"Призрачная любовь" - читать интересную книгу автора (Оленева Екатерина)

Глава 8 Смерть Сереги

Лена возвратилась домой, но часть её души осталась в доме, в котором средь белого дня оживали ночные кошмары. Мысль вернуться к Адаму не оставляла ни на минуту, ни на секунду в течение трех месяцев, истекших с кошмарного дня. Неважно, находилась ли она в компаниях, в транспорте, на факультативных занятиях, дома, — настойчиво продолжала преследовала с настойчивостью охотничьей гончей.

Так, Лена, наконец, узнала, что такое навязчивая идея. Это когда, что бы ты ни делал, куда бы ты ни шел, мысль о предмете настойчиво сидит, притаившись у тебя в мозгу, и ждет, терпеливо ждет момента, когда воля и разум задремав, позволят предмету полностью и безоговорочно завладеть телом, двигая его в требующемся направлении.

Лена с облегчением встречала приближение каждого нового заката, гордясь собой уже только потому, что сумела пережить и этот день, не уступив желанию ускользнуть из реальности туда, где дней нет. Поднимаясь утром с кровати, Лена была уверена, что сегодня точно сломается. И пойдет — за облака в зазеркалье. А там будь что будет!

Потом весь день она бежала, бежала, бежала не останавливаясь, как белка в колесе. Себе самой порой напоминая кодированного алкоголика, считающего дни до часа, когда действие препарата закончится, и он будет свободен. И сможет снова пить, пить, пить.

Ночи были не лучше дней. Лена падала на кровать без сил, и проваливалась в очередной кошмар. Стоило смежить веки, страшный дом вырастал, призывно распахивая двери, за которыми вилась уводящая во мрак лестница.

И Лена опять продолжала бежать прочь. Уже во сне.

На исходе августа летний зной закончился, резко и бесповоротно, сменившись бесконечными нудными дождями.

Начался учебный год. Лена рьяно взялась за учебу. Дни напролет она сидела, не вылезая из библиотек. Танюшка смеялась, говоря, что ещё немного и Лена станет классическим ботаником. Что к Новому году Ленке придется подарить очки.

Лена смеялась вместе с ней. Хотя ей было не до смеха. Духовная борьба, которую она вела сама с собой, изматывала до такой степени, что девушка похудела на пять килограмм и из разряда стройных перешла в группу худых.

"У тебя взгляд, как двустволка", — говорили ей знакомые ребята.

Лена смеялась в ответ, отшучиваясь, что теперь она просто стала взрослой. Вот и взгляд поменялся. Он у неё просто по-кошачьи голодный. — выискивает мышь.

Один худенький парнишка, во время совместных осенних посиделок на "шашлыках", пока все уплетали за обе щеки пропахшее дымом мясо, рассказал анекдот:

"Зашел как-то мужик в магазин детских игрушек. Дайте, говорит, мне десять шариков.

Продавец ему, мол, зачем так много бракованного товара покупать?

Мужик, понятное дело, интересуется:

"Так, мол, и так, — почему бракованные шарики? Не надуваются?". Продавец утверждает, что надуваются.

— Не цветные?

Цветные.

— Не летят?".

Летят.

"А бракованные-то все-таки почему?!

" Да не радуют!".

Как в этом анекдоте, Лену "шарики" не радовали. Из всего, что раньше доставляло ей удовольствие, словно вымыло краски.

И только одна мысль не оставляла в покое: "Вернуться к Адаму, вернуться, вернуться".

Это стало наваждением. Утешением. Кошмаром. Надеждой.

С каждым днем сложнее было занимать голову и ноги, чтобы те не норовили покорно повлечься к желтому дому, где ждал Лену мертвый любовник. Поджидал, как паук терпеливо стережет глупую мушку.

