5 Старые пути Топливо души Новые глаза

Ее назвали Последней войной, назвали с тем ожесточенным высокомерием, что встречается лишь в сердцах истинно невежественных.

Последняя война — конфликт, который прекратит все конфликты.

— Я помню ее, — прошептал Кор Фаэрон. — Я помню каждые день и ночь, что мы сражались, пока Колхида пылала вокруг нас.

— Шесть лет, — улыбка Лоргара печальна, его глаза обращены к мраморному полу его покоев для медитации. — Шесть долгих, долгих лет гражданской войны. Весь мир раскололся на части во имя веры.

Кор Фаэрон облизнул свои заостренные резцы. Зал освещало лишь пламя свечей, и в воздухе витал уже утомивший насыщенный запах гари.

— Но мы одержали верх, — сказал он. Сидя напротив примарха, Кор Фаэрон был облачен в серое одеяние правящей касты жрецов Колхиды. Без своей терминаторской брони он выглядел таким, каким его всегда помнил Лоргар: стареющий, несмотря на все медицинские улучшения, человек с костлявым телом и горящими глазами.

На Лоргаре не было ничего, кроме набедренной повязки из грубой ткани, его огромный, но в то же время адрогинно стройный торс был обнажен. Следы ритуальных ожогов в форме колхидских рун спускались по его спине, самые старые из них превратились в неровные шрамы. Свежие рубцы от плети исполосовали его плечи — перекрещивающиеся раны складывались в паутину самобичевания.

Эреб сидел на полу вместе со своим командиром и примархом, одетый в черную накидку капелланов Легиона. Было трудно дышать воздухом, пропитанным кровью Лоргара. От сильного солоноватого запаха почти кружилась голова. Примархи не получали ран в бою. Проливать кровь было для них генетическим кощунством.

— Да, — произнес Лоргар, почесывая щетину на подбородке, — мы одержали верх. Мы победили и посеяли нашу веру по всей нашей родной планете.

Он облизнул губы искусанным языком

— И посмотри, где мы оказались после этого триумфа. Столетие спустя мы стали повелителями ничтожества, королями единственного Легиона, который подвел моего отца.

— Вы всегда учили нас, сир…

— Говори, Эреб

— Вы всегда учили нас говорить правду, даже когда голос дрожит.

Лоргар поднял голову, улыбка тронула уголки его потрескавшихся губ, когда он встретился взглядом с серьезными глазами капеллана.

— И поступали ли мы так?

Ответ пришел без задержки на размышления.

— Император — бог, — сказал Эреб, — мы подняли истину к звездам и рассеяли ее по Империуму. Нам незачем стыдиться того, что мы делали. Вы не должны стыдиться, сир.

Примарх провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая полосу пепла и обнажая золото под ней. С момента вылета с Хура почти неделю назад Лоргар ежедневно покрывал свое лицо пеплом Монархии. Его подведенные сурьмой глаза потемнели от усталости и сузились от гнета позора, но этот единственный жест в наибольшей степени из всего, что видели воины после унижения, принятого от Императора, походил на попытку примарха очиститься.

— Все это началось на Колхиде, — промолвил он, — с того самого момента мы заблуждались. Мои видения о прибытии Императора. Сражения Последней Войны. Все началось с убеждения, что божественность заслуживает поклонения лишь потому, что она божественна. — Он невесело рассмеялся. — Даже сейчас мне больно думать о той вере, которую мы уничтожили, чтобы расчистить место для своих убеждений.

— Сир, — Эреб придвинулся ближе, его глаза были прикованы к глазам примарха, — мы стоим на грани разрушения. Легион… его вера подорвана. Капелланы сохраняют спокойствие, но их осаждают воины, приходящие поделиться своими сомнениями. И после того, как вы удалились от нас, лишив путеводного света, несущие крозиус не могут дать ответ закованным в серое.

Лоргар моргнул, сорвавшиеся с его ресниц крупицы пепла упали ему на колени.

— У меня нет ответов для капелланов, — произнес он.

— Может, и так, — согласился Эреб, — но вы все равно слишком погружены в скорбь. «Ищите вдохновение в прошлом. Используйте его, чтоб создать будущее. Не позволяйте стыду душить вас».

Лоргар фыркнул, но в этом звуке не было злости.

— Ты цитируешь мне мои же строки, Эреб?

— В них истина, — ответил капеллан.

