"Призрачная любовь" - читать интересную книгу автора (Оленева Екатерина)Глава 9 Страсть и нежитьПрисев на край подоконника, Лена старательно делала вид, будто разглядывает рисунки и тонкие, как паутинка, трещинки на кафельном полу. Гнетущие чувство тревоги испуганным мячиком прыгало в груди. По шагам, прозвучавшим поспешным, громким топотом, долетевшим сверху, девушки поняли, — что-то произошло. Добежав, Сашка остановился, тяжело дыша: — Он! Он… — Что?! — вскинулась на Сашку Таня. — Мертвый!!! Человек в синей форме не сводил с Лены сверлящего, изучающего грозного взгляда. Он пытался связать в маленьком мозге, там, позади двух маленьких глазок-буравчиков, в единую цепочку события дня. Нутром чуял: девушка с холодными глазами причастна к смерти паренька, того, что лежал сейчас наверху, в соседней квартире. Лена тоже чувствовала, что он, этот грубоватый детина, с уже наметившимся брюшком под ремнем, прав — она виновна в смерти Серёги. Но, даже вздумай она сейчас признать свою вину, что ей ему сказать? Какую правду? "Да, я убийца! Я нарочно заманила, а потом оставила Серегу в той зловещей квартире, чтобы понаблюдать, как им закусит призрак. Этот злой дух, он, знаете ли, с недавних пор мой любовник и мы с ним заодно? Думаю, именно он и стал тем самым чудищем, что утопило моего бывшего парня в черной ванной. А на что он, мой бывший парень, собственно, рассчитывал, когда так плохо себя вел?! Нет, вы не думайте! Призрак убил его вовсе не из ревности. И не из мести. Просто он хотел есть. Вы не знаете? Именно так призраки питаются — живыми людьми"? Стакан, что Лена удерживала в руке, показался необыкновенно тяжелым, — рука словно налилась свинцом и потеряли способность держать. В комнате царила неприятная атмосфера, насыщенная невысказанными подозрениями и опасениями. Лена старательно не глядела в сторону друзей. Чувствовала, какой подозрительностью были полны их сверлящие, обжигающие, обвиняющие взгляды. Как Таня, — её Таня!? — смела смотреть на неё с подозрением и испугом!? Нет. Её здесь нет. Та, кто присутствует, это не она, не Лена Лазорева. И все, что произошло, произошло не с ней. С ней такого просто не может быть! Вовсе не она сидит в чужом коридоре, как две капли похожим на тот, что находится над их головами. Вовсе не на неё смотрит инквизиторским взглядом плотный невысокий человек в милицейской форме. Не её подозревают в убийстве. Не её допрашивают, зажав в руках блокнот и ручку. Даже призраки казались Лене более реальным. Медработники, милиция, трупы: во что превратилась её спокойная, размеренная жизнь? — Вы давно знакомы с убитым? — задавал участковый дежурные вопросы. — Да, — кивнул Лена. — Как давно и насколько близко? — Очень давно и достаточно близко. — Можно подробнее? — Мы вместе выросли, вместе учимся, — Лена судорожно сглотнула отчего-то густую, как еловая смола, слюну, — учились. — Поправилась она. — Встречались почти полтора года. — Расстались? — Пару месяцев назад, — подтвердила Лена. — По чьей инициативе? — Формально, — по моей. Но, по сути, решение было общим. — Он как-то угрожал вам после ссоры? — Нет. Мы разошлись мирно. А сегодня Сережа вдруг неожиданно встретил нас с Таней. Начал ругаться. Я не хотела, чтобы мы "гавкались" на виду у всех, вот и предложила поехать ко мне на квартиру. — Лена почувствовала, как в висок клюет птица с острым железным клювом. — Вы приехали к тебе домой, что было потом? — Потом…Сережа, он…он стал ко мне приставать, — медленно подбирая слова, рассказывала Лена. — Дело происходило в ванной? — Сухо спросил милиционер. — В ванной? — удивленно вскинула на него глаза Лена. — Нет. На кухне. Мы собирались пить чай. И тут он повел себя необычно. Сережа никогда раньше…. — Лена опустила голову, решив не досказывать предложение. — Я стала зачищаться, испугавшись, что он меня покалечит, отбиваясь, бросила в Сережу табуреткой и убежала. Больше я его живым не видела. — Он пытался тебя догнать? — Не уверена. — Значит, как ты утверждаешь, что вы не вступали с ним в интимные отношения? — Н…нет. Почему вы спрашиваете? — А потому, — передразнил её участковый. — Что у твоего покойничка все хозяйство спермой залито по самое-самое "не балуйся". Даже на коврике лужица. Лена опустила голову, уронив на колени дрожащие руки. Господи, что же произошло в той Богом забытой квартире? — Ну? Труп забрали. — Заявил второй милиционер, здоровенный