"Цветы на камнях" - читать интересную книгу автора (Байбара Сергей Александрович)

Глава 9 Командировка на курорт

…По разбитой дороге, виляющей вдоль берега унылой реки, тянулся унылый обоз. Сводная группа три дня назад покинула Хашури, и теперь максимально быстро, как только могла, двигалась к Читахеви, небольшому поселку Боржомского района. Там местные бойцы с трудом удерживали город и главное сокровище Союза — единственную уцелевшую гидроэлектростанцию. К ним ехали на выручку солдаты из Гоми, Хашури, Гори, других городков и селений. Везли продовольствие, оружие, медикаменты. Каждый поселок выделил кто сколько мог людей и материальных ценностей.

Тенгиз, сидя на передке, хмуро поглядывал на обрывавшийся вниз каменистый берег. Там, в туманной сырой мгле стонала в агонии помутневшая Мтквари-Кура.

После войны у выживших грузин появилась мрачная поговорка: «Хочешь умереть быстро — застрелись, хочешь умирать мучительно и долго — попей водички из Мтквари!» Неизвестно, что произошло во время войны с этой рекой, каким извращенным приспособлением изнасиловал ее злой человеческий гений, но вода в этой реке стала мертвой. Мало того, она убивала. Кто выпивал эту мутную, дурно пахнущую водицу, даже прокипяченную, через час-другой орал от страшной режущей боли в горле и желудке, исходил пеной и издыхал на исходе дня, покрываясь страшными фиолетовыми пятнами. Потом и цвет самой воды в реке изменился: сперва красноватый, потом черно-фиолетовый с маслянистыми пятнами. Сейчас цвет вернулся в норму, но химики до сих пор брали пробы и от избытка чувств лишь плевали в оскверненную реку. По берегам реки торчали, как карандаши, безжизненные стволы деревьев.

Телега, собранная из остатков двух автоприцепов, подпрыгнула на камнях. Тенгиз поморщился от боли. Травмированная лодыжка все еще давала о себе знать. Вспоминая про свой недавний «подвиг» во время бури, Тенгиз зашипел, будто у него разболелся зуб. Герой! Полез спасать неизвестно кого, чуть не сгинул сам, чуть не сгубил жену и дочку! А теперь вот приходится ехать в самое пекло и неизвестно, вернется ли он домой. Он вспомнил слезинки в глазах Лили, когда она провожала его. Мысли Тенгиза были мрачнее октябрьской тучи.

Вчера вечером они прибыли в Боржоми. Там остановились на ночевку. Впечатления самые свежие: ядовитое болото на месте минеральных источников, опустевшие, обваливающиеся дома, гостиницы и санатории, костры прямо на разбитых улицах и площадях. Развалины древней крепости Гогиасцихе, превращенной в опорный пункт обороны. «Мост красоты», превращенный кислотными дождями в мост-уродство.

От семнадцатитысячного населения осталось человек девятьсот, ну, может быть тысяча, от силы. Основным их ремеслом было производство электроэнергии, питающей большую часть Союза. Мертвая, каменистая земля не могла дать людям мало-мальски значимого урожая. Однако уцелела гидроэлектростанция Читахеви выше по течению. По сравнению с довоенным временем, мощности она давала смешные, но теперь привередничать было бы глупо. Понимая, что туристов в бывшую курортную зону не будет очень долго, выжившие боржомцы переквалифицировались в механиков и электриков. Теперь Боржоми гнал в Союз электроэнергию, а взамен получал оружие, продовольствие и все необходимое для жизни.

Значение электростанции в после ядерной, разоренной стране было трудно переоценить, и вскоре Боржоми стал районом стратегического значения. На защиту бывшего курорта от всякой пришлой нечисти в лихие времена поднимался весь Союз.

