"Цветы на камнях" - читать интересную книгу автора (Байбара Сергей Александрович)

Глава 8 Пыльная буря

Тенгиз тоскливо посмотрел на часы. Время утекало, как песок. Очень хотелось собрать вещи, проверить оружие, привести себя в порядок и лечь спать еще до заката солнца. Тенгиз уже сам был не рад своей сегодняшней встрече с Сергеем, Рамоном, их совместной поездке в Хашури. Азарт и любопытство в его душе уступило место тягостным раздумьям: а что же завтра?

Тенгиз вдруг подумал: «Интересно. А когда и эти часы сломаются, как я буду время определять?»

Муж, жена и дочка возвращались домой после напряженного дня. Маленькая Тамара не думала ни о чем, кроме предстоящей встречи со своей подружкой Наной. Лили думала о словах Кетеван о роли женщины в семье. Попутно она злилась на Тенгиза за то, что он сегодня уехал почти на целый день. К тому же Лили помнила о завтрашнем расставании с мужем, о его «командировке» на неспокойные южные рубежи. Он уйдет… а вернется ли он? Сколько он на самом деле будет отсутствовать? А что она? Будет заниматься с дочкой, общаться с подружками, вести хозяйство. Ходить в церковь, изредка плакать в подушку, проклиная все на свете. Будет читать старые потрепанные книги, хранящиеся в комоде. Там есть книга, которую она так и не дочитала, остановилась на втором томе. Как она называется? «Унесенные ветром», кажется…

Лиле так хотелось заговорить с Тенгизом, высказать все те нежности, которые она хотела сказать ему давно. Тетя Кети будто вселила в нее вдохновение, желание любви, желание заботиться. Но какой-то глупый барьер внутри нее не давал ей начать разговор. И Лиле еще больше злилась на Тенгиза: «Идет, молчит! Хоть бы обратил внимание, что я существую! Что ему опять не так?»

Они свернули на свою улицу. Вдалеке промелькнули развалины пятиэтажки, несколько высоких, мертвых, не спиленных еще деревьев. Оживляли унылый пейзаж молодые зеленые растения, тянувшиеся к небу в каждом дворике. Люди замаливали грехи перед природой, желая помочь ее возрождению.

— Мама, можно к нам Нана придет? Завтра? — нарушила за взрослых молчание маленькая умница Тамара.

— Почему бы нет? А что папа скажет? — попыталась Лили включить в разговор мужа.

— Меня завтра не будет. Ты, хозяйка, остаешься, ты и решай, — отмазался Тенгиз. Мыслями он сейчас был очень далеко.

Мимо них по улице с пожеланиями здоровья проходили их друзья и знакомые. Несколько раз Лили специально остановилась, чтобы поболтать с подругами. Тенгиз тихо закипал, но молча отходил в сторону, ожидая свою жену.

Наконец, они дошли до дома. Тенгиз усталым взглядом окинул «свою крепость». Серго и Кети, в отличие от него, достался почти готовый дом родни. Тенгиз же вложил в свое жилище огромный труд, отстроив дом практически на пустом месте. Здесь каждая дощечка, каждая черепичка на крыше хранила тепло его рук. А потом под эту кровлю пришла молодая хозяйка, украсив его зелеными растениями, вдохнув в него душу и любовь.

«Если жизнь хороша, что же все так дерьмово?!» — вспомнилось Тенгизу. А что Лиле? Третью подругу повстречала. И с ней тоже надо языком почесать?! Ничего, что мужу завтра уезжать?! Интересно, она хоть немного его еще любит?! Тенгиз почернел от злости, но, чтобы не показать виду ушел в дом. Дочка осталась с женщинами, и, судя по ее смеху, ей скучно не было.

