"Сожженые мосты ч.5" - читать интересную книгу автора (Александр Маркьянов)13 июля 2002 года Пограничная зона, оперативная группа 1-46 Операция "Тайфун"Диверсионная активность — а нападений на пункты временной дислокации оказалось что было не одно и не два — не только не сорвали операцию — но и ускорили ее. Если до этого были какие-то мысли, что поляки и их новое правительство одумаются, перейдут от языка ультиматумов к нормальному диалогу — то теперь шансов никаких не осталось. Генеральный штаб дал зеленый свет операции Тайфун, даже несмотря на то что лишь семьдесят процентов подразделений подали рапорты о готовности. Новое польское правительство, возглавляемое князем Радзивиллом, вело себя столь странно, что возникало сомнение в его душевном здоровье. Первым делом — новый государь Польши не только не подтвердил своей подписью вечную унию с Россией — но и заявил о том, что Польша независима. И на следующий день (!!!) он обратился одновременно к Германии и Австро-Венгрии с просьбой о вассалитете. В коротком обращении, распространенном как по всей Польше, так и по каналам мировых новостных агентств. В этом сообщении говорилось, что Польша своими силами вырвалась из пут векового рабства, и будет прикладывать все силы к тому, чтобы вернуться в семью европейских народов. На деле же получалось, что Польша меняла одно вековое рабство на другое. Германия ответила на польскую ноту категорическим отказом, заявив, что не признает правительство, образованное во время мятежа. Балльплатцен[48] родила два просто удивительных документа. В первом желание Польши войти в семью европейских народов и самой решать свою судьбу осторожно приветствовалось, но на желание Польши стать вассалом Австро-Венгрии прямой ответ был не дан. Судя по ответу австро-венгерского МИД дальнейшая судьба Польши должна была решиться в ходе многосторонних консультаций с обязательным участием новых польских властей. Ни слова о незаконности вооруженного мятежа и польского правительства образованного в результате мятежа — сказано не было[49]… На следующий день Австро-Венгрия официально признала независимость Речи Посполитой. Достойные наследники великого Меттерниха[50], ничего не скажешь. В эти же дни в Австро-Венгрии вспыхнул мятеж сербов, возможно именно это и помешало Австро-Венгрии предпринять новые антирусские шаги. Никто не идет поджигать чужой дом, когда занялся твой собственный. Все время после пожара казаки готовились к выступлению, ждали, пока подвезут топливо для техники и дополнительные боеприпасы. На боевые машины, которым предстояло на долгое время стать одновременно и домом и транспортом для них — казаки навьючивали мешки с солеными сухарями, пластиковые канистры с водой, сложенные палатки, цинки с патронами, прочий походный скарб — так что боевые машины стали походить на гусеничные цыганские арбы. На всех было выдано по три боекомплекта. Подняли их внезапно, утром, в четыре часа. Было еще темно, только на горизонте робкая светлая полоска говорила о том, что ночь заканчивается и уже через час землю осенит рассвет. Гремел горн побудки — старое "по коням", ревели в ночи моторы боевых машин, выходивших из лагеря и строящихся в боевом порядке. Небо гудело воем реактивных двигателей, хлопаньем вертолетных лопастей. Проснулся и Тихон — сосед, свалившийся с койки и сейчас прыгающий на одной ноге — надевая сапоги, больно пихнул его в бок — Вставай, дело проспишь… Тревожный рюкзак уже был собран, оружие рядом, в шкафчике. Только одеться… черт, как же устал… Привычная процедура — на действительной укладываются в сорок пять секунд. Шаровары, гимнастерка… ботинки… Топот сотен ног по земле, рев моторов, нестерпимый для глаз свет фар-искателей — как песка в глаза сыпануло. Только бы под машину не попасть… — Шестая рота! Шестая рота, ко мне! Строиться! — Третья! Вешенские на построение! Не спасают даже громкоговорители — хотя пробиваешься на зов. Постепенно все как-то успокаивается, упорядочивается — машины находят свое место в боевом строю, казаки — место в строю войсковом. Развевается знамя полка на левом фланге строя, его треплет неизвестно откуда налетевший легкий ночной ветерок. Кто-то из офицеров полка с мегафоном лезет на ближайшую боевую машину. — Господа офицеры и нижние чины! Казаки! В который уже раз Польша, мятежная нам и нашим предкам, подняла рокош и свергла законного царя, убив его! Весь виленский край охвачен беспорядками, льется кровь, дороги забиты беженцами — общее число их подходит уже к миллиону! Самозваное правительство Бориса Первого, отцеубийцы и узурпатора власти объявило день грабежей, присвоив все имущество русских в свою пользу и пользу тех, кто участвует в рокоше. Там, на польской земле в окружении сражаются наши части и казаки. Господа! Государь смотрит на нас! Вся Россия смотрит на нас! Покажем же, что мы достойны своих дедов и отцов, своей формы и наград! Сегодня вечером мы придем под стены Варшавы, нашей тяжелой бригаде выпала честь первым достигнуть ее стен. Наступаем под прикрытием авиации, направление — на Радзин Подляску и далее — на Варшаву. Приказываю — в затяжные бои не вступать, при необходимости — вызывать на помощь авиацию и артиллерию! В населенные пункты не входить. Двигаться параллельно дорогам, сами дороги могут быть заминированы! Ожидаемый уровень сопротивления — слабый, огонь только по выявленным целям и по установленному противнику, ведение огня на прикрытие запрещаю. Сегодня вечером, господа, я ставлю всем шампанское под стенами Варшавы! Это говорю вам я, полковник Голеватый, седьмая тяжелая бригада! С нами Бог, Господа! По машинам! — С нами Бог, за нами Россия, казаки! — гаркнул атаман — С нами Бог, за нами Россия!!! — слитно ухнул строй. Забылось разом все — и самоволка, и разборки с офицерами. Они были единым целым — стальной колун, больше ста боевых машин. Их не остановить, до Варшавы от их расположения — девяносто километров. Да, сегодня вечером они будут пить шампанское за счет их полковника под стенами древней Варшавы… — И еще! Довожу до всех, чтобы потом никто не говорил, что не знал! Впереди нас будут действовать наши люди, в том числе в гражданском, в польской военной или полицейской форме. Их паролем будет слово Эхо. Повторяю еще раз — эхо! Если кто-то назовет вам этот пароль — вы должны будете доставить этого человека ко мне или к любому из офицеров полка, не причиняя ему вред. Все поняли? — Так точно! — По машинам! По машинам! Наблюдателям, занять места, готовность! Смотреть в оба! Третья рота, в которую попал Тихон оказалась авангардной — оказалось офицеры разыграли вчера кому идти в авангарде, и честь эта досталась третьей роте. Опасно — при соприкосновении с врагом они примут удар на себя — но и почетно, потому что именно эта рота первой достигнет Варшавы, а возможно — и первой ворвется в город, если будет получен приказ брать город с ходу. Именно они первыми ступят на землю Польши. — По машинам, по машинам! Быстрее, занять места! Быстрее! По уставу при передвижении на боевой технике, казаки должны были ехать в боевом отделении, под прикрытием брони. Но устав — уставом, а мины — минами, да и из-под брони хрен чего увидишь, едешь как в коробке. Поэтому казаки большей частью загрузили десантные отделения машин цинками с патронами, да канистрами с водой, а сами расположились на броне, прикрывая каждый свой сектор. Третья рота — тридцать гусеничных боевых машин — шла строем, напоминающим древнегерманское рыцарское построение — свинья. Впереди, на самом острие — тяжелая боевая машина, вооруженная двумя скорострельными пушками от вертолета, установкой тяжелых ПТУР и двумя автоматическими гранатометами. Этакий самоходный "комбайн смерти", способный шквальным огнем в считанные секунды развалить по кирпичам сельский курень… или как там они называются. Поскольку бронетехники противника на маршруте продвижения не ожидалось — эту машину поставили вперед для разведки и