Утро двадцать второго октября началось, как обычно. Пасмурно и хмуро. Бесконечно тянулись пары лекций. Уставшие, не выспавшиеся преподаватели сменяли один другого, в начитке малоинтересного, местами малопонятного и большим случаем малополезного материала. Аудитория не препятствовала вялому течению уроков. Кто-то дремал над раскрытой тетрадкой; кто-то прорисовывал абстрактные геометрические фигурки-сердечки; кто-то тихонько перешептывался между собой. Меньшинство записывало диктуемые слова, не входя особо в их смысл.

Лена смотрела в окно, где почти полностью попрощавшаяся с нарядной листвой березка завистливо смотрела на соседку рябину, щеголяющую спелыми алыми плодами. И ту, и другую игриво щупал ветер, заставляя в притворном возмущении махать оголенными ветками.

Оттого что я на земле стою

Лишь одной ногой", — всплыла в памяти фраза из стихотворения Марины Цветаевой,

Оттого, что я о тебе спою

Как никто другой.

Вслед за стихотворением непрошенной явилась мысль, что сама-то Лена стоит на земле не то, что одной ногой, а на носочках, на мысках пальцев, как балерина. Ледяной ветер грозит сорвать её с дерева, словно листок. И закружить, закружить. Может быть, уже кружит?

Очнулась Лена оттого, что, грозно нависая, высокая, как палка, высохшая тетка, кричала надрывным голосом:

— Лазорева! Вы мне ответите или нет? Льщу себя надеждой, что вы значение русских слов ещё не разучились понимать?!

— Извините, — поднимаясь, произнесла Лена, поправляя волосы. Жест, который она всегда непроизвольно повторяла, если нервничала, — я прослушала вопрос.

— Вот как? — ехидно уточнил преподаватель. — Грустно слышать. По-вашему, я распинаюсь здесь исключительно для того, чтобы аудитория спокойно считала ворон? Весьма сожалею, что сегодня лекция. Иначе я поставила бы вам "неуд".

Прозвеневший звонок спас положение, избавив Лену от необходимости что-то отвечать.

— И чего это Алексеевна к тебе пристала? — сказала, забрасывая на плечо сумку, Татьяна. — Она прекрасно в курсе, что её никто, никогда не слушает. Лекции для того и существуют, чтобы хорошенько отоспаться. Фишка в том, чтобы делать это, не закрывая глаз.

Лена промолчала.

— Ты последнее время такая скучная! — попеняла Таня. — Все время молчишь. Ты меня слышишь? Алле, подруга, очнись, — Таня помахала рукой перед Лениными очами. — Я здесь!

— Я вижу, — отозвалась Лена.

— И то хорошо, — усмехнулась Танюшка.

По окончанию занятий у входа девушек поджидал "сюрприз", в лице Сереги. Судя по тому, с каким трудом парень держался на ногах, его состояние было далеким от здоровой трезвости. В позе намеренный вызов: грудь колесом, руки в карманы.

Самое неприятное то, что проскользнуть мимо двери, минуя колоритную фигуру Сереги, не представлялось возможным.

— Смотри, кто к нам припожаловал, — процедила Танюшка сквозь зубы, толкая Ленку локтем в бок.

— Твою мать, — прочувствованно отозвалась та.

Заметив подружек, Серега направился в их сторону, нескладно, не попадая, ни в ритм, ни по нотам, фальшиво напевая незатейливый мотивчик:

"Стоят девчонки, юбки по колено

У перехода метрополитена

Привет, девчонки, я хороший мальчик,

Садись ко мне. Поехали на дачу",

Закончив серенаду, кавалер подчеркнуто развязно обнял дам за плечи.

— Вот, дерьмо! — прошипела Лена.

— Дерьмо? Любимая, ты случаем, не про меня так ласково отзываешься? А мне плевать! — растягивая слова, прокомментировал Сережка Ленкину реплику. — Мне, знаешь, фиолетово! Тань, ты не могла бы отчалить, а? Нам с Леной нужно кое-что перетереть.

Таня вопросительно посмотрела на подругу. Лена согласно кивнула, и когда подруга удалилась, окинула Серегу злым взглядом:

— Ну, и? — спросила она, скрещивая руки на груди. — О чем разговор пойдет?

