"Звери на улице" - читать интересную книгу автора (Ефетов Марк Семенович)

«Не плачь, маленький…»

— Открывай, что ли! — кричал шофер.

Раскрыли ворота, и медведиху оглушили выстрелы.

Тут она перепугалась не на шутку. Ведь медведиха-то была стреляная. Ей довелось однажды встретиться с охотниками, и где-то в боку она носила засевшую пулю. О, она отлично помнила об этом! Тогда звук выстрела и жгучую боль в боку она услышала и ощутила в одно время. А сейчас эти отвратительные хлопающие звуки следовали подряд один за другим. И, как назло, проснулся детеныш, перестал сосать, стал хныкать.

Вот беда так беда.

Медведиха притаилась — хотела выглянуть, но не смогла. А жаль! Она бы увидела просторный двор лесосклада, одинокую, брошенную людьми автомашину-лесовоз. Довольно далеко, где-то в углу огромного двора, — бревенчатый домик, куда пошли греться шофер и строповщики. Вокруг же не было ни души.

А выстрелы?

Никто и не стрелял.

Просто за забором склада была лесобиржа. Проще сказать, штабели свеженапиленных досок. Их перекладывали — сбрасывали — строповщики. И доски эти хлопали так, что издалека казалось — стреляют.

Да, самое время было бежать. А детеныша, который еще не умел ходить, надо было взять зубами за загривок. Совсем ему это не больно. Так все медведи делают.

Но медведиха упустила время. Теперь ей не то что бежать — повернуться негде было.

Упущенное время, как известно, не воротишь.

Прошло несколько минут, совсем тихо стало кругом. А тут как раз подошли к лесовозу рабочие, начали сгружать стволы. По сгруженным стволам люди забегали и затопали.

Кто-то кричал:

— Эй, Маша, давай рулетку!

Жжик… — зажужжала стальная лента и выскочила из футляра, который был похож на консервную банку. Топая валенками, человек пробежал по всему стволу кедра, измеряя его длину. Потом крикнул:

— Здоров вымахал! Записывай — тридцать два метра. Хорош!

— Хорош, хорош, — повторял как бы про себя браковщик и уже нагнулся, чтобы написать на гладком срезе: «Стройлес».

Это большой почет дереву: пойдет на жилье людям.

Но, видно, жилье медвежье помешало этому кедру стать жильем человеку. Другой голос, женский, крикнул:

— А вы бы, дядя Карп, лучше глядели. Большой кедр, да дурной. Дупло же в нем. Да еще заколоченное.

— Эх, собака тебя заешь, как же это я?! — сказал дядя Карп. — Хорош бы я был. Придется другую резолюцию наложить.

И он написал на срезе кедра большими такими буквами: «Дрова».

Снова покатили ствол. Теперь уже не было ему почета — на автомашинах разъезжать, на кранах, как на качелях, кататься. Грубые брезентовые рукавицы толкали ствол, как простое бревно, и бедная медведиха с детенышем так вертелась, что у нее закружилась голова.

А малыш визжал все громче и громче. Его, видно, тоже закружило.

«Да замолчи ты, — хотела сказать ему мать. — Ведь так, визгом этим, и выдать себя очень просто. Замолчи!»

К счастью, люди не услышали хныканья медвежонка. Сами они шумели, громко разговаривали, и где уж тут прорваться этому голоску, что только сегодня прорезался. Визг медвежьего детеныша утонул в шуме и гаме, который поднялся во дворе лесного склада. Ведь в общий хор шумов громко вступила циркулярная пила. А эта кого хочешь своим визгливым голосом перекроет.

Зиз… з… з… — раззвенелась, разжужжалась, распелась круглая и зубастая пила. К ней подкладывали одно бревно за другим, и не проходило и минуты, как даже самый толстый ствол был уже перепилен.

Вот уже подсунули и ствол старого кедра. Медведиха притаилась.

Вжикзз… — пела пила. От пули не погибла, кедром не придавило, волоком тащили — не ушиблась, краном поднимали — не разбили, а тут придет медведице конец.

Нет, рано оплакивать медведицу и ее сына. Как только вгрызлась в кедр острая пила и задрожал ствол дерева, медведица рванулась что было сил, выбила щепу и шасть из дупла на снег. Теперь она не потеряла ни секунды.

Вот когда ошалели все пильщики-рубщики. Никто такого не видал, чтобы из бревна, на котором написано «дрова», да вдруг медведь выскочил. Здоровущий. С детенышем в зубах.

Те, кто при пиле стоял, так и сели на снег. Кто во дворе работал, в стороны шарахнулись, закричали; кое-кто друг на дружку налетел от испуга.

Медведь во дворе!

Спасайся, кто может!

А медведихе не до людей. Ей бы шкуру свою спасти и детеныша не отдать.

Солнце и снег ослепили ее, разозлили, ополоумили. Мчалась она что было силы и с разбегу стукнулась лбом о деревянный забор. Затрясла головой, зарычала, пасть раскрыла, и медвежонок от этого упал в снег.

К этому времени люди опомнились и уже бежали к ней, кто с дрючком, вроде багра, — им бревна стаскивают и у него наконечник железный, — кто с топором, с ножом, с двустволкой.

Но медведиха не стала ждать людей: перемахнула через поваленный забор и дала ходу в сторону леса — только пятки ее засверкали. Медведи же всегда так бегают — поднимая кверху пятки.

Кое-кто из людей погнался за богатой добычей, но не догнал. Медведь только кажется увальнем, а бегать очень здоров — не догонишь.

А что же с медвежонком?

Он распластался на земле — лапы во все четыре стороны; мордочка по глаза зарылась в снег; хныкал, бедняга, дрожал, плакал по-своему, по-медвежьи. Шутка сказать — только и знал он в жизни, что спать и сосать теплое молоко да греться у маминой шубы. А тут бац — в холодный снег. С такой беды кто не заплачет…

Маша, учетчица лесосклада, подняла на руки медвежонка, отвернула полушубок и прикрыла его на груди теплым мехом.

— Да не плачь ты, маленький, душу не трави. Сейчас кормить тебя будем.

Это был первый день жизни медвежонка среди людей. Ему давали сосать хлеб, намоченный в подслащенном молоке, его согревали в теплом мехе, гладили. Постепенно медвежонок успокоился. Видно, и с людьми жить можно.

В тот же день ему придумали имя: Лесик — от слова лес, лесосклад, лесобиржа — кто знает. Вокруг всюду был лес и все было с лесом связано.