"Мысль, вооруженная рифмами" - читать интересную книгу автора (Холшевников Владислав Евгеньевич)

Г. Р. Державин (1743–1816)

26. На смерть князя Мещерского

Глагол времен! металла звон! Твой страшный глас меня смущает; Зовет меня, зовет твой стон, Зовет — и к гробу приближает. Едва увидел я сей свет, Уже зубами смерть скрежещет, Как молнией, косою блещет, И дни мои, как злак, сече́т. Ничто от роковых кохтей, Никая тварь не убегает; Монарх и узник — снедь червей, Гробницы злость стихий снедает; Зияет время славу стерть: Как в море льются быстры воды, Так в вечность льются дни и годы; Глотает царства алчна смерть. Скользим мы бездны на краю, В которую стремглав свалимся; Приемлем с жизнью смерть свою, На то, чтоб умереть, родимся. Без жалости всё смерть разит: И звезды ею сокрушатся, И солнцы ею потушатся, И всем мирам она грозит. Не мнит лишь смертный умирать И быть себя он вечным чает; Приходит смерть к нему, как тать, И жизнь внезапу похищает. Увы! где меньше страха нам, Там может смерть постичь скорее; Ее и громы не быстрее Слетают к гордым вышинам. Сын роскоши, прохлад и нег, Куда, Мещерской! ты сокрылся? Оставил ты сей жизни брег, К брегам ты мертвых удалился; Здесь персть твоя, а духа нет. Где ж он? — Он там. — Где там? — Не знаем. Мы только плачем и взываем: «О, горе нам, рожденным в свет!» Утехи, радость и любовь Где купно с здравием блистали, У всех там цепенеет кровь И дух мятется от печали. Где стол был яств, там гроб стоит; Где пиршеств раздавались клики, Надгробные там воют лики, И бледна смерть на всех глядит. Глядит на всех — и на царей, Кому в державу тесны миры; Глядит на пышных богачей, Что в злате и сребре кумиры; Глядит на прелесть и красы, Глядит на разум возвыше́нный, Глядит на силы дерзнове́нны И точит лезвие косы. Смерть, трепет естества и страх! Мы — гордость с бедностью совместна; Сегодня бог, а завтра прах; Сегодня льстит надежда лестна, А завтра: где ты, человек? Едва часы протечь успели, Хаоса в бездну улетели, И весь, как сон, прошел твой век. Как сон, как сладкая мечта, Исчезла и моя уж младость; Не сильно нежит красота, Не столько восхищает радость, Не столько легкомыслен ум, Не столько я благополучен; Желанием честей размучен, Зовет, я слышу, славы шум. Но так и мужество пройдет И вместе к славе с ним стремленье; Богатств стяжание минет, И в сердце всех страстей волненье Прейдет, прейдет в чреду свою. Подите счастьи прочь возможны, Вы все пременны здесь и ложны: Я в дверях вечности стою. Сей день, иль завтра умереть, Перфильев! должно нам конечно, — Почто ж терзаться и скорбеть, Что смертный друг твой жил не вечно? Жизнь есть небес мгновенный дар; Устрой ее себе к покою, И с чистою твоей душою Благословляй судеб удар. lt;1779gt;

27. Ключ

Седящ, увенчан осоко́ю, В тени развесистых древес, На урну облегшись рукою, Являющий лице небес Прекрасный вижу я источник. Источник шумный и прозрачный, Текущий с горной высоты, Луга поящий, долы злачны, Кропящий перлами цветы, О, коль ты мне приятен зришься! Ты чист — и восхищаешь взоры, Ты быстр — и утешаешь слух; Как серна скачуща на горы, Так мой к тебе стремится дух, Желаньем петь тебя горящий. Когда в дуги твои сребристы Глядится красная заря, Какие пурпуры огнисты И розы пламенны, горя, С паденьем вод твоих катятся! Гора, в день стадом покрове́нну, Себя в тебе, любуясь, зрит; В твоих водах изображе́нну Дуброву ветерок струит, Волнует жатву золотую. Багряным брег твой становится, Как солнце катится с небес; Лучом кристалл твой загорится, В дали начнет синеться лес, Туманов море разольется. О! коль ночною темнотою Приятен вид твой при луне, Как бледны холмы над тобою И рощи дремлют в тишине, А ты один, шумя, сверкаешь! Сгорая стихотворства страстью, К тебе я прихожу, ручей: Завидую пиита счастью, Вкусившего воды твоей, Парнасским лавром увенчанна. Напой меня, напой тобою, Да воспою подобно я, И с чистою твоей струёю Сравнится в песнях мысль моя, А лирный глас — с твоим стремленьем. Да честь твоя пройдет все грады, Как эхо с гор сквозь лес дремуч: Творца бессмертной Россиады, Священный Гребеневский ключ, Поил водой ты стихотворства. 1779