— О том! — зло, сквозь зубы, передразнил парень. — Ты чего о себе возомнила, а? — он надвигался на неё довольного грозно, несмотря на относительно не высокий рост и далеко не крупное телосложение.

— Я? — сделала большие глаза Лена, предусмотрительно отступая на пару шагов.

— Ты.

— Ничего не возомнила, — помотала головой Лена, кося под дурочку и таковой себя ощущая.

— Все нос задираешь, да? Если хочешь знать, да если бы не твой папаша, ты как была никем, так никем и осталась бы. Даже твоя подруженька и то лучше. У неё хоть сиськи есть. И жопа. А у тебя ни того, ни другого.

— Ужасно, — согласилась Лена.

— Хватит тут умницу корчить, ясно?! Все аристократкой себя воображаешь? — Все больше выходя из себя, распылялся Серега. — Ты мне не нужна! Я и раньше-то с тобой встречался только из жалости. Ясно? — Он стоял теперь рядом, почти вплотную. Лена обоняла запах тяжелого перегара, исходящего от него удушливыми кислыми волнами. — Я и теперь ещё добренький. Я ведь помню, как у нас с тобой было. А ты помнишь? — Серега попытался обнять Лену, но та предусмотрительно вывернулась у него из-под руки. — Говори, сучка, помнишь?! — снова схватив девушку за руку, резко тряхнул её Серега с такой силой, что зубы у Лены клацнули.

Испуга и злости в душе у Лены в этот миг было, пожалуй, поровну. Разъяренный мужчина — для женщины страшное, отвратительное зрелище. Мужчина должен знать, что, вызывая в душе женщины страх, он навсегда рискует потерять её любовь.

А уж с учетом того, что любви к Сереге Лена никогда не испытывала…

— Убери руки, — зашипела она на него.

В ответ Серега ощерился, напоминая обнаглевшего шакала:

— На колени предо мной вставай и прощения проси.

— Я не пойму, чем ты обкурился? — обескуражено поинтересовалась Лена. — Спятил, да? На какие колени?

— Ты не слышала, чё я тут сказал, в натуре?! На колени встала передо мной! Сейчас. И без разговоров! Быстро!

— Прости, как-нибудь в другой раз, — отозвалась девушка. — Сегодня грязно. Я колготки пачкать не хочу.

— Ща ты у меня все захочешь, падла лупоглазая! Ты у меня навсегда отучишься на мужиков орать, ясно!? Я те отвечаю! И рот закрой, чтобы я тебя не слышал, крыса облезлая!

Ситуация унизительная: пьяный детина при всех волтузит тебя по улице, а ты никак не можешь прекратить отвратительный дешевый фарс.

Люди оборачивались на них, и старались отойти в сторону.

— Прекрати, Сережа, пожалуйста, — как можно тверже произнесла Лена, стараясь не сопротивляться тому, что ей выкручивают пальцы из суставов, чтобы не спровоцировать ещё большую агрессию. — Давай уйдем отсюда. На нас смотрят. К чему устраивать дешевый площадной театр?

— Куда ты ещё собралась? — подозрительно насупился Сережа, выпуская, наконец, посиневшие и начинающие распухать пальцы девушки.

— Куда захочешь, — ответила Лена, растирая саднящие руки и стараясь при этом не морщиться.

— Пойдем к тебе на квартиру. Я сегодня плевать хотел на всех призраков. Ясно? — снова с вызовом наскакивая на подругу, заявил парень.

— Ясно, — кивнула Лена, вздыхая, — ясно.

На самом деле было пасмурно. Лена надеялась, что промозглая дождливая погода прояснит Сереге мозги.

На дороге держался тонкий слой наледи, по которому идти на каблуках было скользко. Боясь поскользнуться, Елена семенила маленькими шажочками, как салонная жеманница. Достопочтенному кавалеру не хватило ни ума, ни желания предложить даме в поддержку твердую мужскую руку. От него, правда, галантности ни кто и не ждал.