Солнце потихоньку клонилось к горизонту. Небо на западе все больше и больше насыщалось красками. Хотя, было еще жарко. Тенгиз прошел в дом, понюхал воздух. Ну, конечно, горячим обедом и не пахнет. Он не знал, что Лили ждала его, приготовила мясной суп, превосходное второе блюда, а потом, не дождавшись его, убрала в холод. Тенгиз снял пиджак, кепку, портупею, разрядил пистолет. Раздраженно распахнул окно, а то уж больно воздух в доме был тяжелый. Направился наверх, где хранилось кое-что из снаряжения. Достал свой армейский рюкзак американского производства (в свое время выменял у одного американского капрала на бутылку настойки, влагопоглотители от противогаза, и старые, но очень хорошо сохранившиеся сапоги). Вытащил из-под кровати железный ящик с замком, где хранилось оружие и боеприпасы. Убрал пистолет. Достал кое-что из вещей на завтра… запасное белье. Залатанный свитер с гордой надписью «Adidas». Тельняшка. Пара теплых портянок. Спальный мешок. Противогаз. Общевойсковой защитный комплект…А где он, кстати?

Хлопнула дверь тамбура. В дом наконец-то вошли жена и дочка. Тамара подошла к папе, с интересом наблюдая за тем, как он перекладывает столько интересных вещей.

— Папа, а ты опять уходишь?

— Да, милая. Завтра. — Тенгиз с любовью поцеловал девочку. Продолжал собираться, демонстративно гремя коробочками и энергично перекладывая вещи с места на место. На Лили он не смотрел.

— Опять тебя не будет? — разочарованно сказала Тамарочка. — А в воскресение ты ведь обещал поиграть со мной! И Нана хотела прийти…

— Дела, девочка моя. Извини, пожалуйста. Мне надо собраться.

— Все у тебя дела и дела… — Тамарочка обиженно надула губки и ушла в свою комнатку. Ей хотелось плакать.

— Видишь, даже дочь тебе говорит, что ты дома не бываешь! — с укоризной сказала Лили.

— А я что, на рыбалку собираюсь? Или на пьянку?! — со злостью парировал Тенгиз.

— А сегодня что? Сам сказал, что ненадолго, и вдруг в Хашури уехал со своим Серго! А мне, конечно, говорить не надо!

— А я сам знал?! Знал, что так получится?!

— Ты никогда ничего не знаешь!

— Да что ты говоришь! Это она мне говорит, а?! — Тенгиз от досады взмахнул рукой.

— Да! А я что, не человек?! — сорвалась вдруг Лили, отодвинув добрые слова Кетеван в дальний угол сознания. — Ты в Хашури ездил. А дочке ничего купить не мог. Хоть бы конфет каких-нибудь… Или молока!

Тенгиз понял, что жена права. Действительно, был в Столице, и ничего не привез, даже для дочки. Он сжал губы, но приготовил ответный выпад:

— Знаешь что?! Я по делу ездил! У меня не было времени по лавкам ходить! Хочешь, у Серго спроси, Серго тебе докажет…

— Да что мне твой Серго?! — вскрикнула Лили, вытирая пот со лба. — Какие у вас дела? Что тебе там самолеты мерещатся? И не стыдно было такой ерундой занятых людей в Хашури беспокоить.

Тенгиз побагровел.

— Не лезь в мужские дела! Сколько раз говорить! Сама бы хоть раз дома посидела! Дочка у нее то с тетей Нино, то с тетей Софико! А сама…

— Ты мне что сказать хочешь?! Что я гулящая женщина?! — У Лили задрожали брови. — Отвечай, ты это хочешь сказать?!

В этот момент в комнату вошла Тамарочка. Увидев, как любимые мама и папа выясняют отношения, она скривила губки и отошла к печке:

— Опять вы ругаетесь?!

— Тамара, уйди к себе в комнату! Уйди, я сказал! — закричал Тенгиз.

Девочка, захлюпав носиком, утирая глазки, ушла. Слезы любимой дочки подействовали на Тенгиза, как ушат холодной воды. Но Лили окончательно разозлилась:

— Не смей на девочку орать! Не на заставе!

— Не командуй, жена! Помолчи лучше!

— Я сама разберусь, когда мне молчать!

— Ты меня хоть немножко еще любишь?! — ляпнул неизвестно зачем Тенгиз. Лили это окончательно вывело из равновесия:

— Нет, конечно, что за глупости! Как я могу любить?! Я же гулящая!