борьбы с расчетами ПТУР и легкой техникой противника. Следом, по флангам, уступом, шли две штурмовые артиллерийские установки калибра пять дюймов — сто двадцать пять миллиметров. Эти установки представляли собой те же танки, от которых отказались в семидесятые — и через тридцать лет вернулись к ним же. Та же самая метровая лобовая броня, те же самые средства пассивной защиты. Разница лишь в компоновке, типичной не для танков, а именно для САУ — моторное отделение вынесено вперед, далее идет необитаемое артиллерийское отделение, и уже далее — бронированная капсула с двумя членами экипажа: механиком-водителем и командиром. Разница с танком еще и в том, что максимальный угол подъема пушки — пятьдесят восемь градусов, а не двенадцать как раньше. Такая вот пушка могла стрелять даже по вертолетам снарядами с лазерным наведением и контролируемым подрывом. Для самообороны рядом с основным орудием была установлена одноствольная зенитка калибра 23 миллиметра. Еще дальше, опять таки по флангам шли две новейшие скорострельные артиллерийские установки "Берег". Семикатковое тяжелое шасси и поверх него — модернизованное морское башенное орудие калибра сто семь миллиметров. Орудие было уникально тем, что имело магазин на восемь снарядов и могло выпустить первые восемь снарядов со стационарной позиции очередью. Для того, чтобы машина не перевернулась во время такой вот очереди — у нее по бокам были выдвижные упоры как у крана и при стрельбе со стационарной позиции она опиралась на них. Это орудие разрабатывалось как скорострельное универсальное, оно имело собственный радар и засекало как наземные, так и воздушные цели. Четыре таких орудия — а они всегда применялись батареями по четыре, стреляя со стационарной позиции снарядами с управляемым подрывом, могли поставить непроницаемую стену осколков и сбить даже крылатую ракету! Даже два последовательных выстрела — максимум, что позволялось при стрельбе без выдвинутых упоров — могли разрушить дом или поджечь любой бронеобъект противника, даже такой бронированный, как танк. Эти орудия должны были прийти на помощь, если установка в центре не справится с боевой задачей. К каждой из головных боевых машин был прицеплен трал, что ограничивало скорость движения двадцатью километрами в час. Далее, в пять рядов шла основная техника бригады, вся гусеничная — зенитные установки, тяжелые бронетранспортеры, выглядящие как бронированный куб с рифлеными гранями на гусеницах и вмещающими до восемнадцати бойцов, тяжелые БМП с пятидесяти семимиллиметровыми пушками, снова гаубицы, снова артиллерийские установки. Они проломятся через оборону врага, выйдут к Варшаве — а за ними пойдут уже легкие силы на грузовиках и колесной технике. Светало… Тихон сидел на броне тяжелой боевой машины пехоты, прямо на башне, подложив под свою пятую точку свернутый спальный мешок и настороженно держа в руках пулемет. Поскольку он был наблюдателем — на его пулемете было что-то вроде лазерного целеуказателя, но намного мощнее. Это намного более опасное оружие чем пулемет. Пулемет может окатить ливнем пуль — а такой вот указатель может указать на цель любой из боевых машин, и тех, что идет в строю, и тех кто сейчас дежурит над ними — а вертолеты над колонной висели постоянно, сменяя друг друга, их давящий на уши гул уже действовал на нервы. Нажми на кнопку — и невидимый луч распорет пространство, ткнется в цель — а через минуту на том месте будет уже рукотворный ад, когда десяток-другой снарядов попадут в цель. Рядом с Тихоном сидел Митька Буревой, с которым он ходил в самоволку, который счастливо избежал пуль и тоже был назначен в наблюдатели. Он сидел на краю борта идущей машины, опасно свесив ноги вниз, и наблюдал за менее ответственным сектором "лево-назад". Если Тихон что-то пропустит — следующим увидит это именно он. Больше никакие сектора ими не прикрывались, на это были наблюдатели с других машин. Над Польшей окончательно встало солнце, колонна