— Да, кстати, давай зайдем, купим чего-нибудь к чаю? — как ни в чем, ни бывало, будто он не наскакивал на неё только что, изображая из себя крутого воротилу, предложил Серега. — А то я есть хочу. У тебя деньги есть? Я кое-что одолжил другу. Так что теперь на мили, — извини, ладно? Что брать-то будем? Пирожные? Или кутнем в честь примирения, купим торт?

Лена буквально остолбенела от подобной наглости.

— Я тебя за свой счет кормить не собираюсь.

— А что так? — снова набычился кавалер.

— Жадная я, — заметив, что глаза парня опять начинают наливаться кровью, Лена поспешила пойти назад, на попятную. — Ой, ладно, пойдем, — махнула она рукой.

Главное, чтобы он больше драться не лез и не орал.

— Вот и умница, — развеселился Серега. — С женщинами всегда так. Сначала "нет, нет!", а потом "да милый! О, Да!", — и он заржал, весьма довольный шуткой. — Ну ладно, пойдем. С женщинами знаешь, что главное? Уметь проявить твердость. Я за слова отвечаю. Я думаю, мы ещё с тобой помиримся. Учти, я тебя этому московскому пижону не отдам. Я ему все зубы пересчитаю. Да он, я уверен, вообще не мужик! Так, гавно!

Лена изо всех сил старалась удержать за зубами рвущиеся возражения. Уж кто-кто, а Мишка был хорошим парнем. Даже с учетом всех сложившихся обстоятельств, — все равно хорошим! Бросая на Серегу взгляды исподлобья, Лена задавала себе один единственный вопрос: как?! Ну, как она могла с ним встречаться?!

Добрались они быстро и без приключений. Пока Лена открывала дверь ключом, Серега, неожиданно присмирев, широко открытыми глазами уставился на черную лестницу, уходящую на чердак. Ему почудилось, что сверху на него зло сверкают желтые глаза. Мурашки побежали по спине. Он успел ещё подумать, что ни за что не останется тут после того, как стемнеет. Даже когда дверь закрылась за его спиной, Серега подумал, что дверь не является достаточной преградой обладателю злобных желтых глаз.

"Она не ведьма, случаем?", — промелькнула у Сереги в голове, пока он разувался и снимал куртку. Его продолжало не столько раздражать, сколько тревожить ощущение чьего-то недоброжелательного, настороженного, затаенного присутствия. Словно сверкающие глаза с чердака просочились сквозь дверь в коридор и теперь с насмешкой угрожающе выжидали.

— Ну, проходи же, — в голосе Лены ему снова почудилась злая насмешка.

Сереге почудилось, что носки у него плохо пахнут, но он только позлорадствовал по этому поводу. Пусть понюхает! Ничего, не графиня.

Лена воткнула штепсель электрического чайника в розетку. Вода зашумела, нарушая концентрированную тишину, сгустившуюся в комнате. Серега наблюдал, как девушка почти сонно, передвигается по кухне. Серебристые волосы колыхались вокруг узкого лица, падали на спину. Аккуратная попка так и просилась в руки.

Серега поднялся и, обхватив тоненькую девичью талию, притянул сопротивляющуюся девушку к себе:

— Поцелуй меня, — жарко выдохнул он.

В ответ Лена принялась отчаянно вырываться, чем разозлила его ещё больше.

— Поцелуй, я сказал!!! — рявкнул Серега грубо, рывком, притянул девушку к себе.

Сколько она может с ним играть?! Разве не достаточно он терпел её капризы? А что получал взамен? Нет, больше он таким терпеливым не будет. Пусть сколько угодно кричит и вырывается. На этот раз он не позволит ей делать из себя тряпку. На этот раз он будет мужиком и научит её уважать мужчин.

Лена не на шутку перепугалась, когда Серега, вцепившись ей в волосы, с силой бросил на кухонный стол. От толчка на пол посыпалась посуда, поставленная на стол для планируемого чая. Потная горячая липкая рука клешней вцепились в бедро, стремясь задрать юбку и снять трусики. Второй рукой Серега зажимал девушке рот, чтобы она не кричала.