— Я этого не говорил!

— А кто мне это сказал?!

— Не любишь уже — так и скажи!

— Это ты меня не любишь!

— Да что же за вздорная женщина, язык без костей! — Тенгиз вскочил с кровати, с силой шлепнул об пол найденный наконец-то ОЗК. Лили, уже собиралась выпалить мужу какую-то гадость. Но вдруг их ссору прервало завывание сирены с улицы.

— Что это? — Супруги замолчали, вслушиваясь в тревожные звуки.

Работали ручные сирены на границе поселка, на смотровых вышках. Вот сирена взвыла, и тут же стихла. И снова взвыла, и проревела уже дольше, и опять стала стихать.

Тенгиз выбежал во двор. Значительной силы ветер трепал за кудри молодые деревья. Небо на западе было багрово-красное, почти кровавое. В кровавом воздухе дрожал огненный солнечный диск. По улице бежал Ашот — тринадцатилетний мальчик-армянин. Он бежал вдоль домов, и взволнованно кричал:

— Пыльная буря! Пыльная буря идет с севера! Пыльная буря!

— Тенгиз, что случилось? — Забыв про ссору, на крыльцо вышла испуганная Лили. Она в страхе смотрела на кровавое небо. Ветер, как наглый ухажер, шевелил волны ее роскошных волос.

— Буря идет! Закрывай все окна в доме! Убирай цветы! Я сейчас вернусь.

Лили бросилась в дом. Тенгиз побежал в стойло, где беспокойно хрипели кони и хрюкали свиньи. Там захлопнул все окна. Затем подбежал к колодцу, плотно закрыл его круглой деревянной крышкой. Достал из укромного местечка заранее припасенные огромные полиэтиленовые листы. Накрыл полиэтиленом закрытый колодец, туго завязал веревкой. Остальные листы стал натягивать над грядками.

Ветер усиливался, норовил мешать работе. А действовать надо было быстро.

Лили в это время снимала цветы в висячих горшках, относила их в дом. Бессовестный ветер теребил ее платье, норовя задрать подол. Лили придерживала платье и приговаривала своим цветочкам:

— Не бойтесь, мои хорошие, я вас спрячу!

Она быстро снимала цветочные горшки и почти бегом относила их в дом, не забывая попутно успокаивать плачущую Тамарочку.

Тенгиз уже задумался, а не взять ли противогаз из дома? Однако, перед этим проворно заскочил по лестнице на крышу, закрыл дымоход тщательно подогнанной металлической заслонкой.

Вдали небо и земля уже смешались в уродливом желто-коричневом мареве. Видимость падала с каждой минутой.

Повсюду суетились люди. Прохожие поспешно бежали домой. Уводили коней, конопатили щели в домах. Закрывали парники деревянными щитами. Где-то раздался звон разбитого стекла. Тенгиз не смог разобрать, с какой стороны.

На соседнем участке трудился Гаджимет. Глаза его были защищены специальными очками, лицо закрыто платком.

— Эй, друг! — крикнул ему Тенгиз. — Ты как, справляешься?! Помощь нужна?!

— Нет, спасибо! Сам справлюсь! — прокричал ему Гаджимет. — Противогаз одевай, пыли наглотаешься!

Как раз в этот момент к Тенгизу подбежала Лили. Она надела штаны от комбинезона прямо поверх платья, накинула резиновый плащ ОЗК, кутаясь в него как в шубу. Лили протянула мужу такой же плащ и противогаз:

— Надевай быстрее!

— Это же старые! Где ты их нашла?!

— По ящикам лучше смотреть надо!

— Ты их убрала?!

— Нет, пусть лучше по всему дому валяются!

Облачившись в защиту, супруги вместе затащили в дом пластмассовый бак с водой. Ветер свирепствовал, неся на своих крыльях миллиарды песчинок. Небо уже соединилось с землей, скрыв горизонт за бурыми тюлевыми занавесками. Стало темно, как в сумерки. Ослепшее солнце из последних сил пыталось пробиться сквозь облака пыли, окрашивая несчастную землю в зловещий красноватый цвет. На улице давно не осталось ни души.

