"Моя пылкая любовница" - читать интересную книгу автора (Уоррен Трейси Энн)

Глава 11

Рейф всмотрелся в полумрак игорного дома. Табачный дым и едкий запах горящего свечного сала сливались воедино, создавая удушливый синий туман. В игорном доме было много как простолюдинов, так и джентльменов. Толпясь вокруг затянутых зеленых сукном столов, они громко разговаривали и вели себя очень возбужденно.

В главном салоне игроки испытывали свою удачу, играя в кости и в фараона. Заключались пари, бросались кости, вытягивались карты, проигрывались и выигрывались состояния, повсюду раздавались то радостные вопли, то громкие стоны. Для тех, кто предпочитал более спокойные карточные игры — пикет, вист, блэк-джек, — было отведено несколько отдельных комнат. В одну из них Рейф и зашел, не увидев свою жертву в общих залах.

К нему подошел официант и предложил виски. Рейф отказался, покачав головой. Ему сейчас требовались трезвые мозги. В конце концов, он пришел сюда не развлекаться и не собирался задерживаться тут ни одной минутой дольше, чем требовалось.

Насколько Рейфу было известно, игра относилась к весьма популярному способу проводить время, став для некоторых своего рода религией. Но он слишком часто наблюдал жизни, погубленные страстью заключать пари, видел, к какому безрассудству это приводит. Нет, Рейф не был ни пуританином, ни ханжой. С его точки зрения, любой человек обладал свободной волей и имел право погубить свою жизнь, если ему так хочется. Но имеет ли этот же человек право потянуть за собой на дно семью?

Рейф пришел сюда, желая убедить одного знакомого молодого человека, что у того такого права нет.

Наконец заметив этого азартного юнца, ради которого сюда и пришел, он устремился вперед, остановился в нескольких футах от правого плеча молодого человека и стал наблюдать за игрой.

Блэкджек был игрой, основанной на подсчетах и удаче, и требовал острого ума и чутья, чтобы помнить, какие карты уже сыграли, а какие могут быть сейчас открыты. Крупьеоткрыл четырнадцать очков — даму и четверку. Молодой человек — пятерку и двойку, а третья карта лежала рубашкой вверх.

Рейф смотрел, как Аллертон приподнял карту за край и тут же положил на место. Наступила долгая тишина — он явно пытался решить, как поступить.

— Пропускаю, — объявил молодой граф.

— Крупье берет карту. Четверка пик. У крупье восемнадцать очков.

Натренированным жестом крупье протянул рукуи перевернул карты Аллертона.

— У игрока семнадцать очков. Заведение выиграло. Со стола быстро убрали и карты, и монеты.

— Стоило рискнуть, Аллертон, — бросил Рейф, подходя ближе. — У вас были все шансы выиграть.

Брат Джулианны, недовольный чужим вмешательством, резко повернул голову, его темные глаза гневно сверкнули. Но едва он увидел, кто к нему обратился, как раздражение поутихло.

— Пендрагон? Как поживаете?

Рейф коротко кивнул в ответ:

— Благодарю, неплохо.

— Должен заметить, я удивлен, увидев вас тут, — сказал Гарри. — Не знал, что вы посещаете подобные места.

— Я их и не посещаю. Но вот у вас, похоже, это снова вошло в привычку. Вы здесь один?

Юный лорд помотал головой:

— Нет, я пришел с парочкой приятелей, но они предпочитают кости, так что я их там и оставил. Кости — игра для дураков. Только удача, никакого мастерства не требуется.

— Я давно понял, что большинство игр, рассчитанных на удачу, взывают к самому глупому в человеке. — И прежде чем Гарри успел осмыслить сказанное и начать хорохориться, Рейф продолжил: — Почему бы нам не перейти в более уединенное место? Нужно кое-что обсудить.

Гарри поджал Губы, словно хотел возразить, но все же пожал плечами, сунул в карман несколько своих монет, оставшихся на игровом столе, и встал.

Они нашли маленький незанятый столик в углу комнаты и расположились друг напротив друга. Гарри жестом велел принести ему выпить, и официант быстро принес бокал бренди.

Рейф подождал, пока молодой человек сделает глоток, решив, что это скорее попытка выглядеть взрослым и зрелым, чем настоящая тяга к спиртному. А может быть, спиртное составляет основное притяжение этого весьма сомнительного игорного заведения, давая посетителям возможность расслабиться.