— Ты погружен в раздумья о Колхиде, — глаза Кор Фаэрона мерцали, отражая свет свечей.

Чем-то скрытым и неуловимым он казался Эребу пугающим. Словно ненасытный и неутоленный голод озарял глаза старика, сжирая его изнутри. Нечто абсолютно лишенное чести. — Если ты желаешь поговорить о чем-то, сын мой, — тонкая рука Кор Фаэрона опустилась на золотистое исхлестанное плечо Лоргара, — говори же.

Примарх взглянул на своего старейшего союзника, на мертвенное выражение, навсегда застывшее в его глазах. Но Лоргар видел в глубине, куда бы не смогли заглянуть другие, доброту и заботу.

Отеческую любовь к опечаленному сыну.

Лоргар улыбнулся с явной теплотой впервые за три дня и накрыл своей татуированной рукой слабые, слишком человеческие, пальцы своего приемного отца.

— Помнишь прибытие Императора? Наши сердца ликовали, что мы оказались правы. Помнишь суровое воздаяние после шести лет священной войны?

Старик кивнул.

— Я помню.

Юноша с золотой кожей опускается на одно колено, серебристые слезы блестят на его безупречном лице, как капли елея.

— Я знал, что ты придешь, — шепчет он, — я знал, что ты придешь.

Бог-в-Золоте протягивает закованную в доспех руку коленопреклоненному юноше.

— Я — Император, — говорит он с улыбкой, само воплощение милосердия, в сиянии славы, разливающейся вокруг него осязаемой аурой и ослепляющей каждого смотрящего. Тысячи людей столпились на улицах. Сотни жрецов в серых одеяниях экклезиархов Завета стоят на коленях рядом с Лоргаром перед Богом-Императором.

— Я знаю, кто ты, — говорит золотой примарх сквозь величественные слезы. — Я мечтал о тебе годами, предвидя этот миг. Отец, Император, мой повелитель… Мы — Завет Колхиды и мы покорили этот мир, поклоняясь тебе, во имя тебя.

Лоргар повернулся, ловя взгляд Кор Фаэрона.

— В то утро. Когда я преклонил колени перед Императором, а все священники моего мира пели. Когда краснокаменные купола Варадеша озарились янтарем рассвета. Видел ли ты то же, что и я?

Кор Фаэрон смотрел в сторону.

— Тебе не понравится ответ, Лоргар.

— Последнее время мне ничего не нравится, но я желаю получить этот ответ. — Внезапно он мягко рассмеялся. — Говорите правду, даже если ваш голос дрожит.

— Я видел бога в золотых доспехах, — сказал Кор Фаэрон, — такого же, как ты, но старше в том отношении, которое я не смог постичь. Мне он никогда не казался благожелательным. Его психическое присутствие ранило мои глаза, от него исходил запах кровопролития, покорения и множества миров, обращенных в прах на его пути. Даже тогда я опасался, что мы шесть лет сражались в заблуждении, искореняя истинную веру во имя ложной. В его глазах, столь похожих на твои, я видел алчность, голод жадности. Все остальные видели лишь надежду. Даже ты… И я подумал, что, возможно, мои глаза подводят меня. Я поверил твоему сердцу, Лоргар. Не своему.

Лоргар кивнул, вновь отводя в сторону свои задумчивые глаза. Эреб молча слушал, редко когда Несущему Слово удавалось услышать о жизни примарха до Легиона.

— Из всех сыновей Императора, — продолжил Кор Фаэрон, — ты более всех похож на отца лицом и телом. Но ты никогда не мог творить жестокость и разрушение с улыбкой. Другие, твои братья, могут. Они похожи на Императора в этом отношении, но ты — нет.

Лоргар опустил глаза.

— Даже Магнус? — спросил он.

Гигант стоит возле Императора. Его фигура облачена в цвета иномировых океанов. Один глаз взирает на коленопреклоненную фигуру. Второго глаза нет, на его месте покрытая шрамами впадина.

— Здравствуй, Лоргар, — говорит мускулистый колосс. Он даже выше, чем Бог-в-Золоте, его длинные волосы — рыжая грива, словно у горделивого льва. — Я — Магнус. Твой брат.

— Даже Магнус, — казалось, Кор Фаэрон с неохотой признает это. Напряжение не покидало его лица. — Хоть я и безмерно уважаю его, глубоко в его сути гнездится жестокость, порожденная нетерпеливостью. Я видел ее в его лице в тот день и каждый раз, что мы встречались позднее.