детина, с лысым черепом, перешагивая порог соседской кухни. Он мог с легкостью сойти за "братков", а не за служителя Фемиды. — Ну, что? Мы тоже едем в участок? Или как? — Едем в участок, — закрывая блокнот, поставил точку в разговоре Ленин собеседник. Пока автомобиль их вез, Лена пыталась себе представить, как отреагирует на события мама. И не могла. Не хватало воображения. По приезду участковый проводил её к кабинету, над которым висела табличка: "Комитет по делам несовершеннолетних". — Мне девятнадцать. — Гордо заявила Лена. — Да без разницы, — отмахнулся милиционер, распахивая перед ней дверь. В кабинете Лену встретила совсем ещё молодая женщина, не старше тридцати. Плотного сложения, в поношенных джинсах и толстом свитере под горло, с русыми жидкими волосами, забранными в небрежный хвост, следователь показалась Лене простой, резкой и надежной. Как скала, даром что женщина. Почему-то вопреки распространенному мнению о продажности родной милиции, глядя на эту женщину верилось, что справедливость все-таки восторжествует. Такая, взятку-то взять, — возьмет, не откажется. Но если ты действительно вор, все равно будешь сидеть в тюрьме. Следователь поманила девушку, пригласив сесть напротив себя. — Как зовут? — спросила следователь, постукивая ручкой по столешнице. — Лена, — всхлипнула девушка в ответ, борясь с желанием уткнуться кому-нибудь в плечо и выплакать печали. — Фамилия? — бодро продолжала задавать вопросы женщина. — Отчество? — Лазорева Елена Олеговна, — ответила Лена. — А я — Алевтина Алексеевна, — представилась женщина. — Ну, так, Лазорева Елена Олеговна, что мы там натворили? — Ничего. — Ну, все так говорят. За что же, в таком случае, тебя к нам привезли, если ничего, а? Ладно, сначала ответь, царапины тебе уже обработали? — Обработали. Вера Антоновна, соседка снизу, марганцовку одолжила. — Хорошо. Тогда, Елена Олеговна, вот что! Вот тебе листок. Вот ручка. Садись-ка вон за тот стол, и пиши. Излагай подробно, все, как было. Договорились? Лена кивнула. — Алевтина Алексеевна? — встревожено окликнула она следователя, которая уже направилась в сторону электрического чайника. — Да? — обернулась та на зов. — Мне пришьют дело о превышении необходимой обороны? Алевтина Алексеевна кивнула, хладнокровно наливая кипяток в чайник для заварки: — Возможно, — пожала она плечами. — А что? Будут не правы? — Будут, — буркнула Лена себе под нос. Она села за указанный ей столик, и постаралась сосредоточиться. Собрать вместе, норовившие разлететься по сторонам мысли. Предстояло описать события дня, уместив их на одном листе формата А-4. И снова сомнения в том, что все происходит именно с ней, закрались в душу. — Скажите, а позвонить я могу? — снова подала голос Лена. — Кому? — вопросом на вопрос ответила следователь. — Отцу. — Звони. Отцу можно. Лена нажала кнопку вызова на мобильном телефоне. Олег отозвался в тот момент, когда она уже начала думать, что на её вызов останется без ответа. — Алло? — голос звучал устало и напряженно. — Как дела, Лена? — Плохо. Меня забрали в милицейский участок по подозрению в убийстве. — Что?!! — Олег не кричал, но в голосе его прозвучало такое количество эмоциональных оттенков, что Лена затруднялась с их определением. Была представлена вся палитра красок от изумления до возмущения; от страха до ярости. А вот в ней самой, казалось, эмоций уже не осталось. — Перезвони мне сейчас, ладно? — Попросила Лена. — У меня на счету остались копейки. Когда Олег перезвонил, Лена кратко, в общих чертах рассказала ему всю историю: — Понятно, что в свете моих синяков, звонков и криков дело выглядит так, будто, отбиваясь от насильника, я его прибила. А может, и, не отбиваясь вовсе, а так, во время любовных игр, — монотонно закончила девушка. — Мне нужны имена и фамилии тех, кто с тобой работает. Ты сейчас одна? — Нет. — Дай мне поговорить со следователем, ладно? — Без проблем. — Лена повернулась к Алевтине. — Мой отец хотел бы с вами поговорить. Это возможно? — Без проблем, — копируя её тон, улыбнулась Алевтина Алексеевна, забирая их рук девушки мобильник. Пока старшие говорили, Лена записала на бумагу то, о чем только что рассказала отцу. Пришли, повздорили. Серега начал приставать. Отбиваясь, ударила его табуреткой по голове, рассекла кожу на лбу. Может быть, и не только кожу. Испугалась, убежала. Позвонила подруге по мобильнику, одолженному