еще потемну пересекла ее границу и шла теперь польскими полями и перелесками, отравляя воздух дизельной гарью, подминая под себя некошеный хлеб в полях, перепахивая гусеницами натоптанные фермерскими машинами дороги. Броню чуть покачивало на ухабах. Несмотря на то, что судя по виду нескошенного хлеба в полях — надо было уже убирать — в полях никто не работал. Никто по ним не стрелял — только несколько раз попадались машины, водители которых, увидев наползающую на них бронетехнику бригады — давали полный газ и спешили скрыться. Пока их даже не пытались обстрелять… Внезапно головная машина качнулась, выпустила клуб дыма и встала, за ней стали останавливаться другие машины бригады, прямо в поле. В пятистах метрах по фронту была наезженная дорога через поле, ведущая к перелеску, а далее, примерно в полутора километрах — большая деревня. — Что случилось? — недоуменно спросил Митяй — шли же… Открылся люк, из люка показалась голова командира экипажа в шлеме и очках. — Внеплановая остановка. Сечь по секторам. — Есть… Мимо колонны суетясь пробежали два офицера, потом Тихон повернулся и увидел, что на броне КШМ[51] в центре колонны, прямо поверх нее а не под ее защитой собрались несколько офицеров и развернули терминал связи с антенной. — Чего это они… — Решают куда дальше идти… — Что так приказа что ли нет? — Ты сектор свой — секи. Видишь, хлеб какой — в упор по нему подберутся, если ворон ловить будешь. Митяй перекинул поудобнее автомат. — А хлеб и тут добрячий уродился — Да… Пошаливал ветерок, было уже жарко. Митяй нащупал где-то в узле, на который опирался бутылку с водой, открыл, отпил несколько глотков, передал Тихону — Че это они в нас не стреляют? — Не знаю. В штаны мабуть надристали. Загадка с остановкой тем временем разрешилась — прямо над головами свистя турбинами промчалась восьмерка реактивных штурмовиков "Юнкерс" — и меньше чем через минуту где-то впереди, слабо но отчетливо загрохотали разрывы. — Опорный пункт видимо нашли. Или засаду… Через несколько минут колонна снова тронулась… Сюрприз ожидал их почти сразу, как только они прошли отметку сорок четыре — один и подошли к дороге, которую им надо было пересечь. Дорога была опасным местом, потому что она была на насыпи, и тут можно было при желании организовать оборону или по крайней мере засаду. Опасаясь этого, полковник Голеватый приказал поднять имевшийся у них легкий беспилотник чтобы получить данные о том что творится впереди ни у кого не спрашиваясь — и выдвинул две артустановки и две зенитки на фланги, чтобы при необходимости подавить выявленные цели. Беспилотник запускался прямо с КШМ штабные сноровисто вытащили небольшой вертолет, приделали к нему лопасти, миг — и вертолет взлетел, весело треща двухтактным мотором, а на экран терминала пошла черно-белая картинка, расчерченная для понятности перекрестьями. — Так, давай до насыпи и пройдись по ней влево. Затем пройди за насыпью и вернись вправо — приказал Голеватый колонновожатому.[52] — Так точно, господин полковник — отозвался майор, на груди которого красовался знак колонновожатого — глобус в перекрестье прицела. — И поднимись повыше, чтобы не пропустить ничего… Вертолетик забираясь повыше, бодро полетел к дороге. В объективе телекамеры был самый обыкновенный пейзаж — поле, колосящийся хлеб, белая лента дороги… — Опустись пониже и помедленнее. Давай над самой дорогой… нет, левее, над обочиной… вот так Офицеры напряженно следили за картинкой — Кажется не копали, господин полковник — Кажется… А ну еще выше и чуть — чуть правее… Полковнику что то не нравилось — он сам не мог понять что. Вроде как — ни проводов ни раскопок не наблюдается — первый признак подложенного фугаса. Да и кто мог знать, что они будут форсировать дорогу именно в этом самом месте, чтобы подложить фугас или мину. Никто… — Давай выше, пройди в обратную сторону. Посмотрим что там. — Есть… Все та же дорога — по той стороне нескошенное поле, чьи то коровы возможно