он полюбил заботливую женщину с нежными руками и прекрасными глазами. Он любил не только ее тело, но и ее

душу.

Аланка смотрела на него, ожидая указаний. Ей неловко было под его теплым взглядом, внутри нее все дрожало.

— Аланка, — наконец сказал он.

— Да, сир.

— Я хотел бы поговорить с тобой.

— О чем, сир? Я слушаю, вас, сир.

Сорокамос оперся на перила и тряхнул медными крыльями.

— О тебе Аланка Таргасса.

По спине горничной пробежали мурашки, ее передернуло.

— Тебе холодно? — заботливо спросил он.

— Нет, сир. Тема разговора показалась мне несколько неожиданной.

— Ты очень жестокая. Аланка, так нельзя. Ты жестокая и холодная, — тихо сказал Сорокамос.

— Как будет угодно вашей светлости, — покраснев, отвечала она.

Сорокамос приобнял ее за плечи и прошептал:

— Зови меня как в ТОТ вечер.

Аланка дернулась, но руки корн-принца были очень сильными. Она подняла на него испуганные глаза. Перед герцогом стояла хорошенькая девушка, в простом сером платье с

мощными серыми крыльями и огромными серыми глазами. Напуганная хорошенькая девушка.

— Сари? — шепотом ответила она, — ТЫ слышал? — на нее нахлынули стыд, страх, нежность, волнение, все липким комком окружило ее.

— Да, Сари, меня так никто кроме тебя не называл, мне нравится это.

— Чего ты хочешь? — плавясь, на грани сознания и обморока проговорила Аланка.

Сорокамос разглядывал ее лицо.

— Ты любишь меня?

Аланка мгновенно собралась, она снова стала собой. Сорокамоса буквально откинуло от той силы, которая появилась в ней. Аланка напряглась словно пружина.

— На этот вопрос есть два ответа, — отступая, проговорила она, — но я не могу дать вам ни одного.

— Я выслушаю оба! — недоумевал Сорокамос.

Аланка подумала.

— Я не люблю вас, сир. Я забочусь о вас, как велит мне мой долг. Это мой первый ответ, — отвернувшись, проговорила она.

— А второй?

Сорокамос схватил ее за плечи и резко повернул к себе. Глазами он сверлил ее.

— Я не скажу, — почти закричала Аланка.

— Говори, — перешел на крик Сорокамос, его била ярость.

Аланка вдруг обмякла и приникла к нему.

— Почему? — тихо спросил он.

— Если я скажу… я… ты… Я потеряю тебя, — сильнее прижимаясь к нему, сказала она, — если я скажу, ты победишь. Мой лед, единственное средство удержать тебя рядом.

— Есть еще один вариант, — гладя ее по голове, сказал он.

Аланка сильно оттолкнула его. Пружина разжалась. — Нет, — сказал она, пытаясь уйти, но Сорокамос силой заставил ее остаться.

— Дурочка, — сказал он, прижимая ее к себе. Аланка не сопротивлялась, — Ты не дослушала. Ты единственный человек, который верен мне, и сердцем и разумом, ты не предашь

меня. Настал момент и от меня требуют, чтобы я женился. И я… я… я хочу, чтобы моей женой была ты. Аланка дернулась, но Сорокамос держал ее.

— Не только потому, что ты верна мне, но и потому что я… люблю тебя, — прошептал он, — Я знаю разницу между увлечением и любовью. Я люблю тебя всем сердцем, — слова

лились из души свободно. Аланка дрожала. Он отстранил ее и держал за плечи. Аланка вся сжалась в комок. По ее щеке стекала слеза.

— Мне страшно, Сари. Я боюсь тебя и люблю тебя, — прошептала она.

Сорокамос еще раз обнял ее и поцеловал в макушку. Затем заторопился.

— Подожди меня здесь. Я… я скоро вернусь. Он снял камзол и накинул на ее плечи. Поцеловал в щеку и оставил Аланку, стоявшую, как каменную статую.

Аланка долго стояла замерев. Очнувшись, она с диким смехом забилась в угол балкона и села там. Через минуту оттуда донеслись всхлипывания. Так она просидела минут пятнадцать, пока не успокоилась. Она поднялась и поправила платье, накинула по удобнее камзол. На балконе появился Темрас.

— Его светлость просил развлечь тебя, пока он будет в кузнице, — сказал он, — Ба! Ее стальная железность плачет, — удивился он.

— Что? Какая кузница? — спросила Аланка.

— Он взял троюродного дядюшку Фелии. Он кузнец и они пошли в кузницу, — отвечал опешивший Темрас.

— Зачем?

Темрас пристально посмотрел на Аланку.

— Ты издеваешься или туго соображаешь? Он кольца ковать пошел.

— А, — протянула Аланка, — кольца.

И отвернулась к луне.

— Что-то ты не очень похожа на счастливую невесту, — заметил Темрас, опираясь спиной на перила балкона.

— Видишь ли, я раздавлена счастьем, — сказала Аланка.

— Кого ты дуришь, Алли. Я знаю тебя целую тысячу лет. Ты не рада, что ли?

— Мне страшно, Темрас. Мне очень страшно. Все так странно происходит. Я его люблю, но…

— Ты боишься, что он будет гулять? — рассмеялся Темрас, — да он сейчас самый влюбленный на всей планете, и потом…

— Что потом?