— Ну, и в чем дело? — спросил Гарри, покручивая бренди в бокале. — Мне казалось, что с нашим дельцем покончено. Долг выплачен целиком и полностью. Сестра несколько недель назад сказала, что позаботилась об этом.

— Да, верно, леди Хоторн пришла ко мне, и мы с ней все решили. Но искал я вас сегодня не поэтому.

На лбу молодого лорда появилась озадаченная морщинка.

— А почему?

— Я пришел поговорить о вашем поведении, милорд. До меня доходят тревожные слухи о том, что вы вновь заинтересовались игорными столами. Как ни печально, я вижу, что вы на прямом пути в ту же яму, в которую попали, когда пришли ко мне просить вытащить вас.

— Не все так плохо, — возразил Гарри. — Я проиграл всего несколько сотен. — Он наткнулся на взгляд Рейфа и отвел глаза. — Ну ладно, пару тысяч, но у каждого бывают взлеты и падения, это часть жизни лондонского джентльмена. Моя удача еще утроит выигрыш, вот увидите.

— А если нет? Удача — любовница ветреная. И если я ничего не путаю, именно ваша уверенность в собственной удаче привела к вам настойчивых кредиторов.

Аллертон продолжал покручивать бокал.

— Ну, а ваше какое дело? Собрались предложить мне еще один заем?

— Совсем наоборот. Я хочу, чтобы вы прекратили играть.

Гарри недоверчиво уставился на него, а потом громкорасхохотался:

— Как вы сказали?

— Полагаю, вы прекрасно услышали меня, милорд. Вы ведете себя в высшей степени безрассудно, и если не возьмете себя в руки, то очень скоро окажетесь на пороге крушения — без всякой надежды на спасение.

Гарри допил бренди и со стуком поставил на столбокал.

— Со мной все в порядке.

Рейф наклонился вперед и заговорил очень тихо:

— Лично я позволил бы вам повариться в ваших собственных неудачах и бедах, но есть и другие — те, чьи жизни и благосостояние зависят только от вас, — арендаторы и слуги, а они на вас надеются. Но даже если вам наплевать на них и на ваше наследство, у вас есть еще семья — ваши сестры. Леди Хоторн не для того просила за вас, чтобы увидеть, как вы снова возьметесь за старое. По причинам, которых я не постигаю, она любит вас и доверяет вам. Не злоупотребляйте этой верой. Ваша сестра — хороший человек и заслуживает куда большего, чем быть обесчещенной вашей опрометчивой невоздержанностью.

Гарри долго молча смотрел на него. Лицо молодого человека заливало багровым румянцем, плечи его окаменели, он с трудом скрывал попытку перейти к обороне.

Рейф наблюдал за тем, как Аллертон старается взять себя в руки.

— Может, вы и старше меня, сэр, — взорвался, наконец, граф, — но мне кажется, что моя частная жизнь — это не ваша забота. Кроме того, я не думаю, что вам подобает говорить о моей сестре в такой развязной манере. Я т-требую, чтобы вы немедленно извинились.

Сразу несколько игроков обернулись, услышав его слова, но тотчас же отвели глаза, наткнувшись на стальной взгляд Рейфа.

— Потише, прошу вас, — приказал Рейф с приглушенной угрозой в голосе. — Или вы хотите, чтобы нас слушала вся комната?

Гарри нахмурился, но голос понизил.

— Вы не имеете права читать мне нотации. В конце концов, вы мне не отец.

— К счастью, нет. Будь я вашим отцом, приструнил бы вас давным-давно. Но поскольку ваш отец умер и нет мужской руки, которая направляла бы вас, я с большой неохотой решил сам за это взяться. Начиная с этойминуты, вы не подойдете ни к одному игорному столу. Кроме того, вам запрещается заключать любые пари, в том числе на петушиные бои, травлю медведя, скачки, бокс и прочее.

Гарри скрестил на груди руки:

— А если я откажусь?

— Возникнут неприятные для вас последствия.

— Это, какие же? Вы, конечно, человек авторитетный в определенных кругах, Пендрагон, но я не вижу, как вы сможете меня остановить. Кроме того, я не понимаю, почему вам вообще есть до этого дело.

Рейфу ужасно захотелось сказать: «Да если бы не твоя сестра, я бы и пальцем не шевельнул, чтобы помочь тебе». Но Джулианна будет в ужасе, если до нее дойдет, чем занимается ее шалопайбратец. А если заставить Гарри остановиться до того, как вред станет непоправимым, Джулианна никогда не узнает о его вмешательстве в воспитание молодого человека.