Тенгиз и Лили захлопывали оконные ставни. Предусмотрительный Тенгиз в свое время снабдил каждое окно в доме двумя парами ставней: изнутри и снаружи. Таким образом, за оконные стекла можно было не беспокоиться. Новые стекла теперь достать нелегко.

Ну, вроде все… Тенгиз, сражаясь с ветром, уже подошел к крыльцу. Давно он не бегал в противогазе. Было жарко, трудно было дышать. Бедняжке Лили приходилось еще хуже. Она выглядывала из-за двери, опершись на нее. Сквозь стекла противогаза можно было увидеть ее испуганные глаза. Она протянула мужу руку, зовя его в дом:

— Быстрее, Тенгиз!

Справившись с напором ветра, они захлопнули дверь. В доме было темно. Из большой комнаты был слышен плач девочки. Тенгиз нашарил на полке керосиновую лампу, чуть не уронив ее на пол. Снял противогаз, долго не мог отдышаться. Снял перчатки, достал спички. Робкое желтое пятно осветило измученное, запыхавшееся, мокрое лицо Лили.

— Тамарочка, все в порядке, мы дома! — крикнул Тенгиз.

— Пойдем к ней. — Лиле уже взялась за дверную ручку тамбурной двери, но Тенгиз остановил ее:

— Подожди! Сперва костюм сними, и давай ополоснемся. На нас ведь сейчас та же самая пыль, нельзя ее в дом нести!

— Да, ты прав. — Лили начала расстегивать плащ ОЗК. «Вообще-то противогаз снимают в последнюю очередь» — вспомнила она и опять испугалась. Тенгиз снял крышку с огромного бака, куда складывали всю зараженную одежду и химзащиту. Потом надо будет ее чистить и обеззараживать.

— Тамара там без света! — спохватился Тенгиз. Лили отвлеклась от своих страхов, успокоила его:

— Нет, я ей свечку оставила. Давай быстрее раздеваться, надо все свечки зажечь. А то в доме темно как в яме.

Снаружи набирала обороты буря. Изредка раздавались какие-то стуки в оконные ставни и на крыше. Это стихия швыряла в людские дома свой гнев, издеваясь над людьми, стараясь довести их до паники, пробудить в них древние страхи перед злобными духами пустынь.

И тут, сквозь завывание ветра из-за двери Тенгиз услышал жалобный крик. Даже не крик, а вопль ужаса и отчаяния. Лиле замерла на месте, прислушиваясь к страшной арии ветров.

— Тенгиз! Ты слышал? Кто-то кричал.

— Ты тоже слышала? Наверное, кто-то домой не успел…

— И совсем недалеко кричали…

Тенгиз застыл в нерешительности. Выйти на улицу в разгар бури, пусть даже в защитном комбинезоне, — на это способен либо псих, либо нечеловек. Переставший быть человеком. Хотя несколько раз его самого бури застигали в патрулях и на заставах. Но, будучи рядом с домом, не один нормальный человек не решится выйти в бурю на улицу по своей воле.

А, может с кем-то беда? С кем-нибудь из стариков, которые не успели дойти до дома, не успели укрыться. Просто забыть и сделать вид, что ничего не было? Нет, это выше его сил!

Тенгиз снова натянул противогаз и перчатки. Лили, увидев, как муж собирается выйти из дома, схватила его за руку. Ее глаза округлились от ужаса:

— Даже не думай!

— Лили, там человек. Он нуждается в помощи!

— Все люди сейчас дома сидят! Ты ему в любом случае уже не поможешь!

— Замолчи быстро! — крикнул на нее Тенгиз. — Постыдись хотя бы памяти отца! Он ведь спасателем был. На моем месте он бы долго не раздумывал.

— А вдруг там какие-нибудь чудовища ходят?!

— Глупости говоришь, жена. Ни одно чудовище в такую погоду на улицу не выйдет.

— Тенгиз, не ходи туда! — взмолилась Лили. — Я прошу тебя! Я здесь от страха умру!