28. Разные вина

Вот красно-розово вино, За здравье выпьем жен румяных. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст багряных!      Ты тож румяна, хороша, —      Так поцелуй меня, душа! Вот черно-тинтово вино, За здравье выпьем чернобровых. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст пунцовых!      Ты тож, смуглянка, хороша, —      Так поцелуй меня, душа! Вот злато-кипрское вино, За здравье выпьем светловласых. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст прекрасных!      Ты тож, белянка, хороша, —      Так поцелуй меня, душа! Вот слезы ангельски вино, За здравье выпьем жен мы нежных. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст любезных!      Ты тож нежна и хороша, —      Так поцелуй меня, душа! 1782

29. Видение Мурзы

(Отрывок)

На темно-голубом эфире Златая плавала луна; В серебряной своей порфире Блистаючи с высот, она Сквозь окна дом мой освещала И палевым своим лучом Златые стекла рисовала На лаковом полу моём. Сон томною своей рукою Мечты различны рассыпал, Кропя забвения росою, Моих домашних усыплял; Вокруг вся область почивала, Петрополь с башнями дремал, Нева из урны чуть мелькала, Чуть Бельт в брегах своих сверкал; Природа, в тишину глубоку И в крепком погруженна сне, Мертва казалась слуху, оку На высоте и в глубине; Лишь веяли одни зефиры. Прохладу чувствам принося. Я не спал, — и, со звоном лиры Мой тихий голос соглася, Блажен, воспел я, кто доволен В сем свете жребием своим, Обилен, здрав, покоен, волен И счастлив лишь собой самим; Кто сердце чисто, совесть праву И твердый нрав хранит в свой век И всю свою в том ставит славу, Что он лишь добрый человек; Что карлой он и великаном И дивом света не рожден, И что не создан истуканом И оных чтить не принужден; Что все сего блаженствы мира Находит он в семье своей; Что нежная его Пленира И верных несколько друзей С ним могут в час уедине́нный Делить и скуку и труды! Блажен и тот, кому царевны Какой бы ни было орды Из теремов своих янтарных И сребро-розовых светлиц, Как будто из улусов дальных, Украдкой от придворных лиц, За россказни, за растабары, За вирши иль за что-нибудь Исподтишка драгие дары И в досканцах червонцы шлют. 1783–1784

30. Осень во время осады Очакова

(Отрывок)

Спустил седой Эол Борея С цепей чугунных из пещер; Ужасные криле расширя, Махнул по свету богатырь; Погнал стадами воздух синий, Сгустил туманы в облака, Давнул — и облака расселись, Пустился дождь и восшумел. Уже румяна Осень носит Снопы златые на гумно, И роскошь винограду просит Рукою жадной на вино. Уже стада толпятся птичьи, Ковыль сребрится по степям; Шумящи красно-желты листьи Расстлались всюду по тропам. В опушке заяц быстроногий, Как колпик поседев, лежит; Ловецки раздаются роги, И выжлиц лай и гул гремит. Запасшися крестьянин хлебом, Ест добры щи и пиво пьет; Обогащенный щедрым небом, Блаженство дней своих поет. Борей на Осень хмурит брови И Зиму с севера зовет, Идет седая чародейка, Косматым машет рукавом; И снег, и мраз, и иней сыплет, И воды претворяет в льды; От хладного ее дыханья Природы взор оцепенел. Наместо радуг испещре́нных Висит по небу мгла вокруг, А на коврах полей зеле́ных Лежит рассыпан белый пух. Пустыни сетуют и долы, Голодны волки воют в них; Древа стоят и холмы голы, И не пасется стад при них. Ушел олень на тундры мшисты, И в логовище лег медведь; По селам нимфы голосисты Престали в хороводах петь; Дымятся серым дымом домы, Поспешно едет путник в путь, Небесный Марс оставил громы И лег в туманы отдохнуть. 1788