— Ты не знаешь, что было перед обедом?

— Нет, я была с вами, помогала накрывать на стол. Даже я знаю, а ты не знаешь?

— Да не томи, что произошло.

— По возвращении из путешествия Сорокамос должен жениться.

— Что так скоро?

— Иначе он не сможет занять пост наместника в Эолисе.

Аланка побледнела и безразлично сказала:

— Он использует меня, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Что же, пусть будет.

— По-моему наоборот, — сказал Темрас, — Аланка, он давит ситуацией, на твое чувство долга, чтобы быть с тобой. Если не из любви, то из преданности ты согласишься. Если

бы не это, ты бы никогда не согласилась. Аланка побледнела еще сильнее, но промолчала.

— Ты мне совсем не нравишься, подруга, — сказал Темрас, — Так не пойдет, — он развернул Аланку за плечи и тряхнул, — ты сейчас же летишь к себе и приводишь себя в

порядок. Поняла? Через пять минут я жду тебя здесь, после ломаю дверь или окно в твою светлицу. Поняла?

Аланка безвольно кивнула.

Внутри нее было пусто. Сорокамос все слишком хорошо рассчитал, последняя возможность удержать его стала невозможной. Терпеть его измены она не сможет. Ей хотелось верить, что герцог действительно любит только ее, но она не могла, еще не попробовав, она уже боялась ему верить.

Она полетела к себе и залезла в окно. И встала возле зеркала, поправила прическу, подправила краску на лице. Она развернулась и увидела на столе портрет Сорокамоса,

который она нарисовала ТОГДА.

Боль пронзила ее, да такая сильная, что стало трудно дышать и в глазах потемнело.

Она села на стул и немного успокоилась.

Наконец, она выбралась из своей комнаты и вернулась на балкон, где ее ждал Темрас.

— Ну вот! Совсем другое дело, — сказал он, — теперь не стыдно предстать перед королем и королевой.

— О, Темрас. Мне никогда еще не было так страшно.

— Да успокойся ты, — перебирая гитарные струны, заговорил он, — чего бояться?

Аланка ударила ладонями по перилам.

— Я боюсь всего, того, что буду, счастлива, боюсь того, что счастье это продлится недолго. Я себя боюсь. Мы дадим, друг другу клятву, станем мужем и женой, что дальше?

— Довольно бессвязно, — откомментировал Темрас, — короче ты сама не знаешь, чего боишься. Так точнее будет.

Аланка молчала.

— Ну, где этого герцога нелегкая носит? Уже дюжину дюжин колец сковать можно, — ворчливо заметил Темрас.

Откуда-то снизу послышался шорох крыльев. К балкону подлетел Сорокамос, он встал на перила и бесшумно приземлился перед Аланкой.

Он смотрел на нее счастливыми глазами. Пусть все случилось так, пускай. Говорить он хотел о другом, но вышло, так как вышло, он ничего не рассчитывал и не строил никаких схем. Он взял ее за руки.

— Идем.

— Куда?

— Я хочу обрадовать батюшку.

Аланка вздрогнула.

— Идем, — она вымученно улыбнулась.

Они вошли в зал как раз между менуэтом и вальсом. Разносили вино.

— Прошу минуточку внимания, — прогремел Сериохус.

Сорокамос оставил Аланку и подошел к королю.

— Батюшка, ваше величество, я принял серьезное решение, о котором вы меня просили. Я хочу объявить о своей помолвке.

В зале восстановилась звенящая тишина. Занка побледнела, как полотно и схватилась рукой за руку владыки, стоявшего рядом.

— Кто она? — спросил Король.

Сорокамос обернулся и протянул руки Аланке. Она подошла к нему. Они вместе преклонили колена.

Микаэлос заметил, как позеленела от злости Занка.

— Ваш план срывается, — заметил он. За что получил сильный толчок крылом.

— Будьте счастливы дети мои, — сказал король, и тихо добавил, — нет более в Лирании несчастливых королей. Счастливее меня никого нет. Подойдите к матери, дети мои.

Королева-мать поцеловала Сорокамоса в лоб и в щеки и сказала:

— Будь счастлив, сынок. Будь счастлива, дочка.

Из толпы вышли молодожены. Они горячо поздравили Сорокамоса и Аланку.

— Новым жениху и невесте вальс, — скомандовал Павлес.

Сорокамос и Аланка вальсировали. Она была как будто бледна и печальна.

— Что с тобой? — участливо спросил Сорокамос, — у тебя такое печальное лицо.

Аланка подняла одну бровь, она приходила в себя.

— Все так неожиданно произошло. И это твое назначение…

Улыбка сползла с лица Сорокамоса.

— Если ты думаешь, что я…

Аланка коснулась пальцем его губ.

— Мне все равно, — она улыбнулась.

— Ты будешь хорошей женой. И матерью будешь отличной, — счастливо проговорил Сорокамос.

— А ты уже и о наследнике думаешь?

— Об этом никогда не рано и никому не поздно, — сказал герцог.

Вдруг бал стал тяготить их. Словно что-то вдруг щелкнуло. Когда вальс кончился ни Аланки, ин Сорокамоса в зале не было.