Неудивительно, что, получив тревожные известия с южных рубежей, Совет снарядил на подмогу целое войско. Почти две сотни закаленных, испытанных бойцов, грузы оружия, боеприпасов, продовольствия, медикаментов. Обоз растянулся по дороге почти на полкилометра. Командиром группы (разумеется, не без помощи Ричардса) был назначен американский сержант Дэвид Крастик. Похоже, он не ожидал, что на него возложат полномочия командира такой крупной группировки. Совсем недавно освоивший седло сержант без устали сновал от одной телеги к другой, проверяя, все ли в порядке. Да через каждые десять минут сверялся с картой, будто боялся сбиться с дороги. От Боржоми с отрядом ехал провожатый — местный житель, мальчонка лет тринадцати в мешковатом комбинезоне и серой шапочке «сванури куди». Парень имел с собой музейный экспонат — австрийский карабин Манлихера, которую, наверное, еще его прадед принес с полей Первой Мировой.

— Как зовут тебя, боец? — спрашивали зрелые мужчины, скрывая улыбку.

— Нодар, — отвечал мальчик, хмуря брови. — Отца Гурамом зовут.

— А где он сейчас?

— Дома он. Полгода назад он ногу потерял. На мине подорвался.

— А не страшно тебе?

— Что здесь страшного? Не первый раз езжу! — важно говорил Нодар, поправляя шапочку.

Увы, за время поездки суетливый сержант сумел достать и его. Маленький воин хранил серьезный, взрослый вид, но уже часа через два предпочитал сохранять между собой и Крастиком значительную дистанцию. В группе, кроме сержанта, было еще две дюжины американцев. Но даже они на его постоянные вопросы отвечали нехотя, раздраженные его излишней суетой.

— Эй, у вас все в порядке? — исполнительный янки решил, наконец, докопаться и до Тенгиза.

— В полном порядке, не беспокойся, — ответил Тенгиз, перематывая рожки «Калаша-74» бечевкой.

— Смотрите, будьте готовы ко всему.

— Ладно, ладно, будем…

Несмотря на то, что караван шел к линии фронта, многие воины еще спали, укрывшись рогожей или брезентом, или угрюмо смотрели на серые стены гор, маясь головной болью после вчерашних возлияний. Кто-то нес дежурство у пулемета, кто-то завтракал, кто-то пытался устроить в повозке подобие навеса для защиты от набирающего силу солнца.

Сержант ускакал, подняв облако пыли, а Тенгиз спросил у своих соседа по повозке, американских солдат:

— Что он у вас такой неугомонный? Такое впечатление, что без него караван встанет.

— Не обращай внимания, — махнул рукой курчавый брюнет по имени Бруно. — На Дэвида свалились с неба офицерские полномочия, причем так неожиданно, что он и сам, похоже, этому не рад. Но человек он исполнительный, старательный, вот и стремится соответствовать.

— Я думаю, что власть его испортит, — просипел Гаспар, сорокалетний одноглазый здоровяк, бывший моряк из Кентукки. К тому же начальство поступило весьма странно: назначили его на должность, а звание оставили прежним. Когда такое было? Сержант не может командовать такой уймой людей, просто опыта не хватит. Я не хочу сказать плохого про Дэвида, но это седло, мне кажется, для него слишком… широко.

— А почему так сделали? — спросил Тенгиз.

— Спроси чего полегче, — усмехнулся Гаспар. — Меня больше интересует, почему сдернули с места меня, в тот момент, когда надо заготавливать дичь? В поселке остались одни сопляки, да и те постоянно на дежурстве. Что они там добудут? Почему надо сдергивать с места именно Бруно, — единственного толкового сварщика в своем селе, хотя рядом шляется без дела куча здоровых обормотов?

— Да, ладно тебе, Бас! — махнул рукой Бруно. — У парней в этих краях большие проблемы, и им нужна помощь, либо все останутся без электричества. Вчера у костра мы разговаривали с местными ребятами. Они рассказали, что прихожие…, в смысле приезжие… ну, короче, чужаки, договорились нападать на станцию по очереди. Сначала одни, потом другие. У них артиллерия, танки, ракеты. Интересно, как это все еще не сгнило здесь?

— Какая к черту разница? — выпалил Гаспар. — У нас как не было электричества, так его и нет, и, наверное, уже не будет! Что мне толку от этой станции?! Если зимой мы будем голодать, боюсь эти парни вряд ли пришлют нам подарки к Рождеству!