— Я быстро. Хотя бы проверю. Не успеешь испугаться, любимая!

Первый раз за весь день Тенгиз сказал ей нежное слово. Лили опять готова была расплакаться, — на этот раз от прорвавшейся нежности.

— Отвернись. И надень противогаз, — прогудел голос мужа. Лили подчинилась…

Снаружи был ад кромешный. Тенгиз чуть не упал под напором сильнейшего ветра. Весь мир превратился в однородную серо-бурую гудящую массу. Видимость заканчивалась в десяти шагах. По стеклам противогаза зашуршали песчинки.

Перед собой Тенгиз мог различить только расплывчатый длинный силуэт. Он пошел вперед, вытянув руки. Силуэт превратился в забор. Дальше Тенгизу не повезло — он наткнулся на что-то, валявшееся на земле. Сморщился от боли. Прихрамывая, принялся на ощупь искать калитку, разматывать проволоку, которой она была закреплена. Размотал. Включил фонарь, который прихватил с собой.

Ни неба, ни земли, ни домов видно не было. Можно было различить лишь темные большие пятна на месте жилищ. Сверху весь этот хаос был чуть светлее, снизу, — чуть темнее. Тенгиз отошел чуть дальше, пошарил фонарем из стороны в сторону, — бесполезно. Отошел еще дальше. Мощный луч света захлебывался в этой каше через пару метров. Бесполезно было пытаться здесь что-то разглядеть.

А Лили с Тамарочкой ждут его. Надо было идти домой, Лили была права. Тенгиз, шатаясь под напором сильнейшего ветра, побрел в сторону дома. Кстати, а где он? Вот это да! Тенгизу стыдно было признаться, но он не знал, в какую сторону идти. Хотя находился не более, чем в пяти-десяти метрах от родной калитки. Надо опять сориентироваться по забору. Свой-то забор он всегда узнает! Тенгиз опять попытался нащупать ограду. Сделал шаг вперед…

И вдруг он почувствовал, как его правая нога едет, скользит по земле. Падая, Тенгиз понял, — наступил на отлетевшую откуда-то доску, а та под его весом поехала, словно лыжа по снегу.

Уже лежа на земле, он почувствовал противную тупую боль в лодыжке. Черт, только этого еще не хватало! Тенгиз попытался подняться, но не мог даже опереться на поврежденную ногу. Буря, словно издеваясь над дерзким человечком, вновь пригнула его к земле. Фонарь он выпустил из рук и теперь не мог его найти. Ощупывая перед собой землю, Тенгиз попытался ползти в сторону дома. В сторону дома? Где он, в какой стороне? Он сделал еще одну попытку встать, но вскоре обессиленный, сраженный болью, вновь растянулся на земле…

…Лили вся сжалась в комок от переживания. Дочка сидела у нее на коленях, прижималась к маме всем телом, говорила ей что-то. Лили успокаивала ее, как могла, но самой ей было страшно до жути. Она думала, почему же муж так долго не возвращается?

Где же Тенгиз? Уже минут пятнадцать прошло. Ведь он же не пойдет слишком далеко? А, может, он нашел того человека и сейчас пытается помочь ему дойти до дома? Время шло, а Тенгиза все не было. Снаружи только буря, только вой ветра.

В полутемном доме горело несколько свечей, горела керосиновая лампа. Но они не могла осветить всего пространства. Неровные, кривые тени от предметов вздрагивали вместе с тусклыми огоньками пламени. Тьма из неосвещенных углов, казалось, разрасталась, увеличивалась как живая, стараясь поглотить перепуганную маму и дочку.

Вдруг что-то с грохотом ударилось о крышу. Тамарочка закричала:

— Мамочка, что это?

— Не волнуйся, доченька. Что-то на крышу упало. — Лили изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал.

— Что, мама?! Почему папа не возвращается?!

Лили было страшно даже представить, что происходит там снаружи. Ее воображение рисовало страшных, жутких чудовищ, которые шли из облаков пыли на беззащитный поселок. И чем сильнее был ее страх, тем страшнее, уродливее становились в ее воображении придуманные монстры.