31. Ласточка

О домовитая ласточка! О милосизая птичка! Грудь краснобела, касаточка, Летняя гостья, певичка! Ты часто по кровлям щебечешь, Над гнездышком, сидя, поешь, Крылышками движешь, трепещешь, Колокольчиком в горлышке бьешь. Ты часто по воздуху вьешься, В нем смелые круги даешь; Иль стелешься долу, несешься, Иль в небе простряся плывешь. Ты часто во зеркале водном Под рдяной играешь заре́й, На зыбком лазуре бездонном Тенью мелькаешь твоей. Ты часто, как молния, реешь Мгновенно туды и сюды; Сама за собой не успеешь Невидимы видеть следы, Но видишь там всю ты вселенну, Как будто с высот на ковре: Там башню, как жар позлащенну, В чешуйчатом флот там сребре; Там рощи в одежде зеле́ной, Там нивы в венце золотом, Там холм, синий лес отдаленный, Там мошки толкутся столпом; Там гнутся с утеса в понт воды, Там ластятся струи к брегам. Всю прелесть ты видишь природы, Зришь лета роскошного храм, Но видишь и бури ты че́рны И осени скучной приход; И прячешься в бездны подземны, Хладея зимою, как лед. Во мраке лежишь бездыханна, — Но только лишь придет весна И роза вздохнет лишь румяна, Встаешь ты от смертного сна; Встанешь, откроешь зеницы И новый луч жизни ты пьешь; Сизы расправя косицы, Ты новое солнце поешь. Душа моя! гостья ты мира: Не ты ли перната сия? — Воспой же бессмертие, лира! Восстану, восстану и я, — Восстану, — и в бездне эфира Увижу ль тебя я, Пленира? 1792–1794

32. Снигирь

Что ты заводишь песню военну Флейте подобно, милый снигирь? С кем мы пойдем войной на Гиену? Кто теперь вождь наш? Кто богатырь? Сильный где, храбрый, быстрый Суворов? Северны громы в гробе лежат. Кто перед ратью будет, пылая, Ездить на кляче, есть сухари; В стуже и в зное меч закаляя, Спать на соломе, бдеть до зари; Тысячи воинств, стен и затворов, С горстью россиян всё побеждать? Быть везде первым в мужестве строгом, Шутками зависть, злобу штыком, Рок низлагать молитвой и богом, Скиптры давая, зваться рабом, Доблестей быв страдалец единых, Жить для царей, себя изнурять? Нет теперь мужа в свете столь славна: Полно петь песню военну, снигирь! Бранна музыка днесь не забавна, Слышен отвсюду томный вой лир; Львиного сердца, крыльев орлиных Нет уже с нами! — что воевать? 1800

33. Шуточное желание

Если б милые девицы Так могли летать, как птицы, И садились на сучках, Я желал бы быть сучочком, Чтобы тысячам дево́чкам На моих сидеть ветвях. Пусть сидели бы и пели, Вили гнезды и свистели, Выводили и птенцов; Никогда б я не сгибался. Вечно ими любовался, Был счастливей всех сучков. 1802

34. Фонарь

(Отрывок)

Гремит орга́н на стогне трубный, Пронзает нощь и тишину; Очаровательный огнь чудный Малюет на стене луну. В ней ходят тени разнородны: Волшебник мудрый, чудотворный, Жезла движеньем, уст, очес То их творит, то истребляет; Народ толпами поспешает Смотреть к нему таких чудес.                   Явись!                   И бысть. Пещеры обитатель дикий, Из тьмы ужасной превеликий             Выходит лев. Стоит, — по гриве лапой кудри Златые чешет, вьет хвостом;                   И ре́в И взор его, как в мраке бури, Как яры молнии, как гром, Сверкая, по лесам грохочет. Он рыщет, скачет, пищи хочет             И, меж древес Озетя агницу смире́нну, Прыгнув, разверз уж челюсть гневну.             Исчезнь! Исчез.                   Явись!                   И бысть. Средь гладких океана сткляных, Зарею утренней румяных             Спокойных недр Голубо-сизый, солнцеокой Усатый, тучный рыбий князь,                   Осе́тр, Из влаги появись глубокой, Пернатой лыстью вкруг струясь, Сквозь водну дверь глядит, гуляет; Но тут ужасный зверь всплывает             К нему из бездн, Стремит в свои вод реки трубы И, как серпы, занес уж зубы…             Исчезнь! Исчез.                   Явись!                   И бысть. С долины мирныя, зеле́ны В полудни лебедь, вознесе́нный             Под облака, Веселый глас свой ниспускает; Его долина, роща, холм,                   Река Стократно эхом повторяет. Но тут, как быстрый с свистом гром, На рамена его сребристы Орел прожорливый, кохтистый             Упал с небес. Клюет, терзает, бьет крылами, И пух летит, как снег полями…             Исчезнь! Исчез. 1804