— Гаспар, а ты охотник? — спросил Тенгиз.

— Не поверишь! — засмеялся бывший моряк, обнажив неровные, желтые зубы. — Я всю жизнь прожил в городе, служил на боевом корабле, а первого дикого зверя на воле увидел только здесь! Многие наши, когда все это случилось, съехали с катушек, стрелялись, вешались, бросались с ножами на первого встречного. Еще бы, мир рухнул. Я тоже был не против покончить со всем разом, но, видимо, уж очень я хотел жить. Вот и выжил. Охотничье ремесло освоил, по-моему, неплохо.

— А чем вы охотитесь?

— А чем придется, Гиз. Стрелять по зверям и птицам из огнестрельного оружия стало слишком расточительным делом, и каждый выходил из положения кто как мог. Луки со стрелами стали делать, сетями ловили, или просто камнями забрасывать. Но мы с ребятами освоили производство вот таких штуковин…

Гаспар достал из-под ящика, на котором сидел какую-то штуковину, завернутую в мешковину. На свет Божий появился короткое массивное металлическое устройство, напоминающее арбалет. К нему присоединялся небольшой деревянный короб, в котором были, одна над другой, уложены короткие, острые стрелы с железными наконечниками. Когда производился выстрел, достаточно было взвести короткий рычаг на корпусе оружия, и на место выпущенной стрелы тут же вставала новая. Взвести еще раз — и можно стрелять.

— Толково придумано. — Тенгиз покачал оружие в руке. — Только тяжел очень. Нельзя ли делать с деревянными или пластиковыми вставками, чтобы уменьшить вес?

— Можно. Всякие делаем. На любой вкус и кошелек.

— И покупают?

— Еще как! Этот, например, стоит около сорока патронов калибра 5,56. Стрелы — от двух до пяти патронов за штуку. Есть подешевле, есть подороже. У нас уже изготавливают инструменты из дерева и камней. Представляешь?! Каменные молотки и топоры — это для тех, кому настоящие не по карману.

— Да уж! — мрачно усмехнулся Бруно. — Лидер продаж в 21 веке — каменный топор!

— То ли еще будет, парни, — покачал головой Гаспар. — Наши внуки уже забудут такие слова, как «автомобиль», «самолет», «бензин», «автомат». И, если честно, мне будет стыдно смотреть им в глаза.

— Мне иногда кажется, что все мы — пассажиры одного большого рейсового автобуса, — произнес Тенгиз. — Шофер забыл карту, свернул не туда и заехал в тупик. А мы теперь думаем, как же вернуться на ту самую развилку, чтобы поехать правильной дорогой. Ведь так не должно было случиться!

— И не мечтай, Гиз, — просипел Гаспар. — Именно так и случилось, как должно было случиться. Все к тому и шло, черт возьми.

— Гиз, а ты кем был до войны? — спросил Бруно.

— Таксистом.

— Я в детстве хотел быть таксистом, — улыбнулся Бруно. — А что, ездишь себе туда-сюда, возишь всякий народ, болтаешь о жизни, да еще и баксы загребаешь. Помню, когда мне исполнилось шестнадцать, я позаимствовал у мамаши ее «Форд», да и поехал кататься. Сотню баксов заработал, пока полиция не схапала! Так что пришлось мне потом переквалифицироваться в разносчика пиццы!

— Ох, я бы сейчас одну такую пиццу, с грибами и с ветчиной заточил бы! — размечтался Тенгиз.

— No, лучше с рыбой и томатной пастой! И не одну, а две! — поддержал Бруно.

— Заткнитесь! Хватит вам, не теребите душу! — недовольно проворчал Гаспар.

Было уже десять часов утра, а ведь из Боржоми выезжали до восхода. Солнце жарило обнаженную землю, от топота десятков копыт пыль поднималась в воздух. Животные уже изрядно подустали, и их поили прямо на ходу, одевая им на морды кожаные торбы-ведра с водой. Сапоги и ботинки бойцов стали светло-серыми от пыли.