Она помнила рассказы бывалых мужчин, которые говорили, что во время бури ни один хищник, ни одно самое страшное чудовище не покинет своего укрытия. Жить хотят все. Бесноватая стихия приводила тем самым всех живых существ, — и людей, и нелюдей, — к общему знаменателю. Сидеть в своих норах и дрожать от страха.

Но распаленное воображение не унималось. А вдруг ветер сейчас проломит крышу? А что, если это и не ветер вовсе, а что-то более страшное?! Кто знает, что за существа живут теперь в пустынях и заброшенных, разрушенных городах? Лили гладила дочку по голове, а сама молилась про себя, сбиваясь на каждом втором слове.

Она нашла единственный способ успокоиться. Держа одной рукой Тамарочку, она подошла к железному оружейному ящику. Взяла автомат, присоединила к нему магазин. Передернула затвор. Холодок металла и дерева понемногу успокаивал ее. Теперь она не беззащитна.

Что-то стукнуло в ставни снаружи. И этот звук чуть не довел бедную Лили до истерики. Каким-то невероятным усилием воли она сдержалась, чтобы не вскрикнуть, не разрыдаться, не забиться в темный угол от страха. Только благодаря дочке она еще держалась.

Минуты текли и текли, каждая была подобна часу. А Тенгиза все не было. Наверное с ним приключилась какая-то беда. Там, за дверью, страшно, но сидеть вот так и ждать просто невыносимо!

И Лили встала. Сказала дочке, что папа попросил ее выйти, чтобы помочь принести еще один бачок с водой. Соврала для того, чтобы дочке не было так невыносимо оставаться одной в неизвестности. Сняла со стены и поставила рядом с дочкой икону Божьей Матери.

— Она будет защищать тебя, пока я выйду к папе.

Лили принесла еще свечек. Дрожащими руками зажгла их, расставила в чашки, где могла, чтобы осветить хотя бы немного все пространство. Затем достала еще один комплект химзащиты, принялась облачаться в него. Дочка уже не плакала. Она взяла икону и обхватила ее руками, будто щит. Губки ее шевелились. Тамарочка читала молитву, которой ее когда-то научила мама.

Лили мысленно благодарила Тенгиза, за то, что он научил ее правильно пользоваться ОЗК. Теперь она могла одеть костюм очень быстро, минут за семь. Лили было безумно страшно. Но она натянула перчатки, затем одела противогаз, капюшон. Взяла в руки автомат. Опять стало жарко и тяжело дышать. И еще запах резины. Лили ненавидела этот запах.

Замирая от ужаса, Лили вошла в прихожую. Закрыла внутреннюю дверь и прижалась к внешней, прислушиваясь, что происходит снаружи. Сжала автомат. Перекрестилась. И осторожно открыла дверь.

Дверь она не удержала, — та распахнулась от ветра, чуть не слетев с петель. Лили, шагнув в бурое марево, поспешила закрыть, захлопнуть ее. Потом она прижалась спиной к дверной ручке, выставив вперед автомат.

Сделала несколько шагов вперед. Ветер попытался столкнуть ее с крыльца. Лили ухватилась за стойку веранды, чуть не выронив автомат. Осторожно ступая, она вышла во двор. С трудом могла она понять, где что находится. Мир заканчивался в десяти шагах…

Лили огляделась по сторонам. Ничего не видно. Ни одного человеческого силуэта. Сама не своя от отчаяния, Лили направила автомат в беснующееся небо и нажала на спусковой крючок. Отрывистый гром короткой очереди утонул в бешеном вое свирепых ветров.

И тут Лили увидела, что распахнутая калитка бессильно бьется в объятиях ветра. Значит, Тенгиз все же вышел со двора! Маленькая женщина, согнувшись, прижав к груди автомат, осторожно подошла к калитке. Противоположного дома не было видно вообще. Ни одного человеческого силуэта.