у неизвестного случайного сердобольного прохожего. Дождалась подругу с её парнем в подъезде. Наверх поднялся Сашка, а когда спустился, сказал, что нашел Сережу мертвым. Вот и все. Что происходило за то время, пока она, Лена, дожидалась Таню, в квартире наверху, — Лена понятия не имела. Может быть, желая смыть следы крови, которая, как известно, весьма обильно течет из лицевых царапин, Сережа решил принять душ, поскользнулся и разбился? — Давай листок, — сказала Алевтина Алексеевна. Пробежав его глазами, кивнула — Ну, что ж, годиться. Судебная экспертиза разберется, что в твоих откровениях сказки, а что происходило на самом деле. — Все происходило так, как я описала. — Ладно, ладно. Твой отец сказал, что матери уже позвонили. Так что жди, за тобой приедут. В комнате было пронизывающе холодно. В эту пору, когда за окном осень борется с зимой, а отопления в трубах пока не предвещалось, мерзло, казалось, все на свете. — А можно мне горячего чаю? — спросила Лена. Следователь ухмыльнулась. И налила замерзшей, перепуганной, явно уставшей девочке, чаю. Пусть погреется. Из участка Марина с Леной домой возвращались пешком. Мать с ней не разговаривала, храня всю дорогу уничтожающее молчание. Молчание матери причиняло Лене мучительную боль, заставляя не обращать внимания на брызги воды, летевшие со всех сторон, на грязь, на холод. Было чувство, словно на сердце положили огромный раскаленный камень. Девушка шла быстрее и быстрее, как будто стремясь обратить боль в движение. Словно нож разрезала она темноту и дождь. Но мрак смыкался за спиной и зазывно мерцал впереди, по-прежнему не давая облегчения. По возвращению домой Марина кинула еду на стол, словно собаке, по-прежнему не говоря ни слова, даже не взглянув на дочь. — Я ни в чем не виновата, — сквозь зубы проговорила Лена, чувствуя, как боль перерастает в злость. — Почему ты так о мной себя ведешь? — Виновата, — чужим, далеким голосом отозвалась мать. — Раз ты оказалась в такой ситуации, ты — виновата. — В чем моя вина?! В том, что не дала этому идиоту себя изнасиловать?! — А ты думаешь, твоя чертова невинность стоит дороже человеческой жизни?! Лена, опешив, смотрела на мать. — Ты не должна была встречаться с этим мальчиком, раз уж он тебе не нравился. Должна была как-то иначе обставить ваше с ним расставание, объяснить мотивы своего поступка, извиниться, если на то пошло. Не должна была доводить ситуацию до точки кипения. Женщина отвечает за отношения. Не мужчина! Ты не должна была, ни в коем случае не должна, оставаться с ним наедине! Так что в том, что случилась, ты, как видишь, виновата! — Но хоть в то, что я его не убивала, мама, ты мне веришь?! Они обе кричали. Хотя обе очень редко повышали голос. Особенно друг на друга — почти никогда. — Я не знаю, — прошептала мать, отводя глаза. — Может быть, не рассчитала силы… — И оставила его в ванной истекать кровью?! Ну, мама, знаешь ли…я бы никогда так не поступила! Когда я выбегала из квартиры, Серега здоровенным бугаем несся за мной, звеня яйцами и потрясая кулаками! Он был живее всех живых. Он был пьян. Он жестоко меня избил. Я — твоя дочь. Мне плохо! А ты не находишь для меня ни одного доброго слова! — Ты! Ты такая же, как твой отец! — Марина буквально выплюнула фразу ей в лицо. — Безответственная! Бессердечная! Гулящая! — Мать и дочь обменивались взглядами. — Ты думаешь только о себе! Господи, какой позор! Я этого не переживу, — всхлипнула Марина, опускаясь на стул и разражаясь рыданиями. Лена знала, — у матери больное сердце. Нужно было бежать за каплями, нужно было предпринимать какие-то действия, успокаивать. Оправдываться. Что-то делать. А не было сил. Не было желания. А вот если взять, и сделать то, что избавит её разом от всех проблем? От несправедливых злых упреков? Взглядов? Обвинений? Презрения? Просто перестать быть. Накапав "корвалол" в маленький стаканчик, поставив его рядом с матерью, Лена прошла в спальню. Но за всю ночь сон ни разу не сомкнул ей веки. Он тоже решил быть бессердечным. Лена слышала, как мать несколько раз подходила, тяжело вздыхая, и по комнате распространялся запах валидола. Но к рассвету в доме воцарилась полная тишина. Украдкой выпархивая из дома ранним утром, когда часы показывали только половину пятого, Лена понимала, что объяснить свое поведение матери будет сложно. Но все равно поехала, не устояв перед искушением