Никогда раньше Лена не подозревала в мужчине такой силы. Серега не отличался крепким сложением, но в его руках она чувствовала себя беспомощной.

Пяткой девушка заехала ему по голени. Рыкнув от неожиданного сопротивления, и боли, в ответ Серега сильно ударил её под дых. От удара перехватило дыхание. Лена согнулась по полам, стараясь вдохнуть воздух. Войдя в раж, Серега несколько раз с силой ударил её в живот сначала руками, а когда девушка упала на пол, бил уже пинками. Затем, схватив за волосы на затылке, рванул их что было силы, заставив приподняться и встать на колени.

— Я же сказал, что поставлю тебя на колени. Я своих слов никогда не нарушаю, — гордился собой Серега. — Будешь ещё из меня идиота делать?! Будешь, отвечай?! — смачная оплеуха чуть не свернула Лене шейные позвонки. — Я тебя отучу быть сукой! Поняла? Отвечай, когда с тобой мужик говорит! Смотри на меня, я тебе сказал!

Удары сыпались один за другим, заставляя Лену кусать губы, дабы не скулить от боли.

Какой же глупостью было, приводить его сюда, оставаться с ним наедине! Никогда раньше Лену не били. Она просто не знала, что это такое.

— Прекрати! — всхлипнула она.

Ссадины на лице от слез защипали сильнее.

— Прекрати, пожалуйста…

— Проси лучше, сучка, — заржал Серега. — Давай, ложись, расставляй ножки. Да не кочевряжься! Получай удовольствие.

Лена судорожно пыталась придумать, что делать. Позволять себя дальше бить, — невозможно. Сопротивляться, — значит ещё больше растравлять в нем зверя, с риском подвергнуться изнасилованию. Альтернативой изнасилованию было добровольное согласие на близость. Она, по крайней мере, позволяла избежать боли, хотя была не менее унизительным.

— Давай, — яростно процедил сквозь зубы Серега, — расскажи мне, как ты меня хочешь. Посмотри, какой он красавец. Поцелуй его, поиграй с ним.

Лена встала на четвереньки, делая вид, что подчиняется. Всхлипывая как можно беспомощнее.

Пока Серега отвлекся на своего "дружка", у неё была мгновенная пауза. Мысли метнулись к белой табуретке с острыми углами и металлическими ножками. Если не получится, Серега её убьет. Если получится, вполне может статься, что его убьет она.

И все же стоит рискнуть!

Лена потянулась к члену, руки заскользили от головки к мошонке. При этом она изо всех сил старалась, чтобы лицо не отражало той степени отвращения, которое вызывал в ней сей "любовный" акт.

Серега расслабился, довольный её покорностью.

— Я же говорил, что умею обращаться с женщинами, — процедил он сквозь зубы.

Лена вскочила, схватила табуретку и, прежде чем он успел среагировать, ударила, сверху вниз.

Серега закричал, закрывая лицо руками, отскакивая назад. Замахнувшись снова, Лена вновь хотела ударить, но Серега ухватился руками за край, с силой рванув импровизированное оружие на себя. Перепуганная Лена выпустила табуретку из рук, и, потеряв равновесие, Серега повалился на пол. Лицо его заливала кровь, сочившаяся из глубокого пореза на лбу. Дальше девушка смотреть не стала, бросившись к входной двери. Она выскочила на площадку и опрометью скатилась по лестнице.

Только выскочив на улицу, под брызги проливного дождя, Лена поняла, что пальто и сапоги остались наверху, и в таком виде она далеко не уйдет. Её трясло от нервного перенапряжения, ярости и мучительного страха перед тем, что Серега может спуститься, продолжить её избивать.

По двору шел незнакомый мужчина средних лет. Лена поспешила к нему обратиться:

— Скажите, у вас есть телефон?

