"Красавица с острова Люлю" - читать интересную книгу автора (Заяицкий Сергей Сергеевич)Глава IX Карьера полковника ЯщиковаРано утром к узникам пришел туземец и поставил на пол миску, содержимое которой шевелилось. — Что это он притащил? — спросил Ламуль. Роберт Валуа чиркнул зажигалкой. — Это дождевые черви! — крикнул он с ужасом. Полковник Ящиков не сдержался и выругался так, как ругался когда-то, когда пьяный кучер выворачивал тарантас и полковник оказывался на четвереньках в грязной луже. И тут произошло нечто необычайное и уж никак не предвиденное. Дикарь взмахнул руками, пал ниц и остался недвижим. — Что с ним такое? — удивился Эбьен. — Что вы сказали, полковник? — Просто выругался. — Гм! Однако он не шевелится. В темницу заглянул другой дикарь. — А ну-ка, ругнитесь еще разочек. Полковник, откашлянувшись, выругался, и мгновенно второй дикарь пал ниц так же, как и первый, и остался недвижим. — Профессор, вы не знаете, в чем тут дело? — Дикари в известных широтах очень подвержены обморокам. — Да, но почему же они падают в обморок, когда полковник ругается? — Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, возможно, что это просто совпадение… — Знаете что? — предложил Валуа, — все равно дверь отперта! Выйдемте из тюрьмы, а полковник, я думаю, не откажет в любезности продолжать ругаться. Они осторожно вышли из темницы, и мгновенно в них направилась по крайней мере дюжина копий. Полковник поднял руки и зычно выругался. Все дикари пали ниц, побросав копья. Галавотти ковылял на своей деревяшке. — В чем дело? — кричал он, — чего они все повалились, как кегли? — Черт их знает… Верховный жрец, тот, который играл на дудочке, появился на поляне. — А ну-ка его, — предложил Валуа. Полковник выругался. Жрец замер. Колени его задрожали, глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит. — Еще разочек! — скомандовал Валуа, — без промаха! Пли! Полковник выругался. Жрец упал на колени и вдруг начал изо всех сил подметать землю бородою. — Завели! — пробормотал Галавотти. — Крепко же вы, сеньор, ругаетесь! У старика того гляди отскочит кокос!.. Еще многие дикари повыскочили из хижин, и все они попадали, как карточные домики, подкошенные магическою бранью полковника, Галавотти, рыча от восхищения, несколько раз повторил это ругательство и, наконец, довольно хорошо начал произносить его. — Я рожден лингвистом, — воскликнул он, ну, черномазая тумба, попадись ты мне только! И как раз в этот миг Какао вышла из своего тростникового замка. Для вящей обаятельности она на этот раз украсилась поясом из живых лягушек и ящериц. Галавотти подскочил к ней. — Вот тебе, — крикнул он, ругнувшись при этом по-полковничьи. Какао мгновенно упала на землю. — Ага! Жаба ты татуированная! Вот тебе еще. Мало! Получай еще! Слон проклятый! А, у Галавотти только одна нога! Ладно! Вот тебе! Вот тебе! И Галавотти продолжал ругаться, причем Какао корчилась на траве и постепенно затихала. — Довольно, — крикнул Ламуль, — она не выдержит! — Да знаешь ли ты, — продолжал Галавотти, — что самые красивые женщины в Аргентине считали за честь обняться со мною… Две ноги есть у всякого… Великая штука две ноги… А, ты вздумала воротить свой дурацкий хобот? Вот тебе! Вот тебе! Верховный жрец подползал между тем и продолжал мести землю бородой. Приблизившись к полковнику Ящикову, он знаками попросил его следовать за собою. — Как вы думаете? — спросил тот, — не рискованно мне идти за ним? — Пойдемте все, — предложил Валуа. — Вы только на всякий случай ругайтесь от времени до времени. Они пошли к скале, прикрытой огромными листьями какого-то неизвестного дерева. В скале оказалась пещера, вход в которую был украшен человеческой головой с рыжими бакенбардами. Свет в пещеру проникал сквозь выдолбленное в сводах отверстие, и при этом тусклом свете путешественники различили венский стул, водруженный на груде человеческих и звериных черепов. Верховный жрец знаками предложил полковнику сесть на этот удивительный трон. — Садиться или нет? — спросил полковник. — Я бы на вашем месте отказался! — произнес Валуа, которому плохо удавалось скрыть свою зависть. — А по-моему, садитесь, сеньор! — вскричал Галавотти, — если вы не сядете, я сяду и клянусь — так обругаю старого эфиопа, что он издохнет, как сорок тысяч братьев!.. Честное слово! Во мне пробуждаются инстинкты государственного человека… Полковник подошел к черепам и потрогал их. — Спросите его, крепок ли стул… — Ну да ладно! — воскликнул Галавотти. — Или опять звать старого Пэджа? Полковник взлез на груду мертвых голов и сел на стул. — Ну, как? — спросил его Ламуль. — Очень удобно! Жрец между тем говорил что-то дрожащим голосом, и Галавотти вдруг засвистел от восторга. — Ну, сеньор полковник, поздравляю вас!.. Отныне вы царь! Они ждут ваших приказаний. Мой совет: прикажите им всем утопиться в море или съесть друг дружку. — Но как все это случилось?.. Расспросите его! — А по-моему, лучше не спрашивать… Мне однажды один джентльмен дал на вокзале сто долларов. Я сдуру спросил, за что… Оказывается, он по близорукости принял меня за своего кредитора… Никогда не надо вдаваться в подробности… Ну, царь и царь! И слава богу! Однако все начали настаивать, и жрец рассказал следующее: — До сих пор царем был отец Какао, одноухий Кобо, который в дни молодости был увезен на корабле в белую страну снегов и льдов, где его возили по ярмаркам и заставляли бить в барабан на потеху детворе. Язык этой страны, по его словам, состоял всего из трех слов, которые повторялись на бесконечные лады, и Кобо заметил, что эти три слова оказывали магическое действие. Их говорили лошадям, и лошади шли, их говорили дереву, когда рубили его, и дерево падало, их говорили разъяренному быку, и бык превращался в ягненка, их говорили торговцу, и торговец уступал цену. Других слов, по-видимому, в той стране вовсе не было. И вот Кобо выучил эти три слова, и, когда вернулся на родину, он объяснил их великое значение и объявил себя царем. Умирая, он завещал престол тому, кто первый произнесет их сам, никем не наученный. Но никто не умел произнести их: много белых путешественников посещали остров, немало их побывало в желудках горбоносых детей Якугуры, но никто не умел произнести магических слов. И вот теперь они услыхали эти слова из уст коротконогого белого Салы, и они просят его быть царем и управлять ими, как он хочет. Полковник Ящиков принял вид важный и торжественный. — Что ж, — сказал он, — я не прочь. — Но неужели, сеньор, — вскричал с восхищением Галавотти, — на вашем языке и в самом деле нет других слов? — Есть другие слова, — отвечал полковник, — но ими можно не пользоваться. |
|
|