Повинуясь изгибам некогда живой, широкой реки, дорога поворачивала то вправо, то влево. Из-за горных склонов открывался все тот же унылый пейзаж: серые раскаленные камни, голые, высохшие стволы деревьев. Иногда в серо-коричневые тона вкраплялась нежная зелень молодых рощиц.

Один раз сквозь шум реки с горных вершин донесся грохот. Может, взрывы, а, может камнепад, или лавина сошла. Вот будет весело, если дорогу завалит, черт побери!

Асфальтовое полотно дороги давным-давно потрескалось, пришло в негодность, трещины в асфальте поросли сухой травой и кустарниками. То там, то здесь дорогу перерезали разрастающиеся трещины, и тогда караванщики прижимали свои повозки, вплотную прижимаясь к склонам. Кое-где на дороге встречались ржавые обломки автомобилей, некоторые обгоревшие. Лишь бурые от ржавчины опоры линии электропередач с гудящими проводами еще напоминали, что цивилизация пока не полностью мертва.

На противоположном берегу можно было разглядеть полотно железной дороги с одинокими придорожными столбами и обрывками проводов. В одном месте на железнодорожное полотно рухнул когда-то истребитель, и его обломки сейчас тускло блестели на солнце. Через пару сотен метров можно было разглядеть целый железнодорожный состав, упавший в реку. Изуродованные, искореженные вагоны виднелись в мутных потоках Мтквари. Еще через пятьсот метров люди увидели шесть сгоревших бронетранспортеров TPz-1. На корпусах машин немецкого производства еще виднелись номерные знаки и поблекшие эмблемы Грузинских Вооруженных Сил.

— Веселый пейзаж, ничего не скажешь! — сплюнул Тенгиз.

На душе было погано. Поганей некуда для грузина, — видеть поруганную, сожженную родную землю. Американцам куда спокойнее. Хотя за десять лет и для них эта земля должна была стать родной.

К повозке Тенгиза подъехал на вороном коне Роин Ломая — рябой коренастый бородач, родом из Телави. На ночевке в Боржоми они сидели у одного костра.

— Ну что, друг, тоскуешь? — спросил он.

— Не то слово, брат, — грустно покачал головой Тенгиз.

— Пусть сгорят в аду те ослиные выкормыши, которые цветущие земли обратили в пустыню! — приговорил Роин.

— Воистину так.

— Тащимся, как черепахи, — продолжал Роин. — Хорошо, что у противника, говорят, авиации нет. А то бы понаделали здесь дел. Вот, помню, как мы в восьмом году вошли в Осетию. Русская авиация тогда творила, что хотела. Надеюсь, их пилоты варятся в тех же адских котлах.

Тенгиз промолчал. «Хорошо, что Серго здесь нет, а то была бы буча».

Метрах в двухстах показались скорбные развалины церкви. В крыше храма зияла внушительных размеров дыра. Креста на шпиле не было. В черном провале окна четырежды блеснула яркая вспышка.

Караван остановился. Как по мановению волшебной палочки люди смолкли. Никто не знал, чего ждать. Где-то тревожно защелкали затворы.

Вперед выехал мальчик-провожатый. Он достал из кармана маленький электрический фонарик и подал четыре сигнала. Затем он провел фонарем сверху вниз и влево-вправо, как будто перекрестил церковь. Затем мигнул еще два раза.

Со стороны церкви фонарь вспыхнул два раза. Видимо, неизвестные часовые в храме были удовлетворены ответом мальчика.

Нодар уверенно махнул рукой:

— Можно ехать. Стрелять не будут.

По отряду пронесся гомон:

— Вот, кажется, и встретили нас.

— Интересно, духовой оркестр будет?

Вновь заскрипели колесные оси, затряслись на ухабах повозки. Караван продолжил свой скучный путь.

Тенгиз посмотрел на небо, раскинувшееся над усталыми путниками. На мутно-синем полотне появились серые облака. Неужели будет дождь?

Его спутники-американцы уже давно посапывали под навесом. Тенгиз прилег рядом, закрыл глаза. Может быть, тоже вздремнуть? Нет, спать не хотелось.

