"Мысль, вооруженная рифмами" - читать интересную книгу автора (Холшевников Владислав Евгеньевич)

Н. М. Карамзин (1766–1826)

35. Осень

Веют осенние ветры        В мрачной дубраве; С шумом на землю валятся        Желтые листья. Поле и сад опустели;        Сетуют хо́лмы; Пение в рощах умолкло —        Скрылися птички. Поздние гуси станицей        К югу стремятся, Плавным полетом несяся        В горних пределах. Вьются седые туманы        В тихой долине; С дымом в деревне мешаясь,        К небу восходят. Странник, стоящий на хо́лме,        Взором унылым Смотрит на бледную осень,        Томно вздыхая. Странник печальный, утешься!        Вянет Природа Только на малое время;        Всё оживится, Всё обновится весною;        С гордой улыбкой Снова Природа восстанет        В брачной одежде. Смертный, а́х! вянет навеки!        Старец весною Чувствует хладную зиму        Ветхия жизни. 1789

36. Эпитафия

Одна нежная мать просила меня сочинить надгробную надпись для умершей двулетней дочери ее. Я предложил ей на выбор пять эпитафий; она выбрала последнюю и приказала вырезать ее на гробе.

Покойся, милый прах, до радостного утра! 1792

37. lt;Песня из повести «Остров Борнгольм»gt;

Законы осуждают Предмет моей любви; Но кто, о сердце, может Противиться тебе? Какой закон святее Твоих врожденных чувств? Какая власть сильнее Любви и красоты? Люблю — любить ввек буду. Кляните страсть мою, Безжалостные души, Жестокие сердца! Священная Природа! Твой нежный друг и сын Невинен пред тобою. Ты сердце мне дала; Твои дары благие Украсили ее, — Природа! ты хотела, Чтоб Лилу я любил! Твой гром гремел над нами, Но нас не поражал, Когда мы наслаждались В объятиях любви. О Бо́рнгольм, милый Бо́рнгольм! К тебе душа моя Стремится беспрестанно; Но тщетно слезы лью, Томлюся и вздыхаю! Навек я удален Родительскою клятвой От берегов твоих! Еще ли ты, о Лила, Живешь в тоске своей? Или в волнах шумящих Скончала злую жизнь? Явися мне, явися, Любезнейшая тень! Я сам в волнах шумящих С тобою погребусь. 1793

38. Илья Муромец

Богатырская сказка[8] (Отрывок) Не хочу с поэтом Греции звучным гласом Каллиопиным петь вражды Агамемноновой с храбрым правнуком Юпитера; или, следуя Виргилию, плыть от Трои разоренныя с хитрым сыном Афродитиным к злачным берегам Италии. Не желаю в мифологии черпать дивных, странных вымыслов. Мы не греки и не римляне; мы не верим их преданиям; мы не верим, чтобы бог Сатурн мог любезного родителя превратить в урода жалкого; чтобы Леды были — курицы и несли весною яица; чтобы По́ллуксы с Еленами родились от белых лебедей. Нам другие сказки надобны; мы другие сказки слышали от своих покойных мамушек. Я намерен слогом древности рассказать теперь одну из них вам, любезные читатели. 1794

39. Impromptu[9]

Графине Р**, которой в одной святошной игре досталось быть королевою

Напрасно говорят, что случай есть слепец: Сию минуту он вручил тебе венец, Тебе, рожденной быть царицею сердец. Сей выбор доказал, что случай не слепец. 1796

40. Триолет Лизете

«Лизета чудо в белом свете, — Вздохнув, я сам себе сказал, — Красой подобных нет Лизете; Лизета чудо в белом свете; Умом зрела в весеннем цвете». Когда же злость ее узнал… «Лизета чудо в белом свете!» — Вздохнув, я сам себе сказал. 1796