Лоргар смотрел на свои руки, покрытые пеплом, с полумесяцами запекшейся крови под ногтями.

— Мы все дети нашего отца, — проговорил он.

— Вы все — грани Императора, — поправил Кор Фаэрон. — Вы — аспекты личности вашего генетического прародителя. Лев — рациональность твоего отца, способность к анализу, не отягощенная совестью. Магнус — его психическая мощь и острый ум, не сдерживаемый терпением. Русс — его ярость, не укрощенная здравым смыслом. Даже Гор…

— Продолжай, — взгляд Лоргара вновь был прям, — что такое Гор?

— Амбициозность Императора, не ограниченная скромностью. Подумай о всех мирах, где наши воины сражались рядом с Лунными Волками. Ты видел это так же, как и я. Гор скрывает свое высокомерие, но оно таится под его кожей, омрачает его душу. Гордость струится по его телу, словно кровь.

— А Жиллиман? — Лоргар снова положил руки на колени. На его лице медленно проступала улыбка.

— Жиллиман… — в противоположность примарху, тонкие губы Кор Фаэрона скривились в гримасе. — Жилиман повторяет вашего отца сердцем и душой. Если бы что-то пошло не так, он бы унаследовал империю. Гор — ярчайшая из звезд, а ты подобен отцу внешне, но именно у Жиллимана душа и сердце Императора.

Лоргар кивнул, продолжая улыбаться горечности своего советника.

— Мой макраггский братец понятен, словно открытая книга. Но что ты скажешь обо мне, Кор Фаэрон? Наверняка я унаследовал от отца не одну лишь внешность. Какой аспект Императора я воплощаю?

— Сир, — вмешался Эреб, — разрешите мне.

Лоргар одобрительно наклонил голову. Всегда оставаясь дипломатом, Эреб не нуждался во времени на формулирование ответа.

— Вы олицетворяете надежду Императора. Вы — его вера в лучшую жизнь и желание возвысить человечество до вершин. Вы посвящаете себя этим целям, самозабвенно и фанатично сражаясь за всеобщее благо.

В глазах примарха, столь похожих на глаза самого Императора, замерцал огонек веселья.

— Поэтично, но излишне одобрительно, Эреб. Как насчет моих недостатков? Если я не столь горделив, как Гор Луперкаль, и не столь нетерпелив, как Магнус Красный… что останется в истории о Лоргаре Аврелиане?

Маска невозмутимости Эреба дала трещину. Сомнение мелькнуло на его лице, и он бросил взгляд на Кор Фаэрона. Это движение вызвало тихий смешок у примарха.

— Да вы оба в сговоре, — он продолжал мягко посмеиваться, — не бойся моего гнева. Эта игра доставляет мне удовольствие. Она просвещает меня. Давай же, просвети меня наконец.

— Сир, — начал Кор Фаэрон, но Лоргар прервал его, прикоснувшись к лежавшей на своем плече руке приемного отца.

— Нет. Ты отлично знаешь, Кор, что я не «сир». И никогда им для тебя не был.

— В истории будет сказано, что у семнадцатого примарха была одна слабость. Его вера в других. Его самоотдача и нерушимая преданность приносили ему печаль, которую неспособно вместить сердце смертного. Он верил слишком легко и слишком сильно.

Несколько секунд Лоргар молчал, не соглашаясь и не возражая. Его плечи вздымались и опускались в такт его тихому дыханию, следы от плети обжигал пот, тонкой пленкой покрывавший его тело. Свежие ожоги на спине тоже зачесались.

Наконец он заговорил, и его глаза превратились в узкие щелки.

— Мой отец заблуждался относительно меня. Я не командующий, как мои братья. И я противлюсь этой судьбе. Я не собираюсь слепо идти по протоптанной ими дороге. Я никогда не постигну тактику и логистику столь же легко и естественно, как Жиллиман и Лев. Я никогда не овладею клинком столь же искусно, как Фулгрим и Хан. Стал ли я хуже, осознав свои недостатки? Я так не думаю.

Он вновь взглянул на свои руки. Изящные пальцы, почти лишенные мозолей — это были руки художника или поэта. Его булава — крозиус арканум из вороненого железа — была скипетром власти столь же, сколь и оружием.