— У меня есть на это свои причины, — отрезал Рейф. — А что до того, как на вас повлиять, так это очень просто. Я шепну кое-кому, и вам больше не будут рады в заведениях вроде этого, потому что появятся сомнения в вашей платежеспособности. Кроме того, вы внезапно обнаружите, что никто больше не станет ссужать вам деньги для покрытия векселей и расписок — если, конечно, вам хватит дури обратиться за такими услугами.

Руки Гарри задрожали.

— Я не верю, что вы контролируете всех денежных мешков в этом городе!

— Совершенно верно, не всех. Я могу повлиять только на тех, кто достоин уважения. Ну, а если вы рискнете попасть в лапы ростовщиков, ссужающих под сто процентов, то заверяю вас: когда вы придете к ним просить продлитьвам сроки выплат, они не проявят такого понимания, какое в свое время проявил я.

— Если бы не сестра, вы бы отняли у меня имение.

— Верно. А они отнимут у вас жизнь. Причем начнут с малого — сломанный палец, возможно, раздавленная рука или ступня…

Гарри сглотнул, его кадык запрыгал, как поплавок.

— …а если они не добьются результатов после сломанной руки или раздробленной коленной чашечки, то могут решить избить вас, причем достаточно сильно, чтобы покалечить. А если вы и тут не уступите, есть и другие способы доказать их правоту.

— К-какую правоту? Вы о чем?

Рейф небрежно откинулся на спинку кресла.

— Я имею в виду, что людей — даже из очень хороших семей — время от времени находят в Темзе. А изувеченные тела некоторых гниют в громадных бочках на верфи, а потом их выплескивают оттуда, как раскисшее мыло. — Он пронзительным взглядом уставился на Гарри. — Мне бы не хотелось однажды услышать, что это случилось с вами.

Гарри позеленел и выглядел так, словно выпитое бренди вот-вот хлынет обратно.

— Так скажите мне, милорд, — продолжал между тем Рейф, — могу я рассчитывать, что вы примете мое предложение и перестанете играть?

Глядя на него расширившимися от ужаса глазами, Гарри кивнул.

— Я вас не расслышал, милорд. Что вы сказали?

— Д-да. Я сказал «да». Я перестану сегодня же. Обещаю.

— Мудрый выбор. — Рейф поднял глаза на двух молодых лордов, едва державшихся на ногах. Похоже, оба здорово поднабрались. — Кроме того, я бы вам посоветовал сменить друзей. Найдите таких, которым для развлечения не требуется ни бутылка, ни карточная колода.

Гарри нахмурился, но кивнул. Рейф отодвинул кресло.

— Я рад, что нам с вами удалось договориться. А теперь мне действительно пора уходить. Уже поздно, а рано утром у меня есть дела. Доброй ночи, милорд. — Рейфвстал.

— До свидания, — промямлил Гарри, потупив взор. Рейф сделал несколько шагов, вернулся и наклонился куху молодого человека:

— О, еще одно! На случай, если вы вдруг передумаете и решите, что исправляться вам ни к чему. Вот там стоит мой помощник.

Рейф проследил за взглядом Гарри и увидел, как тревожно расширились его глаза, когда он заметил Ганнибала, — тот стоял у двери в салон, скрестив на груди огромные руки, похожие на окорока.

— Я поделился с ним кое-какими деталями из вашей жизни, и он сказал, что с удовольствием перекинется с вами парой слов. Ая вас оставляю, чтобы вы смогли лучше познакомиться. Он думает, что вам понравится экскурсия на верфь. Ночью там такое хорошее освещение!

Рейф кивнул и ушел.

Ганнибал мог бы напугать парня до полусмерти, но Рейф позаботился, чтобы он не причинил молодому графу никакого вреда, и очень надеялся, что этим уроком добьется своего.

Джулианна вошла в гостиную Аллертон-Хауса и устроилась в кресле у камина. Одиночество ее не беспокоило, она знала, что это ненадолго. Как только Мэрис и Генриетта переоденутся в вечерние наряды, они присоединятся к ней для спокойного семейного ужина, а потом все три дамы собирались отправиться на раут у Фэрисбруксов. Судя по слухам, прием ожидался просто грандиозный, на более чем триста приглашенных из самых аристократических лондонскихсемей.