даже одичавшие, лишившиеся хозяев… — Стоп! Зависни! Ниже давай! То, что увидел полковник… — Что это? — Это коровьи кишки… — сказал кто-то из офицеров Кто-то убил корову и выпотрошил ее — груда беспорядочно перемотанных кишок лежала последи поля, и над ней была целая туча мух, ринувшихся на разведывательный беспилотник в бессмысленную атаку. Тут же — буквально лужа подсохшей крови — Волк? Ну-ка повыше… — Стоп! Вертолетик завис — Господин полковник, это не волк! Он бы кости оставил, а тут просто кишки! Кто-то выпотрошил корову и мясо утащил с собой! Или увез! — Господин майор, можно чуть ниже и левее… Вертолет опустился ниже, повинуясь командам оператора — и все увидели следы автомобильных покрышек… — Ниже! Сюда наведи! Увеличение! А это было еще интереснее. Рядом со следом автомобильной покрышки, в примятой траве поблескивала гильза… — Патрон от снайперской винтовки или пулемета. Штатный — сказал кто-то — Да, господа, и след от покрышек знакомый — это армейская машина… — Военная часть на подножном корме, похоже… — Вожатый, мы можем пройти по следу машины? Офицер щелкнул пальцем по левой верхней части экрана, где были какие-то ничего не значащие для непосвященных цифры — Господин полковник еще пять километров и все. Дальше аппарат потеряет управляемость и упадет. — Действуй. Пять — так пять. — Есть! Вертолетик споро полетел по следу, трава еще не успела выправиться, и видно все было отчетливо. Получалось так, что кто-то подъехал на машине, выстрелом из винтовки завалил корову, спустил кровь, выпустил кишки, а мясо увез с собой… — Господин полковник, выходит на дорогу… — Замри! Вертолетик замер — все отчетливо увидели, что машина поднялась на насыпь и повернула налево… — Похоже, ушли к Варшаве… — Там голодают, наверное… — Господин полковник! — крикнул один из офицеров — дали картинку с вертолета! По фронту от нас в населенном пункте — воинская часть! — Переключай на меня! Разведчика возвращаем! — Есть! Картинка на терминале снова сменилась — разведчик мог вернуться и так, без управления — он помнил начальную точку маршрута и летел к ней кратчайшим путем. А на терминал командира с одного из висящих над ними вертолетов — пока колонна стояла они сделали разведывательный рейд — дали картинку. Небольшой городок… улицы… автомобили… костел — и боевая техника. Много… — Пушечный БТР… грузовик, два… еще БМП, грузовик… БТР… — Стоп! У костела! Отмотай назад! Как и в любом польском населенном пункте центром его была городская площадь с ратушей — городским собранием — и костелом. И вот на этой площади, малолюдной — стояли несколько человек, явно в форме, смотрели вверх и махали флагом… — Что это за флаг? — Господин полковник, это похоже на простыню с кровати — сказал кто-то — Белый флаг! Они сдаются! — Хафиз, рацию на прием! Выходи на рабочую частоту! Для сохранения секретности, каждая из бронеколонн, вошедших сегодня на территорию Польши принуждена была соблюдать радиомолчание. Все необходимые данные колонна получала с вертолетов и собственных разведчиков, при необходимости отдать или получить срочные приказания связь держали только через спутник, по выделенному на каждое подразделение отдельному каналу. Не включали даже рации на прием — современные средства разведки позволяли их засечь. — Господин полковник, они сдаются! Они хотят нам сдаться. Нарушая приказ — полковник протянул руку к микрофону — Полковник Голеватый, русская армия! С кем имею честь!? — Я генерал бригады Руммель, мы видели ваш вертолет. Мы хотим, чтобы вы прислали парламентеров для принятия капитуляции. — Генерал — вы имеете честь представлять всю Армию Людову? — Нет, я представляю только вторую бригаду территориальных войск армии Людовой. Мы не желаем воевать с вами, и хотим сдаться! Давайте не будем проливать кровь. — Тогда выдвигайтесь вместе с боевой техникой на окраину города, я лично прибуду принимать вашу капитуляцию. — Так точно, выдвигаемся. Конец связи. Полковник посмотрел на