Вдруг испуганные, возбужденные крики прервали его покой. Тенгиз вскочил, откинул полог. Сам не понял, как в его руках оказался автомат. Руки нашли оружие сами, механически. Левая легла на цевье, правая передернула затвор. Щурясь от солнца, светящего прямо в глаза, Тенгиз искал невидимого врага, потревожившего караванщиков.

Метрах в двадцати от их повозки из трещины резво выскочил пустынный ящер. Эти звери были детьми глобальной войны и прекрасно переносили самые суровые условия. Видом своим эта тварь напоминала южноамериканскую ящерицу, надувавшую воротник при опасности. Только этот экземпляр был размером со взрослого человека. Заверещав, как резаный, ящер резво бросился в сторону ближайшей повозки. Лошадь в упряжке, почуяв опасность заржала, встала на дыбы. Испуганные погонщики бросились врассыпную, хватая оружие. Однако хищная зверюга не обращала внимания на всю эту суету, ибо ей очень хотелось жрать. До вожделенной добычи гигантскую ящерицу отделяло не более пяти метров, как вдруг грянул выстрел…

Ствол старинной винтовки дымился в маленьких руках… Видимо, мальчик обладал невероятной реакцией и потрясающей меткостью, сумев сориентироваться в обстановке быстрее всех.

Один точный выстрел…Из глаза мертвой ящерицы сочилась темно-красная, почти бурая жижа.

Взрослые бойцы, опешив от неожиданности, приходили в себя. Они обступили убитого зверя, кто-то присвистнул. Нодар, не меняя серьезного, «взрослого» выражения лица, повесил винтовку на плечо.

— Боржомские ящеры. У нас они часто встречаются. Нападают на скот, на людей иногда… Можно есть их мясо, только надо проверять.

— Ну ты, сынок, и стреляешь! — присвистнул кто-то из мужчин. — Меткий у тебя глаз!

— Мой отец таких ящеров за пятьдесят шагов в глаз бил, — невозмутимо отвечал Нодар. — Он меня и научил.

Бойцы клали на место оружие, садились в повозки. В общем, жизнь продолжалась. А Нодар проворно слез с лошади и вытащил из-за пояса внушительных размеров нож. Мальчишка подбежал к убитому ящеру и ловким движением отрезал у мертвой твари палец с громадным когтем. Видимо, эту процедуру он проводил не в первый раз.

— Зачем ты это делаешь, парень?

— Отцу покажу. Пусть порадуется. Одиннадцатого такого зверя подстрелил.

— Не хило… — только и сказал кто-то

Караван двинулся дальше.

Еще через пару километров, за очередным изгибом реки показались трое всадников. Нодар-проводник, не говоря ни слова, галопом поскакал им навстречу.

— Эй, stop! — попытался задержать его сержант Крастик. Он выехал вперед, глядя в спину Нодару. Затем отдал команду на английском языке. Американские солдаты, беспокойно переглядываясь, спрыгнули на землю, заряжая оружие.

Грузинские бойцы недоуменно смотрели на них:

— Что они так всполошились?

Конечно, тревога оказалась ложной. Неизвестные всадники оказались патрулем, идущим от Читахеви. До конечного пункта было уже не так далеко.

Мальчик что-то рассказывал патрульным, оживляя сообщения красноречивыми жестами. Видимо, не удержался, захотел похвалиться и показал взрослым товарищам свой «трофей».

Патрульные двинулись навстречу каравану. Сержант Крастик после некоторых раздумий дал бойцам «отбой». Хотя, некоторые солдаты не стали дожидаться приказа старшего по званию и уже запрыгивали обратно в свои «транспорты».

Когда патрульные подъехали совсем близко, стала заметна значительная разница между ними и «командированными» бойцами. Потрепанные, штопанные-перештопанные камуфляжи и куртки, изношенные сапоги, усталые, все в шрамах и в царапинах лица, покрытые платками от пыли. Вооружены двое из них были автоматическими винтовками «Robinson Armaments M-96», у одного через плечо висел «Вепр» украинского производства. Рука одного из бойцов была перевязана от предплечья до кисти какой-то серой тряпицей. По сравнению с ними, оружие и экипировка вновь прибывших бойцов, тоже видавшие виды, казались шикарными.