А дочка дома. Одна-оденёшенька! Только Божья Матерь с ней. Защитит? Лили еще раз выстрелила в воздух, надеясь хоть на что-то… Лили поняла, что может больше никогда не увидеть своего мужа живым, и от этой мысли у нее похолодела спина. Бедная женщина всхлипнула от досады и отчаяния, подняла по привычке руку, чтобы вытереть слезы, но палец в резине уткнулся в стекло.

Тут Лили разглядела шагах в пяти от нее темную фигуру, лежащую на земле. Человеческую фигуру. Упав на одно колено, Лили бросилась туда. Это был Тенгиз.

— Что с тобой?! Ты жив, милый?! — уже рыдала Лили, ничего не стесняясь.

Да Тенгиз был жив. Но у него что-то с ногой. Лили увидела, что муж держался обеими руками за правую ногу, что-то говорил, но понять, что, было невозможно.

— Ты встать можешь?!

Лили приобняла мужа, помогая ему подняться. Он, держась за нее, поднялся, вновь присел, поджимая больную ногу.

И вдруг Лили показалось, что из-за мутной пелены на них надвигается что-то большое, темное, страшное…

Может, опять разыгралось воображение…

А, может, и нет?!

— Тенгиз! Любимый! Вставай! Прошу тебя, вставай! — завизжала Лили.

Откуда взялись силы в ее хрупком, измученном теле, она сама не знала. Но Лили, повесив автомат на грудь, обеими руками подняла мужа, обхватила его за пояс и повела в сторону дома, постоянно оглядываясь.

Неужели, просто показалось? А вдруг нет?!

Она подвела хромающего Тенгиза к калитке. В один миг, потеряв равновесие, он завалился на нее всем весом, но тут же выпрямился. Лили больно ударилась о калитку, охнула, но в тот же миг забыла о своей боли. Хромая, падая, они все же дошли до двери дома. И вскоре буря осталась далеко за пределами их маленького уютного мирка.

Лили сорвала противогаз:

— Тамарочка! Тамара! Мы пришли! Тамара!

— Я здесь мама! — донесся из комнаты голосок девочки. — Мне совсем не страшно.

Лили облегченно вздохнула, присела на большой ящик. Силы абсолютно оставили ее. Она даже не могла заставить себя вытереть слезы.

Тенгиз, тяжело дыша, снимал с себя защиту. Видимо, боль покидала его, так как он уже твердо стоял на двух ногах. Только прихрамывал. Еле держась на ногах, Лили стягивала с себя осточертевшую резину. Они оба молчали.

Наконец, закончив все необходимые процедуры санобработки, муж подошел к жене, опустив голову, не зная, что сказать. Лили смотрела на него с обидой и яростью. Вытерев полотенцем мокрое лицо, она смотрела на него. И вдруг со всей силы залепила ему звонкую пощечину:

— Дурак! Глупец! Олух царя небесного! Вдовой меня торопишься сделать, да?! А о дочке ты подумал?!

Тенгиз ничего не сказал. Он просто опустился на колени и коснулся лбом ее живота.

Лили, рыдая, обняла его и опустилась рядом. Поцеловала мужа в губы, прижалась к нему. Она чувствовала себя такой слабой и беспомощной теперь. Она вспомнила, как всего десять минут назад она уже считала мужа мертвым. Она вспомнила, как вела себя до этого, по дороге домой. И ей было невыносимо стыдно.

— Прости меня, любимый. Пожалуйста, прости… Мне было так страшно. Мне все время страшно без тебя!

Тенгиз не мог ничего сказать, его душили чувства. Он обнимал и целовал свою маленькую, трусливую, хрупкую Лиле. А она, обмякшая и слабая, прижималась к его груди.

Дверь приотворилась, и к родителям вышла Тамарочка. Она все так же прижимала к себе икону.

— Мама, мне было не страшно! Меня Божья мама охраняла. Я у нее на платье бусинки считала, а она на меня смотрела. Взгляд у нее такой добрый… Прямо, как у тебя…

Над домом все так же бушевала буря. Но им было не страшно. Им теперь было некогда бояться. Они слишком любили друг друга, чтобы бояться какой-то там пыльной бури.