Мужчина нерешительно кивнул.

— Д-да, — испуганно проблеял он, понимая, что, кажется, влип в неприятности.

— Вы разрешите мне позвонить? Я быстро! Пожалуйста.

Мужчина протянул "Моторолу".

Лена торопливо набрала номер Танькиного домашнего телефона, отчаянно молясь, чтобы та оказалась дома.

— Алло? — отозвалась Таня сонным голосом.

Лена облегченно выдохнула. Бог все-таки есть!

— Танюш, не спрашивай ни о чем и не перебивай меня, ладно? — стараясь удержать всхлипывания и подступающую истерику, проговорила Лена. — Немедленно приезжай на Чичканово. Как можно быстрее, и если можно, — не одна. Серега меня избил и пытался изнасиловать. Я выбежала на улицу, в чем была, раздетая. Приезжайте, быстрей.

— Я скоро буду, — голос Тани показался Лене сухим и колючим.

— Спасибо, — Лена протянула мужчине сотовой телефон, избегая смотреть ему в глаза, не желая видеть не отвращения, ни сочувствия.

— Может, в милицию позвонить? — услужливо предложил незнакомец.

Лена поколебалась перед тем, как отказаться. Легко советовать другим не давать спуску насильникам. Насколько же все усложняется, когда дело касается лично тебя. Сдай Лена Серегу "ментам", завтра её осудят все, начиная с Таньки и заканчивая родной матерью. Все, включая вызванных милиционеров, в случившемся обвинят именно её. Поговорку насчет сучки, которая, если не захочет, — в России знает каждый. И мнение о степени виновности "кобелька" разделяют все. В конечном итоге окажется, что именно она, Лена, спровоцировала весь инцидент.

Нет! Придется справляться самой. Не выносить сор из избы.

Проспится, одумается, сам напугается того, что сделал. Бог даст.

— Вы замерзнете, — заметил мужчину.

Лена кивнула.

— Я подожду в подъезде. Спасибо вам, еще раз. Вы идите, не беспокойтесь. Все теперь хорошо будет.

Чтобы случайные прохожие не смотрели с осуждением на её начавшее заплывать синяками, распухающее лицо, Лена вернулась в подъезд.

Таня приехала минут через двадцать, но они показались Лене вечностью. Лена совсем окоченела. От сквозняков не спасала даже горячая батарея. Болел заплывающий глаз, ребра. Саднила ободранная кожа на висках, губах, бедрах.

Танька пулей влетела в подъезд. Сопровождал её Саша, старательно стремясь не отставать от своей взбалмошной подруги. Увидев Лену, они застыли, переглянувшись:

— Да он чё, офигел, в натуре?! — взревел всегда спокойный Сашка. — Я сейчас поднимусь, да я ему все кости, пересчитаю!

— Пойди лучше, возьми Ленины вещи, — распорядилась Таня, заботливо обнимая замерзшую подругу. — И не вздумай сейчас выяснять отношения, ладно? Сначала отвезем Леночку домой. А потом будем разбираться.

Лена просто терпела, когда все кончится. Когда, наконец, можно будет, нырнув под одеяло, уснуть, забыть обо всем, что произошло за последние два часа.

Стоя перед захлопнувшейся за Леной дверью, Серега боролся с желанием броситься следом. Догнать, проучить, как следует.

Но возбуждение и азарт быстро схлынули. Из мозгов выветривались последние наркотические пары. Из крови уходил адреналин. Им на смену пришла тревога. Что теперь будет дальше?

Что такое на него нашло?! Серега не хотел избивать Лену. Он вовсе не хотел делать ей больно. Он же любит её! А она? Она его совсем не хотела. Любви его не хотела. Ничего она от него не хотела. Бросила, как старый ненужный свитер, — за ненадобностью.