окружавших его офицеров — а они посмотрели на него. Потом полковник сплюнул на пол — хотя в КШМ делать этого было нельзя… До предместий Варшавы было ровно тридцать один километр. И четыре часа, чтобы их достигнуть… Принимать капитуляцию поляков пошли на нескольких машинах — две гаубицы, две установки огневой поддержки, три бронетранспортера с личным составом — чтобы принять оружие и технику. В головной машине, прямо на броне поехал полковник Голеватый, оставив вместо себя за старшего начальника штаба бронебригады, турка по имени Гуль. Еще одна группа в составе четырех машин, форсировав дорогу и разогнав коров, одной из которых сегодня сильно не повезло — зашла с левого фланга, чтобы в случае обмана ударить по противнику из всех стволов, в том числе — из двух стамиллметровок. Координаты известны, поставить снаряды на воздушный взрыв над дорогой — ах, как хорошо прилетит. Но поляки и в самом деле собирались сдаваться. Их было много, но вооружены они были плохо — три пушечных БТР, две БМП и один тяжелый скорострельный миномет поддержки. Все остальное воинство — на грузовиках, частично армейского образца, частично гражданских реквизированных. Некоторые — бронированы, кустарно оснащены пулеметами и АГС. Всей этой силы против вертолетов и бронетехники бригады хватило бы ровно на десять минут скоротечного боя. Как это и полагается при сдаче — поляки вышли из населенного пункта, выстроились у машин. Среди грузовиков было несколько дорогих внедорожников и даже один роскошный представительский Даймлер, тоже вероятно из конфискованного. Пан генерал оказался молодым еще крепким, с роскошными кавалерийскими усами. Форма на нем была русской армии, парадной, с генеральскими погонами, что придавало ситуации некий сюр. Полковник русской армии в полевой форме принимает капитуляцию генерала русской армии в форме парадной. Едва полковник подошел к группе польских офицеров — пан генерал шагнул вперед, протянул свой роскошный палаш, который полковник не взял и начал толкать, очевидно, заранее заготовленную речь. — Пан полковник. От своего имени и от имени второй бригады армии Людовой я заявляю о том, что мы не намерены оказывать сопротивления русской армии и прошу принять мое оружие в знак капитуляции нашей бригады. Для нас война закончена! Голеватый криво улыбнулся — А что так, пан генерал бригады? Может, повоюем немого? Хоть для приличия… Пан генерал недоуменно огляделся, словно ища поддержки у своих подчиненных — но его офицеры были не лучше его самого и сочли за лучшее помолчать. — Но мы сдаемся! — наконец сказал генерал — Это я вижу… А остальные так же хотят сдаваться? Опережая друг друга, "офицеры" закивали. Увы, такова была польская шляхта — сложно найти дворянство мерзее ее. При Екатерине за Польшу и влияние в Польше боролись две страны, Россия и Пруссия, дипломаты каждой из них потратили немалые деньги на подкуп шляхты — шляхта взяла деньги и выбрала двух королей, в результате чего в Польше началась гражданская война. Во время польского мятежа при Государе Александре Втором польские и малороссийские крестьяне сбивались в группы, чтобы убивать… рыскающих по округе шляхтичей-революционеров. После мятежа 1863-64 годов количество шляхтичей в стране начало возрастать в геометрической прогрессии. Наверное, все же было ошибкой приравнивать польское дворянство к русскому с предоставлением всех прав и привилегий — в Польше началась настоящая мания перехода в шляхетство, самые разные люди заявляли о своем шляхетстве, либо не предоставляя никаких подтверждающих документов, мол во время рокоша все сгорело, либо — предоставляя поддельные документы, на изготовлении которых специализировалось сразу несколько еврейских контор в Малороссии, там же изготавливали поддельные паспорта и фальшивые ассигнации. В результате, по переписи двадцатого года — к шляхте относилась пятая часть (!!!) польского населения, при том что в Российской Империи в то время потомственное дворянство