Лорд Мидлтон согласился выступить в роли сопровождающего.

Джулианна никак не могла решить, одобряет ли она и нравится ли ей то, что виконт проводит с сестрой слишком много времени. До сих пор ей казалось, что Мэрис скорее отдаст предпочтение Уорингу, но, похоже, она ошиблась. Бывший одним из самых частых визитеров в Аллертон-Хаусе, майор вот уже две недели как перестал бывать у них.

Может быть, они с Мэрис поссорились? Джулианна однажды попыталась спросить, куда тот пропал, но Мэрис не изъявила желания поддержать разговор, и Джулианна не стала больше интересоваться. Тем временем сестра очень сблизилась с виконтом, они вместе катались верхом, в карете и ходили на балы.

Вот и сегодня он будет сопровождать их на раут. Красивый и любезный, Мидлтон казался превосходной партией. Во всяком случае, общество в этом не сомневалось. Может быть, она зря тревожится? Может быть, виконт искренне привязан к ее сестре?

Джулианна вздохнула. Вот если бы сегодня вечером их сопровождал Рейф.

На этой мысли она задержалась. Ее немного обеспокоило, что она и в самом деле очень этого хочет. Улыбнувшись, Джулианна представила себе, как великолепно Рейф выглядел бы в черном фраке и атласных вечерних брюках. Как бы она хотела войти с ним под руку в бальный зал!

Нет, ну надо же быть такой наивной гусыней, чтобы о подобном мечтать! На привилегированном рауте в лондонском обществе Рейфу никогда не будут рады. Леди Фэрисбрукс не приглашает в свой дом таких людей, как он, несмотря на все их капиталы.

Зато они увидятся завтра. В последнее время Джулианна поймала себя на том, что с удовольствием встречалась бы с ним чаще, чем полагалось по их договору. Несколько украденных часов казались с каждым разом все короче.

У дверей послышались шаги. Джулианна обернулась, ожидая увидеть сестру или кузину, однако в комнату вошел Гарри, такой красивый в черном вечернем костюме и белом галстуке.

Джулианна удивленно подняла бровь. Увидеть его так элегантно одетым было для нее неожиданным.

— Ну, ты сегодня просто франт! — воскликнула она, улыбнувшись. — Идешь на бал?

Легонько подергав манжет на рукаве, Гарри подошел к ней и встал у камина, опершись на полку.

— Да, к Фэрисбруксам. Я подумал, что мог бы сопровождать вас сегодня вечером, дамы, если вы не возражаете.

Вот теперь Джулианна удивилась по-настоящему.

— Ну конечно, нет! Мы будем просто в восторге, если ты пойдешь с нами.

Он кивнул:

— Мы могли бы, и поужинать вместе. Что-то я слишком давно не оставался дома к вечерней трапезе.

Боже милостивый, что происходит? Будучи молодым человеком, все еще стремящимся покрыть себя несколькими дополнительными слоями лондонской стильной «позолоты», Гарри никогда не выказывал желания остаться дома, предпочитая проводить время со своими приятелями.

— Да, ты прав, — вслух сказала Джулианна, — мы уже давным-давно не садились за стол вчетвером, по-семейному. Кажется, с самого начала сезона.

Он снова кивнул, уставился в пол и начал возить ногой вокруг мраморной облицовки камина.

— Что-нибудь случилось, Гарри?

Брат резко вскинул голову, на мгновение встретился с ней взглядом и тут же отвел в сторону карие глаза.

— Нет, все в порядке.

Наступило долгое молчание. Потом Гарри довольно громко вздохнул, подошел к сестре и опустился в кресло рядом с ней. Вздернув подбородок, он посмотрел ей в глаза.

— Джулс, я должен принести свои извинения.

— Это за что же?

— Прежде всего, за то, что я пренебрегал своим долгом. Я должен был более внимательно относитьсяк тебе и Мэрис, сопровождать вас куда требуется и вообще присматривать за вами.

Джулианна озадаченно улыбнулась:

— Не волнуйся. Мы с кузиной Генриеттой люди опытные, знаем, как вести себя в обществе, и всегда находим мужчину, который может нас сопроводить. Скажем, сегодня приедет в своей карете лорд Мидлтон, чтобы отвезти нас на раут.

Гарри свел брови:

— Что ж, в будущем его помощь вам не потребуется. Теперь я сам буду вас возить, тебе достаточно сказать слово.