выплеснуть боль, злость и отчаяние на "виновника" свалившихся бед. Перешагнув порог зачарованного дома, девушка не стала включать свет. — Ну? — тихо уронила она в мертвую тишину. — Где ты? Иди сюда, — поговорим. Как ты посмел? Как ты только посмел так подло подставить меня?! Из-за тебя мне вполне могут пришить статью! Лена почувствовала озноб, распространяющийся по телу, сковывающий разум и волю, как льдом реку. "Посмел? — насмешливо протянула Тьма голосом Адама. — Это не требовало такой уж большой смелости. — Замолчи!!! Я верила тебе! — попыталась обличать Лена. — А разве я сделал что-то, чтобы внушить тебе доверие? — Какого черта тебе вообще понадобилось его убивать? — заорала Лена. — Не хочу больше быть "барабашкой" за дверью. Захотелось заявить о себе широким массам. — Ты мертв. Этого не изменишь, — отрешенно возразила Лена. — Много ты знаешь, куколка, — насмешливо выдохнула Темнота. — Откуда, по-твоему, появились сказки о вурдалаках, оборотнях, инкубах? Они имеют под собой вполне реальную подоплеку. Мы, мертвецы, можем черпать силу в вас, в живых. Мы питаемся вами. Вашей жизненной силой, вашими чувствами, кровью, мыслями. У нас нет другого выбора, если мы хотим "жить" рядом, в мире Времени и Плоти. В Явном мире. — Значит, я для тебя тоже "пища"? — с вызовом спросила Лена. — Ну, конечно! — насмешливо прошипела Тьма, успокаивающим жестом обнимая Лену за плечи, укачивая нежным шепотом. — Подумай сама, разве он не заслуживал смерти? К чему ему жизнь? Грубому, тупому, примитивному животному, получавшему радость только от еды и от секса? Настолько пустое создание, что у его Силы и Вкуса-то нет. Даже не знаю, существовала ли у него Душа? Лена отшатнулась, вывернувшись из объятий Пустоты: — Не нужно так говорить о Сереже! — Твоя беда в том, что ты не веришь в Зло, — грустно выдохнул Призрак. — В обычное, обыденное маленькое Зло. Но оно существует. Оно реально, оно всегда рядом. Оно живет в твоем собственном сердце, — не отрицай! Что, как не зло, заставило тебя позволить убить твоего неудавшегося любовника? Что иное, как не стремление ко злу, заставляет тебя приходить ко мне, — снова и снова? Неужели ты до сих пор не понимаешь: я — реален. Я опасен. Я есть ЗЛО. Твоя любовь ко мне — зло. Наша связь с тобой наиболее порочная из всех возможных пороков и извращений: она тоже зло. Я знаю, чего бы тебе хотелось. Чтобы я стал похожим на ожившие девичьи сны: обернулся прекрасным маленьким принцем Экзюпери, грезившим о лунной розе. Не так ли? Но я не любитель роз! Я не ожившая фантазия экзальтированных барышень, отрекшихся от мирских соблазнов. Я — беглец из Ада, которому ты помогаешь обосноваться у себя в миру. Лена подняла на него глаза: — Ты убьешь меня? — Ты сама убьешь себя, — усмехнулся Призрак, пожимая плечами. — Но что такое смерть? Ты же твердо знаешь, что не перестанешь существовать. Всего лишь поменяешь форму. Так чего бояться? Во всех книгах, во всех религиях мира контакты с мертвыми запрещены. Почему-то Лена решила, что сможет безнаказанно преодолеть то, что всегда было запретным табу — во все времена, у всех народов? Почему не убоялась, входя в полосу мрака? На что надеялась? Почему сомневалась, что это странное существо способно причинить ей вред? Он прав! Она не знала, что такое "зло". И не хотела этого знать. Его волосы, пушистые, мягкие, щекотали щеку. Лена перестала испытывать сомнения, перестала ощущать страх. Она чувствовала только твердый холод его рук, и их прикосновение было приятно. Она обняла ледяную, гибкую шею обеими руками. Наверно такие же восхитительные ощущения испытывала Ева в объятиях первого змея? И на них променяла Рай? Лена позволила приблизиться кроваво-алым губам к своему лицу, покорно закрыла глаза, когда ледяные губы, коснулись её губ. Его тело напоминало ожившую каменную статую. Лена чувствовала себя птицей, попавшей с шелковые сети, в которых биться бесполезно. Растворялась, подчинялась и уходила от всего привычного, близкого и теплого. От всего того, что было ядром души и тела. Легко подчиняясь боли, пришедшей в миг, когда острая бритва вскрывала вены на руках. Она даже не поняла, что происходит. Лишь вздрогнула и прижалась к нему, словно пытаясь найти успокоение в обманчивых "не-живых" руках. — Я умру? — спросила она. — Да Лена закрыла глаза, покорно погружалась в розовое жаркое марево, окружавшее их плотным кольцом. |
|
|