Он сегодня в "универ" поплелся с единственной целью — помириться. А вот теперь их отношения окончательно, бесповоротно испорчены. От этой мысли всколыхнулась задремавшая, было, злость. Серега зарычал, схватил вазу, стоявшую на столике, и ударил ею о стену, разбрызгивая стеклянные осколки по всем коридору. Осколки на полу живо напомнило ему прошлый визит сюда. Со всеми сверхъестественными подробностями, которых быть не могло. А они, супротив всякой логики, были.

Нет, все-таки хорошо, что Ленка удрала. Он был способен её покалечить, лживую крысу.

Серега замер, прислушиваясь. До него дошло, что в жуткой квартире, полной духов, он остался один. Казалось, в любой момент из углов блеснут яростные насмешливые желтые глаза с щелевидными зрачками. Некто, обитающий здесь, был зол.

Серёга стоял посередине коридора, так пристально разглядывая дверь в ванную, что ему начало казаться, будто она слегка приоткрылась. Парень моргнул. Дверь была плотно притворена. Ни единого звука. Ни единого колебания в воздухе. Смеркалось.

И в сумерках четко виднелись запертые двери.

Когда-то Серега под влиянием одного друга, увлекающегося творчеством Стивена Кинга прочел книгу "Сияние". Там был эпизод, самый страшный и единственно показавшийся Сереге увлекательным, в котором маленький мальчик заходит в ванную комнаты 312 и видит, как старая толстая утопленница поднимается ему навстречу.

Серега стоял в коридоре, из которого стремительно убегал свет, и чувствовал, будто внутренности затягивало в огромную воронку. Ему казалось, стоит на долю секунды отвести взгляд от двери, ведущей в ванную комнату, как та широко распахнётся, выпуская раздутый от газов, осклизлый труп.

Серега моргнул. Ему кажется, или дверь на самом деле приоткрылась?

Резкий звук падающей воды вдребезги разбил тишину. Вода брызгала, стекала, шелестела, гремела, пела, звенела, билась и булькала.

Серега заставил себя двинуться по направлению к ванной, зайти в неё, закрутить краны. Почему-то стало ещё больше не по себе, когда звук падающей воды стих.

Серега хотел, было, быстрей выйти, но дверь не открывалась, её словно заклинило. За спиной вновь полилась вода, но теперь она больше не билась о кафель, а тихо журчала. Насмешливо, вкрадчиво. Безжалостно.

Комната стала наполняться туманом. Предметы постепенно теряли четкость, и словно бы засветились изнутри. Чугунная ванна, вытягивалась в длину и ширину, пока не стала огромной. Кафель под ванной издавал легкое свечение, наводящее на мысль о прогоревших, но ещё таящих жар, углях. Зеркало на стене, подернулось рябью.

Серёга быстро нашел объяснение происходящему. Его просто "тюркнуло" со "шмали", и все дела! Все происходящие, это просто действие наркотика, и только.

Успокоившись, он с любопытством стал наблюдать происходящие изменения. Услышав веселый девичий смех, Серега вздрогнул.

Обнаженная блондинка с потрясающей фигурой, подставляла высокую грудь под водопад воды, стекающей из душа, чувственно теребила дерзко вздернутые соски. Её руки то скользили по груди, то опускались ниже, туда, где смыкались стройные, женственно-округлые, мягкие бедра. На лице девушки застало выражение, ясно отражающее степень её возбуждения.

Странная нега, чувство сонливости, острое желание окунуться в розовую воду неожиданно, словно паутина, стали окутывать его.

— Тебе нравиться здесь? — услышал он ласкающий, как соболиный мех, мягкий голос. — Иди ко мне! — позвала блондинка.

Это не Лена! Лена ушла. Кто же это?

А впрочем, Сереге это сейчас было все равно. Вздыбившаяся плоть болезненно пульсировала и ныла, влекла к блондинке, от которой распространялся сладковатый, даже через чур приторный, запах.

— Это сон? — непослушными губами выговорил Серега.

— Иди к нам, — звал его мужской тихий голос.

Чьи глаза отражаются в кафеле? Мягкие, карие, мерцающие? Чьи теплые руки обнимают его, причиняя острое наслаждение? Девушки? Юноши? Обоих?