— Неужели это так неправильно? — спросил он своих ближайших советников. — Неправильно идти путем провидца и искателя вместо того, чтоб стать солдатом? Откуда в моем отце такая жажда крови? Почему на все вопросы он отвечает лишь разрушением?

Кор Фаэрон сжал плечо Лоргара сильнее.

— Потому, сын мой, что он серьезно запятнан. Он несовершенный бог.

Во мраке покоев примарх впился в глаза приемного отца острым и холодным взглядом.

— Не произноси того, что собираешься сказать.

— Лоргар… — попытался начать Кор Фаэрон, но осекся под сверканием глаз примарха. В их остроте читалась просьба, а не ярость.

— Не говори этого, — прошептал Лоргар, — не говори, что мы разорвали родной мир на части столько лет назад во имя ложного поклонения. Я не смогу жить с этим. Да, Император плюнул на все, чего мы достигли как Легион, но это совсем другое дело. Ты сможешь помочиться на Завет и на ту мирную Колхиду, которую мы создали ценой шести лет гражданской войны? Ты назовешь моего отца ложным богом?

— Говорите истину, — вступил Эреб, — даже когда ваш голос дрожит.

Лоргар уронил свое вымазанное в пепле лицо на грязные руки. В этот миг Эреб и Кор Фаэрон встретились глазами. Младший кивнул старшему, и Первый капитан вновь заговорил.

— Это правда, Лоргар. Я бы ни за что не солгал тебе. Есть то, что мы все должны признать. Мы должны искупить этот грех.

— Капелланы с вами, сир, — голос Эреба добавился к голосу Кор Фаэрона, — сердце каждого жреца-воина в Легионе бьется в унисон с вашим. Мы готовы действовать по вашему слову.

Лоргар отмахнулся от их слов, сбрасывая с плеча ободряющую руку приемного отца. От этого движения заживающие рубцы на его лопатках разошлись, и по золотой спине побежали ручейки темной крови.

— Вы называете всю мою жизнь ложью.

— Я говорю, что ты заблуждался, сын мой. Только и всего. — Кор Фаэрон погрузил свою узловатую руку в кучу пепла возле Лоргара. Прах Монархии потек между его скрюченных пальцев, источая запах обожженного камня и поражения. — Мы молились ложному богу из благих побуждений, и Монархия поплатилась за нашу ошибку. Но никогда не поздно искупить свою вину. Мы очистили наш родной мир от Старой Веры, и теперь ты напуган, как и все мы: что, если Колхида процветала, следуя старыми путями и их легендами, пока мы не разорили их во имя лжи?

— Это ересь, — Лоргар дрожал, едва сдерживая эмоции.

— Это искупление, сын мой, — покачал головой Кор Фаэрон, — мы ошибались столь долго. Мы должны очистить самые корни наших заблуждений. Средство находится на Колхиде.

— Довольно, — слезы пробивали себе дорогу сквозь пепел на лице Лоргара. — Вы оба… оставьте меня…

Эреб поднялся, повинуясь, но Кор Фаэрон снова положил руку на плечо примарха.

— Я разочарован, мальчик мой. Так гордиться своей неспособностью признать ошибку и исправить ее.

Лоргар стиснул безупречные зубы, на его губах заблестела слюна.

— Ты хочешь вернуться на Колхиду, колыбель нашего Легиона, и извиниться за два миллиона смертей, за шесть лет войны и за обращение целого мира в поклонение ложному богу почти на столетие?!

— Да, — ответил Кор Фаэрон, — ибо искупить свои ошибки способен лишь великий. Мы перестроим Колхиду, как и все миры, которые мы покорили с начала Великого крестового похода.

— И каждый мир, который мы покорим в будущем, — добавил Эреб, — должен следовать новой вере, а не поклоняться Императору.

— Нет никакой новой веры! Вы оба обезумели. Вы думаете, что стоявший на коленях Легион покрыл меня позором? Монархия ничто по сравнению с осквернением ложью моего родного мира?

— Правде нет дела до наших желаний, сир, — сказал Эреб. — Правда просто есть.

— Ты изучал Старую Веру, — произнес Кор Фаэрон, — ты следовал ей, когда был юношей, до того, как тебя посетили видения о приходе Императора. Ты знаешь способ выяснить, была ли та вера ложной, или нет.

Лоргар вытер с лица высыхающие серебристые слезы.