— Это очень мило с твоей стороны, но как же твои друзья? Он пожал плечами:

— Я проводил с ними слишком много времени. Мне не помешает несколько отдалиться от некоторых из них. Кроме того, сезон скоро кончится, и мы все уедем в деревню. У меня есть дела вДэвис-Мэнор, и я должен уделить им внимание.

Святые небеса, подумала Джулианна, откуда это прозрение? Впрочем, не важно, кем или чем оно было вызвано, она могла испытывать только радость, увидев, что Гарри охотно берет на себя ответственность за свой титул! Это успокаивало мысли и сердце. Конечно, ему еще нужно повзрослеть и он наделает немало ошибок, но Джулианна впервые искренне уверилась, что брат на верном пути.

— Я покончил с азартными играми, — сказал Гарри с очень серьезным, хотя и несколько неловким видом, словно галстук был слишком туго завязан. — Образумился на этот счет. Если человек ведет себя неосторожно, он может плохо кончить. Очень плохо.

На мгновение он слегка побледнел, но тут же лицо его снова обрело свой естественный цвет. Он наклонился, взял Джулианну за руку и пожал ее.

— И еще я хочу снова поблагодарить тебя за то, что ты выручила меня. Право же, я не заслуживаю такой чудесной сестры, как ты, и не хочу, чтобы тебе опятьпришлось из-за меня волноваться. Клянусь, больше я не дам тебе поводов для разочарования.

— Я знаю, милый. И готова сделать для тебя все, что угодно.

Узнай Гарри правду, он бы пришел в ужас. Даже сейчас она еще выплачивала его долг, став любовницей Рейфа Пендрагона. Но если бы и можно было повернуть время вспять и отказаться от всего, Джулианна не сделала бы этого. Как можно совершить подобное, если это означает, что она никогда не познакомилась бы с Рейфом? Никогда не лежала бы в его объятиях? Никогда не разделяла бы с ним тайные мгновения и любовные ласки, признаваясь ему в том, в чем никогда никому не признавалась?

Но тут в коридоре послышались женские голоса.

Гарри улыбнулся и встал, чтобы поздороваться с Мэрис и Генриеттой. Джулианна поднялась. Пора ехать на раут.

В окна спальни струился теплый майский свет, ложась золотой полосой на ковер и на покрывало, скомканное в изножье постели. Джулианна, прикрытая одной простыней, уютно прильнула к Рейфу, положив голову ему на плечо, как на подушку.

— …в общем, оказалось, что соль перепутали с сахаром, — продолжила она свой рассказ. — Я в жизни своей не видела такого конфуза! А бедняжка леди Милтон! Я думала, у нее начнется припадок, когда она и сотня гостей, включая принца, попробовали ее хваленый десерт — слойки с кремом.

— В смысле слойки с солью? — Рейф фыркнул. — Должно быть, это было то еще зрелище.

— О да! Все вилки разом опустились на стол, и все гости до единого одновременно потянулись за бокалами с вином. Как они кашляли и давились!

Рейф снова расхохотался:

— Жаль, что меня там не было.

— И мне жаль. Это нечестно, что только у меня во рту до сих пор тот мерзкий привкус.

Смеясь, он повернул голову и прильнул к ее губам. Ресницы Джулианны затрепетали, глаза закрылись.

— А мне кажется, привкус просто чудесный, — пробормотал он. — Сладкий, как конфетка.

Она улыбнулась и запустила пальцы ему в волосы.

— А у тебя вкус греха. Думаю, сэр, что не откажусь отведать его еще разок.

Снова хохотнув, Рейф крепко прижал ее к себе и старательно выполнил ее просьбу.

Много позже Джулианна потянулась, чувствуя себя расслабленной и удовлетворенной.

— О Боже, мне так не хочется вставать!

— Ну и не вставай. — Он неторопливо гладил ее по голой спине. — Отдохни.

«Как это было бы чудесно, — подумала Джулианна. — Как восхитительно, если бы мы оба могли пролежать так весь день и всю ночь!»

И вздохнула:

— Не могу. Я обещала Мэрис, что пойду с ней сегодня вечером в театр. В «Друри-Лейн» дают «Школу злословия» Шеридана.

— Хороший спектакль. — Он пошевелился, наклонился и чмокнул ее в лоб. — Наверное, я куплю себе билет на галерку и буду развлекаться, любуясь на тебя в ложе.