Незнакомый парень и девушка обнимали Серегу, жадно, жарко ластясь к нему. Втроем они придавались изощренным, незнакомым прежде Серёге, ласкам. В то время, как руки Сереги жадно сжимали женскую грудь, плутая по таинственным и влекущим изгибам женской плоти, его собственное тело получало пронзительно-острое удовольствие от рук красивого юноши, умело играющего с его собственным жезлом. Женщины так не умеет ласкать мужчину, ибо не дано ей знать, что чувствует мужчина.

Другой мужчина знает.

Откинув голову, Серега застонал, не в силах более сдерживаться. Красивые, алчные, свободные и до восхищения бесстыжие, новые знакомые пришлись ему более, чем по вкусу. Хотя Серегу несколько смущали эти игры. Если бы были только девушки, а так, целуясь с красивым незнакомцем, Серега испытывал чувство вины, разрываемый между долгом "нельзя" и чувством "приятно".

Впрочем, юноша был мало похож на человека. Слишком тонкий. Слишком изысканный. Со слишком светлыми мягкими девичьими локонами. С неестественно алым, теплым, чувственным ртом.

Серега сам не заметил, в какой момент стал обнимать и жадно целовать не девушку, а юношу.

На подзеркальнике догорали красные восковые свечи. Фигура юноши становилась менее четкой, расплывчатой. Словно бы Серёга смотрел на него сквозь воду.

— Кто ты? — выдохнул Серега, сжимая пальцами тонкие запястья незнакомца. Тело "видения" было не женским: твердым, гибким, как у хищника. Тонкие, красивые, но совершенно не женские руки! Откуда в них столько силы? Властно, медленно, неумолимо эти руки перевернули Серегу лицом к кафелю.

Серега впервые почувствовал, как чужая плоть вторгается в его тело. Ощутил с острейшим отвращением. Господи, бедные женщины! Как они это терпят?! Никакой мягкости, никакого огня в теле незнакомца не было. Его член был ледяным, как заостренное железо на морозе.

Боль пронзила от ягодиц до макушки, заставляя тело забиться в судорогах. Серега закричал, делая безуспешные попытки вырваться, уйти от происходящего ужаса. Он чувствовал, ощущал, как холод прокатывался от губ до пяток, заполняя собой каждую клеточку, но отстраниться, был не в состоянии. Боль обессиливала, распинала, уничтожала. Лишала надежды. Ужасала. Ледяная плоть отвратительного любовника убивала.

— Хватит! Не надо! — кричал Серега, — Пожалуйста, не надо!!!

Он кричал, пока крики не перешли в хрипы. Но голос его уходил в пустоту…

Наконец железные тиски разжались. Руки чудовища больше не держали, а плоть не распинала.

Серега был свободен.

Во рту стоял противный привкус жести. Когда Серега закашлялся, на кафель брызнули капли крови. Его крови!!!

Потолок начал опускаться. Серега из последних сил попытался выбраться из этого ада, но прежде чем успел вылезти из ванны, ноги подкосились, он больно ударился головой о край и ушел в воду.

"Сейчас я проснусь! — подумал Серега, цепляясь за ускользающее от него сознание. — Сейчас я проснусь!"

Что-то тяжелое не давало ему подняться. А легкие разрывало от недостатка кислорода. Темнота, красная и густая, заволакивала все вокруг. Серега ещё продолжал слышать, как где-то падала вода, струилась и растекалась, отрезая его от живительного воздуха и света. Вода колыхалась над его головой.

"Ты больше никогда не проснешься, — вещал кто-то во влажной равнодушной стихии. — И никогда не будешь спать. Добро пожаловать во Тьму".

Над собой Серега продолжал видеть бесстрастную фигуру со скрещенными на груди руками.

Молодой человек смотрел на него без единого душевного движения на красивом, белом лице. Смотрел неподвижными черными бездонными глазами.

Это был не сон.

Так пришла к Сереге смерть.