— Ты хочешь, чтобы мы гонялись за мифом среди звезд, — его глаза метались между ними обоими, яркие и сосредоточенные. — Давай говорить прямо, искреннее, чем когда-либо раньше. Ты хочешь, чтобы мы отправились в дурацкую одиссею по галактике в поисках тех самых богов, которых отрицали десятилетиями.

Лоргар расхохотался, и смех был наполнен отвращением.

— Я прав, не так ли? Ты хочешь, чтобы мы предприняли Паломничество.

— Мы — ничто без веры, сир — ответил Эреб.

— Человечество, — ладони Кор Фаэрона сложились в молитвенном жесте, — должно иметь веру. Ничто так не объединяет людей, как единство веры. Ни один конфликт не сравнится по ярости с религиозной войной. Ни один воин не убивает с убежденностью крестоносца. Ничто в жизни не порождает обязательств и амбиций больших, чем узы и мечты, выкованные верой.

Религия несет с собой надежду, единство, закон и цель. Сами основы цивилизации. Вера не менее, чем столп для разумных существ, возвышающий их над зверями, машинами и чужими.

Эреб плавным движением обнажил свой гладий, развернув его рукоятью вперед и протягивая меч Лоргару.

— Сир, если вы и впрямь похоронили свои убеждения, возьмите этот меч и прервите мою жизнь сейчас же. Если вы верите, что в старых путях не было истины, если верите, что человечество расцветет без веры, вырежьте оба сердца из моей груди. Я не желаю жить, если каждый из принципов, направлявших наш Легион, лежит разрушенным под вашими ногами.

Лоргар взял меч дрожащей рукой. Крутя его туда-сюда, он вглядывался в свое озаренное свечами отражение: золотое видение в блестящей стали.

— Эреб, — промолвил он, — мудрейший и благороднейший из моих сынов. Моя вера уязвлена, но мои убеждения неизменны. Поднимись с коленей. Все в порядке.

Капеллан повиновался, невозмутимый, как всегда, и вновь занял свое место напротив Лоргара.

— Человечество нуждается в вере, — произнес примарх, — но вера должна быть истинной, иначе она ведет к опустошению, как уже продемонстрировали столь омерзительным образом наши братья из Тринадцатого легиона. И так же, как мы познали себя за шесть лет ненужной войны до того, как Император прибыл на Колхиду… Время учиться на наших ошибках. В этот раз я учусь на ошибках.

— Есть еще один, к кому ты можешь обратиться. — добавил Кор Фаэрон, поддерживая растущую решимость своего примарха, — брат, с которым ты обсуждал природу вселенной. Вы часто разговаривали по ночам во дворце Императора, обсуждая веру и философию. Ты знаешь, о ком я.

Эреб кивнул, соглашаясь со словами Первого капитана:

— Он может обладать ключом к истине, сир. Если Старые Пути истинны в своей сути, он может знать, откуда начать странствие.

— Магнус, — Лоргар произнес имя с задумчивой мягкостью. В этом был смысл. Его брат, чьи психическая сила и неудержимый ум могли посрамить любого. Они часто беседовали в Зале Ленга — холодных и величественных покоях на далекой Терре — споря о природе вселенной со свитками в руках и улыбками на лицах.

— Да будет так. Я встречусь с Магнусом.

Кор Фаэрон наконец улыбнулся. Эреб склонил голову, в то время как Лоргар продолжил:

— И если наши подозрения подтвердятся, мы предпримем Паломничество. Мы должны узнать, были ли правы наши колхидские предки, когда закладывали фундамент своей веры. Но в то же время мы должны быть осторожны. Гончие Императора кружат вокруг нас. А мой отец, при всей своей мудрости, показал себя слепым к потаенным тайнам мироздания.

Теперь и Кор Фаэрон склонил голову, повторяя жест Эреба.

— Лоргар, сын мой. Это станет нашим искуплением. Мы можем озарить человечество нашей истиной и смыть позор прошлого. Честно говоря… я опасался, что этот миг когда-нибудь наступит.

Лоргар облизнул потрескавшиеся губы. Он ощутил вкус пепла.

— Но если так, зачем ты ждал столь долго прежде, чем поделиться своими опасениями? Непредусмотрительность дорого нам обошлась, друг мой, но никто из нас не мог предвидеть подобного. Ни ты, ни я.