— Даже не вздумай! — возмутилась Джулианна, легонько шлепнув его. — Мне придется провести весь вечер, пытаясь не оглядываться на тебя, и кто-нибудь обязательно это заметит. Пожалуйста, не искушай меня!

— Мне нравится тебя искушать. Это так весело! Джулианна запустила пальцы в его густые и волнистыеволосы и с наслаждением подставила губы под поцелуй — сладкий, теплый, просто восхитительный. Поняв, что опять приближается к опасному краю, она со стоном отпрянула:

— О, мы должны прекратить, иначе я просто не смогу уйти! Ты хоть знаешь, который час?

— Представления не имею. Посмотреть?

— Нет, я сама. — Положив ладонь на его крепкую грудь, она села и выбралась из кровати.

Даже не пытаясь прикрыть наготу, Джулианна пересекла комнату и сняла со спинки кресла его жилет. Вытащив из шелкового потайного кармашка часы, она положила гладкую золотую вещицу на ладонь, отметив, что они приятно теплые. Щелкнула крышкой, посмотрела на стрелки.

Три семнадцать… Не так поздно, как она думала, но в любом случае уже пора одеваться и отправляться домой.

Джулианна уже хотела захлопнуть крышку, но тут ее взгляд упал на надпись, выгравированную внутри, и она с любопытством прочитала ее.

«Время проходит, но любовь остается навсегда. Навечно твоя, Памела».

Сердце резко, сильно сжалось.

Кинув быстрый взгляд на Рейфа, Джулианна убедилась, что он не смотрит, повернулась к нему спиной и снова прочитала надпись.

Кто такая Памела?

Он никогда не говорил про братьев или сестер, а мать его давно умерла, это Джулианна уже знала. Кроме того, часы — это не тот подарок, который обычно дарят мужчинам женщины-родственницы. И надпись… ну, она слишком личная, слишком интимная. Трудно принять это за что-то другое, а не за слова любви.

Пульс участился, по спине пробежал холодок. У него что, есть еще одна любовница? Или, того хуже, жена?

Боже милостивый, за все то время, что они провели вместе, ей и в голову не пришло спросить, женат ли он!

Мысль показалась настолько ужасной, такой угнетающей, что Джулианна круто повернулась и тревожно спросила — Кто такая Памела?

Рейф непонимающе посмотрел на нее, но всю его дремоту как рукой сняло, едва взгляд упал на часы. Он резко сел, откинул простыню, встал и потянулся за панталонами. Одеваясь, он молчал. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями.

Мысленно проклиная себя, он застегивал пуговицы. Как можно было быть таким беспечным? Он чувствовал себя с Джулианной так спокойно, уютно и непринужденно, как ни с кем и никогда. И слишком расслабился.

Рейф рывком натянул через голову рубашку.

— Она никто, ясно?

Ее изящные брови сошлись на переносице.

— Это, с каких же пор «никто» берет на себя труд выгравировать целую любовную поэму на крышке карманных часов? Кто она, Рейф? — Джулианна помолчала. Лицо ее болезненно исказилось. — Твоя жена?

Он удивленно поднял глаза:

— Вот что ты подумала?

Рейф вспомнил день, когда Памела подарила ему эти часы, вспомнил, как сверкало в ее васильковых глазах возбужденное радостное предвкушение, как прыгали вокруг розовых щечек ее задорные белокурые кудряшки. Она была такой хорошенькой и такой юной. Всего шестнадцать лет и два месяца…

Ее отец был часовщиком, и она уговорила его сделать эту вещицу — совершенно новую задумку с длинной стрелкой, показывавшей время вплоть до секунд. Единственная избалованная дочь, она вертела своими родителями, как хотела, и Рейф это знал. Но при этом не рождалось на свет более доброй и щедрой души. Ее любили все; когда она проходила мимо, соседские мужчины приподнимали свои шляпы в знак уважения, а женщины улыбались и говорили, какая это милая, добросердечная девушка, какое благословение для родителей.

Памела немножко разбиралась в часовом деле, потому что много времени проводила в лавке отца. Нежелая, чтобы кто-нибудь еще, кроме нее и Рейфа, читал эти слова, она решила, что выгравирует их сама. Сердце, конечно, опережало мастерство, и нетвердая рука Памелы дернулась на слове «навсегда», сделав небольшую закорючку. С этим крохотным недостатком часы стали для Рейфа только дороже.

Посмотрев в темные бархатные глаза Джулианны, Рейф понял, что необходимо хоть что-то ответить.