— Кто здесь командир? — спросил боец с «Вепром». От угла рта через всю щеку у него тянулся глубокий шрам.

— Я командир. Сержант Крастик. Командир сводного союзного отряда. С кем имею честь?

— С кем имеешь честь? — усмехнулся патрульный. — Гела Пурцеладзе, бывший охранник ночного кабака. Старший патруля, по совместительству. Что же вы опаздываете? Еще вчера вас ждали!

— Группа столкнулась с небольшими трудностями в Боржоми. К тому же я не намерен отчитываться перед гражданским лицом, пусть даже мобилизованным, — резко ответил Крастик.

— Чего? — Бывший охранник вытаращил глаза. — Ах, ну да, я же забыл! Прибыли их величество американские солджерс, цвет нации и последняя надежда человечества! Я забыл, сэр. Есть, сэр, разрешите спросить, сэр?! Что же ваши профессионалы так быстро бегают? Их этому в академиях учат, или уже на месте привыкают?!

Караван недоуменно загудел. Люди не ожидали такой прохладной встречи. Говорили, что здесь идет война, что люди ждут помощи. А тут такое.

— Вы не слишком много себе позволяете? — возмутился сержант. — Я буду говорить с вашим начальником. Или вам не нужна помощь?

— Помощь? Нужна, только смотря какая! — зло прохрипел командир патрульных. — Хотите говорить, будете говорить! Держите курс прямо, уже недалеко осталось. Посмотрим, какие вы бойцы. Добро пожаловать, господа!

Пурцеладзе свирепо махнул рукой и поехал дальше, оглядывая повозки. Двое других патрульных тронулись следом за ним. Увидев спящих людей на одной из телег, Гела только сплюнул от ярости:

— Эй, а чай в вашем поезде разносят? На курорт едете? Ну, добро пожаловать, господа туристы!

— Осади коней, патрульный, — сердито оборвал его старый, седой воин по имени Бесарион, прибывший из Шорапани. — Почему нас так встречаешь?! Ну, люди устали с дороги, что с того? Мы тебе что, бродяги?! Вам же на помощь идем, свои дома оставили! Или мы тебе что-то злое сделали?!

— Вы мне ничего не сделали, господин, — ответил патрульный, сбавив тон перед стариком. — Сделали вот эти вояки! Приходят, грудь колесом, профи, орлы, оружием обвешанные, а как до дела дошло, первые с позиций побежали!

— Что случилось-то такого?!

— Извините, батоно, некогда сейчас. Позже все узнаете, когда на месте будете. Только не рассчитывайте на легкую прогулку!

— Я на свою легкую прогулку последний раз с внучкой в парк выходил, пока наши города гореть не начали! — рассердился уже старик. — С тех пор отвык от прогулок, да и другие тоже! Знаем, куда едем!

— Ничего вы не знаете. Ладно… Все потом сами поймете!

Командир патруля взнуздал коня и помчался прочь. Его подчиненные поскакали следом. Вскоре они скрылись из вида.

— Хорошее начало, черт возьми! — возмутился Крастик. — Ладно! По приезду обязательно доложу об этом придурке!

— Послушай-ка, сержант, — подозвал его старый Бессарион. — Зря ты так с людьми.

— Я не намерен давать отчет перед первыми встречными, — повторил ранее сказанные слова Крастик.

— Они — наши боевые товарищи, парень. Наши братья. Даже больше теперь, чем братья. Ты сам-то давно сержантские погоны получил?

— Это к делу отношения не имеет, — процедил американец. Потом взорвался, — Отстаньте вы от меня, черт побери! Вы думаете, я в восторге от данной роли?! Я завидую вам, что у вас нет этих погон!

— Запомни, сынок. Погоны тебя от пули не закроют и из-под огня не вытащат. Не надейся на погоны, надейся на людей, — погрозил пальцем Бессарион.

Уже перевалило за полдень. Уставший караван продолжал двигаться к своей цели. Скоро они прибудут в Читахеви…