Глаза Кор Фаэрона вспыхнули. Старик подался вперед, словно его влек аромат славной охоты.

— Мне нужно кое в чем признаться, владыка, — сказал он, — правда заслуживает достичь ваших ушей теперь, когда время настало.

Лоргар повернулся к приемному отцу с угрожающей медлительностью.

— Мне не нравится твой тон, — проговорил он.

— Сир, мой примарх, я не лгал, когда сказал, что опасался прихода этого дня. Я предпринял крохотные, самые скромные меры, готовясь к нему, и…

Слова умерли у него в горле под хваткой его господина. Лоргар сжал тонкую и слабую шею старика, оборвав способность говорить и дышать одним лишь слабым усилием. Эреб напрягся, его глаза метались между двумя фигурами.

Лоргар подтянул Кор Фаэрона ближе, словно насмехаясь своим глубоким дыханием над судорожными попытками вдохнуть.

— Довольно признаний, Кор Фаэрон. Разве не достаточно мы исповедовались в своих прегрешениях за эту ночь?

Хватка ослабла достаточно, чтобы позволить Кор Фаэрону прохрипеть слова.

— Давин, семнадцать лет назад… — шептал старик, — Коросса, двадцать девять лет назад… Увандер, восемь лет назад…

— Приведенные к согласию миры, — прошипел Лоргар в лицо приемному отцу. — Миры, где ты лично задержался, чтобы укрепить их в Имперской Истине.

— Согласные… с Имперской Истиной. Но оставлены тлеть… угли культур…

— Что?! Угли? — взревел Лоргар.

— Верования… похожие на… Старые Пути… нашего дома. Я не мог… дать умереть… возможной правде…

— Я что, не могу доверять собственным воинам? — Лоргар судорожно вздохнул, и что-то тихо хрустнуло в шее Кор Фаэрона. — Я что — мой брат Керз, который пытается контролировать легион лжецов и мошенников?

— Повелитель, я… Я… — глаза Кор Фаэрона закатывались. Его язык, высунувшийся между тонких губ, почернел.

— Сир, — заговорил Эреб, — сир, вы убьете его.

Лоргар смотрел на Эреба несколько мгновений, и капеллан не был уверен, узнает ли его сюзерен.

— Да, я мог бы, — наконец вымолвил Лоргар. Он разжал пальцы, дав Кор Фаэрону рухнуть на пол комнаты грудой прикрытых тканью костей. — Но я не убью.

— Повелитель… — старик втягивал воздух посиневшими губами, — у этих культур… можно многому научиться… Они все… отголоски веры предков… Как и ты… я не мясник… я хотел сохранить… знания…

— Время для многих откровений, — вздохнул примарх, — и я вижу, почему ты так поступил, Кор Фаэрон. О, если бы я проявил такие же провидение и милосердие.

Ответ пришел от Эреба.

— Вы сами задали этот вопрос, сир. Что, если есть истина в культурах, которые мы уничтожаем? Кор Фаэрон спас горстку, но Великий крестовый поход губит тысячи. Что, если мы вновь и вновь повторяем грех Колхиды?

— И почему, — Кор Фаэрон сумел улыбнуться, потирая побелевшее горло, — в столь многих культурах те же верования, что и на нашей родине? Очевидно, за всем этим кроется некая истина…

Семнадцатый примарх медленно и искренне кивнул. Еще до последнего признания его разум устремился в будущее, перебирая бесконечные возможности. Это был его генетический дар — быть мыслителем и мечтателем там, где его братья были воинами и убийцами.

— Более сотни лет мы молились ложному алтарю, — голос Кор Фаэрона возвращался к нему.

Лоргар зачерпнул горсть пепла из кучи и растер ее по своему лицу.

— Да, — сказал он, — и в голосе его вновь зазвучала сила, — так и было. Эреб?

— В вашем распоряжении, сир.

— Передавай мои слова капелланам, рассказывай им обо всем, что происходит, пока я пребываю здесь. Они заслуживают знать, что творится в сердце примарха. А когда придешь продолжить беседу завтра, принеси мне пергамент и перо. Мне нужно многое записать. Это займет дни. Недели. Но это должно быть записано, и я не прерву свое уединение, пока не завершу это. Вы оба поможете мне составить великий труд.

— Какой труд, сир?

Лоргар улыбнулся. Никогда еще он не был столь похож на своего отца.

— Новое Слово.