— Не нужно обижаться. Она мне не жена.

Плечи Джулианны чуть расслабились, напряжение покинулоее.

— И все-таки она для тебя очень важна.

— Она была важна, — Рейф надел жилет и нетерпеливо застегнул золоченые пуговицы. — Памела была дочерью мастерового из Чипсайда, где я когда-то давно жил. Мы с ней обручились и хотели пожениться.

— А что было потом?

— Она умерла. Если ты не возражаешь, я бы не хотел сейчас вдаваться в подробности. Надеюсь, мне удалось разогнать твои страхи?

— Страхи — да, но не любопытство. — Джулианна протянула Рейфучасы. Он взял их с ее ладони и сунул в карман жилета. — Рейф, мне так жаль.

— Она умерла много лет назад. Что поделаешь…

Джулианна подошла к нему и взяла его лицо в свои ладони, прикоснулась к его грубоватой коже атласными ладошками. Притянув к себе его голову, она прильнула к губам Рейфа. Поцелуй был легким, как прикосновение перышка. Медленно, мягко она заключила Рейфа в объятия.

Он попытался сопротивляться, но бесполезно. Сдаваясь, он крепко прижал к себе ее обнаженное тело и словно распластал на себе, впиваясь в ее губы. Вожделение стиснуло его, как в тисках, требуя немедленного выхода, требуя облегчения и забытья, которые предлагала Джулианна.

И прежде чем он успел подхватить ее на руки иотнести в постель, ее пальцы проворно начали расстегивать пуговицы на панталонах. С поразительной ловкостью она откинула клапан и скользнула рукой внутрь.

Мышцы на животе сжались, когда она сомкнула свои маленькие прохладные пальчики на его разбухшем естестве. Древко увеличилось в размерах и затвердело, будто обладало собственным мнением. Поглаживая его, она заставила Рейфа застонать.

Поигрывая с мешочками у него между ног, она исследовала их форму, величину, потом скользнула пальцами по пульсирующему восставшему естеству. Добравшись до кончика, коротко погладила его и легонько щелкнула. Рейф вздрогнул и едва не кончил, сдержавшись из последних сил.

Он потянул ее в постель, внезапно отчаянно захотев вонзиться в нее. Но она не легла, сумев убедить его самого прилечь на простыни. Джулианна любила оказаться сверху, и он ждал, что сейчас она перекинет через него ногу и оседлает его, вобрав в свою шелковистую глубину.

Но она снова удивила Рейфа, опустившись рядом на колени и взяв его естество в ротик. С остекленевшим взглядом он поднял голову и увидел, как ее длинные темные волосы рассыпались по его бедрам, а губы и влажный шелковый язычок быстро трудятся над ним.

Это зрелище и ощущения привели его на самый край, но все же он и на этот раз сумел удержаться, изо всех сил желая войти в нее.

Рейф поднял Джулианну над собой и положил так, чтобы полностью погрузиться в ее бархатные глубины. Когда он вошел в нее, Джулианна громко вскрикнула. Рейф изогнулся и начал посасывать ее груди. Соски затвердели, превратившись на языке в плотные бугорки. Он легонько укусил Джулианну, все мощнее и мощнее работая бедрами, неистово погружаясь все глубже и глубже. Ее внутренние мышцы сжимались, охватывая его член как перчаткой, и тут Джулианна содрогнулась.

Он сделал еще несколько толчков, проникающих в самую глубину, и тоже кончил — так мощно, чтоему показалось, будто сейчас все внутренние органы взорвутся. Это было потрясающе, и Рейф знал, что еще никогда не испытывал такого всеобъемлющего наслаждения и такого полного облегчения.

Он прижал Джулианну к себе, и они лежали, оба изнемогающие и пресыщенные.

Постепенно приходя в себя, они сообразили, что теперь комната погрузилась в сумеречные тени.

Джулианна резко села:

— Господи! Я пропустила чаепитие! Рейф хмыкнул и погладил ее по спине.

— Ты была слишком занята, наслаждаясь другим пиром. Она шлепнула его по плечу:

— Ведите себя прилично, сэр, или я больше никогда не совершу подобной ошибки. А теперь помоги мне одеться, и поскорее. Мне нужно бежать, а то разразится скандал.

— Как пожелаешь, дорогая моя Джулианна. — Он притянул ее к себе для последнего поцелуя. — И спасибо.