имели примерно 0,3 процента населения, а личное — от полутора до двух. Ненормальна эта ситуация была еще и тем, что по Польской конституции высшим органом власти являлся сейм, а сейм собирался с участием всей (!!!) шляхты, и получалось что для принятия какого либо решения нужно было привлечь каждого пятого жителя страны, а право "вольного вето" блокировало принятие решений, если против выступит хотя бы один (!!!) шляхтич. Ну и как управлять такой страной?! Воевать же шляхтичи не желали. Вот ударить в спину, вырезать мирное население — пожалуйста[53], а воевать, когда в километре — двух от тебя развернулась к бою целая тяжелая бронебригада — это увольте. Какая нахрен неподлеглость — ляжем под любого, даже с удовольствием… Полковник Голеватый достал из кармана самый обычный сотовый телефон — вот она, современная война — не опасаясь перехвата, набрал личный номер командующего сектором. Если поляки и перехватят — нехай перехватывают, пусть знают, как их сородичи в штаны дристают, только русскую армию увидев. Как тут песенка то была… жолнер саблей свисне, москаль в штаны дрисне[54]. Вот сейчас то сразу видно — кто свисне, а кто и дрисне… — Ваше высокопревосходительство, Голеватый, седьмая тяжелая бригада. Вторая бригада армии Людовой жаждет сдаться, прошу указаний… Так точно… Так точно… Есть… — Басманный! — крикнул полковник Подбежал один из офицеров — Я! — Подгоните сюда грузовик! Будете принимать капитуляцию. — Есть! Зафырчав дизелем, грузовик ловко развернулся и сдал назад, казаки откинули задний борт, один из казаков запрыгнул внутрь — будто вязанки с сеном принимать да трамбовать дело тут привычное. — Значит так… паны… Сейчас подходите к этому грузовику, сдаете оружие и записываетесь у капитана Басманного. Потом — по этой трассе продвигаетесь на восток примерно сорок километров самостоятельно, там будет сборный пункт для тех, кто как и вы решил сдаться. Там представитесь и скажете, что седьмая бригада приняла вашу капитуляцию и вы в статусе военнопленных. Оружие сдаете все. — Пан генерал… — командир второй бригады армии Людовой забыл, что перед ним не генерал, а полковник — нижайше прошу либо оставить часть оружия, хотя бы офицерам, либо сопроводить нас до сборного пункта. — Дорогу боитесь не найти? — Никак нет… С местным населением… возможны нежелательные эксцессы[55]. Они тоже вооружены… а мы безоружны. — Сударь. Можете оставить при себе холодное оружие. Если оно у вас есть. Думаю, вы вполне с ним управитесь, по крайней мере, на словах управлялись. И… извольте снять погоны, сударь. Таких генералов русской армии как вы просто не бывает. Первые потери у них появились, когда на горизонте уже были видны варшавские заставы. Из-под гусениц головной машины внезапно вырос столб разрыва, и машина беспомощно закрутилась на месте. И тут же, с двух сторон, с лесополосы и с возвышающейся над местностью ленты дороги к колонне рванулись небольшие, но с каждым метров вырастающие в размерах комки пламени. Тихон оказался как раз на машине, что избежала первого удара, двигатели бронемашин взревели и они стали расходиться широким фронтом, отстреливая дымовые гранаты. Все заволокло дымом… а Тихон, будучи стрелком-наблюдателем, свесив ноги в люк стал обстреливать тот кусок трассы, откуда по ним выстрелили из пулемета, забыв включить лазерный целеуказатель, что должен был сделать как наблюдатель. Но и цепочки трассеров из пулемета, бьющих по ограждению шоссе хватило — наперебой заговорили пушки, их снаряды отбойными молотками кромсали бетон трассы доставая и то, что было там, что казаки не видели. Потом к дороге протянулась ярко-алая трасса, словно лазерный луч — и что-то вспыхнуло, загорелось так, что это было видно даже здесь. — Седьмой всем! Седьмой всем, доложить потери и повреждения. — Ястреб-Седьмому, на трассе два больших грузовика, в кузовах несколько ПТРК. Цели уничтожены, операторы кажется, сбежали. — Операторов обнаружить и уничтожить! — Есть! |
|
|